Танцуй, пока молодая...
Рассказ написан для новогоднего конкурса "Мандаринка" группы ВК "Луна в стакане" . Тема - Танец. Слова, обязательные в использовании: букет, шляпа, яшма, мишура, подоконник. Также необходимо задействовать в истории мандарины.
25 декабря
Эта история началась с того, что кто-то не умеет остановиться в собственном обжорстве. Хотя нет... Она началась гораздо раньше, когда Милка в третьем классе села со мной за одну парту, попутно объявив, что теперь мы лучшие подруги на всю жизнь. Причём на дружбе до гробовой доски настаивала именно Милка, не оставив мне выбора. Не знаю, приговор это или благо, пока что обходилось без глобальных катастроф. Но, как это обычно бывает, если ждёшь горя, то оно и случается.
Уже пару лет как мы снимали одну квартиру на двоих, сбежав от родителей и их вечного вопроса:
— Девочки, когда же свадьба?
Последний раз он был задан на моё двадцатипятилетие, и Милка, решив, что шутка всем зайдёт, ответила: "Так ведь однополые браки в России запрещены", чем отбила охоту у старшего поколения заводить беседы на эту тему. Теперь мне даже о Милке вопросы задавали с опаской.
Свадеб, хоть и по разным причинам, действительно не намечалось. Милка не могла определиться, кто же среди многочисленных поклонников её достоин, а я... Все мои мысли были только о том, чтобы написать Роман. Именно так, с большой буквы, ибо о шедеврах по-другому не говорят. На реальность я отвлекалась только из-за необходимости зарабатывать на покушать.
Копирайтерство тем и хорошо, что можно минимизировать общение с внешним миром, неделями не выходить из дома, а с работодателем и заказчиками общаться только посредством телефонных звонков или электронных писем. А ещё можно писать своё...
Утро казалось добрым и многообещающим, несмотря на колтун на голове, в который превратилась моя пару дней не чёсанная гуля, и то, что легла за полночь. Я сладко потянулась, улыбаясь первым лучам поздно просыпающегося зимнего солнца, как тишину квартиры прошил истошный крик:
— А-а-а! Всё, я умираю!!!
С причитанием "Господи, что ж там случилось?!" я вывалилась в коридор, где и обнаружила бьющуюся в истерике Милку.
— Тая-а-а... я умираю-у-у-у...
Она стояла около зеркала и не переставая чесалась: все открытые части её тела, видимые мне из-под её пижамных шорт и футболки, были покрыты крапивницей. Заметив, как Милкина рука лезет под пояс шорт, еле успела перехватить:
— Стопэ֝!
— Тай, чешется, сил нет!
— А нечего было мандарины ящиками жрать!
— Так как же их не есть, когда они такие... — канючила Милка, задрав футболку и явив моему взору живот, который напоминал один сплошной волдырь.
— Ы-ы-ы, как же это мерзко выглядит...
— Вот умеешь ты поддержать! — Милка снова зарыдала в голос.
— Так, не реви! И не чешись!!!
Я метнулась в кухню, где у нас в шкафу хранился пакет с несколькими начатыми таблеточными блистерами, которые мы гордо именовали аптечкой. Антигистамин, слава богу, в наших запасах имелся. Выдала Милке двойную дозу, умыла, за стол в кухне усадила, велев выложить руки сверху, а своими, для пущей верности, к столешнице прижала, чтоб наверняка не чесалась.
— Алик, зараза! — Милка успокоиться успокоилась, но только теперь стала злой и почём зря полоскала своего бывшего. — Скотина! Видимо, так и не может смириться, что мы расстались!
— На кой ляд ты вообще эти мандарины от него приняла? — вот вообще ни разу я не помогала, только масла в огонь подливала. — Так и проглотила в один присест ещё.
