Диспноэ

«Я в своем уме. Я, мать его, в самом своем уме из всех своих!».

«А что, если я чокнулась?».

«Да когда бы я успела? Сегодня утром нормальной была, домового в дом притащила».

«Когда у человека свистит фляга, он свиста не слышит. Зато слышат все вокруг! Ты притащила к себе в квартиру чужого домового! Если это не звоночек, то что тогда — звоночек?».

«Говорю тебе, не было моей ноги в Проклятом соборе!».

«Твое лицо на всех камерах. Ты вывела Гордия из собора по липовому запросу и увезла с собой двух конвойных. Чем ты это объяснишь?».

«Магия!».

Лиза вела бессмысленный диалог с собой уже на протяжении часа, снова и снова возвращаясь к отправной точке: она не спасала Гордия. Однако ее лицо на записях говорило само за себя, и всем вокруг оказалось этого достаточно.

Лиза металась по допросной диким зверем, но дверь наглухо закрыли с той стороны. Воронцов мучил ее намеренно, продлевая агонию. Наверняка он наблюдал за ней сквозь стекло, которое с ее стороны казалось затемненным зеркалом.

Лиза провела в этой бетонной коробке с прикрученными к полу столом и двумя стульями уже больше часа. Ее доставили в Управление быстро — похоже, ублюдок Воронцов не стал слишком долго копаться в ее квартире, а домовой не уронил на него люстру. Обыск занял не больше четверти часа. Увы, у Воронцова не нашлось даже мало-мальски тошнотворной слабости, вроде любви к ношеным женским трусикам. Лиза мечтала, чтобы у него в загашнике оказалось что-то мерзкое настолько, что перебило бы ее позорное задержание. Например, застарелая гонорея!

Болтая сама с собой, Лиза отчаянно пыталась думать. Кто-то проник в Проклятый собор под ее личиной, но как? Вопроса «кто?» Лиза перед собой не ставила, потому что и без того знала ответ. Неужели Гордий стал так дорог ее матери, что она решила так рискнуть? Или он слишком много знает, поэтому оставлять его без присмотра опасно? Лиза ставила на второе.

Но зачем матери потребовалось подставлять ее? И как она это сделала? Лиза не была так подкована в ритуалах, как их криминалисты. В конце концов, в Академии при Управлении по особым делам курсантов учили только азам, но в детстве ей «посчастливилось» найти такого учителя, как Гордий. Его наука впечаталась в подкорку намертво, но ни от него, ни от шавок матери Лиза не слышала о подобном ритуале.

Воронцов, явно учившийся не в Академии, и подавно не должен был разбираться в ритуальном колдовстве. Вот и не рассматривал варианта, что в соборе могла быть не Лиза.

Как его убедить? Как хотя бы поговорить с ублюдком-начальником? Как добраться до видеозаписи, чтобы хоть одним глазком взглянуть на горе-актера, надевшего ее личину? Для начала неплохо бы, чтобы в допросную зашел хоть кто-нибудь, кроме ее гнева!

С трудом поборов этот самый гнев, Лиза подошла к зеркальной стене вплотную и четко произнесла, зная, что микрофоны ее прекрасно слышат:

— Ноги моей не было в Проклятом соборе, и я могу это доказать, если вы, долбанавты, решили скопом от меня отвернуться. Вы все потом попросите у меня прощения, а я пошлю каждого на хрен.

— Кирилл допросит тебя позже. Он вместе с группой старших оперов уехал в собор, — раздался из динамика грустный голос Ника.

— О-о-о, неужели друг решил поговорить со мной? — гневно выплюнула Лиза и усмехнулась прямо в «зеркало». — Где же ты был, Баркалов, когда меня вязали, как паршивую нечисть, в собственной квартире?

— Здесь был. Кирилл запретил мне ехать с ними.

— Малышу Коленьке запретили участвовать в веселье? Вот горе-то! Малыш Коленька еще не дорос до серьезных дел. Не то что его ублюдочный дружок! — распалялась Лиза, не переставая угрожающе усмехаться. Зрачки зажглись алым помимо воли — она почти перешла черту гнева и слепой ярости.

— Я, между прочим, на твоей стороне, дура, — пробормотал Ник.

— Да ладно? — хохотнула Лиза. — Ты разговариваешь со мной через стену. Это называется «по разные стороны», тупица.

— Я мог бы наблюдать за тобой молча и делать вид, что меня здесь нет. — В голосе Ника проступили обиженные нотки. — Заметь, очень тяжело оставаться на твоей стороне, зная, что ты знакома с Гордием и почему-то причинила ему намного меньше боли, чем могла бы. Ты не задержала его на мосту, хотя обязана была. Но почему-то я тебе верю, потому что знаю тебя. Ты слишком ненавидишь демонов, чтобы выпускать на свободу опасную тварь, но еще я знаю, что обстоятельства могут вынудить поступиться принципами даже самого упрямого человека.

— Погоди-ка, почему мне кажется, что ты пытаешься играть доброго полицейского, прикрываясь нашей дружбой? — Лиза расплылась в еще более угрожающей ухмылке.

Красные зрачки все так же прожигали зеркало, и она искренне надеялась, что они с Ником стоят друг напротив друга. Лиза надеялась, что его поджилки трясутся, потому что Баркалова всегда передергивало, когда она смотрела на него так.

— Я пытаюсь понять, что произошло.

— Раз ты так хорошо меня знаешь, как говоришь, пересмотри записи еще раз. Лицо можно подделать, но походку, почерк и повадки — никогда. И вот тогда ты извинишься за свои подозрения, друг.

Лиза выплюнула последнее слово с такой тоской, что у самой сдавило горло. Она ведь говорила себе, что дружба — дерьмовое занятие, но почему-то сделала исключение для Баркалова. Кушайте, не подавитесь теперь.

