Икаровы крылья

К концу декабря 2011 из двадцати четырёх учеников пятого "А" занятия посещали человек шесть. Оценки за четверть были выставлены и утверждены, поэтому уроки являлись скорее формальностью, чем необходимостью.

Двадцать шестого числа учительница русского языка и литературы, привычно присев на край преподавательского стола с кружкой чая в руках, предложила пятиклассникам интересную идею:

– Сегодня мы запечатаем собственную капсулу времени. Пусть каждый напишет себе будущему письмо, и через четыре года, перед тем, как мы с вами расстанемся, я вам их раздам. Обещаю, что никто, кроме вас самих, эти письма не увидит. Подумайте, что бы вы хотели у себя спросить, чего пожелать? У вас есть время до конца урока.

Двадцать минут из отведённых на письмо сорока Юля проёрзала на стуле, сверля взглядом чистый лист. Ей ничего не шло в голову.

О чём можно написать себе? О том, как сложно иногда приходится с подругой? О том, как часто картинка в голове не совпадает с тем, что в итоге появляется под грифелем карандаша? О том, какие красивые у Дениса ореховые глаза? Наверное, они будут оказывать на неё то же магнетическое действие и через четыре года.

В пятом классе Юля ещё носила с собой набор фломастеров. Устав страдать над не клеящимся текстом, она взялась за рисунок. Автопортрет получился ужасно корявый, большеглазый и непропорциональный. Юля пририсовала к нему крошечное тело и изобразила рядом кота с такой же крупной головой и малюсенькими конечностями. К счастью, в просторном кабинете все расселись по разным углам, и созданных ею произведений искусства никто не увидел.

Ручка снова зависла над альбомным листом.

Нужно что-то написать. Хоть что-нибудь. Есть ли разница, какие воспоминания сохранит бумага, если, кроме Юли, об этом никто не узнает? И всё же она чувствовала себя, как на контрольном диктанте, когда каждая ошибка карается пометкой на полях и несмываемым позором.

Двадцать пятого декабря 2015 года, в один из последних учебных дней, в кабинете русского и литературы вновь было немноголюдно. Светлана Матвеевна извлекла из-за стеклянных дверец шкафа металлическую чайную коробку и двинулась вдоль рядов. Юля не сразу вспомнила о "капсуле", запечатанной четырьмя годами ранее, – когда на парту опустился листок, подписанный крупным детским почерком, Юля бросила на него растерянный взгляд.

Она так и не развернула старое послание самой себе в школе, но дома, ощущая странное волнение, расправила сложенную втрое бумажку и принялась читать.

"Некоторые ученики нашего класса постоянно шумят. Меня это отвлекает. Иногда они шутят, только шутки бывают довольно глупыми".

К шуму у Юли давно выработался иммунитет, а вот с чувством юмора у многих одноклассников дело по-прежнему обстояло плачевно.

"Я общаюсь с Машей. Мне с ней весело, но она очень раздражительна и каждый день говорит, чтобы её называли "Ваше Величество", а ещё хочет, чтобы я смотрела аниме, например, "Ходячий замок"".

Сейчас Юля нежно любила не только "Ходячий замок", но и другие работы Миядзаки, однако четыре года назад лишь смутно догадывалась об их существовании. Тогда Юле японская анимация представлялась непонятным, чуждым миром, и у неё не было никакого желания с ним знакомиться. Бьющий через край энтузиазм подруги только укреплял Юлю в решимости держаться от аниме подальше. Чем сильнее на неё давили, чем чаще бомбардировали незнакомыми названиями, тем более прочные и высокие стены ей хотелось возвести.

"Это часто надоедает. А так мы с ней дружим и иногда ходим гулять.

Я люблю читать книги и рисовать красками. Очень люблю ездить на Юг. Мне там так хорошо! Можно ходить по городу целый день, есть мороженое и бегать по парку. Там бывает жарко, но я к этому привыкла. А ещё в санатории есть бассейн. Я жду весь год, когда мы туда поедем и никогда не хочу оттуда уезжать".