Два дня назад нам на квартиру доставили три ящика отборных мандаринов. У Милки от этого фрукта и так башню каждую зиму сносило, потому устоять перед таким изобилием, ароматным, призывно блестящим оранжевой цедрой без единого изъяна, с ярко-зелёными листиками на веточке, которые говорили о максимальной свежести фрукта, она, естественно, не смогла. Это Алик, её бывший, с которым Милка рассталась буквально неделю назад, зная её слабость, наверное, хотел таким образом её подкупить и вернуть расположение. Но, судя по перекошенному сейчас лицу Милки, по зудящей сыпи, захватившей в плен всё её тело, план Алика с треском провалился — теперь его ещё и ненавидели.
— Тай, спаси меня! — Милка схватила меня за руки и с мольбой уставилась на меня.
— Так вроде уже... — непонимающе пролепетала я.
— Сегодня корпоратив новогодний. Я там танцевать должна. И, если не приду, генеральный меня убьёт.
— И-и-и?.. — я всё ещё не понимала, но нехорошее предчувствие уже свербило в затылке.
— Сходи вместо меня!
— Ха! Щас!
— Таечка, пожалуйста! — Милка сложила молитвенно руки. — Проси что хочешь! Ты понимаешь, каждый отдел номер готовил. Если выиграю, мне премия полагается. Половина твоя!
Она меня ещё и купить пытается!
— Мил, ну ты что? Где я и где танцы? — так просто меня не возьмёшь.
— Лисицкая, вот только не надо прибедняться! Ты же с пяти лет танцами занималась...
— Манилова, ты правильно сказала — "занималась"! В прошедшем времени.
Мы запыхтели, как два паровоза, гневно сверкая друг на друга глазами. Милка сдалась первой и снова принялась канючить:
— Таечка, ну пожалуйста... Месяц буду чистить унитаз. — Видя, как я отрицательно качаю головой, стала повышать ставки: — Три! Три месяца!!! И мусор выносить! И бусики тебе подарю, те, из яшмы¹... Ну?..
Длинная нитка из идеально-круглых красных камней встала у меня перед глазами, я на секунду замешкалась с отрицанием, и это стало моей роковой ошибкой.
— Всё, договорились! — взвилась Милка. — Хоть сейчас забирай!
— Мил, подожди... — Я пыталась вернуть себе преимущество в нашем противостоянии. — Я не танцевала уже лет... сто. Это во-первых. Во-вторых, невозможно выучить танец за полдня...
— Тебе не придётся учить с нуля, — глаза Милки сияли предвкушением грандиозного, — это наш с тобой номер, из "Чикаго".
А вот этого я точно не ждала. Судьба вернулась бумерангом, норовя при этом угодить прямо в темечко. Десять лет назад (или больше уже?) именно я была инициатором того нашего выступления на школьном "Голубом огоньке", муштровала Милку, как заправский капрал на плацу, заставив практически возненавидеть композицию "Hot Honey Rag", вот теперь мне её слёзы и выливаются. Воспоминания о нашем успехе на том вечере выползали из подсознания, тянули за собой мелодию и па, которые я вряд ли забуду до конца жизни, заставляя мои ноги под столом непроизвольно двигаться в такт звучащей в голове музыке.
Тряхнула головой, прогоняя наваждение танцевальной эйфории, и спросила:
— Погоди, если ещё полдня, то ты и сама можешь. Таблетки подействуют, и ты перестанешь чесаться. — Я внутренне возликовала, ведь мысль казалась мне гениальной.
— Зуд пройдёт, а вот сыпь... — Милка оглядела своё бедное тельце и сокрушённо покачала головой, — дня три промучиться предстоит, и то, если болтушку куплю. А костюм для выступления... Ой, костюм! Мне главный даже денег на прокат из общего фонда выделил.
Милка, забыв, что нужно чесаться, резво выскочила из кухни и так же быстро вернулась, держа за крючок плечики, на которых искрилось и переливалось платье. Я ахнула — не от блеска и красоты туалета, а от того, насколько условным эту вещь можно было назвать "платьем".