Да, у нее никогда не было теплых отношений с отделом. С Воронцовым они и вовсе друг друга на дух не переносили, поэтому ему незачем искать доказательства ее невиновности. Но Ник! Он называл себя ее другом, а сам пытался выведать, под давлением каких обстоятельств она поступилась принципами и освободила Гордия. Даже он не верил ей! И Марк наверняка тоже...

— Эй, Баркалов, ты еще не побежал пересматривать хоум-собор-видео? — встрепенулась Лиза.

— Чего тебе? — раздалось из динамика.

— Где Марк? Его допрашивали?

— Да, Воронцов допросил его перед выездом в собор, — помолчав, раздраженно ответил Баркалов.

— И как? Родин описал ему во всех красках, чему помешала их веселая группа дебилов?

— Марк защищал тебя, но никаких доказательств, кроме чека из доставки еды, у него нет. Поэтому его слова — пустой звук.

— Хоть кто-то меня защищал. А от тебя я в «Связи» отпишусь. Вот только телефон мне отдадут, и сразу отпишусь, — буркнула Лиза, а внутри потеплело. Она не ожидала от Родина, с которым ее не связывало ничего, кроме сотни подколов и одного недосекса, защиты и веры, но почему-то именно от него их получила. Как будто мир перевернулся.

Больше Лиза не сказала Баркалову ни слова. Ей даже не было нужды вновь просить его пересмотреть видео. Она придумала, какой козырь предъявить. И козырь этот совсем не зря переехал к ней в квартиру в глиняном горшке.

* * *

Лиза просидела в допросной так долго, что успела уснуть, облокотившись руками на стол. В комнате не было ни окон, ни часов, чтобы понять, как долго тянулось время в одиночестве. Придумав способ доказать свою невиновность, Лиза заметно успокоилась и взяла себя в руки. Конечно, она до сих пор злилась так, что готова была дышать пламенем, как дракон, но внешне ничем это не проявляла. Ей не привыкать злиться на людей и отгораживаться от них.

Тело ломило, короткое платье уже заметно раздражало, неудобно стягивая шею воротником, а время тянулось и тянулось.

Лиза ходила кругами по комнате, снова пялилась в зеркало-окно, но с ней никто больше не заговаривал. Даже на придурков не откликались. Значит, и вправду не слышали. Ну, или уже привыкли к ее злости.

Никто, кроме Воронцова, к ней не придет. Лиза твердо это знала. Заносчивый ублюдок будет расследовать это дело сам, чтобы отчитаться перед отцом. И как она только могла допустить даже мысль о его красивых глазах?! Идиотина!

Кажется, прошел еще час, прежде чем в замке заворочался ключ. Воронцов ожидаемо пришел в одиночестве. Он выглядел усталым и помятым, чему Лиза только позлорадствовала. Сама она наверняка выглядела куда хуже — растрепанная, с поплывшей тушью и гневом в красных зрачках.

— Не страшны мне твои фокусы с глазами, вампирша. Можешь не выпендриваться, — выдохнул он и плюхнулся на стул, бросив перед собой папку с делом.

Лиза выпрямила спину и села так чопорно, как на гребаном на светском чаепитии. Гордо задрала подбородок и красным зрачкам потухнуть не разрешила. Пусть нервируют Воронцова.

— Не страшны, потому что в этой комнате я не могу колдовать, — огрызнулась она. — Иначе я бы с удовольствием обеспечила тебе инфаркт.

В стены допросных и камер еще в лохматые года вмуровали защитные талисманы такой силы, что те до сих пор продолжали действовать. Они связывали магию каждого, кто находился в этих стенах — как демонов, так и золотых потомков волхвов.

— Сделаю тебе одолжение и не стану записывать угрозу в дело.

— А ты запиши-запиши, умник, — фыркнула Лиза. — А еще запиши, что я требую допроса свидетеля с ритуалом узлов.

— И что за свидетель у тебя? Тот самый домовой, который где-то загулял? — усмехнулся Воронцов.

— Да, тот самый домовой. Его показания докажут, что весь день я провела где угодно, но уж точно не в Проклятом соборе.

— Ты уверена, что он станет говорить? Еще и позволит провести ритуал? Не каждый повесит себе на шею петлю, — посерьезнел Воронцов.

— Станет. Он защитит меня.

Лиза подалась ближе к Воронцову, не отрывая от него алых глаз. Он тоже разглядывал ее, словно старался обнаружить под кожей что-то, прежде незаметное.

— Даже если ты не причастна к побегу Гордия, вы с ним знакомы. Не отрицай. Ты разговаривала с ним на Дворцовом мосту, вместо того чтобы схватить. Навещала его в Проклятом соборе под видом допроса. Он называет тебя комариком, и я даже догадываюсь, почему. Сегодняшнее происшествие — вишенка на торте. Я жду объяснений, Кёлер.

Лиза упрямо молчала, понурившись и сжав кулаки. Если сказать «а», придется вывалить Воронцову весь алфавит, а она не хотела, просто не могла. Ее карьера полетит к чертям, подгоняемая шлейфом делишек матери, и Воронцов этому явно поспособствует.

— Я изъял журнал, в котором расписывалась «якобы ты». Утром отправлю его на экспертизу вместе с образцами твоего почерка, — не дождавшись ответа, раздраженно продолжил Воронцов. — Ник заметил, что «та Лиза» сначала взяла ручку в левую руку, а потом поспешно переложила в правую. Ты же — уверенная правша. Он и походку раскритиковал. По словам Баркалова ты ходишь не так плавно и грациозно. В этом я с ним согласен. До лани тебе далеко.