Юля до сих пор обожала отдыхать в Ставропольском крае. Когда она училась в начальной школе, с Кавказа стали приходить тревожные слухи о взрывах и беспорядках, и Юлина мама наотрез отказалась брать путёвки в санаторий. Но поток новостей вскоре иссяк, а Юля ужасно тосковала по горам, палящему солнцу и минеральным источникам, поэтому со следующего года поездки возобновились. С тех пор эту традицию ни разу не нарушали, хотя время отдыха на Юге сократилось до недели.

"У меня есть кот Тима. Я его очень люблю. Он такой милый!"

Когда Юля пошла в пятый класс, Тиму только исполнилось полтора года. Он был таким крохой, что мог затеряться среди плюшевых игрушек на диване. Хозяевам всё ещё не доверял и выпрашивал еду тихим, писклявым голоском. Теперь в Тиме было килограмм восемь чистого счастья, и дома он чувствовал себя королём из королей.

"Так я живу сейчас. В школе я стараюсь хорошо учиться, и у меня получается.

Надеюсь, всё так и останется. Разве что хотелось бы, чтобы Маша стала более спокойной и перестала твердить, что она – какой-то принц с далёкой планеты.

А мне надо стать более уверенной в себе, стараться самой принимать разные решения".

Юля не могла сдержать улыбки, читая давно забытый текст. Ну что за глупышка! Писала о всякой ерунде, потому что события поважнее стоявшего на ушах класса и болтовни подруги трудно было вообразить.

Впрочем, последняя фраза определённо заслуживала внимания. "Мне надо стать более уверенной в себе". Некоторые слова со временем не теряют значимости. Наверное, потому, что сами люди меняются медленно и со скрипом.

Взять ту же Ришу. В Юлиной лучшей – единственной – подруге, бывшей Маше, с пятого класса не изменилось почти ничего, кроме имени. В тринадцать Мария Голубева неожиданно осознала, что терпеть не может, когда её зовут Машей, и постаралась эту самую Машу убить в глазах всех, кто её знал. Кроме того, она больше не требовала обращаться к себе, как к особе королевских кровей, не носила значки с символикой любимых аниме, но по-прежнему резко реагировала на любой шепоток в классе, на щёлканье ручки... и на чужие тайны.

Однажды Юля пригласила Ришу к себе. Конечно, они и раньше ходили друг к другу в гости, но на тот раз встреча носила преимущественно деловой характер. Девочкам задали подготовить совместную презентацию, и они решили, что заниматься вместе лучше, чем перекидывать файлы туда-сюда, чтобы в итоге собрать конструктор из разрозненных данных. Юлины родители возвращались домой под вечер, и у подруг имелось в запасе несколько часов.

Когда Риша отлучилась за второй кружкой чая, Юля, сидевшая за ноутбуком, бросила короткий взгляд на прикрытую дверь и зашла в аккаунт Мирабеллы. Вечером она выложила свежий рисунок и теперь постоянно проверяла уведомления. Нетерпеливо постукивая по клавиатуре, Юля дождалась, пока страница загрузится. Немногочисленные преданные подписчики лайкнули пост ещё ночью, так что рассчитывать на новые отметки было глупо, однако...

Есть! Внизу, у маленького сердечка, маячила красная точка. Сердце забилось чаще, Юля придвинулась к экрану ноутбука, скользнула по тексту взглядом.

– Что это тут у тебя? – раздался Ришин голос над ухом.

Юля вздрогнула, залилась краской и поспешно закрыла вкладку, едва не промахнувшись мимо "крестика".

– Ничего, – буркнула она. – Просто новости смотрю.

– Это же был тот акк, на котором ты рисунки публикуешь, да?

– Возможно, – нехотя откликнулась Юля.

– И какой у тебя там ник?

– А тебе какая разница?

– Может быть, я посмотреть хочу.

Юля нахмурилась.

– Нет, не хочешь. Не надо в это лезть, Риш, пожалуйста.

– Так, так... Ты же в Инсте познакомилась с этой своей Иванной? – не сдавалась Риша. С её лица не сходила хитрая усмешка. – Очень любопытно. Надо будет тебя там поискать.

– Хватит, Риша. Это не смешно.

– Не смешно, – согласилась Риша, – но забавно. Спорим, я вычислю твой аккаунт?