— Оно хоть что-то прикрывает? — я показала на красоту пальцем.
— Стратегически важные места прикрывает, не бойся. Пошли мерить!
Когда общаешься с человеком почти двадцать лет, живёшь с ним бок о бок, то невольно начинаешь копировать мимику, жесты, даже манеру речи. Мы с Милкой, конечно, не были похожи как близнецы, но за сестёр нас принимали часто, двоюродных — точно. И если раньше я благодарила бога за то, что мне подходят все вещи моей подруги, которая по причине хорошо оплачиваемой работы в крупной корпорации могла позволить себе всякие брендовые шмотки, то теперь я молилась о совершенно противоположном. Но нет, чуда не случилось, и платье село как влитое.
— Чудненько! — щебетала возле меня Милка.
— Подожди, — отстранилась я, — а когда это я успела согласиться?
— Тая, помни про бусики, — елейным голосом напомнила она.
— Я тебе что, абориген из Новой Гвинеи — на бусики вестись?
— Ну мы же договорились...
— Когда, Мил?
—Так, хорошо. — Милка перешла на менторский тон и сложила руки на груди. — Зайдём с другой стороны. Кто мне что рассказывал про ступор в работе и кризис жанра? Отсутствие вдохновения и го́дных идей? Сетовал, что давно не было встряски и нужных эмоций? Расценивай мою просьбу как шанс поправить ваше с Музом плачевное положение. Так что вперёд. Танцуй, пока молодая, девочка Тая...
Чуть было не сказала вслух, что с этого и надо было начинать. Беспроигрышная тактика, Милка знала, куда бить — ради своего Романа я готова была на всё. Или почти всё. Для проформы сделала страдальческое лицо, хотя сама уже ощущала поднимающееся из глубин сознания давно забытое чувство воодушевления. Ну и три месяца без унитазного ёршика тоже немало значили. Эх, чем чёрт не шутит! Танцуй, пока молодая...
***
Я ехала в такси, судорожно сжимая в руках лямки своего рюкзака. Как-то в первой половине дня всё казалось не таким уж страшным. И пока я отрабатывала движения перед телевизором, по которому на повторе шёл клип с тем самым танцем из "Чикаго". И пока Милка скидывала мне фотки своих коллег, которых нужно было запомнить, чтобы не провалить миссию. И пока боролись с париком-брюнетом "классическое каре с чёлкой", запихивая под него свою блондинистую гриву. А сейчас сникла, потеряв уверенность в успешности сей аферы. План был расписан чуть ли не по минутам:
1. Приехать на мероприятие с минимальным запасом времени, буквально за десять минут до выступления, чтобы минимизировать все возможные контакты.
2. Пройти охрану, предъявив пропуск Милки. Тут отсутствие абсолютной идентичности между мной и ею должна скрыть маска, которая является обязательным атрибутом вечера.
3. Станцевать и как можно быстрее слиться, желательно без привлечения внимания к своей персоне.
Всего три пункта, но что-то мне подсказывало, что так просто, как изложено на бумаге, не выйдет.
Проверку на охране прошла быстро, можно сказать, со свистом: людям в строгих костюмах и с полным отсутствием эмоций на лицах главное было, чтобы пропуск считался, а кто там под маской — неважно. Далее нужно было найти Яну, ответственную за оргвопросы шоу, и Мишу, Милкиного помощника, который должен был во время выступления подавать реквизит. Именно его я заметила первым, просто невозможно было не обратить внимание на этот кричаще-неоновый костюм канареечного цвета, оттенённый боа из фиолетовой ёлочной мишуры². Он, едва мазнув по Милке, точнее мне, взглядом, взял под руку и поволок к сцене, где бит-квартет в клоунских костюмах разогревал публику перед основным действом, то есть конкурсом талантов.
— Смотри, я вот тут стоять буду. — Миша, отплёвываясь от длинных фольгированных нитей, постоянно лезущих ему в рот, сам того не зная, рассказывал нужные для меня вещи. — Шляпу³ приготовил. Цилиндр, как и договаривались...