«Очкастый ублюдок. Свою походку видел? Однажды зацепишь носом дверной косяк, если продолжишь его задирать», — мысленно прорычала Лиза, но благоразумно закрыла рот. Не в той она ситуации, чтобы бросаться оскорблениями в человека, который, вроде бы, верил, что она невиновна.

— Специалист по ритуалам нашла в своих записях заметки о ритуале смены обличья, но для этого необходим кусок плоти того, чьи лицо собрались «нацепить». Кто-то ранил тебя в последнее время?

Лиза поперхнулась воздухом и едва не свалилась со стула, на котором решила лениво покататься. Кусок плоти! Внезапно заныла давно затянувшаяся рана. Она даже потерла правое бедро, что не укрылось от Воронцова.

— Что ты скрываешь, Кёлер? — устрашающе процедил он, цепко следя за каждым ее движением. — Что бы это ни было, ты только вредишь себе

Лиза тяжело вздохнула и приняла решение. Она и без того в ловушке. Мать опять оказалась на шаг впереди. Ее стараниями Лизу вышвырнут с работы. Чему быть, того не миновать.

— У них есть кусок моей плоти.

С этими словами она совершенно хладнокровно, как на плановом приеме у гинеколога, подняла платье, обнажая правое бедро. В глазах Воронцова мелькнуло искреннее изумление, но уже через секунду он нахмурился и вгляделся в узоры, заполнившие вытатуированный полумесяц на ее коже.

Воронцов наверняка забылся, потому что завороженно протянул руку и легонько коснулся очертаний выступающего рубца, скрытого татуировкой. Лиза вздрогнула от осторожного прикосновения прохладных пальцев, но не отстранилась, позволяя разглядеть старый шрам, оставленный дядей Гордием.

— Кто это сделал? — выдавил Воронцов, очнувшись и мгновенно отдернув руку.

Лиза одарила его снисходительным взглядом, гордо поправила платье и вновь уселась напротив.

— Гордий.

Воронцов вновь потерял дар речи, но брови, изогнувшиеся в немом вопросе, все сказали лучше слов.

— Он верно служил моей матери. И трахал ее на досуге, если это важно для протокола. Думаю, до сих пор служит и трахает.

— Кто твоя мать?

— Логично предположить, что чистокровная демоница. Она носит имя Елена Кёлер, — ответила Лиза будто бы совсем равнодушно, но сердце заметалось, как сумасшедшее, а в голову толчками ударила кровь. Она никому, никому, кроме отца, не рассказывала о том, что с ней делали.

— Елена Кёлер... — задумчиво повторил Воронцов. — Кажется, я где-то слышал эту фамилию...

— Кирилл! — Стук в дверь и крик Ника заставили обоих вздрогнуть. — Открывай скорее!

Воронцов в несколько шагов подскочил к двери и отпер замок. Баркалов ввалился в допросную, дыша так тяжело, будто пробежал марафон.

— Мне звонила Варя. Она не может дозвониться до тебя. Ольга... она задыхается.

Воронцов снял очки и устало потер переносицу.

— Жива? — отрывисто спросил он.

— Пока да, но ей хуже. Варя вызвала семейного целителя. Он вот-вот приедет. Нам тоже нужно ехать.

Варя? Всего лишь имя, но сколько дурацких мурашек!

Лиза навострила уши, потому что из кучки молодых золотых дворян она знала лишь одну Варю. Знала и не хотела знать одновременно.

— Кёлер, — вспомнил о ней Воронцов, наградив хмурым взглядом без очков. Лиза дернулась, вспомнив испытанный животный ужас, но ничего подобного не последовало. Просто глаза, пусть и слишком... завораживающие, но не причиняющие боли. — С Русланом, Денисом и специалистом по ритуалам поедешь к себе домой допрашивать домового. После допроса сразу сюда, не заруливая ни на попить, ни на пописать. Сиди в своем кабинете до моего возвращения, и ни шагу за порог. Пеняй на себя, если я вернусь, а тебя не окажется на месте.

Приказной тон вызвал в Лизе мимолетное мятежное настроение, но она вовремя рассудила, что родной кабинет лучше допросной, и нехотя кивнула.

— Наш разговор не закончен.

Наградив Лизу еще одним красноречивым взглядом, Воронцов выбежал из допросной вслед за Ником и уже не услышал ее громкого вздоха облегчения. Кажется, пронесло. Однако пока они подозревали Лизу и бегали туда-сюда, Гордий наверняка уже схоронился лучше любой крысы. Хрена с два его теперь получится найти.

* * *

Уже давно рассвело. Часы подбирались к пяти, и потому на дорогах попадалось еще слишком мало машин, чтобы «БМВ» Ника снизила скорость. Баркалов цеплялся за руль обеими руками, хотя обычно лениво рулил одной. Он казался непривычно сосредоточенным, а еще готовым к броску в любой абсолютно рандомный момент. Кирилл редко видел друга таким собранным. Он уже позабыл, когда в последний раз дурашливый Ник напоминал бойцовскую собаку, готовую сорваться с поводка. Наверное, в тот день, когда Баркалов-старший решил отправить сынулю в Первый отдел на перевоспитание. Очень вовремя, надо заметить, решил. Ник чуть не погиб в тот злополучный вечер.

Сам Кирилл наверняка выглядел куда хуже друга. Он жутко устал за прошедшую ночь, проведя ее перед камерами в Проклятом соборе и ковыряясь в горах бумажек, пока Ник прохлаждался и сторожил вампиршу. Кирилл бросил на торпедо осточертевшие очки и в который раз потер глаза. Несмотря на то, что вместо линз в оправе поблескивали обычные стекляшки, глаза за день уставали, как в настоящих очках. Увы, отказаться от них он не мог. Дед, с которого и началось ношение очков, решил, что такой дар, как у них в роду, лучше скрывать, как тайное оружие. Так и пошел слух, что магия в семье Воронцовых выродилась. С возрастом Кирилл понял мудрость деда. Очень удобно пользоваться силой взгляда, когда противник не ожидает нападения. Да и глаза у наследников магии их рода слишком привлекали чужое внимание, если не скрывать их за стеклами.

