ГЛАВА 13
Милохин
Выхожу из уборной, четко осознавая, что на самом деле остаюсь там, весь там, словно растворился в Юле навсегда, словно не существует другой реальности, только Влащенко, ее тело: ее губы, ее глаза, в которые хочется смотреть без остановки. Запах, которым дышишь, и тебе ничего больше не надо, лишь бы она стояла рядом. Какая-то деваха смотрит на меня так, словно я тортик, который она думает сожрать после шести, и блеющим голосом шепчет:
—Тебя проректор ищет, ну и дел наворотил.
Молчу, только смотрю волком. Да мне до сраки, увижу этот кусок дерьма снова — размажу по стенке, а потом скажу, что так и было. Руки свербят, так хотят расквасить кому-то рожу, но я упорно иду за девчонкой. Она рисуется, красуется, все пытается показать себя со всех сторон, но я на суррогат не падок, мне уже хоть голую покажи — не встанет, если только передо мной не моя девочка. А там ух, мне даже не надо голую, просто поставьте рядом, и меня унесет. Разорвет на части. Не сразу догоняю, что со мной говорят, ой не сразу.
—А ты серьезно с ней? — останавливается и игриво подмигивает.
Игнорирую и иду дальше, интуитивно догадываясь, что наверняка в деканат.
—Стой, подожди, — слышится за спиной. — Не туда!
—Барби, ты либо молча показывай, куда идти, или я сам разберусь, — грублю, продолжая путь. И тут перед глазами появляется чудо, но не в перьях, смотрит на меня уничижительно, и я сразу понимаю, что к чему. Мужичок в довольно странно костюме, который облепил его словно…ну вы поняли.
— Милохин.
Не задает вопрос, а утверждает, ага. Знаком я с такими. Уже придумал свою схемку, в которой он получает неплохие дивиденды от этой ситуации, ну и ладушки-оладушки. Дверь возле деканата приоткрывается, я ныряю внутрь.
—Он самый.
В маленьком кабинете нечем дышать, зато наставлено дорогущей мебели, словно тут президент сидит, и то я очень сомневаюсь, что у последнего такой размах.
—Что же мы устраиваем бои без правил во время учебного процесса?
С порога припечатывает злобно, силясь установить тут свою власть.
—Я ему харю начистил на перемене.
Заявляю уверенно, громко, потому что мне, по большому счету, плевать. И не потому, что мой папка мэр, вовсе нет (ведь я еще ни разу не пользовался его таким высоким положением), скорее, потому что мне по факту плевать на мелких сошек под ногами. И уж тем более я сам в состоянии решить свои проблемы без привлечения третьей стороны, пусть порой для некоторых достаточно просто увидеть меня или услышать фамилию.
—Очень смешно. Но последствия не заставят себя ждать.
Деловито заявляет тучный дядя, ему бы пару килограммов сбросить, а то скоро он свой краник не сможет увидеть даже в зеркале.
Угрожает? Мне?
—А я и не смеюсь. Могу вернуться и добавить ему во время пары, чтобы обвинения были конструктивны.
Выражение лица меняется. За секунду перестает быть злобным.
Ясненько, сейчас предложит решить вопрос полюбовно, но ни черта подобного.
—Я позвонил вашему отцу и сообщил о нашей ситуации, видимо, вы не понимаете всю серьезность происходящего. Здесь нужно не кулаками махать, а договариваться, у парня сотрясение, никому не нужны эти разборки. Как и не нужны проблемы вашему отцу, который занимает не последнюю должность в городе. А вы с Гаврилиной, которую я всегда уважал, вели себя неподобающе и вразрез с нормами учебного процесса, что в целом для меня удивительно…
Вот тут он зря, так зря, что это могут быть последние его слова перед тем, как я отправлю его на протезирование.
В самый нужный момент у меня срывает клему, в голове уже давно пульсирует одна лишь мысль — разорвать к ебеням собачьим. Устремляюсь вперед. Руки кладу на стол, сжимая ладони в кулаки. Если я набью морду преподу, что мне будет, кроме как удовлетворение моей нервной системы и зудящих кулаков?
—Откуда вам знать, что у него, если прошло от силы минут пятнадцать? МРТ в туалете забубенили? А насчет оцта — мне плевать. И на вас мне тоже плевать, хотя нет, мне по херам, и на все мне по херам, но если в этом универе хоть какая-то падла откроет свой поганый рот и выдаст хоть что-то в сторону Юлии…Михайловны, я намотаю тому яйца на шею, и поверьте мне, это будет самое гуманное, что закрутится в моей голове, — секи фишку, чувак, секи, иначе твои дохлые Фаберже будут смотреть тебе в глаза, а ты мне еще спасибо скажешь, что я их не лопнул как вялый шарик.
—Настоятельно рекомендую фильтровать базар, а то потом фильтроваться будет воздух через выбитые зубы.