— Миш, мне бы раздеться... — перебила я, указывая на свой длинный пуховик.
— Это к Яне, — кивнул он и потащил меня в сторону узких коридоров.
Яна с планшетом в руках и наушниках с микрофоном была воплощением сосредоточенности, всем своим видом, пусть и в костюме женщины-кошки, показывая, какая она ответственная.
— Манилова, отмечаю. — Её пальцы запорхали по экрану гаджета.
— Ян, где ей раздеться можно? — Миша ассистировал даже в этом.
— Направо по коридору, — Яна указала в нужную сторону, — выбирайте свободную переговорную из 4С, 4D, 4F.
Блин, и чего я волновалась? Тут и дела до меня никому нет. Выйду, отработаю — и домой. Миша любезно проводил меня до двери с табличкой "4D" и ускакал обратно к сцене занимать стратегически важную позицию. В кабинете царил полумрак. Я, не включая свет, кинула пуховик на ближайший стул, прошла к окну, из которого лился голубой свет уличного фонаря. Поставила рюкзак на подоконник⁴ и на минуту зависла, наблюдая за кружением снежинок за стеклом. Они искрились, завораживая своим размеренным движением, и, сами того не зная, навеяли на меня грустные воспоминания.
У меня рано, уже лет в одиннадцать, начались проблемы со спиной. Мануалисты, ортопеды, акупунктурщики и прочие специалисты были единодушны: нужно снижать нагрузку. Даже будучи ребёнком, я понимала, как быстро угасает у педагогов интерес ко мне. Обижалась, когда от меня уходили партнёры, когда видела, как девочки, не особо фактурные и перспективные, обходили меня во всём просто за счёт того, что могли тренироваться больше. Годам к пятнадцати я накопила в себе столько негатива, что стала ненавидеть всех и вся, в том числе и танцы. Но ненависть — это тоже эмоция. А вот когда пришло равнодушие...
На секунду мне показалось, что я в кабинете не одна. Резко обернулась, но заметила только огромный мешок, который стоял между креслами. Может, этот кабинет уже занят кем-то? Проверить догадку мне не дал сработавший на телефоне таймер, предупреждающий, что через десять минут мой выход. Я ещё раз бегло всмотрелась в полумрак комнаты, и, не заметив ничего подозрительного, вышла в коридор.
С первых тактов зажигательной мелодии хот-джаза я отключилась от реальности, полностью погружаясь в образ и нужные эмоции. Ушло волнение, я не думала о людях, смотрящих сейчас на меня со всех концов имитированного бального зала. Чувствовала только ритм и музыку, точно выполняла все движения танца. А потом будто тумблер сработал: автоматизм сменился именно желанием танцевать. Всё это время я наивно полагала, что бойкотирую танцы, на самом же деле лишала себя того, что любила всей душой. Я кожей ощущала интерес публики, которая следила за каждым моим движением, слышала, как они хлопали в такт, кто-то даже пару раз свистнул. Миша перед сценой был сама серьёзность, ждал нужного момента, старался поймать максимально правильную точку. Потом, когда шляпа была уже у меня, я заметила, что он тоже присоединился к толпе, начал пританцовывать и просто светился от счастья, что причастен к действу, творившемуся сейчас на сцене. Удовольствие от танцев — это не обязательно кубки и призовые места. Это понимание, что ты можешь разделить эйфорию, восторг и хорошее настроение вместе с другими, делая то, что тебе действительно нравится. Жаль, что потратила столько времени впустую, прежде чем прийти к этой мысли.
Мне кажется, я могла бы танцевать всю ночь — так меня распирало давно томящаяся внутри жажда танца, руша все юношеские психоблоки. Музыка стихла, я замерла в последнем движении, а зал взорвался бурными аплодисментами и криками "Браво!". Под ноги прилетел небольшой букетик⁵ из веточек па́дуба с ягодами, пусть и искусственный, но в тот момент он был дороже самой огромной охапки живых роз.
