самый тёплый декабрь.

«Last Christmas
I gave you my heart
But the very next day you gave it away
This year
To save me from tears
I'll give it to someone special…»

Антон никогда не прислушивался к словам песни, не задумывался и не пытался понять. Но он знает английский неплохо, и сейчас слова как-то автоматически переводятся на русский и почему-то цепляют, дотягиваются до самого сердца. Музыка звучит в наушниках, весь мир вокруг шумит под трек «Wham!», вокруг дети и вожатые, собираются в маленькие стайки, словно зверята.

Паша стоит в центре с микрофоном, его губы шевелятся, но Антон не понимает ни слова, он слышит голос Воли, слишком громкий из-за техники, но смысл слов не пробивается сквозь музыку. Хотя Шастун и так знает, что он говорит. Сегодня День мировой немоты и тишины. Народный праздник, даже церковный, о чём в лагере давно забыли, с каждым годом дополняя праздник какими-то элементами. Антону нравится этот день. Сегодня можно воткнуть в уши наушники и целый день никого не слушать. Во всех смыслах.
В этот день в лагере просто такие правила: как можно меньше слов, нужно быть очень тихим. Сам Антон обычно говорит, — как иначе, — но вот детям приходится объясняться разными способами, каждый год они придумывают что-то свое, словно сутки играют в «Крокодила». Если отряд начинает сильно шуметь, на него всё ещё можно прикрикнуть, да и наушники всегда можно снять, если что-то действительно нужно слышать. Но насколько же сильно этот день позволяет отдохнуть.

И Антон точно знает, что Паша сейчас об этом и рассказывает, что, чем тише отряд сегодня, тем больше баллов они заработают в конце дня. Но вот чего Шастун точно не ожидал, так это того, что Арсений соорудит себе кляп: черный скотч, словно из порнофильма. На морозе скотч благополучно отваливается, но Арсений, видимо, был к этому готов, для улицы у него черный шарф, закрывающий рот, тонкий и по виду женский; у кого отжал, интересно?

Арс на него не смотрит, но Антон, один раз поймав его в поле зрения, уже с трудом может отвести взгляд. Почему ему вообще разрешили?

»…Once bitten and twice shy
I keep my distance
But you still catch my eye…»

Попробуйте что-то запретить Арсению, конечно; Антону кажется, что это в принципе невозможно. Он еще и стоит рядом со своими Лютыми, многие из которых тоже соорудили себе кляпы. Интересно, это они обсуждали всем отрядом или Арсений просто так влияет на подростков? Второй вариант очень даже вероятен.

Сегодня солнечно, тепло. Идеальная погода, чтобы лепить снежки и строить снежные крепости. Арсений стоит, запрокинув голову к небу, в своих очках с желтыми стеклами, как будто ему все ещё мало солнца.
Антон бы так и стоял и смотрел, если бы не нужно было уже шевелиться и спешить на завтрак.

На входе в столовую Шастун натыкается на Щербакова. Приходится тормознуть, пропуская Кайфовых, которые уже позавтракали. Антон не собирается ничего говорить про вчерашнее, но Лёха сам ловит его за локоть, вынуждая снять наушник.

— Хуйня какая-то вчера была, — бросает Лёха тихо. — Забыли, ладно?

Если это вариант извинения, то Антон в принципе не против. Вот только высказывания про заднеприводных все ещё царапают где-то за ребрами.
Антон вздыхает.

— Забыли. Вот только я гей, Лёх. Живи с этим, — бросает он коротко и возвращает на место наушник, отворачивается, чтобы не видеть Щербакова, уходит внутрь здания.

«…Завтра мы всё разрушим
Чтоб построить новый мир
Не будет в нём огня и пепла
И каждый в нём найдёт свой дом
Мы соль, мы Солнце, часть Вселенной
Под одним зонтом…»

Наверное, это глупо, вот так разбрасываться своим неожиданным каминг-аутом. С другой стороны, он имеет полное право. А играть в «сделаем вид, что вчера ничего не было, хотя ты ненавидишь таких как я» тоже не хочется. Обидно, почти до слёз. Лёха классный. Дурной, смешной, непосредственный, умный, хотя пытается казаться тем ещё идиотом. Окончательно портить с ним отношения очень жаль. Но врать хуже. Намного.