Сегодня вампирша испытала на себе силу его взгляда, и ей не понравилось. Правда, его глаза могли и согреть, но знать об этом Кёлер не полагалось, как и кому-то, кроме близкого круга друзей.

Кёлер...

Кирилл вновь зажмурился, ругая себя за идиотскую выходку. Он что, внезапно превратился в подростка, который не научился держать руки при себе? Зачем полез трогать вампиршу? Женских бедер не видел, что ли, ни разу? Или татуировок? Решил проверить, не обожжется ли о кожу полудемоницы? Не обжегся. Кожа оказалась такой же, как у всех – бархатной и теплой. Идиот!

Что теперь она подумает? Что начальник, который всех искупал в помоях, внезапно решил ее полапать? Самому от себя тошно!

Ник опасно обогнал громоздкую машину-поливалку, едва не столкнувшись лоб в лоб со встречной старенькой "Вольво", у которой слабо светились мутные фары. Выругавшись, Ник ударил по рулю и сбросил скорость.

— Мы ничем не поможем Ольге, если разобьемся в две лепешки. Вся ее надежда на целителя, — устало напомнил Нику Кирилл.

— Нужно что-то предпринять! Мы не можем позволить умереть из-за нас уже второму человеку за четыре дня! — сорвался Баркалов, еще раз влупив по рулю. — Разве ты не понимаешь, что кто-то пытается запугать нас? Они подбираются все ближе к тебе, а, значит, ко мне и Герману. Впрочем, его не жалко.

— Ты думаешь, я не понимаю, на кого рассчитан этот перфоманс? — процедил Кирилл, сжав кулаки. Он должен оставаться спокойным. Он. Не. Станет. Беситься.

Но он совершенно точно балансировал на грани бешенства!

— Я чувствую себя виновным в их смерти. Будто я своими руками задушил их, — признался Ник.

— Ольга еще жива. Это так, если ты вдруг забыл.

Ник фыркнул и замолчал до конца недолгой дороги.

Наконец перед ними распахнулись знакомые ворота имения Верещагиных, и Ник припарковал машину рядом с авто Германа.

— Ну, конечно, Варя и ему позвонила, — буркнул Баркалов и выскочил из-за руля, как ошпаренный черт из табакерки.

Дворецкий уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу у распахнутых дверей и, завидев их, бросился навстречу.

— Господа, прошу, поспешите за мной. Гостье княжны Варвары все хуже! — воскликнул он, позабыв свое извечное «Ваше Сиятельство».

Прямо у парадного крыльца стоял брошенный черный джип «Инфинити», мерцавший покрытыми воском боками. Значит, целитель уже прибыл. Такие редкие специалисты, обладавшие врожденным даром видеть болезни и лечить их, ценились во всем мире на вес золота и зарабатывали так же, как и ценились.

Дворецкий провел их в одну из гостевых спален на втором этаже. Дверь была распахнута, и оттуда слышались взволнованные голоса. Кирилл с Ником ворвались в спальню как раз посреди ритуала. Целитель пребывал в трансе, сжимая в руках подрагивающие руки Ольги. Она лежала поверх пушистого розового покрывала в той же одежде, в которой и приехала в дом Верещагиных.

Рот Ольги был открыт, словно в немом крике, но из горла не вырывалось ничего, кроме глухих хрипов. Она отчаянно пыталась вдохнуть, но не могла. Бледность кожи заставила Кирилла подумать о живых покойниках, и его передернуло. Ольге осталось недолго. Это понимали все: и он, и застывший в немом изумлении Ник, и хмурый Герман, и заплаканная Варвара, полулежавшая в мягком кресле, и грозный Михаил Верещагин — небезызвестный хозяин имения, который за ночь нарисовался дома.

Он, кстати говоря, одарил ворвавшихся гостей максимально неодобрительным взглядом. Если бы Кириллу не было плевать, он бы скукожился от физически ощутимого раздражения. Взгляд Верещагина метал гром, молнии и гневный вопрос: «На кой черт вы притащили задыхающееся тело ко мне домой?!».

В комнате царило молчание, иногда нарушаемое отчаянными хрипами Ольги и глухими всхлипами Варвары. Она так внимательно наблюдала за целителем, что не сразу заметила появление новых действующих лиц. Наконец Варвара скользнула взглядом по Кириллу и бросилась к нему в объятия, всхлипывая уже громче. Целитель шикнул, приказывая молчать. Варвара сцепила зубы и уткнулась в плечо Кирилла, сотрясаясь от рыданий всем телом, но молча. Тот успокаивающе погладил ее по спине и прижал к себе. Варвара покорно затихла, будто только этого и добивалась.

Все они замерли в немой сцене еще на семь долгих минут, которые терпеливо отсчитали старинные часы на стене. Размеренное «тик-так» эхом отдавалось в черепной коробке Кирилла, и в голове метались отчаянные догадки. Если Давыдов мог стать случайно выбранной жертвой, то покушение на Ольгу — не случайность, а продуманная акция устрашения. Кто-то знал о планах Круга и причине, почему Ольгу вообще пригласили туда. Убийца знал, почему Кирилл стремился сблизиться с Партией прогресса, где состояла Ольга. Знал и пытался не допустить этого.

— Она умирает, — наконец лаконично изрек целитель, отпустив руки Ольги.

Варвара всхлипнула и зажала рот ладонью. Она бросила взгляд на подругу и захныкала, увидев, что та потеряла сознание. Бледная кожа Ольги приобрела синюшный окрас, как и губы, руки свела судорога, отчего они сделались похожими на куриные лапки.

