Гукюн

Шесть лет с вами были моими лучшими годами. Не важно, что происходило в моей жизни и через какие трудности я проходила, я знала, что, придя сюда, написав пару строк, прочитав то, что написали вы — я перезагружусь и вернусь в бой с новыми силами. Мы с вами создали мир, в котором мы отдыхаем, прячемся, чувствуем, а, самое главное, учимся верить. Мы верим в любовь и в нашу силу. Мы поклоняемся времени, которое ни за что не будем терять, и ставим целью собрать вокруг себя тех, кого будем называть семьей. Мы верим в справедливость, и в то, что мечтам суждено сбываться. Мы верим только в лучшее, но мы всегда готовы к плохому, ведь знаем, что на хэппи энды судьба не щедра. Мы не боимся плохих концов, потому что на нашей коже броня из стали, и мы сотрем ее полностью, но свой счастливый конец получим.

Я написала эту главу на базе аушки по детям, которую вам показывала, и давно хотела переписать и добавить ее к работе. Четвертого февраля этого года, за день до дня рождения Гукюн, я ехала домой и был густой туман. У меня в колонках играли Флоренс, и вот на моменте въезда на мост, я увидела сцену, которая описана в самом начале главы. Это было нечто в виде галлюцинации, и я тогда же записала все, что увидела на диктофон и на днях распечатала.

ПС: примечательно, что печать книги Гукюн совпала с такой важной для меня датой. Информацию о том, как приобрести книгу, можно прочитать ниже после главы.

Приятного чтения.
И в этой, и в следующей.
IHES.

НДНЗ

Широкая степь, над которой воцарилась гнетущая тишина, стелется до самого горизонта. За спиной остановившегося у ворот Юнги возвышается величественный Иблис, башни которого чуть ли не доходят до облаков. На стенах города расположились одни из его постоянных обитателей — черные вороны, ожидающие приглашения на очередной пир. Юнги плотнее кутается в меховую накидку, переступает с ноги на ногу и все всматривается в бескрайнюю степь. Сегодня он стоит за воротами в полном одиночестве. Нет ни Биби, который бы ругал его за время на морозе, ни многочисленных стражников, отведенных господином для охраны главного омеги империи, которые видели бы врагов даже в воронах. Одинокая хрупкая фигурка, укутанная в серый мех, на который ложатся хлопья щедрого в этом году снега, не сдается стихии и продолжает всматриваться в даль. Пару часов назад Юнги был во дворце, снова по традиции целовал Гукюна в лоб, наставлял его беречь себя, начищал его доспехи и, с разрывающимся сердцем, прощался с ним до следующего восхода солнца. Сейчас же Юнги ждет правителя империи, отца своего единственного сына и часть своей души и сердца. Он всматривается в сгущающиеся сумерки, боится, что что-то случилось, и сладкое слуху «Гуук» не услышит, заметно нервничает. Юнги ждет и жаждет увидеть того, от кого пускаются в бег все остальные, и дрожит сейчас не от холода, а от переживаний, что не дождется, не поймает его взгляд, не почувствует запах, обжегший его легкие еще пять столетий назад. Снежинки облепляют красивое лицо, ему приходится проводить по нему ладонями, лишь бы взор не туманили, позволили бы ему увидеть его первым и почувствовать, как на его собранной из лоскутков душе швы срастаются.

Наконец-то снег останавливается, и белое покрывало поздней зимы начинает накрывать ползущий к омеге черный туман. В черный окрашивается все вокруг, под ним гибнут подснежники, меркнет только родившаяся луна, а обеспокоенные вороны срываются прочь, растворяясь в непроглядном полотне, накрывшим куполом весь Иблис. Черный вселяет в людские сердца тоску и страх, но Юнги этого всего не чувствует — с первой он существует, а со вторым, став омегой Дьявола Востока, попрощался. Из этого мрака, закрывшего собой все, появляется черный, как смоль, конь, на котором гордо восседает всадник, так горячо ожидаемый Юнги. Омега на мгновенье прикрывает глаза, впитывает в себя родное «Гуук», в котором нет угрозы и предзнаменования крови, а только одна чистая пронзающая боль, проходящая через двоих насквозь, и, подняв веки, смотрит на двигающегося мягкой поступью прямо на него коня, на котором восседает всадник из преисподней.

