Ты Играешь Грязно

Кабинет. Закрытая дверь. Напряжение будто давит на виски. Лео стоял, не двигаясь, взгляд в точку. Он не боялся, не показывал этого, хоть и в груди колотилось. Нико сидел за столом, но не в расслабленной позе, спина чуть вперёд, локти на столе, пальцы сцеплены в замок.

— Ты думаешь, если молчишь, выигрываешь? Это всё, что ты можешь?

Лео чуть прищурился, потом хрипло сказал:
— А вы что хотели услышать? Извинения?

— Нет. Я хочу, чтобы ты понял.

— Что? Что вы здесь главный? Я уже понял.

Нико усмехнулся.
— Ты ничего не понял.

Он встал. Подошёл вплотную.
— Думаешь, ты можешь смотреть так? Стоять так? Бросать мне фразы, будто ты хоть что-то решаешь?

Лео сжал челюсть, но не отводил взгляда.
— Я имею право.

Секунда и Нико срывается с места. Хлопок по столу.

— Ты не имеешь ни черта! — голос сорвался. — Ты в моём классе. В моём чертовом поле зрения. А это значит, по моим правилам.

— Это не правила. Это вы делаете, что хотите.

— Да! — Нико подаётся вперёд, пальцем в грудь. — Потому что могу. Потому что ты понятия не имеешь, с кем говоришь.

— Тогда скажите. Кто вы?

— Ты не потянешь. — Он отходит на шаг, но напряжение остаётся. — Хочешь знать? Хочешь, чтобы я снял маску и показал, что под ней?

Лео молчит. Сердце грохочет. Он царапает кожу между пальцами снова. Нико подходит ближе, медленно. Его рука холодная, но сильная, ложится на плечо Лео.

— Ты сам меня выбрал. Своим взглядом, своей дерзостью, своим... языком. Ты начал. А теперь что, отказ?

Лео сбрасывает руку.

Рука Нико резко, слишком резко срывается вверх, и ударяет Лео по лицу. Не со всей силы, но звонко. Не как взрослый бьёт ребёнка, а как хищник наказывает другого хищника.

Лео отступает назад, обомлев. Его глаза блестят от ярости. Нико смотрит на него, тяжело дыша. Вены вздулись на шее. Взгляд как у зверя, которого вывели из себя.

Лео резко выпрямляется после удара, как будто этот звук щёлкнул не только по щеке, но и по всему внутри. В глазах мокрит от боли. Он смотрит на Нико и дышит через нос, тяжело, как после бега. Плечи напряжены, руки сжаты в кулаки.

— Ты вообще в себе? — хрипло выдыхает он. — Что, контроль теряешь, Вальтури? Или как тебя там на самом деле зовут?

Нико молчит, но лицо его меняется. Меньше холода, больше стали. Он как будто ждёт продолжения.

— Ты думаешь, что если у тебя глаза цвета льда и костюм дорогой, ты можешь делать всё, что захочешь? Думаешь, я испугаюсь? — Лео делает шаг вперёд. — Ну так вот, пошёл ты нахрен.

Нико приподнимает бровь, но не от удивления, скорее, с интересом.

Лео уже не сдерживается:

— Ты сломал мне мозг, ты вторгаешься в мою жизнь, при этом делаешь вид, что ты просто учитель. Серьёзно? Это твоя игра? Ты взрослый мужик, а ведёшь себя как подросток с синдромом бога. Бросаешься приказами, ведёшь себя как псих... И при этом ты трус. Потому что даже сейчас ты не можешь сказать, кто ты. Боишься, да? Что я тебя раскрою?

Он дышит неровно, горло горит, голос сорван. Щека пульсирует от боли, но Лео стоит, как будто вбит в пол. Нико не двигается. Только смотрит. Как будто пытается решить, ударить снова или что-то сказать. Но ничего не делает. Воздух между ними тяжёлый, будто насыщен электричеством.

— Закончил? — тихо спрашивает он, голос спокойный, но губы напряжены.

Лео смотрит ему в глаза. Долго. Потом, чуть тише:
— Нет. Но если скажу ещё хоть слово, ты сломаешь мне челюсть, верно?

Тишина. Нико делает шаг назад.
— Выйди, — говорит он, резко. — Сейчас же.

Лео дёргает подбородком и выходит, не оглядываясь. Щека горит. Сердце гремит в груди. Но внутри – облегчение.

Дверь в туалет хлопнула слишком громко, отозвавшись гулким эхом. Лео прошёл к умывальнику, сжал край раковины так сильно, что побелели костяшки пальцев. Сердце билось в груди, будто хотел вырваться наружу. Лоб вспотел. Он резко обрызгал лицо холодной водой, но толку было мало.