— Когда я прибыл, у девушки уже развилось диспноэ, но асфиксия еще не наступила. Она пыталась сделать глубокий вдох, но не могла, отчего нервничала еще сильнее. Соответственно, проблема с дыханием усугубилась, — отвернувшись от полумертвой Ольги, пояснил целитель. — Сейчас же ее тело сигнализирует мне о полной невозможности вдохнуть. Девушка словно... забыла, как дышать. Да, пожалуй, это самое точное определение ее состояния. Поскольку кислород в организм не поступает, наступила асфиксия, и, увы, сейчас мы наблюдаем ее агональную стадию. Я бессилен что-либо сделать, потому что на девушку произвели воздействие, которое мне не под силу уловить. Увы, через несколько минут наступит смерть.

— Диспноэ... Асфиксия... Что это, доктор? Я ничего не понимаю, — подвывая, лепетала Варвара, не отводя взгляда от Ольги, чье тело сотрясалось в судорогах. Из ее горла вырывалось слабое, прерывистое сипение. Как будто вот-вот оборвется...

— Говоря простым языком, диспноэ — это одышка. Она усугубилась, и тело под воздействием чужой магии попросту забыло, как дышать. По этой причине мы с вами наблюдаем асфиксию — удушье.

И в этот момент дыханье Ольги остановилось.

Варвара заскулила, уткнувшись в плечо Кирилла.

— Выведи ее отсюда! — рявкнул Верещагин, и Кирилл послушался.

Он осторожно вывел (верней, почти выволок) ревущую Варвару в коридор и проводил до ее спальни. Велев сидеть в комнате и не высовываться, Кирилл бросился обратно. Сердце колотилось, как бешеный зверь в костяной клетке. Еще ни разу при нем не умирали, но он был готов к тому, что однажды это произойдет. И вот Кирилл здесь, но не запуган, как наверняка рассчитывал убийца, а наполнен ненавистью по самую макушку.

Вернувшись в гостевую спальню, Кирилл понял, что всё. Он пропустил сам момент смерти, и это к лучшему. Тело Ольги, изогнутое в судорогах, застыло в одной позе. Синюшный язык показался из открытого рта. Лицо приобрело сине-бордовый оттенок. А на покрывале, под задницей Ольги, расцвело мокрое пятно.

— Я прикажу выбросить всю мебель из этой комнаты и завтра же начать ремонт, — проворчал Верещагин, брезгливо поморщившись от вида трупа. Он обращался только к Кириллу, будто они говорили наедине. Ника и Германа для хозяина имения словно и не существовало.

— Боюсь, завтра вам никто не разрешит этого сделать, — отрезал Кирилл и достал телефон, чтобы набрать номер отца.

— Тебя забыл спросить, щенок.

— Меня можете не спрашивать. Боюсь, придется спросить главу Управления по особым делам, — равнодушно ответил он, слушая длинные гудки.

Верещагин прикусил язык. Похоже, ссора с Воронцовым-старшим не входила в его планы. В конце концов, помолвка еще не состоялась, не говоря уж о свадьбе. Он находился в заведомо проигрышном положении, и прекрасно это понимал.

— Пойду, успокою дочь. Надеюсь, больше ваши игры в детективов не заденут мою семью и мой дом, — выплюнул он с бесконечным раздражением и удалился.

— Гандон. Штопаный гандон, — бросил ему вслед Ник и с болью во взгляде отвернулся от тела Ольги, пока Кирилл коротко разговаривал с сонным отцом.

Они не могли даже закрыть ей глаза, пока не прибудет группа из Управления. Потому ничего не оставалось, кроме как выйти из гостевой спальни, оставив Ольгу одну в ее последнем пристанище.

— Круг редеет, — задумчиво буркнул Герман. — Скольких из нас вот так отправят в пекло или куда там еще?

— Кажется, я нашел тонкую ниточку, которая может вывести нас на след. И ниточка эта вот уже четыре года как работает в Первом отделе, — протянул Кирилл.

Вместо мучительной смерти Ольги он предпочитал размышлять о связи Кёлер и Гордия, который, в свою очередь, явно в сговоре с убийцей. Как далеко заведет ниточка — неизвестно, но в узел проблем она уже завязалась.

— Ты о Лизе?

— О ней. Ты что-то знаешь о ее матери?

Ник нахмурился и покачал головой.

— Что ж ты за друг такой, раз ничего не знаешь? Вы о чем вообще говорите с ней? Сплетничаете о мальчиках, и на этом всё? Мать нашей вампирши — чистокровная демоница, а Гордий — ее давний любовник.

— Ты-то где это нарыл? — хмыкнул Ник.

— Она сама мне рассказала.

— Говорю же, не Первый отдел, а сборище дегенератов, — влез Герман, получив в ответ два уничижительных взгляда.

Почему-то Кириллу захотелось ухмыльнуться, глядя на озадаченное лицо Баркалова. Оно говорило само за себя — Ник впервые задумался, почему ничего не знал о прошлом Кёлер, с которой они, судя по его словам, за полгода стали не разлей вода. Кирилл же загнал вампиршу в угол так легко, что она сама, почти не сопротивляясь, вбросила в игру первую карту откровенности. Рассказала о матери ему, а не Нику.

Кирилл вдруг понял, что на почве ненависти к мразям, которые настырно подбирались к его Кругу, в нем самом проклюнулся азарт узнать о Кёлер больше. Он не так часто интересовался кем-то настолько, чтобы добровольно рваться к чужим тайнам и жаждать покопаться в них голыми руками. Что-то в Кёлер не давало ему покоя. Кирилл ждал разговора с ней, что само по себе для него необычно.