– Риша, я не собираюсь с тобой спорить, – отрезала Юля, подперев щёку рукой. Не надо было заходить в аккаунт, пока Риша в гостях! И о чём она только думала? – Забудь ты об этом дурацком акке. Давай лучше вернёмся к географии, хорошо?

Тогда Риша оставила её в покое, но Юлю ещё долго грызло смутное предчувствие: так просто Мария Голубева не отступится. И она не отступилась.

Через неделю, на перемене, когда в рекреации у маленьких кабинетов английского прочно обосновалась треть класса, Риша неожиданно спросила:

– Юль, а ты когда-нибудь думала о том, чтобы взять псевдоним? Какие тебе имена нравятся?

Не было ничего удивительного в том, что Риша, перекроившая собственное имя, подняла подобную тему. И всё же сердце у Юли ёкнуло. Она моментально сложила два и два, но решила до последнего изображать дурочку.

– Даже не знаю... Честно говоря, меня и моё имя устраивает.

Оставив Ришу на попечение Насти Репиной и Тимура, Юля поспешно ретировалась. Она торопливо шла по шумным школьным коридорам, а в голове билась единственная неприятная мысль: неужели расследование Риши так скоро увенчалось успехом?

На странице Юли, в комментариях, оставались упоминания её старого ника. Его одного было бы достаточно для того, чтобы подтвердить самые смелые Ришины предположения. Комментарии Юля подчистила в тот же день, когда Риша мельком увидела то, что видеть ей не стоило. Но в профиле по-прежнему значился родной город Юли – удалять эту информацию она не стала из принципа. В конце концов, не так уж и сильно Юля боялась, что Риша раскроет её секрет. Всё-таки художников в Инстаграме много, а подсказок слишком мало...

Однако Рише хватило и их.

Через три дня была физкультура. В раздевалке, извечной обители сплетен и пересуд, не осталось никого, кроме Юли с Ришей: перемена только началась, и все рванули в столовую.

– Твой ник – Мирабелла, верно? – без всякого вступления выдала Риша. – Найти тебя оказалось не так уж сложно. Всего пара дней – и готово. Разрешаю восхищаться моей гениальностью.

Если уж гнуть своё, то до конца. Отпираться никогда не поздно, даже если тебя застукали с окровавленным ножом в руках над трупом двоюродного брата.

– Так вот почему ты спрашивала, какой псевдоним мне хотелось бы взять... Но почему ты так уверена, что права? – натянуто улыбнулась Юля, заставив себя посмотреть Рише в глаза. – Я не Мирабелла, у меня другой ник. А тебе до Холмса ещё далеко, самопровозглашённый гений.

– Ты совершенно не умеешь врать. И в друзьях у Мирабеллы есть твоя Иванна. А ещё она из Питера. И вообще профиль в твоём стиле.

– В каком это – "моём"? – вскинула брови Юля, вытаскивая из пакета кроссовки. – И неужели ты действительно думаешь, что у Иванны одна-единственная знакомая из Петербурга? Может быть, у меня вообще на странице город не указан.

– Ой, да признайся уже, что ты – Мирабелла! Её рисунки очень похожи на твои.

– А где ты видела мои рисунки?

– Ты же всё время рисуешь на уроках, – с безжалостной точностью заметила Риша. – На ОБЖ у тебя вышел классный Леви.

– Я же говорила, что это не Леви, – Юля почувствовала, как вновь вспыхнули щёки.

Слушая вполуха лекцию об отравляющих веществах, Юля рисовала персонажа до сих пор не начатого комикса собственного сочинения. Рише показалась, что он очень похож на героя небезызвестной "Атаки титанов", о чём она периодически и напоминала Юле.

– А вот Оля со мной согласна, – продолжала между тем давить Риша. – Почему ты не хочешь признать, что рисовала Леви и что ты – Мирабелла? Кстати, в комментах кто-то интересовался, почему ты сменила ник. Кажется, раньше Мирабелла была Джулией.

– Аргументы у тебя так себе, – упиралась Юля. – И никакого Леви я не рисовала, хватит уже его так называть.

– А что тебе не нравится? Леви же крутой.

– Да какая разница? Не надо за меня додумывать, кого я рисую!

