Опилки

Примечание:

Написано на ключ "разбудить зверя".

***

— Уже выдохся, Деку-кун?

Человек за разбитым перекрытием явно улыбается, а Изуку старается лишний раз на него не смотреть. Вытерев ладонью рот, он с усилием поднимается, опираясь на обе руки. Встает, проезжаясь спиной по стене — сначала на подрагивающее колено, потом, отталкиваясь, целиком. В глазах двоится, левая щека опухает и медленно наливается болью от последнего пропущенного удара невидимого нечто. В горле совсем сухо, с губ капает кровь, на языке горчит от едкого каччановского дыма.

Изуку не знает, что за причуда у их противника, но то, что ее невозможно увидеть, причиняет массу проблем.

— Быстро ты, — продолжает голос, не приближаясь. — Вроде герой, а выносливости никакой. Маловато от этого пользы, да?

— Заткнись уже, трепло! — рычит Каччан из-за соседней стены, и оттуда в сторону звука вылетает граната. Но цели не достигает — взрывается, располовиненная невидимой плетью. — Деку!..

Шестое чувство срабатывает быстрее, чем Изуку слышит предупреждение, и он откатывается в сторону за мгновение до того, как место, где только что была его голова, разлетается бетонной крошкой.

Тело, наконец, приходит в норму после удара, и Изуку, воспользовавшись пыльным облаком, снова прыгает к этому... «человеку». У Изуку не получается называть его так, как тот представился, даже мысленно. Потому что он в это не верит, ни единому слову.

Меньше часа назад погибла Цую. Сначала, когда им позвонила Урарака и сломанным голосом уточнила, где Изуку сейчас находится, а потом на месте тихо рассказала, что произошло, они думали, что появился новый злодей с причудой копирования. Но теперь, столкнувшись лично, Изуку убедился — причуда у противника совершенно другая, мощная и разрушительная.

А вот лицо действительно такое же. Прямо как у него.

Приземляясь, ему удается схватить его за плечо и уронить на пол.

— Что ты такое?! — почти рычит Изуку, сжимая руками горло.

Проценты причуды неконтролируемо скачут между двадцатью и тридцатью, глухая ярость застилает глаза. Цую этот двойник убил исподтишка, в собственном офисе, воспользовавшись ее доверием к Изуку. Взгляд Урараки, потерянный и насквозь больной, до сих пор стоит перед глазами. Он себе этого никогда не простит.

— Что я такое? — ехидно шипит существо под ним. — То же, что и ты.

Тонкие губы растягиваются в безумной усмешке. С такого расстояния Изуку замечает разницу: на слишком светлом лице двойника веснушки видны ярче, чем у него. Волосы, ресницы и брови немного другого оттенка, и физическая форма немного хуже — очевидно, причуда не требовала от него превосходить свой лимит.

— Откуда ты взялся? — спрашивает Изуку, вглядываясь в слишком знакомое лицо. Глаза у двойника абсолютно такие же, и это жутко, словно ожившее отражение в кривом зеркале.

На бледную щеку падает красная капля, и они оба одновременно вздрагивают. Двойник кашляет, сглатывая, и быстрым движением слизывает кровь, не переставая улыбаться.

Изуку сильнее сжимает пальцами тонкую шею и неприязненно морщится.

— Я из того мира, где мне не так повезло, как тебе, — наконец, отвечает тот. — Это, — он обводит цепким взглядом его слабо светящиеся руки, — ведь «Один За Всех»?

Каччан почти беззвучно появляется из-за стены, не подходя ближе. Изуку хмурится, прокручивая в голове полученную информацию, собирает факты — параллельные реальности существуют, это давно доказано, но перемещаться между ними невозможно из-за высвобождения бешеного количества энергии, и...

Двойник хрипло смеется.

— Как забавно ты думаешь. Плохо, когда все написано на лице... — фальшиво понимающе тянет он. — Кое-кто наверняка пожертвовал собой, чтобы отправить меня как можно дальше, и окажись я в космосе, все бы кончилось куда хуже, а так... Они просто трусливые идиоты. Но это настоящий подарок судьбы, что я встретил тебя в этом вашем геройском мире. Мне не пришлось долго искать, чем заняться, достаточно было оглянуться! Тебя здесь любят, повсюду постеры, ты успешный герой, прямо как Всемогущий. И ты так удачно пришел сюда только вдвоем с Каччаном, никого не предупредив, когда услышал, как твоя дорогая коллега плачет по убитой тобой подруге, да?..

Изуку чувствует, как воздух вокруг вдруг уплотняется и начинает поскрипывать.

— Прекрати! — кричит он, замахиваясь, но не успевает. В бок, с криком «Придурок!» врезается Каччан и толкает его обеими руками, усиливая удар взрывом. Изуку отлетает в сторону, сразу же перекатываясь, и оборачивается, застывая на месте.

