Глава 4
Железная светло-голубая дверь со всего маха открывается и ударяется ручкой о кирпичную стену. Алекс бешено вылетает из школы. Я выхожу следом за ним, а за мной Гарри, широко шагая.
Алекса отстранили от занятий на неделю, до следующей пятницы, также, как и Диксона. Но лечение носа Диксона займет куда больше времени, чем одну неделю. Мне и Гарри сделали выговор. Ну и естественно наши родители будут оповещены.
— Да чтоб вы все провалилис! Чтоб провалился этот Диксон, чтоб провалилась ты со своей добротой, — он резко оборачивается и яростно смотрит на меня. Алекс стоит спиной по направлению ветра, и из-за этого его каштановые волосы закрывают практически весь лоб и скулы. — Чтоб провалился ты, раз не умеешь ценить ее доброту. — Алекс указывает пальцем на Гарри, закрывающего аккуратно входную дверь, а затем на меня.
Я знаю своего брата и поэтому не пытаюсь его успокоить. Я сделаю лишь хуже. Он сам успокоится, сам соберет все мысли воедино, сам придет извиняться. Хотя сейчас извиняться должна я. Если бы я не вмешалась в драку, у Алекса было бы чистое личное дело без заметок, а у меня не было бы этого надоедливого пластыря на лбу, который так и хочется содрать. Но почему нельзя знать наперед последствия от тех или иных поступков?!
Я смотрю в след Алексу, выходящему с территории школы и идущему по тропинке в парк, а не к остановке. Даже когда он переполнен яростью или гневом, он способен мыслить благоразумно и о своей пользе. Свежий воздух проветрит Алекса, и домой он придет умиротворенный, хотя уставший.
— Я должен сказать тебе спасибо? — Гарри подходит и встает напротив меня.
Это вопрос? Он сомневается, должен ли он? Хотя, действительно, должен ли он? Я же не оказала ему никакой помощи.
— Скорее я тебе.
Его глаза замирают в одной точке, и я не знаю: думает ли он над моими словами или просто прослушал то, что я сказала.
— Я оценила, что ты вступился за меня, когда Диксон оттолкнул меня на пол. Ты же сломал ему нос! — вскрикиваю я восторженно и хочу привычно по-дружески похлопать Гарри по плечу, но вспоминаю: мы далеко не друзья и ему не нравится телесный контакт. — Я… Это неблагодарность. Это просто… Я просто оценила твой поступок.
— Я все равно скажу тебе спасибо. Ты добра ко мне, а это уже много значит. Это неблагодарность. Я просто оценил твой поступок. Дважды.
Он повторяет мои слова, и мне теперь хочется засмеяться, но боюсь, это не было шуткой, да и вдруг Гарри не поймет, к чему я смеюсь.
О чем он сейчас думает? Гарри определенно не тот тип людей, чьи мысли ты можешь прочитать по выражению лица или просто по глазам. Он живой человек, он дышит, он разговаривает, он ходит, но его мимика и его жестикуляция будто бы не были предусмотрены при его зарождении. И мне бесконечно жаль его, ведь Гарри по поведению и Гарри внутри, я уверена, это два совершенно разных человека.
У меня до сих пор перед глазами стоит тот обезумевший Гарри, вырвавшийся наружу после того, как я упала на пол и рассекла лоб. Этот контраст поведения очень сложно выкинуть из головы.
В расписании сегодня остается еще химия, но у меня нет никакого желания возвращаться в школу. Особенно на химию.
— Может, сядем в автобусе рядом? – говорю я. Пластырь на лбу жутко раздражает меня. Из-за моей подвижной мимики он все время то сжимается, то растягивается на коже лба. Я морщу нос и сдираю пластырь.
Гарри мотает головой и смотрит мне в глаза, но как-то через силу, будто он никогда бы не сделал этого просто так, но сейчас это его единственная возможность показать мне свое сожаление. Сожаление, что он не такой, как все.
***
Погода – жалкая пародия на мое душевное состояние. Солнце вроде как висит на небе, но в основном светит не как солнце, а как фонарь сквозь плотную серую ткань. Хочется залезть на лестницу и дернуть эту серую ткань облаков, обличив светящийся лазурный шелк под ним.
Тетя кричит на Алекса, Алекс кричит на меня, я кричу на Алекса, тетя кричит на меня. И так круг за кругом. И кажется, ничто не сможет уже успокоить Джен и заставить брата замолчать, потому что порой его доводы в свою защиту доходят до абсурда. Но все же Джен выставляет вперед ладонь, призывая нас с Алексом заткнуться, чтобы она могла определить, где лежит ее надрывающийся телефон. Удивительно только, как она услышала его звонок.