Дверь распахнулась, и в раздевалку зашла Настя. Хмыкнув, Риша начала собирать перед зеркалом волосы в хвост. Зеркало представляло собой наследие аборигенов: почти вся его поверхность была исписана маркерами и корректирующей жидкостью.

– Но это ведь твоя страница, да? – снова подала голос Риша.

– Конечно, Риша, – язвительно ответила Юля. – Только учти, что их у меня пять штук – так, на всякий случай. Ты какую именно нашла? А то на двух ник одинаковый.

– А я думаю, что страница у тебя одна. И что ты отрицаешь очевидное.

– Да, действительно, вы же у нас всегда правы, мисс Холмс! Раз уж вы утверждаете, что это мой аккаунт, иначе и быть не может.

– Извини, Юль, не знаю, о чём вы там говорите, но создаётся впечатление, будто Риша поймала тебя с поличным, а ты пытаешься отвертеться, – неожиданно встряла в разговор Настя.

– Мне просто нравится смотреть, как Риша доказывает свою правоту с пеной у рта, – откликнулась Юля и выпорхнула из раздевалки.

Через несколько дней Риша прислала Юле сообщение: "Некоторые считают, что ты используешь слишком яркую палитру. Ты знала?"

"Спасибо, мне неплохо живётся и без этих комментариев, ретранслятор народных мыслей", – торопливо, путаясь в буквах, набрала ответ Юля. Конечно, она знала, что о её работах писали в сети. Но зачем Риша вторгается на чужую территорию? Неужели она действительно шерстила старые отзывы?

С тем, что Риша среди десятков аккаунтов сумела найти нужный, Юля ещё могла смириться. В конце концов, не так уж серьёзно она шифровалась. Но ощущать незримое присутствие Риши за спиной, открывая альбом или заходя в Инстаграм, оказалось неприятно, почти невыносимо. Раньше творческий профиль служил Юле безопасным мирком, в котором можно играть по своим правилам. Там никто не знал о том, как она выглядит, в какую школу ходит и чем занимается. Это создавало иллюзию свободы, давало право рисовать то, что хочется, и так, как видится. А теперь её каждый день будут встречать знакомые зелёные глаза, чуть ли не под микроскопом изучившие опубликованные в сети работы. И как Юля сможет заставить себя не отводить взгляд?

Рисунки всегда были чем-то личным, поэтому, хотя ничего серьёзного вроде как не произошло, Юле казалось, будто ей грубо вспороли грудную клетку и принялись копошиться в душе перепачканными в крови и грязи пальцами. Основная проблема заключалась именно в том, что Юля знала Ришу давно и достаточно хорошо, чтобы иметь представление о её характере и привычках. Такое же представление имела и Риша о Юле. Поэтому процедура морального вскрытия обещала выдаться особенно болезненной. Риша, привыкшая видеть Юлю в определённом свете, мало знала о начавшей формироваться год назад сфере её интересов, и публикации не могли не открыть Рише Юлю с новой стороны. С той, которая никогда не предназначалась для школьного коллектива, пусть даже его частью являлась единственная настоящая подруга.

А ведь Риша рассказывает о себе лишь то, что считает нужным. У неё куча друзей, о которых Юля слышала лишь мельком. И Юле никогда не удастся копнуть чуть глубже, даже если сама она будет как раскрытая книга. Разве это справедливо?

К счастью, Рише быстро надоедали новые игрушки. Потратив неделю на изучение аккаунта Мирабеллы и комментарии в адрес её работ, Риша перестала упоминать об этой части Юлиной жизни. И, хотя на первых порах Юля боялась, что перед Ришей всегда будет чувствовать себя голой, со временем это ощущение притупилось. А через пару месяцев Юля неожиданно поняла, что теперь может иногда упоминать в присутствии Риши о своей "второй личности" без всякого дискомфорта. Это даже оказалось приятно – иметь возможность перекинуться несколькими фразами о чём-то важном с близким человеком.

Сколько бы Юля с Ришей ни ссорились, как бы сильно ни отдалялись, их по-прежнему что-то связывало. По крайней мере, они обе мирились с теми странностями друг друга, которые не каждый готов понять и принять.