Там, где их взгляды пересекаются, — темнота рассеивается. Юнги не может ни вдохнуть, ни выдохнуть, замер статуей, на того, кто для него небеса закрыл, смотрит. Сколько бы Юнги этого не делал — не насыщается, сколько бы не встречался — прощаться не научился. Он оттягивает время как может, за долю секунды все бы отдал, но с ним никто не торгуется. В этом мире уже ничего не изменить: не вернуть прошлое, не получить шанс на исправление. Гуук почти рядом, Юнги может протянуть руку и коснуться морды Маммона, в чьем стеклянном взгляде он все равно замечает искорку, разгоревшуюся при виде омеги. Еще один шаг, всадник на коне проходит сквозь Юнги, а там, где омега стоял, снежинки, блестящие как бриллианты, на заледеневшую землю рассыпаются. Всадник на коне замирает у самых ворот. Юнги подбирает полы длинной накидки, знает, что еще мгновенье — и он окончательно растворится, и оборачивается. Гуук за ним повторяет.

Ни единого слова, ни единого жеста, не больше мгновения рядом. Наказание Гуука — видеть его каждый закат, не сметь прикоснуться. Наказание Юнги — умирать после каждой встречи. Еще два столетия, и на этой степи воздвигнут огромные города, которые будут тянутся к новым звездам, и только луна будет помнить, как была безмолвным свидетелем отчаяния и страданий двух душ, которым когда-то обещали вечность. Луна и та, кто сидит на камне у ворот, чешет костлявыми руками подбородок, прячет взгляд. Та, кто не может смотреть в <i>его</i> глаза, потому что уже получила новое задание и знает, как будут звать его сына.

— Твой дар забыть его и обрести покой.

— Я не хочу.

— Любящий не должен платить за грехи любимого.

— Я хочу.

— Почему?

— Потому что мы с ним и в этой, и в следующей.

<center>***</center>

— И почему я слушаюсь тебя и следую твоей очередной затее, — сплевывает на землю Гукюн и утирает рукавом старой рубахи пот с лица. — Сидели себе во дворце в прохладе, окруженные ползающими под ногами и пытающимися угодить нам подхалимами, но нет же, надо было играть в переодевания и идти с тобой на базар.

— Да успокойся ты, — поправляет соскальзывающий с головы тюрбан Арэм. — У них сегодня праздник весны, а мы погуляем, посмотрим. Мы всегда успеем на коврах полежать и на луноликих красавцев посмотреть. Хотя тебе не прощу, если будешь на кого-то кроме моего брата смотреть, — хмурится.

— Скорее ему расскажешь, — хлопает его по плечу Гукюн и толкает вперед.

Арэм, который с годами стал все больше похожим на отца, крупнее Гукюна и немного выше. Его собранные в пучок на затылке волосы не позволяют тюрбану нормально сидеть на голове, поэтому альфа, устав придерживать головной прибор, со злостью отшвыривает его в узкую канаву по пути. Альфы без воинов, они одеты в старые штаны и кафтаны, что, по словам Арэма, позволит им слиться с толпой. Идея Арэма не особо работает, потому что двое явно не местных высоких и красивых мужчин все равно привлекают внимание. Гукюн соединяет в своей внешности черты обоих родителей, но телосложением и ростом пошел в отца. У него такие же как у Гуука черные волосы и глаза, а нос и губы папины. Гукюна называют одним из самых красивых альф империи, и очень много омег сокрушается, что сердце императора давно уже занято.

Друзья завернули в империю Заир вчера, чтобы дать войскам передохнуть, заодно навестить правителя, который, по словам Намджуна, стал принимать у себя врагов империи. После пира в их честь, Арэм ворвался к Гукюну и объявил, что они перед отбытием посетят праздник. Арэм очень любознательный, его, в отличие от Гукюна, интересует не только сама земля, на которую они собираются нападать, его интересуют обычаи, история, то, чем живут люди, которые войдут в их империю. Арэм может часами рассказывать папе про то, что увидел и узнал в новых землях, а Чимин всегда с удовольствием слушает сына. Раньше Арэм рассказывал все и Таану, но в последнее время брата ничего кроме одного конкретного альфы не интересует. Арэм обижался на Таана, что тот больше не оказывает ему много внимания как в детстве, но Сокджин просит его быть терпеливее и повторяет, что он поймет младшего, только когда встретит того, кто соединит в себе весь мир для него. Арэм отмахивается, называет своим омегой свой меч и, поцеловав клинок, бросается в новый бой. Чимин только вздыхает и втайне мечтает, что когда Арэм создаст семью, вместе с омегой будет чаще навещать империю Чин. Чимин боится остаться один, потому что Таан, который уже официально жених Гукюна, после свадьбы останется жить в Империи Гукюн, а муж часто пропадает в походах. Сокджин даже предлагал найти Арэму супруга из империи Чин, таким образом заставив его больше времени проводить здесь, но Чимин слишком хорошо знает сына, чтобы думать, что он согласится на договорной брак.