Звонит ее подруга со времен колледжа, с которой Джен делила комнату в общежитии. Она проездом в нашем городе со своей семьей и считает непоправимой ошибкой не навестить свою старую приятельницу. Конечно, почему бы и нет. Тем более нам с Алексом это только на руку.
Джен не успевает закончить разговор по телефону, как след Алекса уже простыл.
— Знай, дорогая, это еще не конец нашей воспитательной беседы. Просто перерыв. И я советую тебе приклеить пластырь, чтобы ничего не попало в рану, - Джен ставит руки по бокам и встряхивает вспотевшую голову. Я закатываю глаза, но все же киваю и бегом поднимаюсь к себе.
Ругала бы нас мама так же, как ругает нас Джен? Или она просто бы покачала головой, сдержала слезы разочарования и отправила бы нас делать уроки? Я не знаю и никогда не узнаю. Но я знаю точно: Джен много на нас ругается и, естественно, это не может нравиться. Но мы с Алексом понимаем: это знак ее любви к нам и заботы, это показывает, что Джен не все равно на нас и наши судьбы, она хочет воспитать нас людьми, и мы это безгранично ценим, хотя никогда не говорим ей об этом.
***
— Я не пойду, отстань, — бубнит Алекс. Эта двухметровая каланча скрутилась в клубочек на кровати и никак не реагирует на меня больше.
— Алекс, что за дерьмо? Нас ждут внизу. У меня тоже нет никакого настроения принимать гостей, но сидеть здесь просто невежливо.
— Я уже говорил, чтобы ты провалилась со своей добротой и порядочностью?
Я закатываю глаза. Тяну Алекса за штанину последний раз, и он все же встает, но смотрит на меня, как лев на зебру. Когда-нибудь я точно получу от своего брата.
***
— О, а вот и мои детишки: Алекс и Клэри, — искренне улыбаясь, говорит Джен, завидя нас? спускающихся по лестнице. — Радость и печаль в одном флаконе, — смеется она и сразу же хмурит брови, глядя на Алекса.
— Точнее местный преступник и мать Тереза в одном флаконе, — говорит Алекс, а я ударяю его ступней по лодыжке. Джен выпучивает глаза и взглядом просит Алекса молчать. На кресле в гостиной сидит маленькая сухенькая женщина средних лет, с легким румянцем, окрашивающим ее тонкую, почти прозрачную кожу щек. А рядом с ней стоит девушка ростом с меня. У нее отличные волосы — это единственное, что цепляет меня в ней.
— А это Мэри и ее дочь Микки, — говорит Джен.
— Маус? — спрашивает Алекс, и все, кроме меня, смеются.
— Как тебе угодно, — говорит Микки и улыбается моему брату.
Что? Что это за слащавая курочка? «Как тебе угодно», - передразниваю я ее мысленно. Первое впечатление об этой блондинке у меня уже смазанное. Вряд ли мы с ней подружимся.
***
— Еще чаю? — предлагает Алекс, держа небольшой фарфоровый чайник навесу. Он смотрит на Микки и завораживающе улыбается, я уже чуть не стону от этого. За вечер дерзкое поведение Алекса сменилось на заигрывающе-кокетливо-дразнящее, и причиной этому была Микки. Мое же настроение, в отличие от настроения брата, осталось таким же серым. Мэри рассказывает о своей семье Джен, и кажется мы, трое отпрысков, сидим и просто тратим кислород в этой комнате.
Ну хотя нет, только я сижу и трачу кислород, потому что у Алекса и Микки все же завязалась беседа. Он рассказывает ей о нашем городе, о нашей школе. Обо мне он отпускает пару шуточек, да такие, которые только что придумал. Но вдруг Алекс говорит то, что просто перечеркивает красным маркером все его успехи в отношении Микки за весь вечер.
- Я хотел спросить: когда ты падала с небес, несильно ударилась о землю?
Я чуть не давлюсь чаем и искренне надеюсь, что он просто стебется над этой Микки, не больше. Потому что не в его стиле говорить такое.
Восторженная улыбка Микки сменяется миной отвращения, будто бы она съела лимон только что.
— Э, чего? Прибереги эти дешевые разводы для дурочек из школы.
Мое лицо меняет несколько выражений за одну секунду. Это и удивление, и восторженность, и сочувствие. Я будто бы заново познакомилась с Микки. И первое (второе) впечатление о ней гораздо приятней.
— Действительно, Алекс, ты перестарался, — говорю я, и мы с Микки одобрительно переглядываемся. Алекс киснет на глазах и садится на стуле прямо, а не в пол оборота в сторону к Микки, как он сидел до своего провала.
— Что случилось, Клэр? — Микки кивает на пластырь на моем лбу.
— Это, кстати, очень интересная история, — говорит Алекс, отпивая чай и надкусывая печенье.
