Глава 208: Невозможно узнать людские сердца
Глава 208: Невозможно узнать людские сердца
Дворец Фуань, где отдыхает и работает император Дацин, находится под усиленной охраной, повсюду видна роскошь и величие.
Начиная от ворот дворца, на каждом шагу стоят два могучих воина, патрулирующих улицы, – меры безопасности, можно сказать, безупречны.
У дворца Фуань нет императорской лицензии, даже возница королевы-матери, Луань, не может провезти его на всем протяжении пути.
Выйдя из кареты у ворот дворца, Чу Юньхань и его сын шли впереди бок о бок, холодные как лед, Цзэн Шаоцин немного позади них, и наконец, следуя за большой группой евнухов, посланных императором им навстречу.
Теневые стражники, охранявшие их по пути, были остановлены ещё у ворот дворца.
«Ваше Высочество, Ваше Величество, пожалуйста, подождите немного. Старый раб пойдёт и доложит».
Когда они подошли к кабинету императора, где находился император, евнух Чжао рысью бросился им навстречу.
Худой и изящный Чу Юнь бросил на него быстрый взгляд и промолчал. Евнух Чжао, дрожа от страха, снова поклонился ему, прежде чем войти в кабинет. Когда он вышел, прошло почти несколько минут.
«Ваше Величество, Ваше Высочество Седьмой, у Вашего Величества есть приглашение, Шестой мастер, Ваше Величество сказало, что я не буду сегодня принимать министра . Пожалуйста, Шестой мастер, сначала вернитесь и приходите как-нибудь поздороваться».
Евнух Чжао послушно передал намерения императора, но...
«Этот мастер сегодня не министр . Я здесь, чтобы навестить своего старшего кузена».
Цзэн Шаоцин поднял брови, шагнул вперёд, встал рядом с Чу Юньханем, и тихо и лукаво подмигнул ему, оставаясь незамеченным.
Напряжение Чу Юньханя и его сына, казалось, мгновенно исчезло.
«Но Шестой Мастер, Ваше Величество?»
Увидев это, евнух Чжао нервно шагнул вперёд. Прежде чем он успел договорить, злобные и кровожадные глаза Цзэн Шаоцина заставили его заткнуться.
В то же время его голова опустилась. Цзэн Шаоцин с лукавством спросил: «Но что? Может быть, мастер вернулся с прогулки и не смог встретиться со своим старшим кузеном? Или, Лао Чжао, ты намеренно пытаешься помешать мне сблизиться со своим старшим кузеном?»
«Не смею!»
Чтобы помешать ему сблизиться с императором? Это преступление было настолько серьёзным, что евнух Чжао так испугался, что опустился на колени.
Вспомнив сцену у ворот дворца, он невольно ощутил страх. Его худое тело дрожало, как мякина.
«Хмф, не смею тебя прощать!»
Махнув своими облачными рукавами, Цзэн Шаоцин внезапно изменился в лице, и евнух Чжао оказался ничком.
Увидев это, Чу Юньхань спокойно сказал: «Хорошо, Шаоцин, евнух Чжао также верно передал ваши слова, Ваше Величество. Не смущайте его».
Во дворце, если хочешь жить долго, в достатке, как личность, нужно быть не только умным и мудрым, уметь угодить императору, но и уметь проявлять доброту к людям в нужный момент, особенно к тем, кто рядом с императором.
Евнух сейчас, похоже, бесполезен, но чем незаметнее человек, тем неожиданным будет действие, которое он порой совершает .
«Ради двоюродного брата императора я сохраню тебе жизнь на этот раз. Убирайся отсюда!»
Кто такой Цзэн Шаоцин? Как он мог не понять намерений Чу Юньханя? Можно сказать, что они прекрасно сотрудничали.
«Спасибо, королева, спасибо, Шестой мастер...»
