Тёмные тропы

— Ты опять поздно. Всё в порядке?

— Да, — солгала Хара, сначала не поворачиваясь. — Всё нормально. Просто... гуляла.

Она сглотнула, стараясь сохранить спокойствие, когда встретилась взглядом с глазами брата. Его голос звучал глухо и спокойно, но в этих обыденных фразах она услышала колкие нотки упрёка. Ком подкатил к горлу, и казалось, что сказанные ею слова были слишком острыми: они вспороли трахею, и теперь было трудно дышать.

Минхо потёр виски и медленно поплёлся в гостиную. Хара смотрела ему вслед и ей казалось, что ноги брата вязнут в поверхности пола. Он выглядел уставшим и измотанным.

— Проходи. Мне надо с тобой поговорить.

Всё похолодело внутри. Хару будто облили ледяной водой из ведра. Воздух вырвался из лёгких со свистом, но Минхо уже не видел этой её растерянности. Хара ещё раз глянула на своё отражение в зеркале прихожей и убедилась, что выглядит, как обычно.

Каждый звук в доме казался слишком громким, будь то скрип доски, движение воздуха у занавески или глухой стук её собственного сердца. Хара медленно подошла к дверному проёму и осмотрела комнату. Огромное количество книг, свитков и тонких тетрадей были разложены по всем горизонтальным поверхностям. Минхо уже сидел на полу у столика среди этого хаоса, на его коленях покоился толстый фолиант, название которого Хара не могла разобрать с такого расстояния. Она шагнула в помещение, но замерла на мгновение: стены будто с укором и осуждением на неё смотрели.

— Что-то случилось? — она, стараясь звучать спокойно, села рядом с братом.

Он некоторое время молчал, вглядываясь в её лицо, будто искал что-то, но, видимо, ничего не уловил. Минхо слегка откашлялся.

— Где была? — спросил он небрежно.

Сердце Хары ёкнуло, пропустив удар, а потом болезненно толкнулось вперёд. Но она постаралась не выдать эмоции и пожала плечами:

— Да так, с подругой болтали в кафе, — соврала она с максимально скучающим видом. — А ты сам, где пропадал? Я проснулась, а тебя нет.

Он отвёл взгляд в сторону и коротко ответил:

— Был у Сонджу. Потом меня вызвали в храм Чогеса.

Когда Минхо сдвинул стопку тетрадей на столе, одна из них заскользила по гладкой поверхности обложки, едва не упав, но он подхватил её, прежде чем она сползла вниз. Сверху брат положил книгу в позолоченной обложке. Харе показалось, что она раньше видела её в библиотеке отца, на полке, где лежали тексты о защите, изгнании духов и древних божествах, чьи имена давно стёрлись из памяти людей, но остались в записях, вызывающих дрожь.

— У наставника Ёнмуна-сынима случилась... — он помедлил, словно выбирая слово, и качнул головой, — неприятность. Если так можно сказать.

Хара, уже собиравшаяся по инерции зевнуть, напряглась и так и не прикрыла рот рукой:

— Неприятность? Что случилось?

Тишина на миг будто стала осязаемой, наполнив комнату вязким ожиданием. Минхо медленно закрыл книгу, лежавшую на коленях, и пальцами провёл по краю, шепнув что-то, словно запечатывая то, что было внутри неё, а затем, наконец, перевёл взгляд на Хару.

— Его нашли в храмовом дворе. Без сознания, с тяжёлыми ранами, — он вздохнул. — Он в критическом состоянии в больнице.

По спине Хары прошёлся внезапный озноб, спустившийся по позвоночнику змеёй, когда смысл сказанных братом слов дошёл до неё. Она вспомнила лицо наставника — спокойное, светлое, с мягкой и чуть грустной улыбкой, как у тех, кто долго живёт и знает много. Ёнмун-сыним, который учил их, как обращаться с благовониями, как вести молитву, как ставить защиту, чтобы не только отогнать духа, но и не навредить человеку. Тот, кто по-отечески трепал Минхо по плечу, а ей — подавал тёплый чай после обряда, чтобы успокоить сердце. И этот человек теперь оказался на грани жизни и смерти? Это не укладывалось в сознании Хары, не вписывалось в картину мира.

— Господи... — сдавленно выдохнула она, растерянно оглядывая книги, лежащие на полу, у стола. — Кто это сделал и зачем?

Она перевела взгляд на брата, и Минхо, сжав губы, ответил:

— Никто не видел, что это за тварь. Но травмы у наставника и странные следы на территории храма указывают на «нечеловеческую» природу.

Его слова прозвучали как-то безэмоционально, но Хара видела, как он нервно теребит уголок книги, стараясь контролировать себя. Сама она чувствовала, как внутри всё скручивается в узел. Почему именно сегодня?

