Всевидящее Око [РЕДАКТИРУЕТСЯ]

"ХОЛЛ" - сказал голос женщины из динамика. Двери распахнулись, и Альберт увидел сотни людей идущих в одном направлении.

Стадо. - вырвалось у Альберта. Он так и не понял, отчего он это сказал, поэтому присоединился ко всем.

Они шли... шли... шли... Альберт поднял глаза ввысь. "ПУНКТ ПРИЕМА ПИЩИ" - гладила надпись над арочным входом. И вот он в так называемой столовой. Огромных размеров, совершенно полый куб полный людьми. Его стены были совершенно черными. Они совершенно не отражали свет. У Альберта не было клаустрофобии, но он чувствовал, будто стены медленно сдавливали его. Толпа начала замедляется. Они брали подносы, и неспешно продвигались к окну выдачи. Наконец, очередь Альберта. Все подносы красные. Все вилки, ложки белые. Все абсолютно одинаково. И вот Альберт стоит у окна выдачи. По ту сторону стекла были повара. Они возились с едой, и совершенно не обращали внимания на голодную толпу. Снизу был вырез для тарелок.

Следующий. - крикнула повариха, стоявшая на раздаче.

Альберт подал ей свою тарелку, а вернее сказать - миску. Она своим черпаком плеснула ему бесформенное нечто. Это была помесь то ли макарон с картошкой, то ли картошки с макаронами, то ли там вообще не было не того не другого. Он поспешил занять свободное место, но стоило ему приблизиться, как спустя мгновение оно уже было занято. Он с трудом нашёл себе место. Его соседи были не самыми разговорчивыми, впрочем, как и сам Альберт. Он спешно поглотил то, что было у него в миске, встал, и спешно удалился из столовой.

19:45. Металлический голос согнал всех в большой зал. Зал был сделан в форме колизея, посредине которого, на потолке, были подвешены 4 огромных экрана, образующих форму квадрата. Колизей был поделен на 5 секторов, для каждого из жилых блоков. Все места были пронумерованы, и Альберт занял место 101 на 54 ряду. Справа от Альберта сел мужчина лет 34, слева пожилой дедушка, у которого не было левой ноги. На ряд ниже села девушка. Она сразу приковала к себе все внимание Альберта. Он не обращал ни малейшего внимания на женщин с тех самых пор как лишился жены. Но она... Она стала исключением. Молодой, стройный и невероятно красивый цветок оказался в месте, куда никогда не проникает солнечный свет. Это привлекало и отталкивало одновременно. Альберт уже за день успел понять, что в этом месте можно доверять и полагаться только на самого себя. Но и это далеко не факт. Рана на голове снова дала о себе знать. Резкая, колющая боль, словно сотни игл впились ему в голову. Он обхватил голову руками. Боль не утихала, напротив, становилась сильнее. Мысли. Много идей, желаний, предположений, задумок, планов, целей хлынуло ему в голову. Будто стена, сдерживающая их одномоментно рухнула как карточный домик. Он вспомнил все. Он вспомнил понятие демократии, жизнь до "Великой Революции", как Айзек Исаев пришел к власти, тяжкие репрессии, запрет на чтение и хранение книг, всеобщую промывку мозгов телевизором, тотальное спаивание населения. Ему возвратился разум и самосознание. Боль утихла. "Мысли могут быть опаснее слов" - пришло ему на ум. Действия человека легко предугадать, слова обернуть вспять, но мысль... Мысль является столпом человечности. Никаким образом нельзя узнать что у человека в голове, о чем он думает. Да, есть определенные невербальные сигналы, указывающие на то или иное, но и они не всегда что-то значат. Я мыслю, следовательно, я существую - вспомнил он чье-то изречение. Все эти люди вокруг него не существуют. Они не мыслят. Режим испепелил все предпосылки для появления мысли и ее саму в целом. Но Альберт... Альберт стал девиантом. Изгоем, в голове которого теперь есть человечность. Он стал белой вороной, которой теперь придется скрывать свое я. Иначе его будет очень легко обнаружить, а позже сломить и в конце концов навсегда избавиться от последнего и единственного человека.

Сложно было не заметить, как Альберт свернулся будто рыболовный крючок. Но на это почти никто не обратил внимания, разве что пара человек рядами ниже обернулась, и тут же вернулись в исходное положение. Даже та девушка. Единственный кто это заметил, так это пожилой дедушка слева.

С Вами все хорошо? - спросил он.

Да. Я думаю да. Просто... голова болит.

Хорошо, это хорошо. Оливер. Оливер Уотсон.

Альберт Хемниц, будем знакомы.

Неужто это его сосед по койке?

Так это Вы тот самый счастливчик? Ну тот... как его... который выиграл в лотерею? Знаменательное событие. