12's
Остаток дня я провела в глубокой задумчивости, полностью оглушенная предложением тайки. Даже не заметила, как хлопнула входная дверь, и вошла мама с пакетами из продуктового магазина.
— А вот и я! Кстати, у меня две новости, и обе хорошие.
— Выкладывай, – отозвалась я, краем глаза наблюдая за братом; тот уже минут сорок листал большую космическую энциклопедию.
— Первая: банк одобрил мне кредит. Процент, конечно, бешеный, но куда деваться? До конца года расплатимся. Вторая новость: Кая удалось поставить в очередь на терапию. В начале-середине августа должны начаться сеансы. Я как раз на этот период возьму отпуск.
— А как мы расплатимся? Ты думала об этом?
— Ну, может получится продать машину. Или я на работе возьму двойную ставку осенью. Может, у тебя сбережения накопятся… Знаешь, заведем такую большую копилку в виде свинки или коровы, и будем кидать туда любые появившиеся деньги. Расплатимся быстрее, чем наступит Рождество!
Ее беспечность вкупе горящими от возбуждения глазами начали тихонько приводить меня в бешенство.
— А закончится все тем, что ты заложишь дом? Ведь больше у нас ничего не осталось. Ты даже драгоценности свои продала, когда в прошлом году возила Кая в норвежскую деревушку к местному шаману. Что, сильно помогло?
— Ну, сравнила, шамана и клинику с надежной репутацией! Подожди…Тебе жалко денег на брата, да?
— Нет… Я понимаю, что все звучит именно так, но нет! Просто ему хорошо здесь, дома. Он лечится, занимается с логопедом, ходит на развивающие занятия. Да, прогресс медленный, но он же есть. Посмотри, он стал гораздо спокойнее и усидчивее.
Мама покачала головой.
— Ты же слышала мисс Эббот. Нам нужен рывок.
— Но мисс Эббот не истина в последней инстанции, она много раз ошибалась по поводу лечения. И я вовсе не против лечения в Лондоне, но на данный момент мы его просто не тянем, неужели ты не видишь? Почему бы не подождать год, пока я закончу колледж и устроюсь на протонную работу?
— Ты шутишь? – мама осела на диван. — Терять целый год, потому что ты хочешь сэкономить?!
— Да нам не на чем экономить, у нас уже ничего нет! – слезы начали подступать к глазам. — Ты и так по уши в кредитах, а теперь еще обзавелась новым. Если у нас отнимут дом, что станет с Каем? Его просто отдадут новым опекунам, потому что ты, как мать, не имеешь подходящих условий для его жизни.
— Прекрати, – обрубила та. — Ты сгущаешь краски.
— Я говорю, как есть! Я вижу, как ты теряешь остатки рассудка в своей одержимости вылечить его.
— И я его вылечу.
— Нет, не вылечишь, ясно! Ты просто не можешь это принять! Научиться жить с диагнозом, а не отрицать его!
— Скорее, не могу принять то, что моя дочь, оказывается, жадная и эгоистичная, – проговорила мама.
Брат дернулся. Я заметила, что он отложил книгу в сторону и внимательно, почти не мигая, смотрит на нас.
— Я не жалею денег, – понизив голос, продолжила я, — ради брата так же готова отдать последнее, как и ты. Но может случиться, что наша семья, и Кай в том числе, останется без крыши над головой. И что тогда? Скажи, м?
Та поджала губы и уставилась в пол. Помолчав несколько секунд, она встала и направилась в сторону лестницы, бросив на ходу:
— Лечение начнется в августе, и точка. Что касается денег… Это мои проблемы, тебя они не касаются. Можешь жить как тебе заблагорассудится. Не попрошу ни цента!
Я не заметила, как Кай тихо подошел ко мне и слегка коснулся моих плеч. Я в ответ положила руку на его плечо — это у нас считалось объятиями, а большее брат редко позволял.
— Почему она не видит тебя таким, какой ты есть? Почему, скажи? – произнесла, нежно поправляя растрепанные волосы мальчишки. Слезы неумолимым комом подступали к горлу и сжимали его крепкими тисками, поэтому больше говорить я просто не могла.
