Глава 3
Милло вваливается в охотничий домик насквозь промокший, бледный - и совершенно рыжий.
Пинио, «на всякий случай» ждущий его здесь с винтовкой и несколькими ножами, сначала вскидывает оружие на дверь, но, увидев собрата, опускает обратно на стол. Милло едва держится на ногах, он буквально падает внутрь, не заботясь даже о том, чтобы закрыть за собой дверь, за которой до сих пор, даже ночью, хлещет ливень.
Пинио кидается к нему, подхватывает под мышки, ногой захлопывает дверь и, перекинув руку Милло через плечо, тащит внутрь, где кладёт на кровать. Милло шумно дышит, глаза его с ярко-изумрудными радужками широко раскрыты, с и без того бледных щёк сошла вся краска, на веках проступили вены.
Кое-как устроив собрата, Пинио кидается в другую комнату - армейские ботинки стучат по полу - и через минуту возвращается с бутылкой виски. Приподняв голову Милло, он буквально заставляет того сделать несколько глотков. Милло сначала никак не реагирует на этот жидкий огонь, а потом начинает резко кашлять, как будто бы приходит в себя и осторожно садится на кровати. Пинио удовлетворенно кивает, уходит запереть дверь на замок, возвращается и устраивается рядом с Милло на грубо сколоченном тяжелом стуле.
⁃ Сработало? - Осторожно спрашивает он, наблюдая, как с каждым глотком виски, бутылку с которым Милло теперь держит уже самостоятельно, на лицо собрата возвращаются краски.
Тот коротко фыркает. Получается совсем по-звериному.
⁃ Всмятку! - Он снова делает глоток, на мгновение зажмуривается и наконец отставляет бутылку на стол.
Пинио качает светловолосой головой:
⁃ Видок у тебя был такой, будто ты сам умер, - замечает он как бы между делом, но Милло не новичок, он знает все эти нюансы интонаций, за которыми кроются обвинения.
⁃ Вообще-то, можно сказать, что так и было, - огрызается Милло впиваясь своими зелёными глазами в прозрачно-голубые радужки Пинио. - Вселение, знаешь ли, даёт полное ощущение присутствия!
Пинио как будто смягчается, сложив кончики бледных пальцев и садясь на стуле свободнее.
⁃ Просто твой вид... - он не заканчивает фразу, а кивает на собрата, выразительно приподняв пшеничные брови.
Милло не сводит с него взгляд пару секунд, вновь тянется к бутылке, делает ещё один добрый глоток и цедит сквозь зубы:
⁃ Оно выжрало меня до конца. До самого чертова дна! Ты хоть представляешь, каких усилий стоит удержать человека, когда он несётся навстречу своей смерти?! Инстинкт самосохранения никто не отменял!
Пинио улыбается краешками губ, выставляя перед собой ладони - что ты, никаких претензий. Милло бросает на него ещё один уничтожающий взгляд, отставляет бутылку, встряхивает головой до хруста в шее - и начинает стремительно меняться. С ярко-рыжих волос будто смывают цвет невидимым растворителем, делая их всего лишь рыжевато-пшеничными, изумрудные глаза, горящие на фоне почти белоснежной кожи, приобретают бледно-голубой оттенок, а сама кожа начинает чуть больше отдавать бежевым.
Милло снова смотрит на Пинио, чуть приподняв бровь: доволен? Тот расплывается в хищной улыбке и кивает.
⁃ Ты уверен, что все прошло как надо? - спрашивает он как бы между делом, стряхивая с камуфляжной штанины невидимую пылинку.
Милло шумно втягивает носом воздух, стараясь не разразиться многоэтажной бранью.
⁃ Машину размозжило до заднего сиденья. Я своими глазами видел, как у неё вывалился карбюратор. Крови было столько, что хоть купайся. - Он делает паузу и смотрит Пинио в глаза, пытаясь понять причину такого допроса. - Ты сам-то как думаешь, что будет, если на «Фордик» наедет фура??
Пинио снова улыбается - радости в этой гримасе столько же, сколько океана в бассейне с хлоркой. Он удовлетворенно кивает и неторопливо встаёт, упершись ладонями в колени.
