Глава[1]
Кира считала, что парни перестарались с громкостью — завывающий голос Зверева вперемешку с томными вздохами солисток группы «NikitА», чья песня играла на весь актовый зал, был ужасен. Звуковые волны рикошетили от стен и, будто баскетбольные мячи, летели в сторону зрителей с удвоенной силой. Краска на стенах, подновлённых два года назад, теперь едва не отслаивалась, демонстрируя всем свою убогость. На потолке и карнизах с занавесками висели воздушные шары всевозможных расцветок. Много и по-детски, думала Кира. Не за горами ОГЭ, ВПРы — нужно становиться ответственнее.
«Как мама», — появилась в её голове мысль, нанёсшая удар прямо в сердце. Как мяч, стукнувший по голове во время урока физкультуры. Больно, обидно, страшно получить ещё и разрыдаться у всех на глазах.
В висках начало пульсировать, горло стиснула железная удавка. Дыхание сбилось, а внутри всё горело алым пламенем. Из глаз потекли слёзы.
«Держи себя в руках, тряпка!» — мысленно одёрнула себя Кира. Затем сделала несколько глубоких вдохов.
Марина, сидевшая за компьютером, поочерёдно включала песни с диска хитов, который принёс Игнат на прошлой неделе. Когда они подошли к концу, из колонок полились шлягеры американских поп-принцесс, от которых Киру воротило. Вот-вот на пороге появится воскресший Рокоссовский, вырубит эти несчастные колонки и обматерит всех присутствующих.
Подготовка к празднику между тем шла полным ходом: первые — надували шары, вторые — рисовали и вешали плакаты, третьи — настраивали микрофоны.
— Неужели нет подходящей музыки?! У нас День Победы, а не танцульки в доме культуры! И не похороны! — верещала Кира, у которой разлетались листы сценария. — В зале будут бабушки, дедушки и родители! Ты бы ещё Билана с «Виагрой» бы поставила! Ладно… А как там плакат?
— Нормально, почти нарисовали, — ответил парень, перепачканный в краске. На белой бумаге кривым почерком было написано «Спасибо деду за победу».
— В следующий раз нужно браться за всё раньше, а не в последний момент. До начала программы осталось меньше часа, а у нас ещё и пришли-то не все. Правильно про вас мама говорит, — Кира на правах старосты завершила свою тираду знакомыми всем словами о маме. Она была примером для подражания, маячком в тёмном и мрачном королевстве тупиц.
— А что она говорит?
— В шестом «А» учатся одни бездельники, наркоманы и шлюхи, — злобно прорычала Кира и поправила причёску. Алый бантик расплёлся, медовые пряди упали на глаза цвета индиго. — Давайте пройдёмся по стихам? Все выучили? Игнат, начинай!
— А-а-а его нет. Он ушёл, — выдавил кто-то с последнего ряда. — Встречать эту… новенькую…
— Что?! Да как так можно?! — бушевала Кира, от злости чуть ли не пиная воздушные шары.
В окно вдруг врезалась птица. Она медленно сползла вниз, оставляя на стекле кровавый след.
«Гадость какая, теперь ещё и это отмывать», — мысленно простонала Кира.
Она замолчала и подошла к окну. Легонько открыла его — тёплый воздух коснулся её бархатистой кожи и просочился куда-то сквозь рёбра. Затем опёрлась руками о подоконник и немного свесилась вниз. На небольшом выступе она обнаружила полумёртвую птицу. Это была чайка.
С брезгливым выражением лица Кира потянулась к ней, а та всё ещё беспомощно хлопала крыльями и жалобно смотрела на склонившегося над ней человека, молила о помощи, кричала, корчилась от невыносимой боли.
— Бедная, как тебя так угораздило? — посетовала Кира, трогая шершавой ладонью хвост затихшей птахи. — Но уверена, что твоя смерть не будет напрасной.
Кира бегло осмотрела ребят — никто не глядел на неё, они усердно трудились над оформлением зала, потому что не хотели услышать очередную порцию дерьма в свою сторону. Это было слишком невыносимо, не каждый был в силах перенести чью-то ярость.
Кира засунула руку в карман и нащупала холодный металл циркуля, который сквозь ткань покалывал внешнюю сторону её бедра, практическая оставлял на ней красноватые полосы. Но это было необходимо Кире — ощущать боль, ведь именно она являлась вечным двигателем жизни.
