Сумбурные мысли
— Я все больше убеждаюсь, что у тебя талант рыть себе могилу, — резонно заметил Игорь.
После моего возвращения, хотя я бы назвала это бегством из Хогвартса, прошло чуть больше недели. Я безвылазно сидела в замке, а первые дни и вовсе в своей комнате, поддавшись мимолётной слабости — никого не видеть и не слышать, словно это помогло бы избавиться от горы под названием «проблемы», давящей на мои плечи. Как бы не так. Но пришлось выдать себе нагоняй и наконец-то выйти из этого затворничества.
Передо мной на столе лежала стопка газет, сверху который лежал выпуск «Ежедневного Пророка», в котором был некролог, посвящённый памяти Альбуса Дамблдора. На десятой странице была статья, рассказ некого Элфиаса Дожа — насколько мне известно, он был советником Визенгамота, другом и ровесником Дамблдора. Его статья о жизни Альбуса была довольно... милой, но какой-то блеклой, на мой взгляд. И она стала ещё более несущественной и не стоящей внимания после заявления Риты Скитер о том, что скоро свет увидит её книгу, посвящённую подробному описанию жизни Дамблдора, его тайнам и секретам. Судя по громким заявлениям, она основательно покопалась в его грязном белье. До сих пор не понимаю эту женщину.
— Ты вообще слушаешь меня? — голос Каркарова неприятно резанул слух. Я и забыла, что не одна.
— Конечно, — оторвав взгляд от газеты, произнесла я. — Что-то о моей опрометчивости и глупости?
Я сказала это наобум, за последние несколько дней все беседы сводились лишь к одному. Хотя иногда от меня ещё требовали ответов о том, что делать дальше. Я старалась отмалчиваться, но вечно это продолжаться не могло.
— Могла бы хоть сделать вид, что слушаешь, — перестав мельтешить перед глазами, произнёс Игорь. — Скажи, когда ты начнёшь относиться ко всему этому более ответственно? Не забыла, что от тебя зависят жизни других людей?
— Поверь, не забыла, — процедила сквозь стиснутые зубы я, беря в руки фиал с нашей с Грин-де-Вальдом кровью.
— До сих пор не понимаю, как ты стрясла с него эту клятву.
Пробормотав что-то невнятное, я поднялась из-за стола и отошла к окну. Растерянность так и терзала меня.
— Разбери хоть письма, — сдался Игорь и вышел из комнаты.
Совет был хоть и не нов, но полезен. Пора было брать себя в руки.
Возвращаясь к столу, я не могла не коситься в сторону газет. Хоть я все и прочитала по несколько раз, но ни в одной статье не было упоминания о том, кто убил Дамблдора. Лишь несколько общих фраз о нападении Пожирателей Смерти на Хогвартс.
После того, как все это предалось огласке, я не думала, что многие рискнут отправить своих детей в школу в сентябре. Я тоже, хотя и не боялась, что меня там ждёт беда, не хотела возвращаться. Нужно было вплотную заняться более важными делами. Но вот парадокс — моё присутствие в Хогвартсе даст мне чуть больше свободы. Но не отправься я в школу, и Реддл найдёт мне куда более важное занятие. И не факт, что оно мне придётся по душе. К тому же у меня осталось незаконченное дело в Хогвартсе — я должна узнать у Серой дамы судьбу диадемы Когтевран.
Подавив тяжёлый вздох, я принялась разбирать накопившиеся письма, отмечая, что большинство из них можно было бы и не открывать. За монотонной работой я и не заметила, как немного отвлеклась от всего остального — от мыслей о Драко, Реддле и дальнейших планах.
Мне в руки попало письмо от Богрода, а открыв его, я не сразу поняла, о чем идёт речь.
«Касаемо последних распоряжений о вашем личном хранилище, которые мы обсуждали в нашу последнюю встречу. Новая информация может быть для вас полезна, поэтому я вынужден просить личной встречи».
Сначала я пыталась вспомнить, какие давала распоряжения насчёт хранилища. Я точно помнила, что ни о чем таком не просила его...
— Ну, конечно! — хлопнув себя по лбу, воскликнула я.
Единственное, о чем я просила — узнать что-то про Чашу Пуффендуй. Очевидно, гоблин смог что-то пронюхать. Обрадовавшись хоть какому-то сдвигу с мертвой точки, я спешно покинула замок. Для отвода глаз прихватила мешочек с драгоценными камнями, чтобы не показываться с пустыми руками.