На Заир, после одного дня пребывания здесь, решено пока не нападать. Глава империи убедил наместника Дьявола на земле, что продолжит верно ему служить и предоставил в пользование альфам свой личный дворец. Гукюну не терпится вернуться домой, и он уже объявил войскам, что на рассвете они выдвинутся обратно. Гукюна дома ждет гостящий в империи Таан, а Арэма ждет папа. Именно для Чимина последний и придумал этот план с переодеваниями, чтобы вечером, лежа в постели омеги, который будет заплетать ему волосы, рассказывать ему про праздник. Арэм не знает еще, что он расскажет Чимину не просто про праздник, а про чудо, которое на нем встретит.

Солнце медленно готовится ко сну, жара спадает, и наконец-то в воздухе чувствуется прохлада. В городе уже зажгли фонари, горожане с венками на голове встречают весну, водят хоровод вокруг огромного костра на главной площади. Отовсюду доносится музыка, пахнет жареным мясом, детвора, которой сегодня можно не ложиться рано, с визгом проносится мимо. Воины альф тоже ходят в толпе, но близко к господам не подходят, их не выдают. Гукюн задерживается у прилавка с украшениями, которые плетет старый омега, и выбирает подарок Таану, Биби и Чимину, а Арэм продолжает прогуливаться в толпе и двигается в сторону, где музыка громче всего. Арэм обещал дяде Хосоку привезти с новых земель семена диковинных цветов, и пусть альфа почти не видит из-за выевших глаза слез, он оценит их красоту и посадит их на могиле, которую поклялся охранять до последнего вдоха. Арэм возьмет семян и папе, который сразу же помчится в «Колыбель солнца» украшать могилу своего друга и омеги, который пусть и погиб трагически много лет назад, но до сих пор является божеством для населения империи. Каждый год в начале весны огромная толпа со всех уголков империи устремляется к мавзолею, построенному Дьяволом, чтобы отметить день рождения своего любимого правителя, попросить его о благосклонности и полюбоваться чудо-водопадом, который еще ни разу не остановился. Омега, которого зовут сердцем Дьявола, сегодня является тем, к кому приходят будущие новобрачные и просят о настоящей любви. Любовь Гуука и Юнги осталась в империи символом вечной любви, и о ней рассказывают старцы на каждой свадьбе, желая молодоженам такой же. Арэм близко подходить к могиле Юнги боится, потому что он, как и все члены семьи, знает, кто лежит у его ног. Отец любит подначивать альфу тем, что он трусишка, раз боится своего же дядю, но Арэм перебороть себя не может. Даже когда Гукюн проводит там долгие часы, Арэм, который поклялся вечно быть за его спиной, к могиле не подходит, так и остается перед входом, на котором высечены легендарные слова, и ждет брата.

Вокруг одного из костров танцуют омеги, Арэм с удовольствием грызет поджаренные на раскаленных камнях орехи, следит за радостью горожан, но внезапно его внимание привлекает пробирающийся сквозь толпу парень, укутанный с головы до ног в темно-зеленую, расшитую серебром накидку. Арэм быстро бы забыл о незнакомце, если бы не заметил, что за парнем в зеленом двинулись воины государства Заир. Природное любопытство и, как говорит Чимин, вечный дар попадать в неприятности не дают альфе просто продолжить путь. Арэм поворачивается к Гукюну и, заметив, что тот все еще занят выбором украшений, следует в сторону, где скрылся парень с накидкой. Голоса гуляющей толпы все дальше, Арэм уже отошел от центра, он видит, как парень вбегает в калитку явно чужого сада, и за ним же вбегают воины.

— Эй, парни, — окликает их Арэм и поднимает рубаху, показывая рукоять меча, по которому альфу моментально узнают и низко кланяются. — Зачем за мальчишкой бегаете?

— Омега — жених господина, — не поднимая глаз, отвечает стража, — ему нельзя гулять одному в городе, а он сбежал. Опять.

— Какого господина? Заира? — морщится Арэм, вспоминая старика, с которым они ужинали, и стража кивает. — Я сам его приведу, а то вы его напугали, — оставляет охрану и проходит в сад альфа.

Он пробирается через низкие деревья, прислушивается, но слышно только сверчков и шелест листьев, с которыми играет несильный ветерок. Серебристый свет луны заливает сад и, несмотря на уже глубокую ночь, вокруг светло. Арэм пробирается сквозь колючие кусты шиповника и ругается, не понимая, куда делся только что вбежавший сюда пацан.

— Выходи, — громко зовет Арэм, — все равно тут один выход, а там стоит стража. Я тебя провожу куда захочешь, не бойся.

— Я и не боюсь, — доносится до альфы тоненький голосок, и он замирает, заметив за деревьями шевеление. Через секунду оттуда появляется закутанный в накидку парень, но ближе не подходит. Арэм не ошибся — это омега. Его лицо прикрыто накидкой, но даже в этой темноте альфа видит его сверкающие как черный оникс глаза.

— Я тебе помогу, — повторяет альфа, который сам не понимает, почему, оставив войска и друга, торчит в этом саду с тем, кого видит впервые. — Тут безлюдно, на дворе ночь, нельзя омеге с такими глазами гулять одному.

— Твоя помощь — это если ты покинешь сад, — твердо говорит паренек. — Я и сам могу о себе позаботиться, в помощи оборванца не нуждаюсь, — презрительно осматривает его внешний вид.

— Этот оборванец мог бы тебе помочь, но ты продолжай задирать свой нос и бегай от стражи, — кривит рот альфа.

— Уходи, — повторяет омега, — и лучше так, чтобы стража тебя не заметила.

— Мой папа воспитал меня по-другому, — пожимает плечами Арэм, которого этот диалог откровенно забавляет. — Я должен помочь омеге, который попал в трудное положение.

— Ты глупый? — топает ножкой парень. — Пошел вон отсюда, пока я не позвал своего жениха!

— Страшно, — с трудом давит смех Арэм. — Хотя да, твоего старика я боюсь, аж дрожу. И не стыдно спать с тем, кто тебе в деды годится?

— Кто ты такой, чтобы осуждать меня! — вскипает омега.

— Не люблю я омег, которые ради денег о чести забывают. Ты уж прости, — пожимает плечами Арэм.

— Тебе вообще об омегах только мечтать! — прислушивается к шуму снаружи парень. — У такого нищеброда как ты небось даже лачуги нет, а ты об омегах говоришь. Да ты знаешь кто я? Ты даже стоять здесь со мной недостоин.

— Плевать, — разозлившийся Арэм разворачивается и идет к калитке.

«И прекрасно», — обиженно бурчит омега ему вслед и взбирается на стену, с той стороны которой его уже поджидает стража.

Гукюн находит друга в расстроенных чувствах и так и не добившись от него ответа, в окружении стражи возвращается во дворец, где им отведены лучшие покои. После богатого и вкусного ужина, Заир приказывает вызвать омег, но Гукюн, не боясь обидеть хозяина, сразу отказывается от подарка, а Арэм идет во двор. Гукюн, учитывая, что рано утром им нужно будет отбывать, оставив стражу за дверью, проходит в спальню и, стащив с себя верхнюю одежду, ложится. После тяжелого дня на ногах, веки сразу же закрываются, поэтому он, притянув к себе подушку, засыпает. Гукюн видит свой самый часто повторяющийся и любимый сон и надеется долго не просыпаться. Альфа плохо помнит папу, но первый раз, увидев его во сне, сразу же понял, что это он. Папа всегда приходит ночью, перебирает его вещи, садится на кровать и долго держит его за руку, напевая ту самую колыбельную, с которой укладывал еще в детстве. Гукюн знает, что это сон, что стоит открыть глаза, и образ любимого омеги растворится в темноте, но чувствует его прикосновения и тепло, вдыхает его запах и отказывается верить, что это не реально. Потом Юнги целует его в лоб, говорит, что любит, и как бы Гукюн не пытался его задержать, с грустной улыбкой уходит. Сейчас папа снова с ним в этой спальне, принадлежащей Заиру, складывает его рубаху, напевает родную мелодию, а Гукюн не шевелится, боится, что он уйдет. Юнги его не слышит, никогда не отвечает, но Гукюн все равно повторяет «люблю тебя» и просыпается с комом в горле.