— Спи сладко, спи мирно, милая, — прошептала Кира, вонзая остриё глубоко в тушу.
Капли крови тонкими струйками брызнули во все стороны, запачкав бледное личико с едва заметными веснушками.
— Эй, что там случилось? — окликнул Киру один из педагогов. Стук каблуков незамедлительно начал приближаться к окну. — Закрой его, быстро! Заболеете, а кто будет потом виноват?!
— Простите, — без единой эмоции на лице произнесла Кира.
— Ох, у тебя кровь! Может, в медпункт? — обеспокоенно предложила подошедшая учительница.
— Да? — с театральной интонацией спросила Кира. Она провела рукой по коже, осмотрела её, а после слишком писклявым голосом заверещала: — Простите, мне нужно выйти!
Кира не стала слушать ответ учительницы — лишь пулей вылетела из зала, прикрывая нос. У женского туалета она резко затормозила, схватилась дрожащей рукой за косяк и начала прерывисто дышать. Первая вишнёвая капля крови шлёпнулась на недавно вымытый пол. Под кожей Киры выступили фиолетовые жилки — они надувались с каждым вдохом и выдохом, уродуя милое личико.
«Нет, нет, нет, я должна успокоиться. Подумаешь, кровь. У меня она тоже течёт, у всех людей», — успокаивала себя Кира, чуть ли не падая на пол. Тело вмиг налилось свинцом, оно тянулось к земле, ближе к холоду, мертвецам, которые говорили ей одну и туже фразу:
«Ты уже не жилец, солнце. Покойся с миром», — пели они замогильным голосом, от которого у Киры всё тело покрывалось гусиной кожей.
«Это всё нереально, это разыгралось моё глупое воображение, не более», — Кира схватилась руками за голову и зарыдала.
— Не хочу умирать, как та птица.
* * *
Говорливая толпа превращалась в шумную неразбериху. Стук вилок, звон бокалов, смех, цоканье каблуков официанток — об этом Стасе можно было лишь догадываться.
Игнат разложил на столе салфетку и поставил на неё чашку с ароматным латте. Стася невольно сгорбилась, взгляд её резко переместился куда-то в пол — мол, рассматривать плитку в кафе интереснее, чем собеседника.
— Как добралась? — нарушил тишину Игнат, подавшись чуть вперёд.
Стася провела пальцами по левому уху и убрала торчащие чёрт-те как волосы, являя миру бежевый слуховой аппарат.
— Н-нормально, — чуть ли не полушёпотом произнесла она и сгорбилась ещё больше. Её щеки стали красными от стыда: сама предложила встретиться, пропустить уроки, а теперь мнётся! — А ты как? Что нового?
— Да ничего. Что у нас в этой глухомани нового может быть? Сегодня разве что концерт в честь Девятого Мая. Слышал, что директор пригласил ветеранов и просто бывших военных из округи. Поговаривают, что и родители Тони явятся, у неё папка-то в армии служил.
При упоминании злополучного имени Стася почувствовала, как холодеет. Одна из ногтевых пластин её сжатого кулака посинела, а на ладони выступили сине-фиолетовые пятна.
— А… О, ясно. А ты с ними говорил? Ты вроде упоминал некий план. Или не получилось?
Игнат поморщился, ему явно не хотелось это обсуждать.
— Всё пошло не так, как я думал. Но это закончилось. А ты была в Хорватии? Обещала сувенир привести, ну-ка, где он? — на смуглом лице, по форме напоминавшем сердечко, появилась лучезарная улыбка.
Стася мысленно ударила себя по лбу — как она могла забыть! Быстро зашарив по карманам, она выудила монетку и положила в ладонь Игната.
— В первый раз такое вижу.
— Это хорватская куна. У меня дома ещё один небольшой подарок для тебя.
— Спасибо, но не стоит…
— Я-я настаиваю! — Стася подпрыгнула и встала. Её милое детское личико вдруг стало очень серьёзным.
— А я настаиваю на ещё одной кружке кофе, это во-первых. А во-вторых, у тебя планшет с собой?
— Ага. А зачем?
— Те фотографии, что я присылал, сохранились?
Стася кивнула, притянула к себе рюкзак и вынула планшет из чехла. Провела пальцем по экрану и неожиданно замерла.
— Стась, отцепись ты уже от него, — в голосе Игната проскользнули злобные нотки.