Все звуки — сирены, машины, завывающий в разбитое окно ветер и шорохи валяющейся повсюду бумаги — сливаются в белый шум.

Из груди Каччана, вместе с белеющими кусками ребер, торчит измазанное в крови треугольное прозрачное «щупальце», которое раньше было невидимым. Каччан висит на нем, не шевелясь, с застывшим на лице ошарашенным выражением. Его пустые остекленевшие глаза смотрят прямо на Изуку.

— Каччан? — недоверчиво шепчет Изуку. Дрожь ужаса поднимается по позвоночнику, взгляд выхватывает детали — бурое, неправильное, кусками вываливающееся из чужой груди, безвольно повисшие руки и странно подергивающаяся нога.

Мысли прокручиваются вхолостую. Они же только два часа назад вместе пили кофе, а утром заезжали к Цукаучи-сану за документами, и Каччан забыл у него мобильный, поэтому они собирались вернуться вечером, по пути домой. У них еще были дела на сегодня и на завтра, и через месяц к ним должны были прийти на стажировку студенты из Юэй, и Каччан обещал «надрать им задницы», если будут отлынивать, и...

Этого не могло произойти. Не так, не могло, не могло, не могло.

— Каччан?..

Щупальце медленно отодвигается в сторону и растворяется. В возникшей тишине тело с глухим стуком падает на пол и больше не шевелится. Изуку не может перестать смотреть на светлый лохматый затылок, на новый, недавно измененный костюм и неудобно вывернутую руку в наруче.

Не может сдвинуться с места. В голове становится пусто, как внутри воздушного шара.

А потом раздается смех. Каркающий, больше похожий на истерику, он тихо отражается от стен разгромленного геройского офиса, наждачкой проходится по ушам и становится все громче и громче, пока резко не обрывается, захлебываясь на самом пике.

— Так глупо, Каччан. Теперь у нас гораздо больше общего, Деку-кун! — выкрикивает двойник, с силой обхватывая себя руками. Его трясет, пальцы в черных перчатках сминают пыльную рубашку и плечи с такой силой, словно он пытается сломать самого себя.

Изуку переводит отрешенный взгляд выше, встречает его — ошеломленный — и видит под глазами тонкие дорожки слез.

— Это напомнило мне кое-что плохое... — негромко продолжает двойник. — Совсем не то, чего я хотел.

Изуку понимает: Каччана больше нет. Вот так просто — ни совместных патрулей, ни ругани из-за слишком острой еды, ни обсуждения планов в офисе, ни совместных тренировок. Ничего больше не будет.

Все — из-за него.

Изуку поднимается на ноги и выпрямляется. Механически сжимает кулаки, по очереди — сначала один, потом второй. Воздух начинает пахнуть грозой.

Он делает глубокий вдох — тяжело, будто впервые в жизни. Внутри тихо щелкает невидимый тумблер, отключая чувства. Первой исчезает боль, плотным заслоном ограждая жгущие в груди воспоминания. Потом — вина и сострадание, гнев, печаль и страх. Последней уходит неуместная жалость.

В голове сразу становится так ясно, что Изуку видит все: вероятности развития событий, развилки боя, поведение противника. И свои четкие, выверенные движения, необходимые для победы.

Они с двойником встречаются взглядами. Тот хмурится, а потом невесело усмехается уголком рта и качает головой, что-то говоря.

Изуку не слышит.

Запах озона становится невыносимым, в ушах оглушительно трещит, и он не сразу понимает, что это — звук его ломающихся костей, рвущихся мышц и бьющих вокруг молний. Проценты причуды почти зашкаливают за сотню.

Кадры сменяют друг друга, как в плохо анимированном комиксе: он делает шаг и оказывается вплотную к двойнику, неумолимо проламывая невидимую преграду — слой за слоем, методично разрывая паучий кокон. Плотный воздух поддается неохотно, как резина, но Изуку не останавливается.

И, наконец, добирается до цели. Его руки почему-то голые и обожженные, почти обугленные, но Изуку все равно. Теперь — все равно. Он обхватывает ладонями кудрявую голову и подносит свое лицо совсем близко, всматриваясь в широко раскрытые зеленые глаза, из которых до сих пор текут слезы.

Двойник морщится, слабо улыбаясь, и продолжает что-то говорить, сжимая его запястья.

Изуку не разбирает ни слова за шумом в ушах. Мельком проносится легкое недоумение — его тело почему-то все мокрое, по ногам и пояснице течет что-то теплое. Спину и грудь странно покалывает, по краям зрения подступает сотканная из мелких точек темнота — наверное, от смертельной перегрузки. Но на это тоже плевать.

Изуку шире расставляет пальцы, почти ласково зарываясь в кудрявые волосы, и прикрывает глаза, шепотом прося прощения — у Цую и Каччана за то, что подвел, и у самого себя — за то, что собирается сделать.

Теперь — на все плевать.

Он стискивает ладони, и темнота проглатывает его с оглушительным хрустом.