В столовой сегодня действительно тише, чем обычно, и даже замечания делать не нужно. Арс опять сидит совсем рядом, но они почему-то больше не сталкиваются локтями, как будто сидят так уже сотый раз.

Антон отворачивается от стола, закрывая рот ладонью, и кашляет. После вчерашнего купания горло все-таки болит, ещё одна причина побольше молчать сегодня. Но отделаться больным горлом после купания в речке в середине декабря — это неплохое достижение.

Наушники Шастун не снимает даже в столовой, так и сидит, слушает музыку и смотрит на окружающих. Руслан с Юлей о чем-то тихо переговариваются, вряд ли даже без наушников можно было их услышать. Позов с Матвиенко общаются на языке жестов, и это очень забавно, потому что, если Серёга еще что-то понимает, то Дима не понимает ничего, и над этой парочкой хихикает уже вся столовая.

Арсений в своих мыслях, не реагирует ни на кого, даже на Антона, который все-таки пытается его отвлечь, робко тянет за рукав. Никакой реакции. А зачем вообще ему нужно было, чтобы Арс обратил на него внимание?

Антон откладывает ложку и осторожно кладет ладонь на колено Арсу под столом, чуть сжимает, поглаживает джинсовую ткань. Вот теперь не реагировать было бы странно, да, Попов?

Арс ставит кружку со своим кофе, вскидывает голову. Антон смотрит в его глаза, такие голубые сейчас; это из-за солнца или настроения? Или просто свет так падает?

Никто ничего так и не произносит, но Антон не убирает ладонь, а Арсений не отстраняется. Они так и заканчивают завтрак. Антон поднимается первым — приходится отпустить Арса.

… Я не знаю даже, как обьяснить — просто пересеклись пути.
Мы друг для друга, как стихийное бедствие —
Просто с ума сойти! Всё с ног на голову…»

Антон прибавляет громкость в наушниках и выходит вместе с Громкими на улицу. Есть какая-то ирония в этом названии отряда именно в этот день.
Заяц и Шевелев идут рядом, варежка Серёжи проезжается по перчатке Макса, и Антон догоняет их, стаскивает наушник.

— Макс, ты как? — спрашивает он коротко.

Заяц, чтоб его, делает шаг, но не от Антона, а от Серёжи, явно не задумываясь.

— Нормально. Ничего не болит, честно, — выдыхает он, а голос хриплый.

— Ну да, у меня тоже, — хмыкает Шастун.

Сегодня утром на планерке обсудили, как наказать парней. Само слово «наказание» отдает какой-то кислой горечью, неприятными воспоминаниями из детства. Но спустить с рук нельзя, а то потом только успевай ловить сбегающих подростков.

Наказание трудом тоже напоминает какое-то советское детство, которого даже у Шастуна уже не было, но все-таки все соглашаются, что помощь на кухне — идеальная работа для двух провинившихся подростков. Целую неделю помогать расставлять тарелки, собирать мусор и убирать крошки. Никто никого не заставлял, парням предложили отработать свою провинность, они согласились на это. Был еще вариант с идиотскими запретами вроде «не пускать их на дискотеку всю смену», но их отмели, к счастью, и вожатые, и сами парни. Так что пусть работают.

Антон тянется поправить капюшон Максу, но отдергивает руку: не маленькие уже, сами разберутся.

— Не ходи без шапки, у тебя и так организм ослаблен, — произносит он коротко, но не ждёт ответа, снова врубает музыку в наушниках и отступает.

Во время учебных часов обычно можно сделать что-то полезное, но сегодня Антона великодушно отпустили отдыхать. На самом деле, он просто успел всех задолбать своим кашлем и наушниками. Но сегодня что-то репетировать точно нет настроения.

Когда Шастун возвращается за детьми, он уже чувствует себя немного лучше после пары часов сна. Позов уже в столовой, поэтому нужно только привести Громких на обед.