Пусть Гукюн и успел побыть с отцом какое-то время, но даже при нем он уже считал себя круглой сиротой. Гуук умер в день гибели любимого, и как бы порой Гукюну не было обидно, он отца давно простил. Он знает, что Гуук любил его, но также знает, что папу он любил больше. Гукюн этому не удивляется, потому что его папу не любить невозможно. Он уверен, что кого бы он не встретил и кем бы себя не окружил — папа всегда будет первым в его сердце. Так кто он тогда, чтобы судить Гуука? Только Гукюн ошибается, Гуук любил сына всем своим пропитанным горем сердцем, но так и не смог простить себя за то, что не уберег его папу, и закрылся. Больше Гукюн не ложится, берет свою рубаху, которой касались бледные пальцы любимого омеги, и прижимает к груди. Его воины думают, что Гукюн непробиваем, что того, в ком течет кровь Дьявола, стрела не возьмет, на самом деле только Гукюн знает, что ему не навредить, потому что его охраняет не Дьявол, а ангел.

Арэм, в котором, как и всегда, сила через край переливается, а усталости ни в одном глазу, решает перед сном отправиться на прогулку на коне. Он собирается идти к конюшням, как внезапно слышит странный звон со стороны искусственного ручья у сада. Арэм идет на шум к воде и видит сидящего у нее омегу, которого сразу узнает по накидке и глазам. Паренек слушает ругань остановившегося напротив то ли папы, то ли смотрителя гарема, и продолжает изучать взглядом поверхность воды. Арэм подходит ближе, а омега, подскочив на ноги и забыв о браслетах-кандалах на ногах, падает на землю.

— Мой господин, — кланяется взрослый, пытаясь поднять с пола неуклюжего парня, но Арэм успевает раньше. Он ставит омегу на ноги, нахмурившись рассматривает кандалы, а потом рывком сдирает с него платок. Лучше бы он этого не делал. Все, что Арэм запомнил до этого, — были его глаза, а теперь до скончания веков его будет преследовать красота луноликого омеги. Его точеное лицо, крохотный носик, полные цвета вишни губы и черные, доходящие до плеч и блестящие под светом фонарей волосы будут отныне заменять Арэму все его сны. Арэм избалован вниманием красивых омег, окружен признанными красавцами своих земель, краше своего папы и брата не видел, а теперь мысленно у них прощение просит, из-за накрывших его чувств с разумом прощается.

— Какая неожиданная встреча, — не в силах оторвать от него взгляд, заявляет альфа. — Дорогу домой ты всё-таки нашел, — цокает языком. — Как тебя зовут? — как бы не звали, на своем сердце это имя высечет.

— Аанди, мой господин, — опускает глаза напуганный парень, который по доспехам узнал правителя империи Гукюн и нервно мнет свои пальцы.

— Почему ты закован? — вновь обращает внимание на кандалы альфа и чувствует, как в нем злость поднимается.

— Может, потому что мне помешали, и я потерял время? — зло сверкает глазами омега и, увидев выбежавшую наружу стражу и Заира, падает на колени.

— Прикрой лицо и покинь двор, — кричит идущий на него Заир и подходит к Арэму.

— Его хочу, — оборачивается к хозяину дворца Арэм, не дав тому открыть рот, а смотритель, ахнув, пятится назад. — Пару часов назад ты предлагал мне выбрать омегу, так вот, я хочу этого, — кивает в сторону Аанди.

— При всем моем уважении господин... — заикается Заир.

— Ты ведь не планируешь сказать мне «нет»? — хмурится Арэм, и омега видит, как заостряются черты лица альфы, и испуганно отшатывается.

— Простите, как я смею, — падает на колени Заир.

— Прекрасно, проводите его в мои покои и снимите с его ног кандалы, — приказывает Арэм страже.