Мне жали руки и хлопали по спине, пока я пробивалась сквозь закулисную толпу. Я улыбалась, что-то отвечала в ответ, а сама в голове прокладывала кратчайший маршрут до переговорной 4D. Моя роль на сегодня была сыграна, значит — пора смываться.
Продолжая напевать "Танцуй, пока молодая, девочка Тая... Танцуй-танцуй, пока молодая...", поставив эти две строчки на повтор, принялась менять эффектный образ танцовщицы на образ серой мышки. Из рюкзака вытащила чёрные толстовку и джинсы, сняла маску, парик, помассировала пару секунд кожу головы пальцами, чем довела себя до протяжного блаженного стона. Теперь пришла очередь платья: сняла лямки с плеч, спустила наряд до уровня колен и перешагнула через него. Я аккуратно раскладывала платье на столе рядом с другими аксессуарами, как услышала:
— Тепло ли тебе, девица?
От неожиданности резко вдохнула, а выдохнуть забыла. Медленно повернула голову в сторону, посмотрела через плечо. В одном из кресел, рядом с которыми я изначально заметила только мешок, сидел Дед Мороз. Понятно, что ряженый, скорее всего — нанятый фирмой артист, потому что голос был чересчур молодым и задорным.
— Тепло, батюшка Морозушко, тепло... — в тон ему на выдохе ответила я, мигом вспомнив известную сцену из детской сказки.
И тут в нашу беседу вклинился третий: с характерный чпоком от моей груди отклеились и шмякнулись на пол силиконовые накладки. Морозко даже привстал со своего места и перст в варежке вытянул в сторону диковинки:
— А у вас грудь... убежала...
Накладки эти были Милкиной идеей. Не то чтобы мне своего добра не хватало, но так платье для танца село лучше и его вырез смотрелся более эффектно — данный факт тяжело было игнорировать, потому и согласилась на эти "куриные грудки" сомнительного китайского производства. Я уставилась на валяющиеся у моих ног две половинки и, видимо, совсем потеряв адекватность от происходящего, выдала:
— Ага, так бывает от мороза: не выдерживает и отваливается.
Спохватилась, присела, сгребла стыдобу в ладони и закинула в рюкзак. Опомнившись, спешно натянула толстовку через голову, потому что всё это время Морозко беседовал с моей голой спиной и задницей в колготках в сетку. Далее была очередь джинсов, но застегнуть их я не успела из-за криков в коридоре:
— Манилова! Кто видел Милу? — распиналась Яна. — Она должна быть в одной из переговорных.
Я застыла с открытым ртом, даже не пытаясь бороться с падающими вниз джинсами. Голос в коридоре стремительно приближался к переговорной 4D. Отмерла, одной рукой подтянула штаны, второй сгребла всё своё добро со стола, попутно зацепила пуховик, ботинки и рюкзак и метнулась к выходу, чтобы стать слева от него: если дверь откроется, то я буду не видна. Дед Мороз с интересом смотрел на мои передвижения, открыл было рот, чтобы что-то спросить, но я, слыша остановившиеся возле двери шаги, быстро-быстро зашептала:
— Пожалуйста, не говорите, что я тут!
Дверь открылась, я с силой вжалась в стену и зажмурила глаза, будто это могло сделать меня невидимой.
— Ой, здрасте. — Судя по голосу, Яна из распорядительницы банкета превратилась в кокетку. — Вас прям не узнать...
— Здравствуй, внучка, — забасил Морозко.
— Я комнатой ошиблась, видимо...
Дверь снова захлопнулась, и ритмичный звук каблуков Яны стал удаляться.
Я выдохнула, открыла глаза и ойкнула: Дед Мороз, подбоченясь, стоял напротив и с недоверчивым прищуром рассматривал меня:
— Ты шпионка, что ли?