Антон поднимается на второй этаж и в коридоре натыкается на рыдающую Дашу Мартыненко, а перед ней на корточках сидит Арсений.

— Что случилось? — Антон тянет наушник из уха.

Даша поднимает голову на него, всхлипывает и снова прячет взгляд.

— Не говорит, — Арс выпрямляется. — Даш, котёныш, ну посмотри на нас, неужели ты думаешь, что мы не будем на твоей стороне?

Антон подходит ближе.

— Даш, ну-ка, посмотри на меня. Кто-то обидел?

Даша вздыхает, вытирает слезы.

— Сергей Владимирович. Который по математике… он сказал, что у меня совершенно нет способностей к математике. И очень долго меня ругал. Говорил, что это не удивительно, что точные науки женщинам вообще не даются.

Арсений присвистывает, но молчит, Даша продолжает:

— Вообще, что девушкам нужно стихи писать только, рожать детей и ждать мужа…

— С войны, видимо? — хмыкает Антон.

— Я нашла другой способ решения задачи! — неожиданно яростно возмущается Даша. — Он правильный! Но другой! А Сергей Владимирович сказал, что это всё никому не нужно, что говорить я могу на литературе. И поставил пятёрку Димке. А у Димки ошибка, между прочим, зато он решал точно так, как положено.

— Понятно, — Арсений усаживается рядом с Дашей на скамейку. — Слушай сюда. Не смей позволять таким как Сергей Владимирович себя задевать. Ограниченные люди будут всегда. У таких женщины — это все ещё что-то такое, что создано, чтобы замуж выходить.

Даша улыбается слабо, Арс подмигивает ей, и Антон думает, что с такими утешениями он почти готов рыдать каждый день.

— И правда, Даш, — Антон падает с другой стороны от девушки. — Если ты придумала свой способ решения задачки, значит, ты крутая. Ты ищешь варианты, а не стоишь на месте. Ты молодец, и так и нужно продолжать.

— Вот именно, — улыбка Арсения достается и Антону, частично правда. — Ты умняшка. Никому не позволяй загонять себя в рамки стереотипов. Ты можешь всё.

Даша уже улыбается смелее, и Антона отпускает немного. Но с учителем надо поговорить.

— Всё, Дашк, беги одевайся, сейчас мы остальных соберем и придем.

Даша порывисто обнимает Арсения.

— Спасибо, Арсений Сергеевич, вы такой классный!

Она, явно устыдившись своего порыва, убегает быстро.

— Ты смотри, а меня никто даже не обнял, — тянет Антон.

— Напрашиваешься? — Арсений поднимается. — Я собираюсь поговорить с этим, как его там…

— Я тоже. Пойдем вместе?

— Тебе-то зачем? — Арс тормозит, упирается ладонью в грудь Антону. — Не ходи. Это девочка из моего отряда. Я и поговорю. А то будет как будто стрелка за гаражами, двое на одного.

— Ты его бить собираешься? — хмыкает Шастун, выразительно смотрит на ладонь на своей груди, и Арс быстро отдергивает руку.

— Я собираюсь поговорить. Это просто разговор.

— У тебя из глаз маленькие молнии вылетают. Я представляю, какой это будет разговор, — Антон идет вперед. — Ты такой борец за справедливость?

— Он сказал, что женщины не способны к точным наукам! Да только за это мне хочется ему врезать.

— Так, стоп! — Шастун тормозит. — Ты сказал «поговорить». Кулаки не наш метод.

— Во-первых, я адекватный человек, я умею разговаривать, даже когда мне хочется кому-то въебать, — Арс поднимает одну бровь. — Во-вторых, кто бы говорил. Если бы не я, ты бы вчера на Щербакова налетел.

Антон поджимает губы, соображает, что бы такое сказать в ответ.

— И кто из нас борец за справедливость? — усмехается Арсений.

— Мстители-хуители, — бурчит Антон, идет за Поповым следом.

Детей они собирают быстро, отправляют одеваться, и Арс целенаправленно идёт к математику. Мужчина еще не старый, как можно было бы подумать по его высказываниям, лет сорок всего, наверное. Антон остается за дверью, но далеко не отходит.