— Не надо, — одними губами шепчет ему омега, которого не может поднять с земли смотритель. — Прошу, не делайте этого, — Арэм видит испуг в его глазах, подходит вплотную и, пропустив меж пальцев прядь его волос, нагибается к уху:

— Ваше высочество проведет ночь с простолюдином, как же вы это переживете? — усмехается альфа и идет к лестнице, оставив подталкиваемого к входу смотрителем омегу.

Арэм, как и всегда, вспылил. Был бы Гукюн рядом, быстро бы его в чувства привел. Папа не просто так повторяет, что Арэм огонь, а Гукюн лед, и им без друг друга на меч напороться ничего не стоит. Арэм разозлился из-за того, что омега высокомерный и судит по одежке, а альфа не выносит таких. Злость Арэма удвоилась, когда оказалось, что он еще и с богатым брюзжащим стариком. Империя Черепов когда-то пала из-за омеги, чей разум затмила жажда власти и богатств. Папа не любит рассказывать о нем, но отец ему еще лет десять назад все рассказал. Арэму такой омега не нужен, пусть даже один взгляд на него пробудил в альфе жажду обладания.

<b><center>***</center></b>
Через полчаса, обмазанный ароматными маслами и одетый в один только шелковый халат изумрудного цвета, омега стоит на пороге спальни Арэма. Сам альфа давно сменил наряд воина на удобные свободные штаны, а сейчас подливает в кубок вина и, подойдя к омеге, протягивает его ему, но Аанди кубок не берет.

— И где твоя смелость, почему стоишь и дрожишь? — спрашивает альфа, наблюдая за опустившим глаза парнем. — Ну же, повтори, что я даже стоять с тобой рядом недостоин, — ставит кубок на прибитый к стене столик мужчина и проводит костяшками пальцев по бледному лицу. — А знаешь, чего ты достоин? — вкрадчиво спрашивает. — Того, что я тобой попользуюсь и выставлю за дверь, большего ты точно не достоин, — рывком стягивает с него халат и отшвыривает в сторону, оставив омегу абсолютно обнаженным.

— Я не знал, кто вы, — шумно сглатывает парень, который готов под землю от стыда провалиться. — Если бы я...

— Если бы ты знал, что я правитель империи Гукюн, то прямо в саду бы ноги раздвинул, не сомневаюсь, — голодным взглядом разглядывает красивые изгибы Арэм.

— Нет, я бы...

— Умолкни.

Омега вздрагивает из-за грозного голоса, а потом медленно подходит к столу и накрывает ладонью кубок.

— Только не притворяйся ангелочком и перестань дрожать, — Арэм следит за напряженной фигуркой и жалеет, что повысил голос. — Твой высокомерный взгляд и острый язычок я прекрасно помню, так покажи мне, на что еще ты способен. Этот старик не доставит тебе удовольствия, а я могу, — альфа тянется к его волосам, но омега не двигается.

— Он убивает всех, — тихо говорит стоящий к нему боком Аанди и продолжает обводить пальцами кубок. — Даже тех, кто просто на меня посмотрит. Я сегодня впервые смог так далеко убежать, думал праздник, я затеряюсь в толпе.

— Мне неинтересно, — Арэм подходит со спины, зарывается пальцами в шелковистые волосы. — Я не разговаривать тебя вызвал, — нагибается и внюхивается в волосы, пахнущие жасмином.

— Я не хотел еще одной смерти, — поднимает кубок Аанди. — Я не хотел, чтобы вы пошли за мной и нашли свою смерть, — Арэм видит, как одинокая слеза катится вниз по щеке парня и, повиснув на подбородке, разбивается о стол. — Я не лгу, спросите кого угодно во дворце, — оборачивается к нему лицом омега, вновь чуть ли с ног не сносит своей красотой. — Я из рода гончаров, я бедный, но честный человек, и уважаю всех вне зависимости от того, сколько у них золота. Мои родители продали меня ему насильно, чтобы обеспечить жизнь младшим, я всего этого не хотел, — всхлипывает. — Он отдал меня вам, потому что вам нельзя говорить «нет», но как только я выйду за эту дверь — он убьет меня. А раз уж я и так обречен на смерть, — облизывает сухие губы, — я не должен подчиняться, — скидывает его руку и подносит кубок к губам.

Через мгновенье кубок отлетает к стене, а испуганный омега жмется к столу.