— Тебя же вызвали не просто так? — предположила Хара, возвращаясь к разговору. — Это сделала какая-то сущность?

Минхо посмотрел на неё, нахмурившись:

— Думаю, да. Сынмок-сыним рассказал мне всё, но я ещё не был на месте. Позже поеду в храм Хвагеса, а пока пытаюсь найти что-то в записях отца и тех книгах, что дал Сынмок-сыним.

— Тебе кажется, что такое уже могло происходить когда-то? — Хара предположила, глянув на одну из книг, которая была раскрыта на странице с заголовком «Предзнаменование». — Ёнмун-сыним говорил, я помню, что храмы строили на местах, где грань между мирами тонка, чтобы усиливать защиту нашего мира.

— Да. И, кстати... — Он, вглядевшись ей в глаза, вдруг заметно напрягся, будто решился рассказать что-то важное. — Он рассказал мне кое-что.

— Что сказал Ёнмун-сыним? — спросила Хара, когда пауза затянулась.

Минхо сидел, опершись локтями о колени, и склонил голову, будто прислушивался к чему-то. И когда он, наконец, заговорил, голос стал глухим. В нём сквозила усталость.

— Он знал отца намного лучше, чем мы с тобой, — начал он. — Он знал намного больше, чем я. — Хара затаила дыхание. Она услышала горечь в голосе брата и сглотнула. Минхо, наверное, подумал, что отец не доверял ему, раз не рассказал всего... Хара, если честно, понимала брата, ведь она была сейчас на его месте, только вместо отца — Минхо. — Он рассказал мне об Унмёнэ Пакви, — продолжал Минхо, и Хара не сразу уловила значение этого слова, но оно резануло слух, словно звучало знакомо.

— Что это? — спросила она осторожно.

— Колесо Судьбы, — сказал он, наконец. — Древний артефакт, созданный, чтобы удерживать равновесие между нашим миром и миром духов. Мы натыкались на него в записях отца, помнишь? — Хара немного помолчала. С ней за эти дни столько всего произошло, что воспоминания спутались, как клубок ниток. Она задумалась. Колесо Судьбы...

— В записях, которые мы разбирали накануне охоты на мульгвишин, там было что-то о нём, но без объяснений, — Хара посмотрела на брата, и он кивнул.

— Да и пока оно не движется — граница между мирами держится. Но если кто-то его коснётся... Кто-то, у кого есть нужная кровь... печать может разрушиться. И тогда...

Он не закончил, но Хара уже знала, что дальше. Она чувствовала, как всё внутри переворачивается, как будто до этой секунды она ещё держалась за иллюзию: всё это — просто совпадения.

— Ёнмун сказал... — Минхо замолчал, подбирая слова, и когда, наконец, продолжил, говорил, не глядя ей в глаза: — Он сказал, что отец считал тебя связанной с этим.

Мир покачнулся. Словно в комнате сместился горизонт. Хара резко выпрямилась, но руки остались сжатыми в кулаки на коленях, ногти впились в кожу.

— Значит, всё упирается опять в древний конфликт людей и духов? А я... я-то тут при чём? И что значит — связанной? — её голос дрожал, но она говорила, потому что молчать было невыносимо.

— Кровь проводника, — тихо произнёс он. — Люди, в которых течёт особая сила. Сначала отец думал, что мы оба можем быть такими, но особенно переживал за тебя. Потому что в нашем роду сила всегда шла по женской линии. Отец был не просто охотником, — сказал Минхо. — Он был хранителем. Состоял в ордене. Их называли Пэкрёнгхве. Это часть Унмён Суходан. Общество, созданное для охраны границы миров. Сонджу тоже состоит в нём, оказывается.

Хара подняла глаза.

— Ты хочешь сказать, он лгал нам всю жизнь?

— Не лгал, — ответил он, покачав головой. — Недоговаривал. Защищал, как мог.

Она хотела что-то возразить, но не смогла. Всё внутри неё было словно выжжено. Пусто. И в этой пустоте — только одно чувство: страшное одиночество, потому что теперь и Минхо, и отец, и даже Сонджу — были связаны между собой узами, о которых она не знала. А она будто снова оказалась за бортом жизни.

— Почему ты не сказал мне раньше? — спросила Хара, и голос её сломался. Она закусила губу и перевела взгляд на свои руки. — Почему ты всегда думаешь, что должен нести это один?

— Это всё я узнал недавно и собирался рассказать тебе, — выдохнул Минхо. — Я не хочу втягивать тебя, Хара, в эту войну, но...

Он вытащил из кармана кольцо и положил его на стол. Металл поблёскивал в свете жёлтых ламп, и Хара узнала этот узор — самтхэгык. Это кольцо Минхо уже показывал ей.