И, наверное, действительно неплохо, что он не пошёл вместе с Арсом. Вот этот монолог, который выдает на ходу Попов, выше всяких похвал. Здесь и негодование, и возмущение, и упоминание известных женщин, достигших успеха в точных науках. Слова про равноправие даже цепляют Антона за живое. И в качестве ответного хода математик не может сформулировать ни одного довода. Жалкое зрелище.

Антон уверен, что за эту смену ни одной девочке больше не придется выслушивать сексистские комментарии от такого учителя.

Арсений выбегает из класса, чуть запыхавшийся и все ещё раздраженный. Антон демонстративно аплодирует.

— Ты что, подслушивал?

— Ещё скажи, что ты не ожидал этого, — хмыкает Шастун. — У тебя были зрители, всё по законам жанра. Пошли, ребята ждут.

Арсений как будто хочет что-то сказать или спросить, но только кивает, и они возвращаются к детям. Попов снова невозмутимо заклеивает рот скотчем, как будто так и было и вообще не он только что кричал. Антон пожимает плечами и надевает наушники.

За обедом словно повторяется завтрак, с точностью до ладони на чужом колене. Только это колено Антона. И рука Арсения. Какого черта? За завтраком это было так естественно, правильно, а теперь Антона словно всего перебивает мурашками, от колена и по всему телу. На Арса он даже посмотреть не решается. Как вообще это теперь понимать? Почему утром это воспринималось намного легче? Хотя, может это просто месть и вообще ничего не значит.

Антон убегает из-за стола первым, так и не сняв наушники и не убавив в них звук. За детьми на дневном отдыхе последит Димка, Шастун убегает в актовый зал и замирает в дверях. Каким образом Арсений оказался здесь раньше?

Попов уже на сцене, расхаживает, прыгает, что-то бубнит себе под нос.

— Антон! — Стас оборачивается к нему. — Ты как себя чувствуешь?

— Нормально, — приходится снять наушники, конечно. — Можно жить. Репетируем спектакль?

— Да. И сегодняшний номер.
Номер совсем простой, всего лишь игра на тему сегодняшнего дня. У Антона наушники, у Арса кляп, именно кляп, как это иначе назвать, чтоб его.

Арс приклеивает скотч снова, показывает руками: «Готов?». Антон кивает, поднимает брови и спрашивает вслух:

— Объяснишь несколько слов, да?

Они играют в дурацкий вариант «Крокодила», только с заготовленными выходами и ролями. Арс хороший актёр, и без слов у него тоже всё отлично получается. Антон угадывает слова по движениям легко, слова тоже простые. Вот только на слове «математика» Арс хмурится, показывает слёзы, а потом бороду и средний палец.

— Математик? — неуверенно спрашивает Антон. — А, математика?

— Вы как там друг друга поняли вообще? — спрашивает Стас, заглядывая в карточки, когда Антон вытаскивает наушники. — С математикой я вообще не догнал.

— Ну, главное же, что я догнал, — Антон пожимает плечами.

Арсений не снимает скотч, они так и возвращаются в корпус, и Антон пытается понять: это намёк, что разговаривать сейчас плохая идея, или просто так, потому что такой день?

В третий раз пересчитывать детей перед мероприятием раздражает невероятно, но после вчерашних событий нужно показать, что вожатые следят ещё лучше.

Лютые убегают куда-то за территорию сразу. Димка инструктирует отряд. Сегодня у них игра по поиску клада в лесу. Задача: найти сокровище по карте, ориентируясь по сторонам света и подсказкам. А ещё быть очень тихими. Если какой-нибудь отряд шумит, включается громкая сигнализация, и отряду прилетает сообщение с нарушением и дополнительным заданием.
Громкие сегодня невероятно тихие, какая ирония. Ребята крадутся по лесу и переговариваются почти бесшумно. В лесу расчищены специальные дорожки, по которым нужно передвигаться. Стоят указатели, на особых точках подсказки со сторонами света.

Антон очень радуется, когда видит, как отряд работает сообща. Все немного теряются, когда по лесу раскатывается звук сирены. Антон проверяет телефон, спасибо технологиям.

