3 глава
Айша вернулась в лавку, тяжело опустившись на подушку у окна. Сердце стучало так громко, что казалось — его слышно на весь квартал.
«Он отдал приказ… и он же его остановил.»
Слова в голове звучали, будто приговор. Она чувствовала, как всё внутри сопротивляется — ненависти, боли, страху.
Но… что-то мешало ей полностью отвергнуть его.
— يا الله، لا تجعل قلبي يضل.
(Ya Allah, la tajʿal qalbī yaḍill. — О Аллах, не дай моему сердцу сбиться с пути.)
---
Тем временем. Поздний вечер. Джун вернулся в отель.
Он не мог заснуть. Взгляд метался по потолку. Внутри — война.
Он впервые услышал, как она говорит «صدق» — «правда»… и понял, как далёк он от неё. Он никогда не жил правдой. Только ложью, кровью, долгами и заказами.
Он снова взял телефон. В поиске вбил:
> "How to convert to Islam?"
Затем долго смотрел на экран.
Снова набрал:
> "What is tawbah?"
> "What does it mean to ask Allah for forgiveness?"
А потом — выключил всё. И прошептал:
— Айша… как ты веришь, если мир вокруг сломан? Как ты не боишься людей, зная, что кто-то, как я, ходит рядом?
Он прикрыл глаза. И в темноте — в первый раз в жизни — без сарказма, без злобы — произнёс:
— If You are real… guide me.
> Если Ты есть… направь меня.
---
На следующий день. В лавке Айши.
Айша заметила, что возле двери кто-то оставил бумажный конверт. Без подписи.
Внутри — квитанция о закрытии долга.
Имя её брата.
Печать местного клана.
Дата — сегодняшняя.
И... маленькая записка:
> الديْن تم غفرانه. لا تسألي لماذا. فقط ادعي لي.
(Ad-dayn tum maghfiratuhu. Lā tas’alī limādhā. Faqaṭ idʿī lī.)
Долг прощён. Не спрашивай почему. Просто помолись за меня.
---
Айша прижала записку к груди. Сердце дрожало.
Она не знала — плакать или благодарить. Не знала — простить или забыть.
Но она знала одно:
> Он не ушёл. Он слушал. Он делает шаги.
И теперь — всё зависит от пути, по которому он пойдёт дальше.
Айша долго сидела, прижав записку к груди. Лавка была пуста, только ветер играл уголком ковра у входа.
Она не знала, как звать его. Не знала, откуда он.
Но он… слышал.
Слышал её боль. Слышал — и отступил.
> "Как может сердце, осквернённое грехом, так просить о прощении?"
Она аккуратно убрала записку в ящичек, где хранила чётки от матери. А затем встала, сделала омовение и прочитала дуа за него, как просили.
— اللهم اهده إلى طريقك المستقيم. (Allahumma ihdih ilā ṭarīqika al-mustaqīm.
О Аллах, направь его на Твой прямой путь.)
И в ту же ночь…
---
Тем временем. На крыше отеля. Джун.
Он сидел, закутавшись в чёрный пиджак, рядом — стакан с простым зелёным чаем, впервые без виски.
Его руки были сцеплены в замок, а в телефоне — запись арабской суры, с английским переводом.
> "Indeed, with hardship comes ease…"
> "Воистину, после трудности — облегчение…"
(Сура Аш-Шарх, 6)
Он не понимал всех слов. Но сердце ловило смысл.
Айша… эта девушка, укрытая тканью, говорящая на языке, которого он не знал, — была для него яснее, чем все женщины, что когда-либо подходили близко.
И впервые в жизни он не хотел видеть тело. Он хотел услышать душу.
> «Я просто хотел, чтобы она увидела во мне человека. Не киллера. Не корейца. Не иностранца. Просто… мужчину, который понял, что жил напрасно.»
---
Следующее утро. В лавке.
Дверь приоткрылась.
Айша подняла глаза — и остановилась.