***
На часах было около полуночи, но спать мне не хотелось. Я в тысячный раз пролистывала официальный сайт клиники Джонас. Стильный дизайн, множество фотографий, иллюстрирующих комфортные условия и первоклассный сервис. Улыбающийся врач, рассказывающий в проморолике о преимуществах методики, многочисленные интервью довольных родителей со слезами счастья на глазах. Сложно не уцепиться за этот островок надежды, когда он так манит и притягивает.
В ванной пустила холодную воду и начала плескать на лицо, чтобы немного прийти в себя.
Смартфон, лежащий на полочке перед зеркалом, внезапно ожил, приняв очередное сообщение.
«Ну, что ты решила по поводу Парижа? Уже почти ночь, а ты так и не ответила».
Мысли в голове путались, прежде чем сложиться в какую-то ясную картину.
Я перечитала сообщение от Манобан несколько раз, прежде чем набрала ответ дрожащими, еще влажными от воды пальцами.
«Я согласна».
***
К офисному центру на площади Смитфилд я приехала ближе к полудню, в самый разгар рабочего дня. Расплатившись с таксистом, неуверенно подошла к главному ходу — вчера Лалиса пообещала, что встретит и проведет меня прямиком в офис.
Здесь, как и всегда, впрочем, было многолюдно: на противоположной стороне играли уличные музыканты, работали. Одни люди спешили на железнодорожный вокзал, расположенный в паре километров отсюда, другие не спеша прогуливались или отдыхали на скамейках, третьи стремглав неслись по своим делам, ловили такси или искали парковочное место. У главного входа в бизнес-центр раздвижные двери то и дело впускали и выпускали посетителей.
Я какое-то время бесцельно топталась у двери, а потом просто прислонилась к каменной колонне, чтобы не мешать людскому потоку.
— Привет! – Лиса спешила ко мне, застегивая на ходу объемную сумку. Из-за спины выглядывал чехол от гитары. — Давно ждешь?
— Минут десять.
Если честно, все мое нутро до сих пор задавалась вопросом, правильно ли я поступаю и что вообще делаю здесь.
Как говорит моя мать, самокопание — моя самая вредная привычка.
«Как только тебя начинают одолевать сомнения, просто прихлопни их, как назойливую муху», обычно добавляет она.
Лифт ехал так медленно, что мне казалось, будто прошла целая вечность. Неудивительно: он останавливался почти на каждом этаже.
Когда загорелась цифра «10», Лиса подтолкнула меня к дверям.
— А вот и наш этаж.
На этаже было непривычно тихо, весь уличный шум и масса людей остались где-то позади. В рекреации я бросила взгляд в окно — отсюда открывался потрясающий вид на северную часть Дублина.
— Нам дальше, – напомнила она.
Мы прошли по коридору, напоминающему длинную гусеницу, и остановились у кабинета с белой табличкой «Продюсерская студия Грейс Колфилд».
Она толкнула дверь, и мы оказались в просторном помещении, похожим на холл.
Все в светло-желтых тонах; на стене какие-то росписи, постеры группы, афиши, картины в стиле импрессионизм. Везде современная мебель, стеллажи с книгами, в центре — оранжевый диванчик с горой подушек и несколько оранжевых кресел-мешков. В кресле как раз сидел Джейсон, подобрав под себя ноги. Перед ним на полу валялся ноутбук, а сам ударник что-то черкал на бумаге.
Я обратила внимание, что из этого помещения вели двери в другие кабинеты. Дверь одного из таких кабинетов распахнулась, и оттуда вышел Юнги с гитарой наперевес.
— Проходи, располагайся, – сказала Лиса. — У нас есть чай, минералка и апельсиновый сок. И, кажется, кунжутное печенье, если его еще никто не доел.
Я смущенно кивнула, потупив взгляд в пол.
Мне показалось, или Юнги с Джейсоном не ожидали моего прихода?
Наверное, до последнего не верили, что соглашусь.