— Спокойно. Наказание прилетело Лютым. У нас всё хорошо. Двигаемся дальше…

Сирена работала ещё несколько раз. И каждый раз из-за других отрядов.
Громкие смогли сориентироваться, отгадать загадки и добраться до нужной точки быстрее всех.

— Шесть призов, — объявляет Позов. — По количеству отрядов. Так как вы первые, вы можете выбрать, что вам нужнее.

Призы не материальные, особенные. Отряд совещается долго.

— Мы выбираем поход в магазин по желанию! — радостно объявляет Андрей Солгалов.

Антон улыбается:

— Молодцы. Засчитано. Услышано.

— А можно прямо сейчас? — тут же влезает Серёжа Брысев.

— Нет, нельзя, — смеется Шастун. — С завтрашнего дня в любое свободное время. Во время часов, отведенных под отдых, то есть.

Возвращаются в корпус Громкие, явно забыв, что все ещё нужно быть тихими. Антон не напоминает, думает, спохватятся сами или нет.

Они пересекаются с Лёгкими, которые все ещё идут очень тихо, и Саша Грейнер всех одёргивает:

— Народ, а чего мы шумим? День ещё не кончился, баллы же считаются.

Позов выразительно поднимает брови, и весь отряд тихо стонет.

— Вы нам сбавите баллы за это? — грустно спрашивает Саша.

— Конечно, — Димка кивает. — Но вы достаточно быстро опомнились, уже неплохо.

Перед вечерним мероприятием нужно выбрать участников, порепетировать. Отряды путаются в корпусе, стараются не мешать друг другу и не шуметь, и от этого только больше нервничают.

Арсений везде. Каким-то образом он успевает оказаться в трёх местах сразу, посмотреть, как Антон курит на крыльце, пробежаться по спальням, заглянуть в комнату отдыха. И всё это, не снимая своего блядского скотча. У Антона в голове уже устойчивое словосочетание «блядский скотч», потому что иначе это не назовешь, как много ассоциаций. Или слишком много просмотренного порно?

Шастун курит в очередной раз, стоя на крыльце, когда к нему высовываются парни из Лютых, Антон прячет сигарету за спину, но тут же одергивает себя, не маленькие уже.

— Ну чего вы палите? — он вытаскивает один наушник.

— Антон Андреевич, — Никита переглядывается с Лёшей. — А давайте дружить?

— Так, — хмыкает Антон. — Отличное начало. Рассказывайте.

— Нам Сергей Борисович объяснил, что в магазин мы на этой неделе не пойдем, потому что после пропажи парней все сейчас перестраховываются, — неловко произносит Лёша.

— А нам очень надо в магазин.

— Я тут при чем? — тянет Шастун.

— Ну… — парни опять переглядываются. — Мы вот тут вас увидели и поняли, что вы поймете, почему нам очень надо.

Антон смеется.

— Вот вы офигевшие, конечно, — выдыхает он. — А потом меня Сергей Борисович вместе с Арсением Сергеевичем раскатают в лепёшку.

— Мы им не скажем! Может, мы с собой взяли, — тут же возражают Лютые.

Шастун медлит.

— Я подумаю. А ну брысь отсюда, палитесь же.

Парни исчезают быстро, Антон затягивается еще пару раз. Наглость — второе счастье, конечно, но первый отряд, с этими вечными почти совершеннолетними ребятами, всегда такой был. К ним нельзя относиться как к детям, да еще Шастун их прекрасно понимает, он сам курит класса с седьмого, а тут без сигарет он бы начал на людей бросаться.

К Антону часто подходит первый отряд с подобными просьбами, как к курящему и самому молодому. Шастун вообще не считает, что нужно выстраивать какую-то дистанцию, строить из себя взрослого дядьку, который будет гонять курящих подростков и читать им лекции о здоровом образе жизни. Хотя вот Арсений бы почитал, наверняка.

И ещё ты либо даёшь подросткам сигареты сам, точно зная, сколько у них сигарет и где они их взяли. Либо ждёшь, что они сбегают до магазина и купят сами или найдут у кого-то другого, а то и вовсе украдут.