—Сопляк, да ты должен умолять меня замять…
Как интересно…Мужичок приподнимается, но потом, видимо, решает, что бой будет явно не в его пользу, так что плавно оседает на стул, на что я удовлетворенно улыбаюсь.
—Да что ты?
—Твой отец… — начинает сбивчивым голосом, видимо, пытаясь надавить на тот самый мозоль.
—Хочу сказать, что вы с моим отцом можете катиться на все четыре стороны, мне все равно, я сделал то, что сделал бы любой нормальный мужик. Но куда уж вам понять, да? Яйца, кажись, не стальные.
Ржу уже в голос, а вот кое-кого реально рвет на части. Воплем звучит последняя фраза.
—Вон из кабинета!
—Да с радостью!
Выхожу, на ходу цепляя мебель. Будет он мне еще тут указывать, что я должен делать, а что нет.
Возвращаюсь к уборным, где моя девочка, но ее тут нет. Черт! Телефон молчит, а в голове тысячи вариантов, куда она могла пойти и что сделать. Малыш, ну ответь же, ну! Звоню с левого номера, понимая, что так шансов больше, но все мимо, монотонные гудки в ответ и ничего. Ничего, сука!
По спине гуляет холод, внутри все внутренности, наоборот, кипят, и это ни черта не помогает мне сейчас успокоиться, только еще больше распалиться. Она же плакала, она расстроилась, моя малышка, все будет хорошо. Стоит только вспомнить зареванное личико, наполненное чистой болью и отчаянием, так и хочется себя придушить. Или приложить о первую попавшуюся стеночку. Я выкручу пальцы любому, кто еще откроет рот.
Найдем и прикопаем в лесочке, если кто еще вякнет. Сука, это же универ, тут слухи расползаются со скоростью света, как бы заткнуть рот всем? Мудак я, какой же я мудак. Надо было мягче и спокойнее действовать, просто чтобы не привлекать внимания. А я что? Поперся как танк, не расценивая риски. А они, мать его дери, просто огромные, эти риски. Ничего, исправим, наверстаем и все сделаем в лучшем виде, так что комар носа не подточит.
Прикидывая варианты, понимаю одну простую вещь: малышку кто-то сливает. А кому выгоден такой слив? Мисс Пиранья, да, точно она. Ее мозгов хватит сложить два и два, понять, что цветы притащил я, да и вообще, может она видела нас или слышала. Хер его разберет, мне вот пофиг на себя, но проблема цепляет Юлю, и это, черт возьми, надо решать как можно скорее.
Прохожусь до кафедры, но и там никого. И уже понимая, что к чему, спускаюсь по лестнице вниз к деканату, вот только у входа сталкиваюсь с ним. Какая встреча! Мэр нашего города, епт. Язык не поворачивается назвать его отцом. Какой он мне отец? Никакой, я его толком и не видел никогда, если бы не мать с бабушкой, то и выросло бы не пойми что. Хотя может так оно есть, но я, по крайней мере, хоть с базовыми нормами морали вырос.
Милохин одет, как всегда, так, как будто в театр собрался. По этому человеку сказать можно одно — дорого и богато, ну и что палец в рот не клади — по локоть откусит. Мне бы гордиться им, потому что по факту есть чем, но я готов глаза себе вырвать, лишь бы не видеть его, и уши залить бетоном, лишь бы не слышать ничего.
—Ну здравствуй, сын, — меня коробит от такого обращения. Но он всегда называет меня исключительно сын, будто бы имени у меня нет.
Поднимаю голову, ощущая напряжение во всем теле, словно я перманентно под двести двадцать. Ненависть, бурлившая внутри, начинает кипеть сильнее, выплескиваясь наружу. Меня в нем все заставляет хотеть убивать, все, даже то, что мы с ним похожи. И себя я порой за этой ненавижу. Потому что не хочу быть таким, как он. Таким куском дерьма.
—Не на такую встречу я рассчитывал.
—Я вообще ни на что не рассчитывал, — бросаю грубо, отворачиваясь.
—Не хочешь сказать «спасибо», что ты сын мэра, и любые вопросы решаться будут по щелчку? — ухмыляется, одаривая меня снисходительным взглядом.
—Знаешь, мэр, я бы и сам все решил, мне для этого необязательно даже носить твою фамилию, — обхожу здоровую махину в лице Милохина, но меткие слова долетают спины.
—Внешность у нее, конечно, на миллион, но ты бы мог быть поаккуратнее? Не маленький же вроде, должен понимать, что к чему.
Стоп. Он сейчас о Юле? Тварь. Естественно, он обо всем в курсе, сука, я бы очень удивился, если бы он не понимал ситуации. Вот же тварь. Зная загребущие руки отца, Василису от него надо держать как можно дальше, эта мерзость своего не потеряет никогда и испортит все светлое, что только может быть.
—Ты не думай, пожалуйста, что хоть что-то в этом городе может остаться без моего внимания.
Разворачиваюсь рывком и несусь в сторону Милохина. Руки смыкаются на его шее, но мне мгновенно прилетает ответный захват.
—Пасть закрой и даже думать не смей о Юле в таком ключе. Я тебя закопаю!
—И ты сразу понял, о ком я, хотя вокруг тебя вьются многие. Интересно, сын. Ударь, чтобы легче стало. И я тебя ударю, обоюдно выпустим пар, — ухмыляется, а затем и посмеивается, но не дает отпор, так оборона, не больше.
Он в прошлом боксер, и даже сейчас спустя столько лет в кабинете для отдыха висит груша. Раньше он учил меня многому, раньше, пока я не узнал, что он чудовище во плоти. До того момента, как понял, кто на самом деле мой отец.
Нам подраться — легче простого, опыт был, но сейчас я сдерживаюсь, потому что не смогу остановиться. Я не смогу остановиться, а мне надо думать о другом. О другой. Только ее благополучие сейчас имеет смысл. Сцепив зубы, отталкиваю от себя Милохина. Даже мысленно он мэр Милохин.
—Хорошая хватка, но ты действуешь эмоциями, сын, а нужно включать холодный расчет.
—Я рад, что не похож на тебя. И я тебе не сын.
Сцепив руки в кулаки, втягиваю носом воздух. Нет, чужой мужик. Только этот чужой мужик сейчас смотрит на меня деловито-надменно, глаза горят огнем, и в них непоколебимая уверенность в собственном превосходстве. Черта с два.
—Ты похож на меня больше, чем думаешь.
—Хер там валялся.
Ухожу, понимая, что нервы накалены до предела, когда вижу перед собой этого умника, который только недавно давил на меня авторитетом, а теперь расплывается в улыбке, потому что видит мэра. Еще бы, иначе никак. Такие по-другому не умеют и никогда не сумеют.
Заваливаюсь в кабинет и мгновенно понимаю, что здесь Юлия. Взгляд сразу бешеным зверем рыскает по окружающему пространству и выхватывает цель. Напуганная, бледная, как стена, а еще с пугающей пустотой в глазах. Малыш, все будет хорошо, не грусти. Хочется подойти и обнять, но вместо этого стою на месте, жадно рассматривая каждый открывшийся мне сантиметр бархатной кожи.
Милохин ведет разговор умно, трезво, и только при такой близости с Гаврилиной я могу не думать о том, какой он мудак, просто все мои мозги расплавились и стекают на пол. Когда я превратился в придурочного имбицила? Это же долбануться о стенку можно, как я докатился до такого?
Рассматриваю покусанные губы и вспоминаю их сладкий вкус. Я стал торчком с ней. Мне все мало, дорвался однажды, а теперь хрен оттащить за уши. Так бы и трогал, так бы и слизывал. В голове начинается бум, все тело вибрирует. Мне надо с ней поговорить, просто поговорить и успокоить. Я же все решу, как только увижу Пиранью. Ее-то в этом кабинете и нет, как это так, не пришла покрасоваться своим торжеством величия?
Ничего, я до тебя доберусь. В том, что во всем виновата эта дрянь, у меня сомнений нет.
Юля тем временем смотрит на меня уже испугано, словно боится, что я вычудить могу что-то, но нет, малыш. Я не сделаю ничего, мы поговорим потом, потом, когда выйдем отсюда. Будем долго говорить, а потом я буду тебя трогать и целовать. Чтобы снова увидеть пылающие губы, яркий румянец на щеках и разливающийся огонь в глазах. Это все потом, малыш.
Подрагивающие ладошки сжимаются и разжимаются, такие маленькие, и Юля вообще словно Дюймовочка, с такой надо осторожно, а то я и раздавить могу.
Диалог сильного мира сего и мелкой сошки заканчивается. Да, папаня неплохо умеет размазать человека по стенке так, чтобы след еще долго мозолил глаза остальным, так, чисто для профилактики. Чтобы не повадно было. Эффект разорвавшейся бомбы есть, мы с Милохиным выходим из кабинета на «милую беседу». Видит Бог, я бы лучше вмазал ему, но сейчас реально не до этого. Есть вопросы, которые надо решить.
—Вживую намного лучше.
Ухмыляется, складывая руки на груди. Тварь, пытается вывести из себя? Хер там валялся. Я спокойно расквашу ему рожу. Сам тот факт, что он говорит о ней, вызывает во мне гнев, пробирающий до костей.
—Я тебе сейчас…
—Спокойно. Просто сделал комплимент, у моего сына прекрасный вкус.
Хрипит тихо, словно секрет рассказывает какой. Я, блин, и сам знаю, что у меня вкус зашибезный.
—Говори, что хотел и чеши отсюда.
Серьезный взгляд останавливается на мне, ясно. Сейчас новую шарманку заведет.
—Надо поговорить. В спокойной обстановке. И не при свидетелях.
—Сегодня занят.
—Я не назначаю встречи, я ставлю перед фактом. И говорить ты будешь тогда, когда я приду. Не играй со мной в кошки-мышки, я не пацан с улицы, могу и заставить.
—Катись ты.
Вот и поговорили.