Странные взаимоотношения
***
Больничная палата была почти пуста — стерильная белизна стен резала глаза, будто нарочно напоминая, как безлико и пусто стало вокруг. Единственное окно выходило на серое небо, в нём отражался силуэт мальчика с чёрными, взъерошенными волосами. Саске сидел на койке, спиной к двери. Его плечи были напряжены, правая рука — в бинтах, левая — опущена на простыню. Он не смотрел ни на что конкретное, но взгляд был тяжёлым.
Дверь резко щёлкнула и в комнату вошла розоволосая девочка. Она двигалась неторопливо, с каким-то раздражающе расслабленным спокойствием, будто зашла не в палату к пострадавшему, а в комнату отдыха. В руках — пластиковый пакет, из которого торчали несколько бананов. Ещё в зубах — яблоко, которое она негромко хрустнула на ходу.
Сакура не сказала ничего. Просто подошла к стулу у стены и села, откинувшись назад и закинув ногу на ногу, как будто собиралась провести здесь приличное количество времени. Её движения были лишены излишней мягкости или учтивости — в них была какая-то грубоватая уверенность.
И так прошло полминуты в тишине. Саске даже не обернулся.
— Зачем ты пришла? — внезапно спросил он, учитывая, что голос стал у мальчика низкий, с хрипотцой. Не от эмоций, скорее от усталости и раздражения.
Сакура не сразу ответила. Сделала ещё один укус яблока, лениво прожевала и только потом равнодушно сказала.
— Говорят, тебе повезло. Живой остался.—
Её голос звучал просто — без сочувствия, без иронии. И от этого ещё больше раздражал, хотя нет, его раздражало она сама. Черноволосый медленно сжал кулаки. Даже сквозь бинты было видно, как пальцы белеют от напряжения.
— Уходи. — выдавил он, почти шепча, но голос дрожал от злости.
— Уже пришла, — сказала Сакура, откидываясь на спинку стула. — Обратно идти лень.—
Яблоко в её руке уменьшалось с каждым неторопливым укусом, и звук хруста раздражающе чётко отдавался в стерильной тишине палаты. В ответ Саске молчал. Его спина оставалась прямой, взгляд — прикованным к мутному стеклу окна. Снаружи по стеклу пробежала редкая капля дождя.
— Ты ничего не понимаешь, — произнёс он наконец. Голос тихий, но сдавленный. — Не лезь.—
— Не лезу, — спокойно отозвалась розоволосая. — Просто сижу.—
Он резко обернулся и его плечи дёрнулись, отчего бинты чуть сместились. Его глаза горели. Не гневом, хотя он определено тоже был, а болью, отравленной гордостью, обидой на весь мир и особенно на неё.
— Почему ты здесь?! — почти сорвался он. — Из жалости? Думаешь, можешь смотреть на меня свысока, потому что сильнее?—
Сакура посмотрела на него нечитаемым взглядом и пожала плечами, жуя.
— Может, просто яблоком поделиться хотела. А ты уже тут драму развел. —
Саске стиснул зубы, так, что на мгновение по лицу прошла тень боли. Он выглядел измождённым: худой и такой бледный. Но взгляд — острый, жгучий, как лезвие – был прежним. Он всё ещё был готов сражаться. Если бы захотел, он мог бы сейчас броситься на неё, пусть даже и не в форме.
— Если бы у меня была твоя сила… — прошептал он. Губы едва шевелились, но каждое слово пропитано ядом. — Я бы всё уже закончил. Я бы…—
— И что тогда? — перебила Сакура без нажима, почти с ленивым любопытством. И Саске застыл, слова его оборвались на полувздохе.
— Ты убьёшь того, кто разрушил твой клан, — продолжила она тем же ровным голосом, делая ещё один хрустящий укус. — И потом? Тебе станет легче? Или ты просто захочешь убить кого-то ещё?—
В палате повисла тишина. Густая, давящая, как плотная вата. Только тихое хрум, нарушающее её, будто раздражающее издевкой. Черноволосый отвернулся к окну. Линия его плеч дрожала. Не от боли, не от слабости — от ярости, от бессильной злобы, от того, что все его внутренние демоны вдруг наткнулись на пустоту.
— Ты не знаешь, что такое боль, — выдохнул он. Голос был хриплым. Он смотрел в окно, будто оттуда мог прийти ответ. — Ты не понимаешь.—
Сакура встала. Медленно, без лишних движений и подошла ближе, бросив взгляд на бинты, на тень под глазами Саске, на плечи, сжавшиеся, будто от внутреннего холода.
— Возможно, ты и прав, — сказала она. — Но пока ты дышишь — ты жив. А значит, у тебя ещё есть выбор. Делать хоть что-то или просто лежать и ныть.—
Она подошла к тумбочке рядом с его койкой и положила на неё свои бананы.
— Я не за жалостью пришла, — добавила она, обернувшись напоследок. — Просто ты выглядишь так, будто если тебе не дать поесть — ты от голода так умрешь. Или убьёшь кого нибудь.—
С этими словами она ушла, не обернувшись и тихо прикрыв за собой дверь. А Саске долго сидел, не двигаясь. Только грудь поднималась и опускалась в тихом, ровном дыхании. Взгляд был прикован к фруктам, лежащим на тумбочке.
Он их не тронул. Но и не выбросил.