Гринготтс встретил меня привычным рабочим процессом. Кто-то перебирал якобы драгоценные камни, сортируя их и взвешивая, кто-то занимался монетами. Я прошла к длинному прилавку, за которым на высоких стульях сидели гоблины и обслуживали немногочисленных посетителей. Подойдя к свободному служащему, я попросила о встрече с гоблином, которому было доверено вести дела от моего имени. Меня, конечно же, узнали и тут же проводили в небольшую отдельную комнату, где я принялась ждать Богрода.
— Леди Слизерин, — спешно ворвавшись, произнёс гоблин. Он выглядел очень взволнованным и раздражённым. — Я уже хотел посылать вам ещё одно письмо, ведь на предыдущее вы даже не потрудились ответить...
Гоблин даже не пытался скрыть упрёка.
— Так что там у вас? — спросила я, проигнорировав его недовольство.
Гоблин несколько секунд задумчиво молчал, словно решая, стоит ли мне что-то говорить. Я уже хотела напомнить, что у нас довольно выгодное для него сотрудничество, но в этом не было необходимости, гоблин заговорил сам.
— Я узнал об этом совершенно случайно и считаю невероятной удачей, — деловито сцепив руки перед собой на полированной поверхности стола, произнёс он. — Я уже и не надеялся что-то узнать про это Чашу. Да будет вам известно, что наш банк хоть и ведёт опись всего имущества, находящегося в хранилищах, держит эти сведения в строжайшем секрете. А получить доступ к ним, не привлекая внимания, очень трудно. Не так давно я разговорился с одним старым гоблином, который давно отошёл от дел. И он вспомнил про эту Чашу. Именно он почти двадцать лет принимал точно такой же артефакт от юной Беллатрисы Лестрейндж.
Гоблин замолчал, явно наслаждаясь эффектом, произведённым его словами. Тот факт, что какой-то гоблин смог припомнить события такой давности, был подобен чуду. Нахождение одного из крестражей у Беллы было довольно логичным. Признаться, я и не подумала об этом, считая, что Реддл не доверил бы кому-то сохранность своей души, пусть это был всего лишь её осколок. Один из нескольких.
— Он уверен, что это была именно она?
— Мадам Лестрейндж? — переспросил гоблин. — Конечно.
— Да черт с ней, с этой сумасшедшей! — резко отрезала я, находясь на взводе. — Я про чашу!
Хотела добавить несколько слов вроде «остолопа» или «дубины», но вовремя остановила себя. Портить отношения со своими глазами и ушами в Гринготтсе было бы глупо.
Но гоблин все равно уловил изменения в моем тоне и выглядел уязвлённым.
— Леди Слизерин, у нас — гоблинов — невероятное чутьё на артефакты подобного рода. Без лишней скромности, мы можем отличить самую искусную подделку от оригинала. И, если достопочтенный Гордог сказал, что это была та самая Чаша Пуффендуй, то я склонен ему верить. В конце концов, именно руками гоблина она была создана.
Причины лёгкой обиды, так явственно звучавшей в голосе гоблина, стали мне понятны. Сомневаться в одном, значит, сомневаться во всех гоблинах мира, чего они терпеть не могут. Этот народец сильнее денег любил лишь мысль, что они самые умелые кузнецы и ювелиры.
— В таком случае беру свои слова назад, если они как-то обидели тебя и твоих побратимов, — растянув губы в вежливой улыбке, произнесла я. — Есть какой-то шанс добыть эту Чашу из хранилища Лестрейндж?
Выразительный взгляд, которым одарил меня Богрод, был красноречивее любых слов.
— Если только кто-то из Лестрейнджей сам её вам вынесет, — проворчал гоблин. — Никто, кроме них, не может попасть внутрь. Её ячейка находится на самом надёжном уровне.
Я задумчиво почесала подбородок.
— И что именно делает этот уровень таким надёжным?
Гоблин снова нахохлился, словно я задала неуместный вопрос. Что было недалеко от истины.
— Я хоть и согласился на сотрудничество с вами, но не обязан раскрывать все тайны нашего банка!
Поджав губы, я не стала давить на гоблина, решив, что стоит все получше обдумать, продумать, как достать эту треклятую чашу из хранилища Лестрейнджей.
Попрощавшись с гоблином, я оставила ему мешочек с драгоценными камнями и вернулась в замок.
Странное чувство, будто Богрод что-то не договорил, неприятно осело в мыслях. Возможно, у него было какое-то предложение, а сам он выжидал и смотрел, на что я готова пойти, чтобы заполучить эту Чашу. Думаю, мой интерес к артефакту одного из Основателей Хогвартса не остался незамеченным.
