14.
Я вышла в академический сад, расположенный на крыше учебного корпуса, поодаль от застолья и разговоров людей о празднике, далёкого мне; на время уединиться и предаться тишине, спокойствию, умиротворённости для перезарядки себя и своего разума, в небольшой сад на крыше, что являлся зелёным островком размеренности и покоя, одновременно совмещая в себе чарующую, и даже немного завораживающую опасностью реальность. Прямо под ногами колыхались гиацинты такого цветового разнообразия, что лишь закатное солнце могло подарить: нежно розовые, будто только приближается вечер, следом более насыщенные, буйные, окрашенные зрелым малиновым и ярко-алым, темнеющим багряным и наконец закатно-фиолетовым — знаменуя и подчёркивая окончившуюся итерацию многовекового цикла дня и ночи. Среди этого пёстрого разнообразия куда непривычней было видеть будничный белый, приторный, наскучивший многим и выполнявший, казалось, чисто практическую функцию связывания орнаментов и красок в единое полотно приятное глазу ... Действительно многим, и в тоже время этот белый, этот девственный цвет столь нежен, столь хрупок, настолько и глубок, настолько он чист.
Чистый, незапятнанный следами жизни и горечью принятых решений, внушает трепет за будущее и некую радость, привлекательность, неизведанность нового пути, словно юный ученик, что только пришёл в академию из родительского дома, неся с собой эту чистоту и невинность детства, которую необходимо огранить, предать форму и вес, найти применение и вложить в юную личность, эту многообещающую заготовку, дабы та шла по своему неизведанному пути, навстречу радостям и горю, победам и лишениям, корректируя и окрашивая себя в новый цвет; и лишь те, кто спустя столько времени, преодолев и превозмогая жизненные тягости реальности, внешне сменившие окрас, смогли сохранить внутри себя эту чистоту и девственность белого, эту нежность и способность всецело предаться новому, не закоснеть, воистину заслуживают уважения.
А ведь это были лишь гиацинты, и лишь те, что прям у меня под ногами. Поодаль виднелись нарциссы, продолжал цвести холодным бордовым в углу морозник, а во втором ряду мускарики красовались своими крохотными синими глазками, точно частички неба. Я пошла меж клумб, вдоль петляющих дорожек, что походили на извилистых ужей, лениво выползавших из нор. Как и змеи, они поднимались ввысь, следуя за рельефом, и опускались вниз, к миниатюрной балке поросшей ковром из анемоны.
Вокруг буйствовала природа, пробуждалась, отряхивалась от зимнего сна, и ничего, что пасмурно, и ничего, что тюльпаны не спешили затмить своими красными бутонами мелкие гиацинты, предпочитая сохранять сдержанность и не спешить раскрываться — это был не показатель. Листья смородины наполнялись насыщенным молодым зелёным, следом и голубика поспевала, малина подхватывала этот паттерн и всячески оживляла себя, а я шла по дорожке, усыпанной цветом раскидистого абрикоса, что уже передал эстафету черешне, которая вот-вот намеревалась облачиться в белую, наполненную чистотой и нежностью мантию.
Казалось, что это весна, но то ли от погоды, то ли от некого чувства внутри меня, приходили мысли, что это не всё. Не хватало чего-то, будто природа начала раскрываться и просыпаться, но она чего-то ждёт, какого-то события, и лишь тогда она по-настоящему проявит себя, стреляя и взрываясь от переполнившееся энергии именно для этого — начала нового цикла жизни и перерождения.
Melinda Dinix
Originally written 16.04.2023
Edited 23.03.2023
by SashaStich