Ему не нравилось то, что подруга сутками напролёт сидела в интернете и разглядывала фотографии игуан. Ещё когда они общались по интернету, Стася только и делала, что заваливала его кадрами с мест убийств, происходивших в их городишке. Новые и новые преступления будоражили её,
переворачивали сознание, оттого она и сошла с ума. Внезапные приступы эпилепсии, причину появления которых ни один врач не смог установить, были предупреждением Бога. Им не стоило расследовать убийство Тони. Теперь оставалось либо сетовать, либо продолжать.
А Стася продолжила, и тогда к приступам прибавилась частичная глухота и головные боли. Она стала ещё больше походить на умалишённую. На какое-то время пропала из всех соцсетей, а потом, через полгода, прислала Игнату рукописное письмо. Буквы были с наклоном влево, их украшала масса завитушек, а на бумаге просматривались выцветшие пятна крови. Её одержимость желанием добраться до правды — добраться до Бога — ошеломляла.
Игнат прекрасно помнил фотографии, которые обнаружил на одном хорватском сайте, — с места преступления, похожего на их случай: мальчик восьми лет ушёл купаться вместе с подругой и исчез. Ни криков, ни подозрительных личностей поблизости — ничего. Через три дня его тело было найдено водолазами. Имя ребёнка отныне было запечатлено на подкорке его сознания — Гервуш Ковач. Но вот от вида тела, завёрнутого в полиэтилен, с подтёкшей кровью, желудок выворачивало наизнанку.
— Извини, я задумалась. На досуге пыталась изобразить портрет игуаны — получилось вот это.
Стася протянула планшет Игнату, он аккуратно взял его в руки и нахмурил брови. Огромная игуана с жёлтыми, почти что стеклянными глазами смотрела на него, как каждый раз взирала на Стасю, когда та включала планшет. Игнат ощущал холодный и мерзкий взгляд на себе, отчего по телу пробежали мурашки, ведь этот взгляд был в точности как у него. Закружилась голова, захотелось спрятаться, засунуть голову в песок, ощутить его грязные, влажные прикосновения, считать и рассматривать золотые песчинки, а не чувствовать огромные лапищи на своих плечах и ногах.
— Что-то официантка наша не подходит. Я позову её, окей? Может, что-нибудь заказать ещё?
— Купи мне мороженое. Вишнёвое.
— Ага.
Стася снова окунулась в информационную паутину и лишь изредка протирала глаза от усталости. Игнат же успел сбегать и заказать десерты им обоим и принести их к столику. Он медленно поедал лакомство, растягивая удовольствие. Стася обратила на него внимание слишком поздно — обе чашки были пусты, а её сосед облизывал губы.
— Ты съел моё мороженое? Почему?
— Ты бы ещё дольше торчала среди своих ящериц. Я пытался до тебя докричаться, но ты была будто загипнотизирована.
Стася сощурила зелёные глаза и поджала губы от досады.
— Ладно-ладно, не бесись, купим по дороге домой.
Стася кивнула, хмыкнула. Взгляд её миндалевидных глаз смягчился.
— Хорошо, к тому же у вас потом выступление. Не могу поверить, что вы до сих пор стихи учите, — она закинула рюкзак на плечо, а планшет зажала под мышкой.
Игнат расплатился и последовал за ней.
Идя по дороге, усыпанной камнями, Стася раздумывала о предстоящем разговоре с учителями, со старыми-новыми одноклассниками, а также с Вадимом Юрьевичем. Они могли остаться в Хорватии или переехать в Болгарию, а могли и вовсе укатить в Америку. Но неожиданный звонок Эдуарда Макаровича перечеркнул все планы — произошло очередное исчезновение ребёнка.
В последнее время у Стаси всё чаще стало появляться ощущение, что она является для Вадима Юрьевича не падчерицей, а малолетней преступницей с серьёзным психическим расстройством, за которой нужен постоянный надзор. Смешивать работу и семейные дела в одном разговоре оказалось не лучшей идеей.
— Тебе Скрипка должна была стих передать к сегодняшнему дню. Как узнала, что дополнительный человек будет, так сразу придумала кучу новых сценарных ходов.
— Нет, мне никто ничего не приносил. Кажется, она хотела его на почту скинуть, но мне так и не пришло. А её номера я не знаю, — произнесла Стася и зевнула.