В задумчивости я слонялась по Нигрумкору, думая сразу обо всем и ни о чем конкретном. Я даже не обращала внимания, куда именно я иду, пока не остановилась перед знакомой дверью лаборатории.
Первой мыслью было развернуться и уйти. Но я быстро отказалась от мыслей о побеге. Хотелось обсудить с кем-то всю ту гущу событий, в которую я окунулась по самую шею. А гуща эта, к слову, была дурнопахнущая.
Решительно толкнув дверь, я вошла в лабораторию, в которой я давненько не была. Пыль, лежащая всюду тонким слоем, была неприятна глазу, как и пустующая рама портрета. Позвав отца при помощи крови, я достала палочку и принялась наводить порядок, желая себя хоть чем-то занять в ожидании. Поначалу я бросала косые взгляды на портрет, но он продолжал быть пустым.
Оказалось, после себя я оставила в лаборатории, мягко говоря, беспорядок. Немудрено, ведь я старалась там не появляться без веской причины, боясь снова встретить незваную рыжеволосую ведьму. Стараясь привести котлы в порядок и убрать остатки зелий, что намертво прикипели ко дну, я перестала бросать взгляды на портрет.
— Маглы говорят, что труд может сделать из обезьяны человека, — раздался голос позади меня, отрывая меня от моего занятия.
— Не волнуйся. Во мне взыграло исключительно чувство стыда, — опуская палочку и обернувшись, произнесла я.
— Поняла, что твоё поведение было далеко от идеала, и сама назначила себе отработку? — вальяжно развалившись в кресле, спросил отец.
От меня не укрылось, с каким любопытством он рассматривает меня, словно пытаясь заметить любые, даже самые малейшие изменения.
— Нет, что ты, — фыркнула я, невольно скрещивая руки на груди. — Стало стыдно за то, что прекрасная лаборатория погрязла в беспорядке. Вот и пришла исправить.
Отвернувшись от портрета, я сложила более-менее очищенные котлы на полочку. Действие было простым и не требовало много времени, но я делала все как можно медленнее, не желая встречаться взглядом с отцом.
— Тоже достойно похвалы, — заметил Салазар. — Рад тебя видеть.
Закончив с порядком, я подошла к тяжёлому столу, который неизменно стоял возле стены, и опустилась в кресло. Я проделывала это множество раз, вот и сейчас в кресле было так привычно. Это то самое чувство, когда ты возвращаешься домой в любимую кровать или надеваешь старый растянутый свитер, но который настолько удобен и любим, что не заменит даже самые дорогие и мягкие вещи мира. Чувство уюта ни с чем было не спутать. И именно так — уютно — было здесь. Словно находишься на своём месте.
— Я пыталась как-то тебя звать, — начала я, чувствуя, что горло сдавило спазмом. — Ну, знаешь... Уже после того, как я узнала, что в твоем портрете живет одна дамочка.
Неопределённо махнув рукой в сторону резной рамки, я следила за реакцией отца. Он продолжал сидеть в кресле, слегка улыбаясь, и продолжал меня рассматривать.
— Но ты, похоже, был занят, — закончила я свою мысль, не зная, что еще сказать.
— В какой-то степени да, — туманно ответил он.
Шумно вздохнув, я с ногами забралась в кресло. Желание поделиться всем произошедшим горело под кожей, но самым сложным оказалось начать этот разговор.
— Столько всего произошло за это время, — неуверенно начала я, а потом внутри меня словно прорвало какую-то плотину, и слова полились рекой.
Рассказывая о событиях минувших дней, недель и месяцев, я приправляла их изрядной долей собственных переживаний и эмоций. Мне это было необходимо. Нужно было кому-то рассказать о тревогах и переживаниях, от которых, в силу своего юного возраста или глупости, я не могла отмахнуться.
Слишком много обмана витало вокруг меня. Врали мне. Врала я. А если добавить сюда тайны, секреты и постоянное желание о чем-то думать и заботиться, то это всё словно источало мою уверенность как в собственных силах, так и в окружающих меня людях.
Немного успокоившись, я постаралась добавить к своему рассказу, который больше стал походить на исповедь, каких-то фактов и деталей. А когда я закончила, то почувствовала если не облегчение, то какое-то притупление своих тревог. Отец дал мне возможность высказаться, не перебивая, лишь изредка задавая вопросы и что-то уточняя. Солнце уже склонялось к горизонту, а от долгого разговора у меня пересохло горло.