— Это знак мудан Пэкхвы. Минхо пододвинул кольцо к Харе. — Мама тоже была частью этого. Я нашёл кольцо в пещере, и Ёнмун-сыним узнал его сразу.

Хара медленно потянулась, провела пальцем по холодному металлу, и внутри неё что-то отозвалось. Она не знала, что именно, но... кольцо будто узнало её.

— Что нам делать? — прошептала она, спешно одёрнув руку и посмотрев на брата.

— Пройти обряд, и принять то, кем мы являемся. Или отказаться и ждать, пока граница миров снова треснет и начнётся хаос.

— Ты говорил с Сонджу об этом, да?

— В том числе, — Минхо кивнул. — Она сказала, что мама была потомком Пэкхвы — шаманки древней и очень сильной. Именно она заточила могущественного Токкэби, который хотел поглотить мир людей и править в нём. Унмёнэ Пакви было запечатано жертвой Пэкхвы, и только носитель её крови может разрушить печать.

— Но мама... Она никогда не рассказывала ничего подобного, — Хара нахмурилась и, качнув плечами, посмотрела на брата.

— Она отказалась от дара и выбрала жизнь простого человека. Хотя, простой её жизнь сложно назвать, ведь она вышла замуж за нашего отца, — Минхо невесело хмыкнул. — Я не хочу втягивать тебя, — повторил он, посмотрев прямо на неё, — но у нас нет выбора. Ответственность за мир лежит на нас, и если мы не сможем... понять друг друга, довериться... — он не договорил и посмотрел в пол, сжав челюсть.

— Это может плохо кончиться, — закончила за брата Хара шёпотом. Он кивнул. — Я могу чем-то помочь в храме Хвагеса?

— Возможно, понадобятся твои способности чувствовать духов. Ты ведь и раньше ощущала всякие аномалии. Но пока — просто держи меня в курсе, если у тебя появятся странные сны или... вдруг ты почувствуешь присутствие чего-либо. Что-то уже происходит, а я, как ты знаешь, не верю в совпадения.

Хара подняла глаза. Их взгляды встретились.

И в этот миг всё внутри сжалось. Его глаза — тёмные, внимательные, уставшие — будто заглянули вглубь, туда, где шевелилась правда, ещё не облечённая в слова: её сны, её слияние с тем миром, её встречи с тем, кому, по-хорошему, нельзя доверять. И Хара замерла — лишь на долю секунды, но этого хватило, чтобы ощутить, как на границе их доверия что-то дрогнуло.

Она не знала, увидел ли он эту дрожь в её взгляде. Может быть. Но Минхо не сказал ничего, вернув внимание книгам.

— Да. Конечно... — выдохнула она, и голос предательски дрогнул от того, что впервые за долгое время ей хотелось сказать правду, но она не знала, как.

Наступила тишина. Минхо снова переложил несколько отцовских книг в сторону, провёл пальцем по рядам иероглифов в какой-то раскрытой тетради, а Хара обхватила себя руками, пытаясь согреться от холода тревоги.

В конце концов, она сказала:

— Пойду к себе, ещё надо сделать задания на завтра.

— Я уеду скоро и не знаю, когда вернусь. Напишу, если к утру не освобожусь.

— Хорошо.

Выйдя в коридор, Хара ощутила, как внутри всё дрожит от этого разговора. Сейчас она понимала ещё острее: тайна её новых встреч останется при ней, покуда она не будет уверена, что брат не убьёт Чонина, узнав о нём. Или её. А ещё в уме проносились мысли об Унмён Суходан, магии Пэкхвы и том, что случилось с наставником Ёнмуном. Будто вокруг них сжимался круг зловещих обстоятельств. Почему же это произошло именного сегодня?

Пусть она уже знала о существовании духов, осознавала аномалии вокруг себя — особенно после сегодняшнего, — но признать реальность того, что именно в ней течёт «кровь проводника», означало согласиться с тем, что её жизнь никогда не станет прежней.

Хара тихо дошла до своей комнаты, закрыла за собой дверь и пару секунд стояла, опустив голову и пытаясь успокоиться. Подумалось, что недавно — всего пару месяцев назад — у неё были обычные проблемы: лекции, экзамены, редкие семейные перепалки с братом. А теперь мир словно раскрылся в пугающем многообразии потустороннего, где монахов атакуют существа, где говорят о каких-то обрядах и скрытых орденах, и где, похоже, у неё самой есть более внушительная роль, чем она когда-либо могла подумать.

Оглядев комнату, Хара зацепилась взглядом за стопку учебных материалов на столе. Тяжело вздохнув, она села за него: духи духами, а учиться за неё никто не будет. Настольная лампа отбрасывала тёплый жёлтый свет на бумаги, создавая уютный островок в полумраке, в голове бурлили мысли о Чонине, о злых духах и том, что её брат, похоже, быстро погружается в опасную ситуацию, связанную с храмом Хвагеса и загадочным нападением на Ёнмуна-сынима.