Милло, что-то бормоча под нос про то, что его, опытного вселенца, допрашивают как мальчишку, снова прикладывается к бутылке - адреналин от ужаса водителя, едущего навстречу собственной гибели, ещё блуждает в его крови. Он смотрит в окно, за которым ливень и не думает успокаиваться, шумя как двигатель самолёта.
Он ничего не видит до тех пор, пока не становится поздно.
Пока не оказывается, что Пинио прижал двумя пальцами к его лбу монету с прозрачным камнем в центре, второй рукой придерживая шею и не давая дёрнуться.
Милло в первый момент пытается сопротивляться, но не успевает: как только Сила Пинио касается монеты, он замирает безвольной куклой, глядя в стену пустыми стеклянными глазами и свесив руки. Пальцы разжимаются, бутылка падает на пол, разливая по половицам виски.
Губы Пинио беззвучно шевелятся, пока он стоит за спиной Милло. Камень в монете темнеет, словно набирая внутрь дыма. Пинио специально намекнул Милло на внешний вид, заставив его потратить силы и концентрацию на поддержание чар, чтобы усыпить его бдительность. И без того вымотанный, осушивший почти половину бутылки виски, Милло попытался сопротивляться, но воля его тут же сломалась.
Проходит пара минут, и камень в монете окончательно темнеет, делаясь похожим на грязный авантюрин, а Милло падает на спину. Пинио аккуратно убирает монету в нагрудный карман, тщательно его застегивает, а затем смотрит на распростертое перед ним бездыханное тело, приложив длинный тонкий палец к губам. В доме все пропахло алкоголем, можно сымитировать пожар из-за неосторожного обращения с печкой. Но пламя сразу привлечёт внимание, а этого Пинио хотелось бы избежать. Можно скинуть тело в бегущую рядом речку, но нет уверенности, что течение и камни повредят труп достаточно, чтобы скрыть характерную внешность.
Вздохнув, Пинио мысленно проклинает столь заметные черты своего рода. Они - одни из немногих, кому приходится носить чары постоянно, не чтобы притвориться кем-то, а просто чтобы люди на них не оборачивались. В итоге он решает пойти на компромисс: открыть печку, напустить в дом дыма, как будто Милло угорел по пьяни, а пожар устроить позже. Для этого у него тоже есть средства.
Его работа окончена, а человеческим следователям совершенно не за чем знать, что это убийство без физического воздействия.
Он разбирает винтовку и вместе с ножами убирает в небольшой, потрепанного вида чемоданчик - железные углы, ржаво-рыжая расцветка, пара наклеек из аэропорта. При щелчке потерявших блеск замков все содержимое оказывается в другом месте. Пинио открывает чемоданчик ещё раз и осторожно кладёт на бордовую атласную подкладку монету, сопроводив ее короткой запиской. Щёлкают замки. Монета исчезает.
Пинио поднимает чемодан со стола, переворачивает вверх дном и снова открывает, уже с другой стороны. На чёрной подкладке стоит средних размеров горшочек с простенькой росписью голубой краской. Пинио осторожно берет его в руки и заглядывает внутрь - бледное лицо его окрашивается красноватыми тенями от тлеющих внутри горшочка углей. Он удовлетворенно ухмыляется и, прошептав несколько непонятных человеческому уху слов над углями, несёт горшочек в спальню, к печке. К трупу Милло. Через два часа угли разгорятся, глина треснет. Вспыхнет огонь. Исчезнут улики.
Закончив с приготовлениями, Пинио последний раз оглядывается на дом и труп. Бедный старый глупый Милло! Он был действительно хорошим вселенцем, но бывают задания, у которых не должно остаться свидетелей. Даже сам Пинио - ищейка высшего ранга, высоко ценимый ша-Минселло, не уверен, что ему не перережут глотку, когда он приедет с подробным докладом.
Он выходит из домика и садится в машину.
То, что они совершили, чудовищно.
Поворачивает ключ зажигания, заводя мотор.
Нельзя убирать тех, кто не участвует в Игре.
Машина трогается с места, дворники пытаются разогнать потоки дождя, заливающие лобовое стекло.
И все же они сделали это.
Последствия - невообразимы. Пинио может представить себе разветвление «эхо» от этих изменений на пять-шесть ходов вперёд, но их десятки, может быть, сотни.
Это все изменит.
Когда у его машиныотказывают тормоза, Пинио, на самом деле, даже не удивляется.