— Да нет, что вы! — принялась я оправдываться. — Мне только станцевать надо было...
— А Манилова где?
Мне даже странным не показалось, что нанятый актёр про Милку спрашивает. В тот момент думалось лишь о том, чтобы сбежать поскорее.
— Болеет она, а я за неё, — пролепетала и так, бочком, стала к дверной ручке продвигаться.
— Сбежать удумала...
Он подошёл ближе, буравя меня взглядом своих морозно-голубых глаз. Даже холодок по спине пробежал.
— Морозушко, отпусти меня, — запричитала я. — Чесслово — я хорошая девочка.
Видимо, моя фраза звучала так глупо и наивно, что Дед Мороз не вытерпел: оттаяли глаза его, заискрились весельем, мне даже показалось, что я услышала усмешку. Но вместо того, чтобы дальше ему зубы заговаривать, рванула дверь на себя и выскочила в коридор.
Как умудрилась на ходу одеться-обуться и вещи не растерять, а в рюкзак утрамбовать, сама не знаю. Бежала к выходу из бизнес-центра так, что ветер в ушах свистел. Только об одном думала — лишь бы Морозко не успел охране сообщить...
30 декабря.
И снова за окном кружился снег. Я раздвинула шторы в своей комнате и, щурясь от искрящейся в ярком морозном солнце белизны, сладко потянулась. Блаженная улыбка расползлась на лице — Роман продвигался семимильными шагами. Торкнуло меня после того вечера неслабо: либо эйфория танцевальная, либо адреналин от игр шпионских. Но писалось так, что даже есть-спать забывала.
На кухне Милка оставила после своих утренних сборов разгром. Я снесла всю грязную посуду в раковину, включила огонь под чайником, как вдруг в дверь позвонили. Наверное, не до конца проснулась, раз даже не посмотрев в глазок и не спросив "Кто?", распахнула дверь.
— Ой... — единственное, что я могла выдать, увидев на пороге нежданного гостя.
— С наступающим!
Не замечая моего ступора, в коридор вошёл Дед Мороз, тот самый, из переговорной 4D.
— А как вы?.. — мямлила я, не в силах оторваться от ярких голубых глаз.
— Я узнал, что одна "чесслово, хорошая девушка" без подарка осталась...
Морозко скинул мешок с плеча на пол, залез в него чуть ли не по пояс, чтобы через несколько секунд вручить мне коробку, обёрнутую в яркую новогоднюю бумагу. Я крутила подарок в руках, не веря в реальность происходящего.
— Это точно мне? Может, Миле?..
— Мила своё получила, не волнуйся. Но это ещё не всё. — Дед Мороз стянув одну варежку, сунул руку в карман и вытащил оттуда мой букетик из падуба, который я считала безвозвратно утерянным.
Не давая опомниться, визитёр решил сразить меня наповал:
— Третий, самый главный презент. Точнее, вопрос. — Стянул бороду, являя на свет божий приятное лицо молодого человека, даже ямочка на подбородке имелась — всё, как в моих мечтах о рыцарях. — Как вы смотрите на то, чтобы встретить со мной Новый год?
— А вас Снегурка не заругает? — заикаясь от шока, спросила я.
— Наоборот, — он рассмеялся, окончательно покоряя меня появившимися ямочками на щеках, — сказала, дураком буду, если такой шанс упущу. — Вмиг посерьёзнел, если вообще можно выглядеть серьёзным в костюме Деда Мороза с шапкой набекрень и бородой, болтающейся на шее, и, пытливо вглядываясь мне в лицо, добавил: — Вы не думайте, я не маньяк. Можете у Милы спросить — мы работаем вместе...
Улыбка расцвела на моём лице, предвкушение чего-то грандиозного, волнующего и наверняка восхитительного разлилось по всему телу. А почему, собственно, нет? Танцуй, пока молодая...
— Только с одним условием, — не переставая улыбаться, сказала я. — Я решила в танцевальный клуб записаться. Будете моим партнёром?