— Я упала, - начинаю я неуверенно, глядя в сторону Алекса, — с лестницы, — добавляю, чтобы звучало более правдоподобно.
— Кубарем катилась, — говорит Алекс, на что Микки качает головой и поджимает губы.
— Ты учишься в школе или уже в колледже? — спрашиваю я.
— Я учусь на первом курсе в нашем местном колледже, на физико-математическом факультете. Сейчас у нас каникулы, и поэтому мы решили навестить наших родственников в Шеффилде.
Алекс неловко сглатывает, понимая к какой умной девушке он пытался подкатить. Она ему не по зубам. Для таких девушек, как Микки, не существует таких парней, как Алекс. Им попросту не нужны глупые и ни о чем не заботящиеся парни. Зачем встречаться с тем, кто порой не понимает, о чем ты говоришь всего лишь из-за своих умственных способностей.
К моему удивлению, Алекс и Микки снова разговорились, только теперь Алекс больше слушал Микки, а не наоборот.
***
Часы в гостиной отстукивают десять вечера, и наши гости тут же вспоминают, что они у нас не собирались ночевать.
Джен и Мэри крепко обнимаются и обещаются звонить друг другу, стоя у такси. И уже когда Микки садится на заднее сиденье такси, Алекс окликивает ее, сбегая по ступенькам крыльца. Он что-то шепчет ей, от чего она понимающе кивает и принимает сложенную салфетку из рук Алекса, вероятно с его номером телефона.
— Что ты ей сказал? — спрашиваю я.
— Что я сперва хотел просто пошутить над ней, «соблазнить», — я фыркаю на подобранное Алексом слово. — Но потом я понял: она не такая глупая и легкомысленная, и мне очень бы хотелось не терять с ней связь и продолжить общение.
— Ловко ты, — говорю я.
— Она не похожа на моих знакомых девушек, так почему бы и нет? — Алекс подтягивает свои штаны, как говорит тетя Джен: «вечно болтающиеся в области коленок», и идет в дом.
— Пойдем, Клэр, мне нужна твоя помощь на кухне, — окончательно распрощавшись с подругой, говорит Джен. Я машу рукой напоследок отъезжающей машине и иду за тетей в дом.
— Микки – милая девочка, правда? — спрашивает Джен, и я мычу в ответ. — Да и Алексу она очень нравится, кажется.
— Они не подходят друг другу, — говорю я, ставя чашки в посудомоечную машину.
— Почему же? Они отлично смотрятся.
Мои брови взлетают, как обычно.
— Этого мало. Они совершенно разные. Микки учится на физико-математическом факультете, а все, на что способен Алекс – складывать дроби. Они разные по своему внутреннему устройству. Видно, что Микки заботится о воем будущем, а Алексу наплевать: как все будет, так и будет. Я не думаю, что Микки нужен такой парень, как Алекс. Такие люди не уживаются вместе.
Джен прекращает натирать чайное блюдце до блеска и ставит его на стол.
— Я не знаю, кто вдолбил тебе такие глупости в голову, Клэр. Ты ошибаешься, милая. Мы все разные. Все люди, живущие на нашей планете разные. Никто не похож друг на друга. И если бы все следовали твоей логики, то есть умные с умными, красивые с красивыми, богатые с богатыми — вряд ли бы мы с тобой сейчас тут стояли. И вообще-то, несмотря на то, что все мы разные, чувствуем мы и любим одинаково. Это глупо, искать различия, бесконечно доказывать, что человеческие мозги устроены по-разному. Серое вещество в голове каждого человека запрограммировано одинаково. И знаешь, я что-то отвлеклась уж, но я была бы рада, если бы Алекс общался с такой девушкой, как Микки. Она окажет на него хорошее влияние.
— А он на нее не очень хорошее, — говорю я.
Тетя улыбается, мотая головой, и снова принимается за блюдце.
— Может, ты еще мала для этой темы.
— Нет, просто мы по-разному смотрим на одно и то же.
— Может быть, может быть.
В глазах Алекса действительно зажегся еще один огонек, увеличивший его внутреннее пламя. Но я остаюсь стоять на своем. Они с Микки не пара.
Мы закончили уборку и теперь я пытаюсь поделать уроки, несмотря на поздний час. Завтра литература, и первое, что всплывает у меня в голове при упоминании этого предмета, так это Гарри. Я решаю выяснить все на его счет, и поэтому книга, с читаемым нами на уроке произведением, и мои записи на листочках летят на кровать, а я лечу к компьютеру, чтобы набрать в строке поиска «Аутизм». Надо наконец-то узнать, что это такое, и кто такой Гарри. Может, это поможет мне, когда я буду с ним снова общаться. Если будет это общение вообще…