— Так, минуточку внимания, – возвестила Манобан, — Дженни поедет на конкурс с нами и возьмет на себя обязанности менеджера. Будет следить за нашим графиком, решать организационные моменты и, если потребуется, побудет переводчиком. Она в совершенстве знает французский! Поэтому, ребят, помогайте ей, посвящайте в курс дела, рассказывайте о планах. В ближайшие несколько дней будем работать совместно. Это всех касается! – она повысила голос и хлопнула ладонью по столу.
Только тогда я заметила, что в самом дальнем конце комнаты, в глубоком офисном кресле, запрокинув ноги на стол, в наушниках и темных очках восседал Ким. На последней фразе он нехотя снял очки и спустил наушники на шею.
— Если во время поездки у кого-то будут появляться вопросы к организаторам, лучше их передавать через Дженни. Поймите, у каждой уважающей себя группы есть агент, и мы не исключение.
— У нас есть агент. Грейс, – тихо произнес Мин.
Иногда он переводил на меня взгляд, в котором читались недоверие и испуг.
Как будто видел перед собой крокодила, готового наброситься в любой момент, ей-богу!
— Подробности сотрудничества еще успеем обговорить. Скоро тебя посвятят в суть работы менеджера. Ну, а пока прошу любить и жаловать.
Подобие улыбки изобразил только Джейсон. Юнги продолжал стоять как вкопанный, а вот Тэхен предпочитал не обращать никакого внимания — он снова сидел с прикрытыми глазами и внимал музыке из своих наушников.
— Элла введет тебя в курс дела. Кстати, вот и она, – Лиса показала на высокую женщину, выпорхнувшую из кабинета. Мне в глаза бросились ее копна каштановых мелких кудрей и цветастое платье-балахон.
— Я Элла, помощница Грейс, очень приятно, – она пожала мне руку.
— Д-д-дженни, – ответила я, заикаясь. — Если честно, это предложение было совсем неожиданным. Надеюсь, буду полезна вашей команде. Юнги, Джейсон, приятно познакомиться.
В сторону Тэхена я старалась даже не поворачиваться; к моему облегчению, Элла сразу взяла меня за руку и потянула в свой небольшой кабинет-каморку.
— Расскажу тебе вкратце, чем мы тут занимаемся. Грейс — продюсер, у нее огромный опыт, и она отлично раскручивает молодые перспективные группы. Сейчас с ней сотрудничают только «Муны» и еще пара девочек. Но по секрету тебе скажу: на «Мунов» она делает самую большую ставку. Поэтому в свое время они отправили заявку на этот конкурс. И надо же было заболеть именно в такой момент! Чудовищно! Конечно, Грейс обещала давать консультации дистанционно, присылать инструкции, директивы, но… Недавно я разговаривала с ней по скайпу, она чувствует себя неважно, и температура под 39… Так что все ложится на наши плечи!
Вскоре я поняла, почему Лиса назвала Эллу ненадежной помощницей на конкурсе: она говорила сумбурно, сбивалась, путала даты и события, и, в сущности, не особо разбиралась в деятельности ребят. Похоже, что у Грейс она выполняла рутинные задачи вроде обзвона клиентов и печати документов. Одно стало понятно: на меня взваливают огромную ответственность, и работа переводчиком — это лишь часть гигантского пирога под называнием «международный конкурс».
Встречи с представителями СМИ, согласование времени репетиций и саундчеков, бумажная волокита — всем придется заниматься мне.
— Ты не волнуйся, спросишь, если что-то будет непонятно. Я тебя всегда подстрахую. Еще с нами поедет Майкл. Он наш сессионный клавишник. Ребята давно дружат и работают с ним, надежный парень, добрый, просто душка. Было бы мне лет двадцать, ух…!
Элла закатила глаза и картинно вздохнула.
— На самом деле, не все так страшно, как кажется на первый взгляд. Ребятам придется гораздо тяжелее, для них это первый серьезный конкурс. Раньше участвовали, да, но это были так, местечковые мероприятия. А здесь Франция! Куча профессиональных артистов, жюри, огромная аудитория. Его будут транслировать по ТВ, да, представляешь? По кабельному, правда.