Антон выбрасывает окурок в урну на улице, забегает в корпус и заглядывает в комнату отдыха. Арсений опять что-то активно изображает перед своими девчонками, но парней нет. Шастун поднимается наверх, заглядывает в спальню к Лютым.

— Ловите, — он кидает Лёше пачку. — Одна пачка. Тяните, как хотите. Если кончатся, я подумаю, может, достану вам еще. Если кто-нибудь узнает, что это я вам подогнал, вы у меня не сможете больше ни одной выкурить, предупреждаю.

— Да какие разговоры, Антон Андреевич, — Вадим прячет пачку под матрас.

Шастун выходит из спальни и натыкается на Арсения, нос к носу почти.

— Привет…

У Арса опять этот кошмарный скотч, он выразительно поднимает брови и кивает на дверь.

— Всё-всё, твои дети, не трогаю, — смеется Антон, поднимая руки, переводя всё в шутку, врать вообще не хочется.

Им уже пора собираться на ужин, и Арсений выразительно показывает на время и на остальные комнаты.

— Ты помнишь, что мы тоже играем вечером? — спрашивает Антон, но дожидается только кивка.

На ужине Антон утаскивает чашку чая и уходит из общего зала. Ему не хочется снова сидеть рядом с Арсением и думать, что это значит. И есть даже не хочется. Он успел предупредить Позова заранее, поэтому сейчас допивает чай и уходит сразу в актовый зал, детей приведут и без него.

Арсений забегает в зал, когда Антон уже сидит за кулисами. У Арса снова кляп, и он не пытается его снять, только выразительно поднимает брови. У Антона музыка в наушниках, и он уже почти к ней привык.

— Что? Я предупредил Позова, что я здесь.

«А меня?» — Арс ничего не говорит, но показывает на себя, и его и так прекрасно можно понять.

— А тебя не обязательно, ты со мной на разных отрядах.

Попов так щурится, что Антону почему-то хочется быстро извиниться, но уже поздно, он смотрит в чужую спину.

Дети собираются быстро, сначала младшие, потом старшие постепенно.
Паша на сцене рассказывает всем отрядам, что за игру они сегодня будут играть. Антон с Арсением просто работают наглядными пособиями, но Шастуну хочется кого-нибудь покусать, потому что это «пособие» справа от него какое-то слишком наглядное, не наглядеться никак только.

Антон вытаскивает наушники, спрыгивая со сцены, уходит в конец зала, чтобы просто болеть за своих. Арсений залезает на сиденье прямо, размахивает помпонами из бумаги, — где только взял, — но так и не снимает своего скотча, у Антона прорываются смутные сомнения, что он целенаправленно издевается.

Игра выходит смешной. Особенно всех веселят Громкие и Шевелев, который выходит показывать вместе с Максом, а Заяц кричит и возмущается очень смешно, не слыша собственного голоса из-за наушников.

Когда все возвращаются в корпус, Арсений прибегает к Антону и вручает ему бутылку с йогуртом.

— Это что, запрещенка? — хмыкает Антон.

Арс неожиданно снимает свой скотч и даже отвечает:

— Ты не ужинал. Я просто решил, что ты захочешь хоть что-то перекусить, кроме фруктов из второго ужина.

Антон смотрит на него подозрительно.

— Арс, что происходит вообще? — наконец выдыхает он.

Обычный, совсем простой вопрос. Только Арсений почему-то быстро делает шаг назад и как будто даже не замечает этого.

— В каком смысле?

Антон медленно качает головой. Отлично. Играем в молчанку.

Он уходит к спальням своих, сейчас ещё свечка.

Ребята по очереди делятся впечатлениями от дня, а у Антона в голове по кругу гоняют мысли. Что-то происходит между ним и Арсением, и это уже очевидно. Много он знает натуралов, которые будут наглаживать мужскую коленку? Нет, допустим, Позов бы мог, например, но он бы при этом ржал как сумасшедший, а Арс был серьезен.

И вечер после реки.

И та борьба в снегу.

Завтра они обязательно поговорят, с этим нужно разобраться уже раз и навсегда.