— Ты добавил в вино яд, — усмехается Арэм, и усмешка его смертельней всех ядов мира. Не успевает альфа моргнуть, как Аанди, оттолкнув его, срывается к окну. Арэм ловит его за волосы, каскадами ниспадающие на белоснежную спину, прямо у окна, с силой тянет вопящего от боли парня на себя и валит на пол.

— Я боюсь крови, — притихает после долгой борьбы омега под ним. — Я боюсь боли, — смотрит своими бездонными глазами прямо в душу. — Он знает, что я ненавижу его, и для меня такая жизнь невыносима. Он сказал дать вам отпить вина, и тогда в наказание император прикажет казнить меня, а моя семья получит мешок золота. Я не смог, — всхлипывает. — Я не хочу никого убивать, пусть даже погибну сам. Прошу вас, отпустите меня, я лучше спрыгну. Там внизу мрамор, один удар и останутся только красные брызги. Я ничего не почувствую. Не делайте мне больно.

— Стража, — кричит Арэм, продолжая прижимать к себе обмякшего после пережитого потрясения парня, и в комнату вбегают его воины. — Поднимите Гукюна, скажите, что Ким Арэм передал, что войне все-таки быть. Пусть трубят в рог, — кутает парня в халат альфа. — Мои отцы меня прибьют, а папа им поможет, — вздыхает Арэм и, подняв омегу с пола, потуже натягивает его пояс. — Не смей прыгать из окна. Я познакомлю тебя с моим папой, который тоже думал прыгнуть, а теперь у него есть такой красивый я.

— Почему он хотел прыгнуть? — понемногу приходит в себя Аанди, искренне не понимающий, почему его голова все еще на плечах.

— Его столкнул мой отец, сам же его поймал, — достает свой меч Арэм и заводит омегу за себя. — В ту ночь с балкона никто не упал, но сердце моего отца окрасило в красный когда-то белый мрамор Идэна. Я на его ошибках учусь и повторять их не буду, тебе нечего бояться, — берет его за руку. — Как же я скучал по этому звуку, — альфа, прикрыв веки, с наслаждением вслушивается не в топот ног в коридорах и лязг мечей, а в протяжное <i>«Гуук»</i>, идущее из-за стены, за которой проснулась армия сына Дьявола. Армия, прозванная именем того, кто уже несколько веков, примерив терновый венок, восседает на троне под землей, ждет встречи со своим любимым.

Весна во дворец Заира в этом году пришла кровавая, и всё из-за омеги, папы будущего наследника империи Гукюн, супруга одного из самых сильных правителей этой части света и того, чье сердце отныне будет биться в унисон с другим.

Примечания:

Новости о печати книги Гукюн и вселенной «И в этой, и в следующей».

Мои дорогие, я знаю, что у большинства из вас нет моих социальных сетей, и в то же время я не хочу никого из вас обидеть или обделить. Я буду публиковать информацию о печати и под работами, учитывая, что несколько лет я, не переставая, получаю запросы на печать и хочу, чтобы все, кто ее у меня просил и получал отказ, а порой и вовсе тишину, так как я не всегда успеваю всем отвечать, ее увидели. Издательство Wave T будет печатать Гукюн в книжном варианте, и все желающие могут заказать книгу до 15 ноября. Чтобы сделать заказ, вам нужно обязательно написать в личные сообщения издательства или в Инстаграм, или в Вконтакте:

https://www.instagram.com/p/CjIAQLstx5R/?igshid=YmMyMTA2M2Y=

https://vk.com/wall-211568107_1605

В книге будут арты по выбранным мной сценам, и я надеюсь вам понравится оформление, которое тоже полностью придумано мной. Я сама сильно переживаю и жду не дождусь подержать новое издание в руках. Огромная просьба, по поводу доставки и оплаты — пишите сразу издательству в личку. Я знаю, что доставка будет по всему миру. Дьяволята могут следить за новостями о печати и в моих социальных сетях, в частности в Инстаграм @liyamovadin, где я обязательно буду все выкладывать.

Без вас и вашей поддержки не было бы ни Strangerthings7, ни Лии Мовадин. Эти шесть лет, за которые я никуда не ушла и продолжаю писать и даже печатаюсь — лучшее доказательство. Спасибо.

Мне тоже больно.