Он выпрямился и посмотрел на себя в зеркало. Щёки пылали, взгляд острый, полон гнева. Голос Вальтури ещё звучал в голове, тяжёлый, давящий. А ещё, удар. Он тронул щеку, всё ещё горит. И всё же не это вывело его из себя по-настоящему. Не удар. А то, как Нико смотрел на него. С презрением, как будто имел на это право.

Лео сжал челюсть.

— Чёрт... — выдохнул он, ударив кулаком по кафельной стене. Боль отдалась в костях, но не помогло.

Он отшатнулся от зеркала и начал расхаживать из угла в угол, как зверь в клетке. Мысли путались, но эмоции были резкими, чистыми: злость, обида, унижение. И поверх всего, раздражающая, едкая нить чего-то другого. Страх? Или... нет, хуже. Привязанность. Его снова затянуло.

Дверь скрипнула. Лео застыл.

Он не оглянулся сразу. Услышал шаги. Медленные, уверенные. Нико. Конечно. Кто же ещё.

— Не думаю, что ты хотел, чтобы это так закончилось, — тихо сказал тот за спиной. Голос был не грубый. Спокойный. Но от этого только хуже.

Лео обернулся резко.

— Знаешь, ты охренел. Правда. Ведёшь себя как чёртов... — он запнулся, — как будто можешь со мной делать всё, что хочешь.

— Я и не делаю, — Нико чуть приподнял брови, — хоть и могу, но ты сам выбираешь, как на это реагировать.

— Не переводи, — Лео подался вперёд. — Тебе нравится провоцировать. Тебе нравится видеть, как я срываюсь. Ты настолько извращён.

Тишина. Нико смотрел спокойно, почти изучающе.

— Я просто хотел, чтобы ты встал, — сказал он. — А ты устроил спектакль.

— А ты ударил, — Лео сжал кулаки. — Вспомни, кто из нас взрослый.

Нико отвёл взгляд на секунду. Как будто только сейчас понял, что сделал.

Лео шагнул ближе.
— Ты думаешь, я просто проглочу это? Ты не учитель, ты… ты чертовски...

И он бы продолжил, но голос сорвался. Горло сжалось. Он отвернулся, шагнул к окну, распахнул его. Дождь всё ещё шёл, мелкий, колючий.

Позади шаги. Тихие. Один, два. Потом стоп.

— Я тоже не в восторге от всего этого, — наконец тихо сказал Нико. — Но ты ведёшь себя так, будто это только тебе тяжело.

Лео усмехнулся. Горько. Не оборачиваясь.
— Может, потому что ты не ученик, которого выставляют перед всем классом.

Нико ничего не ответил. И тишина между ними вдруг стала плотной, почти осязаемой Лео стоял у окна, сжав подоконник, спиной к Нико. Дождь за стеклом всё шёл, стекал каплями по стеклу, как будто синхронно с его дыханием, прерывистым, горячим. Он слышал, что Нико не ушёл. Всё ещё там. Молчание давило на уши, как под водой.

— Ты сказал, что тебе тоже тяжело, — Лео наконец выдохнул. — А чего тебе, блядь, тяжело? Ты взрослый мужик с тремя паспортами и охраной. Ты можешь просто исчезнуть, если захочешь. А я? Я застрял здесь с отцом, с этой школой, с тобой.

Он обернулся, резкий, как лезвие.

— Ты появляешься, ломаешь всё и смотришь на меня, как будто я сам виноват.

Нико стоял у двери, руки в карманах, лицо закрытое, но взгляд тяжёлый, неотрывный. На нём всё ещё была рубашка с закатанными рукавами, немного помятая от недавнего напряжения.

— Я не хотел, чтобы всё зашло так далеко, — произнёс он.

— Поздно. — Лео усмехнулся.

Они смотрели друг на друга.

Нико подошёл ближе, шаг за шагом, не спеша, но достаточно, чтобы пространство между ними ощутимо сузилось. Лео не двинулся. Просто смотрел. Зрачки расширены. Плечи напряжены.

— Я ударил тебя. — Нико сказал это глухо, будто самому было неприятно произносить.

— Ага, заметил. — Лео склонил голову чуть набок. — Только зачем ты это сделал, а?

— Потому что ты знаешь, как меня выбесить. Потому что ты говоришь вещи, которых не должен. Потому что я... — Нико запнулся, — Потому что ты действуешь мне на нервы больше, чем кто-либо до тебя.

Лео приподнял брови.

— Это раздражает, — коротко отрезал Нико. — Я вообще не должен был с тобой разговаривать. С самого начала. Всё пошло не так.

— А почему не должен? — Лео прищурился.

Нико молчал.

— Потому что ты не должен проявлять интерес к ученику? — он сказал это так, будто утверждал, а не спрашивал.