Евнух Чжао был так напуган, что поклонился им, чтобы поблагодарить. Цзэн Шаоцин, притворившись свирепым, посмотрел на него, обернулся и с улыбкой сказал: «Императорский двоюродный брат, пойдём».
«Ага!»
Кивнув, Чу Юньхань первым повёл их вверх по лестнице. Увидев, что они действительно вошли, евнух Чжао преувеличенно вздохнул и поднял руку, чтобы вытереть капли пота со лба.
В кабинете императора император, измученный болезнью, сидел прямо за столом, покрытым золотой парчой, чтобы осмотреть мемориал .
Его доверенное лицо, великий евнух Чжан евнух, стоял в стороне, не щурясь.
Человеку, которому было меньше сорока лет, на вид было лет пятьдесят или шестьдесят: хотя волосы у него были чёрные, лицо выдавало его преклонный возраст.
Золотая драконья мантия не только не выдавала безграничной власти императора, но и делала цвет его лица ещё более тёмным.
Для других, возможно, это были всего лишь короткие три года, но для Чу Юньханя их последняя встреча состоялась перед кончиной в прошлой жизни.
Он до сих пор помнил его холодные глаза.
«Ваше Величество». С этими двумя сдавленными словами Чу Юньхань опустился на колени.
Остальные слова были лишними. Одних лишь слёз красавицы, его обиды и негодования было достаточно, чтобы сокрушить сердца всех присутствующих.
Долгое время зревшее обвинение было невыразимо. Янь Шэнчжи смотрел на него блуждающим взглядом.
В его памяти всплыла любовь тех лет, когда они только поженились. Форм тогда ещё был принцем, и у него было много подчиненных. За исключением Лао Цзю(Шенжуй), который был самым любимым сыном покойного императора, но не собирался занимать трон, всегда безрассудно действовал вне трона, а позже командовал войсками, все остальные хотели убить его и сместить.
В эти тяжёлые и напряжённые дни единственным человеком, сопровождавшим его, словно чистый ручей, была его принцесса.
Он прекрасен и отчуждён, и лишь нежно улыбается ему в лицо. Каждый раз, когда он видит его, даже если тот ничего не делает, он испытывает огромное удовлетворение.
Однажды он даже тихо поклялся себе, что должен быть добр к себе в этой жизни, но... Когда он взошел на престол Бога, высокомерие и властность семьи Чу постепенно раскрыли его ...
Отношения постепенно рухнули после того, как семья Чу неоднократно опоила беременную Сяо Гуйфэй наркотиками, желая избавиться от ее ребенка, и намеренно позволила служанке рядом с ним отвести его на прогулку Сяо Гуйфэй, предварительно замыслив ее сбить с ног, даже зная, что это не имеет к нему никакого отношения, как император, он все равно должен был отменить свое предупреждение семье Чу.
Он знал, что с ним поступили несправедливо, и не мог вынести того, чтобы отпустить его в холодный дворец, чтобы он страдал, поэтому он смягчил свое сердце и остановился, когда семья Чу еще дышала.
Если бы семья Чу была достаточно умна и знала, как сосредоточить свет и мудро защитить себя, положение королевы всегда было бы за Юньханем, но они не хотели раскаиваться.
Фактически, пытаясь использовать Де Фэй, чтобы восстановить свое положение , даже желая заменить его хорошо контролируемой Де Фэй(мать принца и сестра Юньханя) , внешнее поведение не имело никаких ограничений, когда Де Фэй бесчисленное количество раз дула ему в подушку, он наконец понял, что для того, чтобы заставить Юнь Ханя провести четкую границу с ними, нужно сначала устранить Де Фэй.
Чтобы спасти Юнь Ханя, он в очередной раз сделал то, что император не должен был делать, и позволил кому-то тайно раскрыть наложницу Де.
Но он не ожидал, что на этот раз это вызовет огромную негативную реакцию с его стороны, и он, не колеблясь, бросил все и забрал Сяо Ци с собой.