Кирилл отправил Ника и Германа в столовую, выпить кофе и успокоить нервы, а сам с тяжелым вздохом направился к Варваре. Если он сам не испытывал из-за смерти Ольги ничего, кроме злости и раздражения, то не стоило ждать этого же от остальных. Особенно от Варвары. Она впервые своими глазами увидела что-то столь ужасное, и Кирилл, как хороший будущий муж, должен был зайти к ней.

Он тихонько постучал, и из-за двери тут же раздалось глухое «войдите». Комнату освещала красновато-неоновым светом надпись из светодиодов на стене. «Всегда улыбайся». Вопреки совету надписи Варвара плакала. Ее обычно высокомерное лицо раскраснелось, а нос распух. Кирилл поймал себя на мысли, что со слезами Варвара как будто выпустила наружу немного человечности, обычно скрытой за маской княжны Верещагиной. В эту минуту она казалась беззащитной и потерянной, столкнувшейся с необратимым и ужасным.

Кириллу ничего не оставалось, кроме как осторожно опуститься на кровать, рядом со свернувшейся в комочек Варварой. Она то и дело всхлипывала и шмыгала носом, никак не успокаиваясь.

— Она еще там? — со страхом спросила Варвара.

— Где же ей быть? Никуда уже не убежит. Мы ждем дежурную группу, чтобы осмотрели тело, — отрывисто ответил Кирилл, но к последним словам даже смягчил тон, чтобы не показаться грубым.

Он протянул руку и мягко погладил Варвару по голове, ощущая под пальцами гладкий шелк волос. Почувствовав молчаливую поддержку, она разрыдалась еще сильнее.

— Я так виновата перед Олей. Даже не знаю, как теперь простить себя. Я была против, чтобы вы брали ее в Круг. Считала, что лимита окрутила аристократа и глупо надеется выйти за него замуж. До сих пор виню себя за это.

— Ты относишься так к каждой девушке, с которой встречаются члены Круга, — улыбнулся Кирилл.

— Круг лишь для дворян из золотого списка. Ты сам привил нам это правило. Иногда оно жестоко.

— Я от него не отступаюсь, но бывают ситуации, когда люди оказываются слишком полезны, чтобы оставить их в покое и не затащить в наши ряды.

— Поэтому вы и заманили Ольгу к нам? Она была полезна из-за членства в партии, которая нас ненавидит? — всхлипнув, спросила Варвара и уставилась на Кирилла бесконечно серьезным взглядом, блестящим от слез. Она чего-то ждала от него, но чего? Скорби по чужому человеку?

— Да, ты все правильно поняла, — кивнул Кирилл.

— Тебе ее совсем не жалко?

— Умереть так, как умерла Ольга, никому не пожелаешь, но я несу ответственность за весь Круг, и потому мне не до жалости и соплей. К моим близким людям подбирается монстр, а я, как слепой котенок, тычусь носом не в те углы и разбиваю его. Ты не представляешь, как меня это злит.

Варвара всхлипнула и потянулась к Кириллу за поцелуем. Он покорно наклонился, сухо коснувшись ее пухлых губ своими. Никаких эмоций, никакого волнения. Только уверенность, что поступает, как должен.

Отстранившись через несколько мгновений, Варвара печально улыбнулась, растянулась на кровати и утерла слезы, хоть из груди ее все еще вырывались глухие всхлипы.

— Полежи со мной, Кир. Пожалуйста. — Она призывно похлопала ладошкой по покрывалу слева от себя.

— Я не могу. Скоро приедет опергруппа. — Кирилл совсем не горел желанием устраивать обнимашки в постели Верещагиной.

— Полежи хоть пять минут. Мне страшно, но твоя уверенность успокаивает.

Кирилл усмехнулся, поймав себя на мысли, что его внешняя уверенность — маска, которую Варвара приняла за чистую монету. Каждый видит то, что хочет видеть.

Тяжело вздохнув, Кирилл сбросил туфли и пиджак, заполз на кровать и блаженно растянулся на светло-бежевом покрывале. Как же хорошо! Он уже вторые сутки не спал, и тело, каким бы ни было надежным, начинало подводить. Вот сейчас глаза вдруг закрылись сами собой, хотя Кирилл клятвенно обещал себе полежать не больше пяти минут. В итоге он задремал, едва коснувшись головой подушки. Тяжесть чужой головы тут же опустилась на правое плечо. Варвара свернулась под боком и успокоилась. Так Кирилл и уснул, не успев почувствовать ничего, кроме бесконечной усталости.

Ему снились бесконечные записи камер наблюдения, на которых мелькала Кёлер и не Кёлер одновременно. Довольное лицо Гордия, будто он обвел вокруг пальца саму судьбу. Мертвое тело Ольги. И, кажется, еще десятки разрозненных картин...

Громкий стук в дверь выдернул Кирилла из беспокойного сна. Он рывком сел в кровати, отчего Варвара ворчливо откатилась на другую половину и сонно захлопала глазами.

—Кирилл, приехала группа. И твой отец, — донесся из-за двери голос Ника.

Кирилл кое-как пригладил растрепанные волосы, поправил на носу очки и бросил Варваре:

— Поедешь в Управление со мной и Ником. У тебя возьмут показания и отпустят.

—Обязательно именно сегодня? Я такого страху натерпелась ночью. Мне нужно прийти в себя, — промямлила Варвара, отчего в груди Кирилла всколыхнулось привычное раздражение, которое он из раза в раз испытывал рядом с ней.

— Нет времени приходить в себя. Твои показания важны. Мне нужно, чтобы ты вспомнила каждую мелочь с самого приезда Ольги к вам в имение.

Голос Кирилла приобрел стальные нотки главы Круга, и Варвара не решилась спорить.