Молчание затянулось. Лео чувствовал, как в воздухе сгущается что-то опасное. Нико отступил на шаг, как будто взял паузу, чтобы не сказать лишнего. Он смотрел на него с той самой выраженной тенью в глазах, что появлялась только в особо глухие моменты.

— Потому что я знаю, куда это ведёт, — тихо сказал он. — А ты пока нет.

Лео снова хотел что-то сказать, язвительное, злое, но слова не вышли. Он просто дышал, быстро, шумно. И смотрел. Они стояли в метре друг от друга. И напряжение между ними казалось живым, дышащим.

— Я не боюсь тебя, — вдруг выдохнул он.

— А стоило бы, — ответил Нико, не отводя взгляда. Его голос прозвучал тише, но тяжелее, чем прежде.

Лео склонил голову, будто усмехаясь.

— Да ты просто трус, — произнёс он медленно. — Боишься самого себя. Боишься, что я увижу, кто ты на самом деле.

Он сделал шаг вперёд.

— Всё, что ты умеешь, это давить, пугать. А когда кто-то не отступает, ты теряешься, как мальчик без плана. И знаешь что?..

— Хватит, — сказал Нико глухо.

— Нет, не хватит. Ты хотел это услышать? На, слушай. Я не соглашался играть ни в какую игру, и когда я отказываюсь жить по твоим правилам...

— Я сказал хватит.

— …ты не знаешь, что делать. Потому что ты привык, что все прогибаются. Только я не буду.

Нико двинулся к нему на шаг. И ещё один. Лео не отступал.

— Ты никогда меня не сломаешь. Слышишь?

— Ты… — Нико начал, но резко оборвал себя, голос сорвался. В глазах мелькнуло что-то. Не злость, не угроза, что-то другое, темнее, сбивчивее. И в ту же секунду он резко рванулся вперёд, схватил Лео за затылок и поцеловал.

Не нежно, не спрашивая. Резко, грубо, будто хотел заткнуть. Губы обожгли, дыхание вырвалось из груди. Лео за секунду дёрнулся, но руки Нико были крепкими. Всё это было неправильно, сбивчиво, но в этом поцелуе было нечто большее, чем желание, злость, отчаяние, слабость, которую он не хотел показывать.

Лео застыл, сердце бешено колотилось в груди. Это было ошеломляюще, горячо, опасно. Он не поцеловал в ответ, но и не оттолкнул сразу. Только спустя несколько секунд резко вырвался, дыша тяжело.

Нико смотрел на него с такой яростью, будто сейчас ударит снова, но не сделал ни шага. Его грудь вздымалась. Он выглядел так, будто только что пересёк грань, которую не должен был.

— Забудь об этом, — прошипел он, не глядя.

Он развернулся, вышел, дверь хлопнула.

А Лео остался стоять, не двигаясь. Всё внутри гудело, пульс стучал в висках. И где-то в этом хаосе ему хотелось, чёрт, ему хотелось вернуться к той секунде. Хоть на миг.

Он вымыл руки, холодной водой остудил лицо, но дрожь в пальцах так и не ушла. Зеркало отразило ему кого-то другого, бледного, с расширенными зрачками и покрасневшими губами. Лео ненадолго закрыл глаза, сжав челюсть.

«Забудь об этом».

Он выдохнул, выпрямился и вышел из туалета. Школа снова гудела жизнью, где-то хлопнула дверь, кто-то пробежал по коридору, и всё это казалось таким абсурдно нормальным, что Лео захотел рассмеяться.

Он дошёл до кабинета химии и толкнул дверь. В классе почти никто не обернулся, шёл урок, и, похоже, Вальтури даже не остановил объяснение. Он стоял у доски, как всегда прямой, как всегда собранный, будто сцены, случившейся между ними, не было вообще. Его голос звучал спокойно:

— …и при нагревании превращается в ацетат меди, если мы используем…

Он бросил взгляд на Лео, короткий, мимолётный. Ни единого намёка, ни тени эмоции.

— Делаж, — произнёс он спокойно. — Встаньте у стены и слушайте внимательно. Последнее предупреждение.

Лео не говоря ни слова встал у стены, сцепив руки за спиной, и старался дышать ровно. В голове всё ещё звенело от напряжения, от близости, от этого поцелуя.

Что это было? Зачем он это сделал? Почему он вообще позволил себе подобное?

Вальтури продолжал объяснение, как ни в чём не бывало. Он даже не смотрел в его сторону. Словно всё, что произошло, было для него пустым жестом. Или игрой. Лео чувствовал себя глупо, злым, и униженным, и чем-то ещё, чего он не мог назвать. Это чувство оставляло после себя липкий осадок.

Он не знал, чего хотел, ударить его, закричать или просто исчезнуть. Он точно не хотел чувствовать то, что чувствовал сейчас.