Ци бежал из дворца, и в тот момент, когда он получил известие, он чуть не умер от гнева. Он, не колеблясь, выдержал давление общественного мнения двора и спекуляции внешнего мира.
Чтобы спасти его и не позволить семье Чу очернить его репутацию, чтобы восстановить своё положение в будущем, он не ожидал... не ожидал...
Тот, кто всегда понимал его, не мог видеть его намерений...
В то время он был убит горем и желал, чтобы его схватили немедленно, но из-за ругани своего доброго кузена он упустил удобный момент для погони, так что понадобилось три года, чтобы освободить его.
Три года, больше тысячи дней и ночей. Каждый раз, когда он думал, что его больше нет во дворце, он чувствовал себя настолько неловко, что не мог есть.
Он часто тихо пробирался во дворец Фуцин под покровом ночи, пытаясь ощутить его присутствие, но... чем дольше он исчезал, тем больше у него терялся вкус.
Теперь, увидев его перед собой, одному Богу известно, сколько сил потребовалось ему, чтобы сдержаться и не броситься к нему.
Увидев его снова, он заплакал. Его сердце было разбито ещё сильнее. Когда он отменил его, он не плакал. , просто спокойно всё принял, но теперь... он, должно быть, много страдал за эти три года, не так ли?
В загоне, который ему передал Лао Цзю, он сказал, что Сяо Ци недавно похитили. Чтобы спасти ребёнка, он раскрыл свою личность, и Лао Цзю нашёл его. Иначе он бы не поклонился ему и не вернулся бы, верно?
Можно сказать, что Янь Шэнчжи исчерпал все свои мысли о Чу Юньхань, своей жене, но он, казалось, забыл, что всё в мире можно рассчитать, но человеческое сердце рассчитать невозможно.
Люди, которые могут очернить его репутацию или даже обмануть, чтобы заменить его, не знают, что между мужем и женой последнее, что нужно – это расчёт.
«Хорошо, что ты вернулся, хорошо, что вернулся...»
В такой ситуации, как он мог его упрекнуть? Янь Шэнчжи медленно поднялся, собираясь подойти к нему.
Но как раз когда он собирался протянуть руку и помочь ему, Янь Сяомин вдруг закричал и бросился обнимать его: «Отец, отец...»
Спрятав голову в его объятиях, Янь Сяомин громко заплакал, так сильно, что даже Янь Шэнчжи, который его недолюбливал, невольно почувствовал себя расстроенным.
Он похлопал его по спине и тихонько успокоил: «Ладно, ладно, возвращайся. Отец знает, как много ты страдал на свободе. В будущем отец возместит тебе вдвое больше».
В то же время Цзэн Шаоцин, не двигаясь, поднял Чу Юньханя и молча показал Янь Сяомину большой палец.
«Что ж, отец, моему отцу и сыну все эти годы пришлось очень нелегко. Разве ты не винишь моего отца?
На этот раз мы привезли моему отцу подарок. Это точно будет любимая вещь моего отца».
Со слезами на глазах Янь Сяоцин поднял голову и, притворившись жалким, почти дрожащими руками оттянул одежду на груди.
Раньше Янь Шэнчжи не мог не удивиться, увидев, как его сын, который то съеживался, чтобы избежать встречи, то молча склонял голову, действительно изменился.
Янь Шэнчжи не мог не удивиться. Его недовольство их бегством из дворца также значительно утихло.
Его большие, иссохшие руки с жалостью коснулись лица: «Никаких обвинений быть не может.
Отец – император, и с ним нужно обращаться одинаково. Однако, если дар Сяоци может осчастливить вашего отца».
Как только это заявление прозвучало, все присутствующие поняли, что они прошли первый уровень, хотя все, кроме самого императора, ругали его за то, что он не понимает, как он может так красиво говорить, нет, они ещё не говорили, и он, по сути, легко простил им трёхлетнее бегство из императорского дворца.
Эта вещь необычна, как ни посмотри, верно?