Он стоял в пороге.
Без охраны. Без переводчика. Только он.
И… в руке — маленький карманный Коран. Перевод на английском.
— السلام عليكم — тихо сказал он, с акцентом, но правильно.
(As-salāmu ʿalaykum. — Мир вам.)
Айша удивлённо моргнула. Он... учит?
— وعليكم السلام — ответила она, мягко.
(Wa ʿalaykum as-salām. — И вам мир.)
Он указал на сердце и произнёс:
— أنا... آسف.
(Ana... āsif. — Я… прошу прощения.)
Она ничего не сказала. Только кивнула.
И в её глазах не было ненависти.
Только тишина. И понимание.
Он посмотрел вниз, затем снова на неё — и медленно протянул записку, где он, через переводчик, написал:
> "Я не прошу тебя понять. Я не достоин быть рядом.
Но, если Аллах позволит, я начну сначала.
С Ним. А потом — с тобой."
---
Айша прочла и медленно подняла глаза.
Он стоял, как ребёнок, впервые сделавший молитву.
Она не знала, где их ждёт конец.
Но знала — каждый шаг к Аллаху приближает к свету.
А если Аллах смягчил сердце того, кто жил в крови — значит, никто не безнадежен.
На следующий день всё было иначе.
Айша молчала, но в её поступках появилась мягкость. Когда он вошёл снова — не выгнала. Не отвернулась. Просто указала на подушку у входа и поставила рядом чашку с каркаде.
Он понял — ему позволено остаться. Пусть и ненадолго.
И этого было достаточно.
---
Тем вечером. Перед мечетью.
Джун стоял у входа в мечеть.
Без сопровождения. Без привычного костюма — в простой чёрной рубашке и свободных брюках.
Он не знал, что делать.
Мужчины входили босиком, с чистыми лицами и уверенными шагами. Он стоял, словно потерянный ребёнок у порога нового мира.
Рядом остановился мальчик — лет десяти, с тёплой улыбкой.
— تفضل، عمّو.
(Tafaḍḍal, ʿammu. — Заходите, дядя.)
Он посмотрел на него. Мальчик улыбнулся ещё шире — и взял его за руку, будто ведя домой.
---
Внутри мечети пахло чистотой, деревом и спокойствием.
Мальчик молча показал: где разуться, где омовение. Потом жестами — как вставать, как класть руки.
Джун повторял, неловко, будто учился ходить. Но никто не смеялся.
В первом же поклоне он почувствовал:
> «Я склоняюсь — не перед людьми. А перед Тем, Кто держал меня в живых, даже когда я этого не просил.»
---
В это же время. Айша.
Она сидела на балконе, держа чётки.
Её младшая сестра вошла в комнату, бросив взгляд на телефон:
— Он снова в мечети.
Айша резко подняла глаза.
— Откуда ты знаешь?
— Наш сосед охранник. Сказал, он второй раз сегодня зашёл. Даже ребёнок его учил руку класть правильно.
— Ты улыбаешься, сестра.
Айша тут же отвернулась.
— Я просто... рада, что кто-то ищет путь.
— Или что кто-то ищет тебя, — поддразнила сестра.
Айша закрыла лицо руками.
— أستغفر الله... لا تفتنيني، يا ربي.
(Astaghfirullah… lā taftinīnī, yā Rabbī. — Прости меня, Аллах… не испытывай меня этим.)
Но сердце стучало. Быстрее. Глубже.
---
Поздняя ночь. Джун.
Он вышел из мечети, впервые чувствуя, что может дышать.
На телефоне открыл заметки. Написал:
> "Сегодня я не убил никого. Не соврал. Не пил.
Только слушал. Только кланялся.
Айша… если ты знала, что такое покой, всё это время —
почему никто мне раньше не рассказал?"
Он посмотрел на небо.
Звёзды были ярче, чем обычно.
А в его сердце родилось первое:
-Надежда.