Он надел пиджак, обулся и выскочил за дверь, все еще приглаживая волосы. Ник, который так никуда и не ушел, одарил Кирилла понимающим взглядом, и тот с трудом подавил желание показать ему средний палец. Он, в конце концов, провел время в спальне своей невесты, а не какой-то девицы из клуба. Ни к чему даже Баркалову знать, что между ним и Варварой не было ничего сексуальней поцелуев. Между прочим, почти всегда без языка. Так и до шуток про импотенцию недалеко! Хватит и того, что Ник знал, какой огромной костью поперек его горла стояла будущая женитьба.

Осмотр трупа и комнаты занял гораздо больше времени, чем Кириллу хотелось бы. Краешком мысли он вспомнил, что в Управлении его должна дожидаться Кёлер вместе со специалистом по ритуалам и показаниями домового (жизнь прям как в сказке, мать ее!). Только бы дождалась, а не свинтила подальше. Кирилл доверился ей в этой, казалось бы, мелочи и не хотел, чтоб вампирша провалила проверку на вшивость.

Когда тело наконец увезли, эксперты погрузились в свой микроавтобус и тоже уехали восвояси, время перевалило за девять утра. Кирилл вышел на крыльцо, где с удовольствием курил Ник. Стоило ему в молчании протянуть руку, Баркалов без слов сунул в нее пачку и зажигалку. Кирилл курил редко, но прошедшие два дня пропустили его нервную систему через лютую мясорубку. Он счел это достойным поводом наложить сверху маленький пластырь, воняющий дымом.

— Ни один амулет не дрогнул. Как такое может быть? Должен же остаться хоть малюсенький след магии. Не сама же она вдруг задохнулась. Память плохая, вот и забыла, как дышать! Подумаешь, с кем не бывает? — сердито бормотал Ник, глубоко затягиваясь и буровя взглядом фонтан.

Кирилл и сам не понимал, как это возможно. У экспертов Управления по особым делам имелся огромный арсенал всевозможных штук для определения магии, энергии духов и сущностей, негатива, воздействия нечисти и прочей дряни. Ни один не дрогнул. Как будто и Давыдов, и Ольга задохнулись сами по себе. И вправду забывчивые. Забыли такую мелочь.

Вариантов не оставалось, кроме как искать демона с уникальной способностью, не встреченной ранее, или ритуал, о котором не знал ни один справочник старинного колдовства.

Кирилл с Ником так глубоко погрузились в размышления, что вздрогнули, услышав голос Воронцова-старшего. Тот вместе с Германом вышел на крыльцо и устало потянулся.

— И почему все так любят умирать по ночам? Высплюсь я, похоже, на пенсии, — хмыкнул он и взглянул на сына, приспустив очки с переносицы.

Кирилл ощутил мимолетный укол отцовского взгляда — такого же ясного и смертоносного, как у него.

— Прокатись с отцом до Управления, — велел он Кириллу и добавил, прежде чем тот успел возразить: — Я знаю, что ты приехал без машины. Окажи отцу услугу.

Кирилл знал, что варианта отказаться не существовало бы, даже стой во дворе Верещагиных весь автопарк семьи Воронцовых. Если отец желал поговорить, значит, они поговорят, как бы Кирилл ни сопротивлялся. Терять авторитет при двух своих заместителях непозволительно.

Кирилл кивнул отцу и даже выдавил вежливую улыбку. Он направился к представительскому «Мерседесу» и покорно уселся на переднее сиденье. Несмотря на статус, отец предпочитал ездить без водителя. Секреты надежней хранятся без чужих ушей.

— Твои друзья мрут, как мухи, — сухо сказал отец, вырулив из ворот имения.

Кирилл одарил его тяжелым взглядом, но ответил вежливо и спокойно:

— Кто-то повадился истреблять дворян.

— Ольга не была дворянкой. Она просто вертелась в твоем кружке по интересам. Только не говори, что не думал об этом. Ты не настолько глуп.

— Ты, как всегда, щедр на комплименты, — фыркнул Кирилл.

Отец скривился, отчего тонкие черты лица заметно перекосило. Кирилл не так часто видел отца, но сейчас заметил, что тот наверняка покрасил волосы — куда-то делись нити седины, а еще как будто бы стало меньше морщин. Завел молоденькую девицу и решил соответствовать?

— Только мать хвалит тебя. И хвалит совершенно незаслуженно, — одернул Кирилла отец.

Тот лишь ухмыльнулся, подумав о матери и очередной любовнице отца. Она прекрасно знала о похождениях мужа, но молчала все двадцать три года брака. Их обоих все устраивало. Кирилл знал, что эта же участь ждет их с Варварой. Договорные браки заканчиваются только так и никак иначе.

— Стоило мне дать слабину и назначить тебя, сопляка, на ответственную должность, как все тут же полетело в тартарары, — продолжал вещать отец.

— Смею напомнить, что Давыдова убили еще до моего вступления в должность. И это не я увел из Управления почти всех боеспособных сотрудников.

— А девчонка из твоего отдела! Как там ее?

— Кёлер. Елизавета Кёлер, — сию же секунду отозвался Кирилл.

— Да, она самая. Что за история с побегом демона? Весь Первый отдел на ушах, а ты не доложил!

— Я не стал тебя будить. Утром непременно пришел бы с докладом. Кёлер не причем. Кто-то надел ее личину и вызволил демона. Есть подозрения, что это дело рук ее матери — чистокровной демоницы.

— Выгнать взашей нужно всех лодырей в Проклятом соборе! — распалялся отец. — Упустить демона, который никогда нигде не светился, а тут, считай, добровольно сдался в наши руки. Его теперь ничем не выманишь.

— Ты же понимаешь, что все это — продуманная партия? У псевдо-Кёлер было липовое постановление о допросе, в соборе ей выделили двух человек в сопровождение. Скорее всего, оба конвоира мертвы. Тел пока не обнаружили.

