Внутренний шторм
С момента, как "Синяя тюрьма" разделила игроков на команды по три человека, обстановка накалилась до предела. Каждый матч теперь был сражением не только за победу, но и за выживание в этой жёсткой конкуренции. Рин знал, что чтобы стать лучшим нападающим в мире, ему нужно побеждать каждую секунду, не показывая ни капли слабости.
Исаги был одним из тех, кого он считал потенциальной угрозой, несмотря на его кажущуюся мягкость. Рин не мог игнорировать его стратегическую смекалку и умение читать поле с поразительной точностью. Исаги... — думал Рин, наблюдая за ним в перерывах между играми. В этом парне было что-то бесконечно раздражающее: его упорство, его стремление бороться до конца, даже если его навыки не были идеальными. Он видел, как Исаги иногда делал невозможное, используя каждую малейшую возможность, и это вызывало у Рина смесь раздражения и холодного уважения.
Но этого недостаточно, — говорил себе Рин, подавляя даже малейшие сомнения. Он должен был сосредоточиться только на своём пути к вершине.
Рин Итоши стоял на поле, чувствуя, как напряжение скользит по воздуху, словно электричество перед грозой. В его сердце билось стремление, почти болезненное желание доказать всем, на что он способен. Каждый его мускул был напряжён, каждая мысль направлена на одно — показать абсолютное превосходство в этом матче.
Здесь, в "Синей тюрьме", не было места слабости, особенно для него. Он должен был быть лучшим, превзойти все ожидания, чтобы однажды его брат, Саэ Итоши, посмотрел на него с уважением. В его голове звучал голос Саэ, тот самый, что всегда преследовал его: "Ты недостаточно хорош, Рин. Ты всегда будешь вторым." Эта больная фраза стала его вечным двигателем, заставлявшим его стремиться к совершенству.
Свисток прозвучал, и матч начался. Рин мчался по полю, как буря, полностью сосредоточенный на каждом движении, каждом пасе, каждой возможности ворваться в защиту противника. Он был идеальной машиной, созданной для футбола, его разум и тело работали в унисон. Однако сегодня что-то было не так.
В критический момент, когда он готовился к рывку, перед глазами мелькнул образ. Аямэ. Она снова всплыла в его сознании, с её длинными чёрными волосами и растерянной решимостью, когда она пыталась закрепить стойку на утренней тренировке. Её смущённый, но дерзкий взгляд, её неуклюжие, но искренние попытки быть полезной. Всё это на мгновение заставило его сбиться с ритма. Он моментально исправился, но всё же это была ошибка. Рин злился. Он не мог позволить себе этого.
Соберись! Это всего лишь глупые мысли, — стиснув зубы, он заставлял себя вернуться в игру. Но образы продолжали мешать, заставляя его думать о тех моментах, когда она смело отвечала ему, не боясь его холодного взгляда. О её улыбке, которую он заметил, когда она смеялась с Иоши и другими волонтёрами.
Ещё один свисток, и он вернулся в игру, но внутренний шторм не утихал. Он чувствовал себя уязвимым, словно кто-то взял его доспехи и сделал в них маленькую трещину. Почему она занимает столько места в моих мыслях? — раздражённо думал он, вновь ускоряя темп.
Рин заметил, как Исаги приближается к мячу. Это был идеальный момент для перехвата, и он рванул вперёд. Но снова, перед решающим касанием, мысли о Аямэ вторглись в его разум: её упрямый взгляд, её желание помочь, несмотря на страх. Рин стиснул зубы, его сердце колотилось не только от адреналина, но и от этого непонятного волнения, которое разрывало его концентрацию.
Наконец, после нескольких мучительных мгновений, он сумел подавить эмоции и вырвать мяч у Исаги, превратив свои внутренние сомнения в ярость. И всё же чувство, что Аямэ была неотступной частью его мыслей, не исчезло. Её образ продолжал преследовать его, как тень, одновременно раздражая и пробуждая что-то странное, что он не мог контролировать.
Когда свисток возвестил о завершении игры, Рин стоял на поле, задыхаясь. Пот лился по его лбу, а взгляд был устремлён в землю. Он победил, но был зол на себя за те моменты слабости, которые позволил себе из-за мыслей о ней. Он поднял глаза и увидел её. Аямэ стояла в стороне, наблюдая за игрой с волнением и гордостью. Она улыбалась, и эта улыбка, даже издалека, снова пробила трещину в его защитных доспехах.
Рин понял, что эта девушка каким-то образом стала частью его мира, и от этого чувства он злился ещё больше, но не мог его отрицать.