Вдруг в тени деревьев, росших неподалёку, что-то показалось. Зверёк, мираж, убийца — Стася не знала. Но она была наготове, ведь нужно всегда уметь постоять за себя и за товарища. А это нечто вдобавок начало шевелиться и приближаться. Стася смогла разглядеть строгий костюм и пучок.
— Бежим!
— Что?
— Клюев, не тормози! Там Скрипка! — Стася схватила одноклассника за руку и потащила его прочь от городской суеты. Однако проезжавшие мимо бронетранспортёры, согнанные в город на парад, перегородили им дорогу.
— Клюев, стоять! — крикнула учительница, возникшая в нескольких метрах от них. Она достала мобильный телефон и принялась нажимать кнопки. — Вы, молодой человек, сейчас должны быть в школе и репетировать. Ваши одноклассники организуют представление, а вы гуляете.
— А это не запрещено, — буркнула Стася, кусая нижнюю губу. Она всегда так делала, когда волновалась. Дурацкая привычка.
— А вас, Вяха, я не спрашивала. Я позвоню вашим родителям и обо всём им расскажу. Шагом марш в школу!
— Извините, Кира Владимировна, но мы решили сразу прийти на место сбора и дождаться вас. А стихи я выучил, не переживайте, — начал оправдываться Игнат, активно жестикулируя.
— Что ж, ладно. Идите в парк, — скомандовала женщина и убрала телефон в карман.
Стася с Игнатом спокойно выдохнули и поспешили в тень. Невдалеке бегали дети, они кричали и размахивали георгиевскими лентами. По разные стороны от вечного огня стояли школьники с портретами прадедов.
— Блин, вот бы домой сейчас махнуть, — мечтательно вздохнула Стася, садясь и протягивая ноги вперёд. Носы кроссовок истёрлись до мелких дырок.
В этот момент ей стало легко и спокойно. Быть откровенной с единственным дорогим человеком — та ещё роскошь. Она нечасто говорила что-то позитивное о доме, но видела, что каждое предложение о её родне Игнат впитывал, словно губка.
«Надо запомнить, вдруг пригодится», — думал он постоянно, стараясь не забыть детали, имена и места действия.
Прошло много времени, много воды утекло, и этого он не мог изменить. Больше не было той жизнерадостной девчонки, которая изучала материалы «Рен ТВ» и с долей скептицизма оценивала их. У неё имелись некие соображения насчёт правдивости или же фиктивности этих репортажей, но всё же она смотрела на них через призму розовых очков. А сейчас так не получится — она уже встретилась с древним злом.
— Давай слиняем незаметно? — предложила Стася. Игнат удивлённо уставился на неё, и на его лице появилась коварная улыбка.
— Ну, хоть чему-то ты научилась у меня. Пошли.
Игнат махнул рукой в сторону церкви на пригорке. Шагая за ним и дыша пыльным воздухом, Стася чувствовала, как песчинки щекочут слизистую, а в горле пересохло. В кроссовках были камушки, но она их игнорировала — как и боль, которую они вызывали, впиваясь в кожу. На ногах точно останутся царапины или даже синяки.
— Зайдём внутрь? — Игнат указал на церквушку, когда они остановились в её тени, и замолчал. Он хотел помолиться в этот день за ушедших и ныне живущих, но боялся. В прошлые годы ему так и не удалось уговорить Стасю пойти сюда — в это ужасное, по её мнению, обиталище лже-Бога, которого никто не видел, но которому все верили.
— Я, пожалуй, подожду здесь. Не переношу запах ладана, — попыталась оправдаться Стася и достала из портфеля ингалятор. — Я подожду, сколько нужно будет. Не торопись.
Аллергия раньше не проявлялась. Да, у неё, конечно, случались внезапные приступы кашля, но Стася не придавала им особого значения — кашель как кашель. Однако они постепенно становились чаще и серьёзнее: лицо краснело, пухло, отекало. Щёки чесались, на них появлялись ярко-алые точечки.
Может, именно из-за этого Стася избегала церквей? Белизна стен и блеск золотых куполов давили на её сознание, иногда даже вид икон и крестов вызывал шум в ушах, так что хотелось воткнуть что-нибудь в перепонки и больше ничего в жизни не слышать.
— Гхм, ты ещё не уш-ш-гхм-шёл? — прохрипела Стася, глядя на мир слегка заплывшим глазом.