— Не смей разговаривать со мной, как со студентом на экзамене, сопляк! – рявкнул отец и сердито ударил по гудку, отчего машина перед ними шарахнулась в правый ряд. — Мне нужен результат! Демон должен быть пойман и возвращен в собор! Пособники — найдены и наказаны! И меня не волнует, какой ценой ты это сделаешь.

«Даже если ценой своей жизни?», — чуть не ляпнул Кирилл, но вовремя замолчал. Время попыток разжалобить отца прошло еще лет эдак десять назад.

— И не смей впредь что-то скрывать! — снова рявкнул отец, на что Кирилл лишь отвел взгляд. С подростковых лет он только и делал, что скрывал от отца все самое важное и планировал продолжить в том же духе.

Дорога до Управления прошла в напряженной тишине. Кирилл привычно не открывал рта, чтобы не вызвать у отца еще больше раздражения. У того с молодых лет нервы ни к черту, а с возрастом он и вовсе превратился в дикого зверя.

— Это дело теперь на моем личном контроле. Допроси Кёлер и представь мне все материалы по делу не позже завтрашнего дня. Буду направлять твою работу, раз сам ты еще не дорос до достойного уровня, — распорядился отец, припарковавшись во внутреннем дворе Управления. Навстречу сию же секунду выскочил водитель, чтобы загнать машину в гараж. — И в выходные жду тебя дома. Мать скоро совсем изведется. Уже месяц тебя не видела. Всё причитает, как же там сы́ночка на новой должности. Не обижает ли кто.

Кирилл фыркнул. Мама беспокоилась за него всегда и довольно часто чересчур. Она знала о строгости отца, граничащей с жестокостью, и всеми силами старалась окутать единственного сына заботой. И так старательно окутывала, что почти задушила. Съехать от родителей еще на втором курсе универа было лучшим решением в жизни Кирилла. И начать прокладывать путь туда, куда с детства подталкивал его отец — к величию.

Кирилл сквозь зубы попрощался с отцом и поплелся к черному входу, едва переставляя ноги от усталости. Нужно было срочно ехать отсыпаться, иначе он свалится прямо в коридоре. Вот только выяснит, что же там наболтал домовой Кёлер.

Кирилл поднялся на второй этаж, ощущая собственные ноги, как две тяжеленные гири. Дверь своего кабинета манила получасом сладкого сна в кресле, но Кирилл почти насильно заставил себя сменить курс. В кабинете оперов обнаружились только Кёлер и Родин. Остальных и след простыл — рабочий день, в конце концов. Это у Кирилла уже перепутались день с ночью, а не у них.

Родин угрюмо звенел ложкой по большой черной чашке, что-то старательно размешивая. Увидев Кирилла, он отложил ложку и молча поставил чашку перед вампиршей. При этом Марк не спускал с него напряженного взгляда, готовый защищать то ли себя, то ли Кёлер.

Вампирша устало повернулась к Кириллу и буркнула:

— Можешь зайти к экспертам. Нина Ивановна — милейшая девушка, кстати — расскажет, что ей наболтал мой домовой. Ему, бедняге, еще долго будет сниться веревка с узелками вокруг его шеи. Он что-то вопил о том, что мы решили его задушить и забрать себе наследство.

— Он согласился говорить? — удивился Кирилл. Все, что он знал о домовых, это то, что они те еще социопаты. Людям не показываются, гадят или помогают исподтишка, показания не дают. Как Кёлер вообще пришло в голову, что к домовому можно применить ритуал допроса? И применила же. Судя по всему, домовой обиделся не настолько, чтобы отказаться ее выручить.

— Попробовал бы он не согласиться — тут же поехал бы обратно в заброшенный дом в своем горшке, — буркнула Лиза и прихлебнула из кружки нечто, намешанное Родиным. Который, между прочим, до сих пор сверлил Кирилла напряженным взглядом.

— Я сниму с тебя подозрения в пособничестве Гордию, — заверил ее Кирилл и сам себя одернул. Он же еще не поговорил с... как ее там? Ниной Ивановной, кажется.

Это все Родин и его сканирующий взгляд. Какого хрена он уставился? Если бы Кирилл взглянул в ответ, как он умел, бой был бы проигран героем-любовником всухую!

— Вот уж спасибо. Я могу идти домой или заставишь досидеть до конца рабочего дня?

— После допроса, — отрезал Кирилл.

Он сделал шаг к двери, но та распахнулась, впуская Ника и маячащую за его спиной Варвару.

— Вот тут я и работаю. О, Кирилл... Алексеевич! Вы уже здесь? — Удивительно, но Ник из каких-то внутренних резервов организма выковырял воодушевление. У Кирилла уже не осталось ничего, кроме желания сдохнуть. Ник тоже должен падать с ног, но почему-то не падал. Точно выпил пару энергетиков, сволочь, и не привез Кириллу!

— Варвара, посиди пока с Ником. Я отойду к криминалистам по делу и вернусь за тобой. — Кирилл мотнул головой в сторону стола Баркалова и с тоской подумал, что к криминалистам придется подниматься по лестнице. Он был уже неспособен на физические нагрузки.

— А дело не может подождать? Мне не хочется оставаться здесь дольше, чем необходимо, — промямлила Варвара. Она брезгливо огляделась, наткнулась взглядом на Кёлер и Родина... и застыла, как будто ее выключили.

— Лиза? — выдохнула Варвара и как-то разом побледнела, но через мгновенье гордо вскинула подбородок и расправила плечи. Будто приготовилась ринуться в бой.

— Ну, привет, сестренка. Сколько же лет мы не виделись? — лениво прихлебнув из чашки, протянула Кёлер.