— И, кстати, бузинная палочка теперь здесь, в замке, — зачем-то сказала я, желая поделиться с отцом этой маленькой победой. — И меч твоего давнего друга тоже прихватила...
Черные брови Салазара поползли вверх, а сам он коротко хохотнул и хлопнул ладонью по подлокотнику.
— Ты стащила меч Гриффиндора? — уточнил он, явно развеселившись. — Умно, однако. Значит, твоя охота за Дарами продолжается?
Я опустила взгляд на руки, не желая, чтобы отец понял, насколько эта тема для меня неприятна. Ведь, похоже, с Малфоем у нас снова не все гладко, а ведь он ещё не знал, что я снова тешила себя надеждой вернуть Геллерта. Ох, я снова, раз за разом поступаю с Драко нечестно, а он вовсе не достоин такого отношения. Что же я творю?
— Но если Дамблдор хотел, чтобы меч был у Поттера, то зачем ты его забрала? — отец быстро посмотрел на ситуацию с другого угла, правильно выхватив главное.
Слабо усмехнувшись, я смахнула несколько соринок со своих штанов.
— Ведь он бы ему пригодился, если вдруг он найдёт крестраж, — продолжил отец. — А ты лишила его этой возможности. Не просто так, верно?
— Конечно, — кивнула я. — Ведь тогда я останусь для них единственной, кто сможет уничтожить крестражи. Сомневаюсь, что кто-то из них сможет подчинить Адское пламя или найдёт лишний клык василиска. А я, если он обратится ко мне за помощью, конечно же, не откажу. И кто знает, что я попрошу взамен...
Улыбка на губах отца стала шире, а во взгляде промелькнула гордость.
— Моя девочка.
Такие простые слова отозвались целой бурей эмоций. Было чертовски приятно слышать подобное от близкого человека, пусть от него и остался лишь такой отголосок, как портрет. Но сейчас я остро ощутила, что мне не хватает его рядом — живого и вполне настоящего.
— Ох, уж эта молодость, — с какой-то иронией заявил отец, когда я замолчала. В его глазах я отчётливо видела смешинки. — Я рад, что ты осознаешь ответственность и у тебя есть план, пусть и без чётких границ. И, раз уж ты взялась за это дело, решив занять свою сторону, то стоит крепко придерживаться её.
Слова хоть и звучали просто, но были мне нужны. Хотелось знать, что я хоть что-то делаю правильно. Впрочем, понятие «правильность» многогранное и настолько индивидуальное, что сложно сейчас быть в чем-то уверенной.
— Но я все ещё считаю, что твоя затея с этим Реддлом не самая удачная. Уж слишком сильно ты увязла в этой грязи, что он распускает вокруг себя. Как бы он сам ни считал, но он ведёт себя далеко не величественно. История, как наша, так и магловская, показывает, что тирания и жестокость не нравятся никому.
— Боюсь, он не совсем величия ищет, — проворчала я, прекрасно понимая, что затея с Пожирателями и Реддлом действительно удалась совсем не так, как я хотела. — Скорее уж бессмертия и единоличной власти.
— Понятия не слишком разные.
Я хмыкнула, не желая быть втянутой в рассуждения на подобные философские темы. Никогда не любила такие беседы, ведь они всегда зависели исключительно от личного восприятия.
— Раз уж мы обратились к истории, то давай я напомню тебе кое о чем, — постучав пальцем по губам, произнёс отец.
От его задумчивости не осталось и следа, а её место заняла какая-то решимость, словно он что-то придумал.
— И о чем же? — не проявив чудеса терпимости, спросила я.
— Ты ведь помнишь, что я был... советником Вильгельма? — с заминкой сказал отец.
Вопрос показался совершенно неожиданным, а я даже не мгновение растерялась.
— Скорее уж его палачом, — хмыкнула я, припомнив давний разговор с Еленой.
— В таком случае, я думаю, что знаю, как тебе слегка изменить баланс сил. И раз уж ваш Лорд не чурается играть со смертью, то и мы ответим тем же.
Черные глаза Салазара опасно полыхнули мрачной решимостью, а тон, мгновенно заледенев, бросил меня в дрожь. Поразительные изменения, которые произошли в одну секунду, напомнили, что за волшебник находился передо мной.
— Что ты задумал? — невольно голос дрогнул, но не от страха, а скорее от предвкушения.
— Не думаешь же ты, что я не помогу наказать одного зазнавшегося волшебника, решившего поиграть в бога, который к тому же обижал мою дочь? — постучав по подлокотникам, ответил отец. — Мы используем мёртвых нам во благо.