Игнат кивнул. Он знал, что подруга не согласится, но попытаться стоило. Как-то раз он спросил, почему Стася не любит церкви, но верит в Бога. Недолго думая, она ответила. Эта фраза навсегда отпечаталась в его сознании: «Не вижу смысла в молитвах, ведь Бог не всё слышит. А эти церкви — зачем они? Всего лишь душные коробки со старушками в маразме. Одной веры мало, тут нужно действовать».
Фигура Игната полностью растворилась в майском воздухе. Он приоткрыл белоснежную дверь и вошёл внутрь. На лавочке у самого входа стояла старушка со свечкой. Стены и потолок были украшены библейскими сюжетами. Лики святых на фресках так и манили томными взглядами — невольно хотелось запрыгнуть к ним, в графическую плоскость.
Игнат купил свечу и зажёг её в самом углу церкви. Убедившись, что никого нет поблизости, он вздохнул и принялся читать молитву:
Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя,
яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
и остави нам долги наша,
якоже и мы оставляем должником нашим;
и не введи нас во искушение,
но избави нас от лукаваго.
Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.
Аминь
Скрипнула дверь. Игнат обернулся. Никого вокруг не было. Он вздохнул и пошёл на улицу, где его ждала Стася. Она всё ещё прыскала раствор из ингалятора себе в рот и прерывисто дышала.
— С тобой всё нормально? — спросил Игнат, подбежав к ней. Он принялся тормошить её из стороны в сторону, но она не реагировала на его прикосновения. Наконец ингалятор выпал на дорогу, а её тело обмякло в руках Игната. Она еле шевелила губами, а зрачки закатились, открывая вид на тёмное, иссечённое ниточками сосудов пространство. — Стась, что с тобой? Стася!
Игнат достал мобильник и принялся набирать номер скорой, но экран погас в самый неподходящий момент. В приступе паники Игнат бросил телефон и взял Стасю на руки. Её голова запрокинулась назад, и он бережно понёс её в сторону автобусной остановки.
«Может, нужно было попросить помощи в церкви?» — пронеслось в голове у Игната. Мысль сразу же отодвинулась на второй план, ведь там знали его семью. Когда в святом месте был кто-то из них, священник сразу же выгонял его с криками.
Игнат остановился на первом же перекрёстке. Он положил тело Стаси на лавку и достал из её кармана запасной ингалятор и таблетки. Розовый кругляшок моментально растворился под её языком, оставляя после себя горьковатый привкус.
— Что случилось? — хрипло спросила Стася, поднимаясь на локтях.
— Ты потеряла сознание. Может, вызвать Вадима Юрьевича? Или маму? — обеспокоенно предложил Игнат и обнял её костлявые плечи. — Тебе нужно отдохнуть.
— Не нужно, мне лучше. Пошли домой, — после этих слов Стася свесила ноги и встала. Её шатало, но она продолжала упорно шагать, пытаясь скрыть за волосами обман в виде черноты в уголках глаз, однако Игнат заметил его.
Но было поздно. Стася уже вышла на дорогу и встала посреди, скрестив руки на груди.
— Осторожнее!
Пронзительный крик Игната заставил малочисленных прохожих обернуться. Гости парка начали перешёптываться, некоторые закричали. Дети перестали смеяться и носиться, они подошли к своим мамам в поисках спасения в их тёплых объятиях. Но Стасе было некого звать. Игнат открыл рот, но ни одно слово не успело вырваться наружу.
Секунда, вторая, третья, и огромный грузовик сбил её тело. Воцарилась мёртвая тишина. Игната затрясло от ужаса. В нос ударил запах. Такой знакомый. Он его где-то уже чувствовал, но где? В кабинете химии? Нет. В подвале дома? Тоже нет.
— Поле тишины, — едва сдвинулись губы Игната. Он упал на пыльный тротуар.
Люди сновали туда-сюда. Одни осматривали тело, вторые — причитали, третьи — просто шагали по своим делам. Огромный грузовик снёс Стасю, подмял под колёса. Раздался хруст позвонков, кроссовок отлетел в сторону. На персиковых губах показались пятна крови. Глаза Стаси закрылись.
Ткань её платья задралась, обнажая белоснежное бельё с зелёными слизистыми точками. Стася издала слабый стон и замолчала. Весь мир замер вокруг неё. Чайки, пролетавшие над головой Игната, пели серенаду для своего Бога. Они выполнили возложенную на них миссию, но почему же тогда грудная клетка Стаси тихонько поднималась?
«Я не дам тебе умереть так просто», — прошептало Божество в её здоровое ухо.