Машинально взяв ручку и открыв учебник по истории корейской литературы, Хара бегло пробежала по тексту глазами: параграф о периоде Чосон, где-то мелькали имена придворных писателей, да анализ традиционной поэзии. Но мысли ускользали далеко от текста книги, возвращаясь к разговору, где брат упомянул ту самую шаманку Пэкхву, сумевшую когда-то заточить могущественного Токкэби.

Токкэби. Харе не казалось уже, она была уверена, что видела его в одном из своих снов. Просто теперь, после посещения разрушенного храма с Чонином, она точно знала, кто он.

Хара поёжилась, чувствуя, как от охватившей её тревоги ломит плечи. Она попробовала сконцентрироваться на учебнике, но глаза слипались...

...Она не заметила, как рука медленно сползла со стола, веки сомкнулись, и тишина комнаты схлопнулась над ней с глухим звуком. Хара вздрогнула и осмотрелась. Она обнаружила себя в странном тёмном пространстве, будто в каком-то каменном зале, освещённом только пляшущими отблесками пламени по периметру.

На гладких плитах проступали тёмные узоры, похожие на иероглифы, некоторые двигались по спирали. Хара сидела на полу и отползла немного в сторону, когда вдалеке слышалось приглушённое эхо шагов. Она приподнялась, осматриваясь в поисках места, где можно было бы спрятаться, но вдруг краем глаза заметила чью-то фигуру.

И Хара узнала лицо приближающегося мужчины прежде, чем увидела целиком: красивое, с прямыми бровями и глубокими, гипнотическими глазами, словно в них жернова перемалывали космос со звёздами. На нём был длинный плащ, который сливался с дрожащей тенью. Волосы цвета воронова крыла, гладко зачёсанные назад, придавали облику холодной аристократической изысканности. Взгляд этого мужчины, сосредоточенный и властный, был настолько пронзительным, что внутри Хары всё похолодело. Она не могла оторвать глаз от него, словно попала под гипноз.

В следующий миг огонь откуда-то сбоку вырвался выше, и она заметила на тени от головы мужчины два изогнутых рога. Он подошёл к ней ближе, склонился, глядя Харе в глаза, и улыбнулся настолько притягательной улыбкой, что Хара почти потеряла способность мыслить. Ей захотелось сбежать, вырваться из этой ловушки, но тело не слушалось.

— Ты снова здесь, — проговорил он низким, певучим голосом, и эхо прокатилось по каменным стенам. — Я звал тебя... Ты ведь почувствовала?

Хара дёрнулась, пытаясь ответить, но слова застряли в горле. Мужчина, не дожидаясь реакции, скользнул ближе, и тогда Хара отчётливо увидела, как тени будто танцуют за его спиной, принимая облик чьих-то кривых костлявых фигур.

Он наклонил голову к её уху, и Хара ощутила слабый аромат, словно подгнивших листьев и отцветших цветов. От этого запаха хотелось одновременно ужаснуться и подчиниться. Рука его коснулась её подбородка, и холод по позвоночнику пробежал волной:

— Ты знаешь, кто я?

— Т-токкэби, — прохрипела Хара, запнувшись.

Он кивнул и самодовольно улыбнулся.

— У тебя есть то, что мне нужно. — Он продолжил говорить, и голос его проникал в сознание обволакивающим шёпотом: — Приди ко мне. Мы вместе разорвём тонкую грань, и ты почувствуешь мощь, о которой не подозревала...

Обещание бездны, глубокой и манящей. Хара, бледнея от страха, всё же нашла в себе ещё силы выдавить дрожащий шёпот:

— Отпусти... Я не хочу.

На что Токкэби лишь усмехнулся, и его рука, державшая её подбородок, чуть усилила хватку. Он наклонился ближе, в его взгляде вспыхнула насмешка:

— Ты сама не понимаешь, чего хочешь на самом деле. Но, поверь, мы ещё встретимся.

Словно сквозь чёрную вуаль Хара увидела, как он приподнялся, и тени заплясали в унисон с пламенем, закрывая обзор. Мир в тот же миг содрогнулся, точно от землетрясения, и пол под ногами пошёл трещинами. Хара вскрикнула, тщетно пытаясь удержаться, и тут резкий толчок вырвал её из сна.

Она ахнула, распахнув глаза. Перед ней была её комната, где лишь настольная лампа освещала тёплым светом недописанные строчки в тетради. Сердце колотилось так сильно, что пульс стучал в ушах. Некоторое время Хара лишь дышала учащённо, оглядываясь, чтобы убедиться, что всё это был сон.

— Что мне делать? — тихо спросила она и расплакалась, закрыв лицо руками.