Через полчаса мы вышли из кабинета; мозг отчаянно пытался переварить полученную информацию. В большой комнате уже никого не было.
— Наверное, уехали на репетиции, они сейчас почти все время там проводят, либо пишутся в студии, – пояснила Элла.
***
— И на кой черт тебе эта поездка? – спросил Мэтт, поедая абсолютно безвкусное протеиновое мороженое.
Мы сидели во дворе моего дома, на потертых садовых качелях. Временами дул прохладный ветер, поэтому я набросила на плечи пальто.
— Это отличная возможность побывать в Париже, и заодно попрактиковаться во французском. Ты ведь знаешь, как давно я этого хотела.
— Работать девочкой на побегушках у рок-группы? Так себе практика, если честно.
— Быть менеджером это не значит быть девочкой на побегушках.
— А что это значит, Нини? Они же тебя для этого и наняли. Порепетируют пару часов, а потом будут бухать оставшееся время. А тебе придется выполнять за них всю грязную работу.
— Знаешь, я думаю, у них не будет столько времени, чтобы целыми днями «бухать». Это серьезный конкурс международного уровня, на каждый конкурсный день уже составлена программа.
— Да они там все отбитые, разве не видно? Им хоть конкурс, хоть прием президента – все пофиг. Наркоманы же.
— Тебе так нравится вешать на людей ярлыки, да?
Мэтт облизал ложку и отложил банку с мороженым в сторону.
— В рокерской тусовке все одного поля ягоды. Они пьют, принимают наркотики, спят с кем попало, зависают черт те где. Поэтому и нанимают так называемых менеджеров или агентов, которые бегают и утрясают проблемы, подбирают за «звездами» снятые трусы. Ты скоро сама убедишься в этом.
— Меня радует твоя осведомленность в этой области, Мэтт. Значит, поеду и удостоверюсь в твоих словах сама.
— С ним тебе все равно ничего не светит, – внезапно проговорил тот.
— Ты о чем?
— Ты ведь из-за него хочешь ехать, да? Из-за солиста?
— Что за чушь! – отмахнулась я.
— Ты не в его вкусе. Таким, как он, нравятся порочные, доступные, готовые на все в любой момент.
— Послушай, Мэтт, – кутаясь в пальто, сказала я, — По-моему, тебе пора. Тебя уже понесло.
— Но я же наоборот делаю тебе комплимент! Хочу сказать, что ты не такая.
— А какая я? Ты уверен, что так хорошо меня знаешь?
— Ты умеешь нести ответственность за свои действия. Ты умная, образованная, порядочная. Не то, что эти…
— А может, я вовсе не такая хорошая, как принято считать? Ну, конечно: Дженни у нас самая ответственная, самая порядочная, как она может связаться с рокерской тусовкой… Прекрати, просто прекрати судить обо мне так поверхностно!
— И что ты хочешь сказать? – взвился Мэтт, — Что ты из тех, кто сохнет по размалеванному и татуированному парню с микрофоном и гитарой? Одна из толпы других таких же дур? Ну давай, давай, бегай за ним! Уверен, он сначала поднимет тебя на смех, а потом отошьет!
— Уходи, прошу тебя.
Внезапно на меня навалилась чудовищная усталость. Осталось одно желание: забиться в угол, что больше никто не трогал.
— Ладно, возможно, я перегибаю палку, – понизил голос парень, — Просто хочу, чтобы ты была осторожна и не попала в лапы этого…
— Я еду из-за денег, Мэтт, – оборвала его я. — Больше меня ничего не интересует. А, нет: если получится, я хочу увидеть холм Монмартр своими глазами. Теперь, пожалуйста, уходи.
Какое-то время Мэтт смотрел перед собой, затем чертыхнулся, схватил свою спортивную куртку и пошел к воротам.
— Напиши мне, когда прилетишь в Париж, – крикнул он, не оборачиваясь, но я ничего не ответила.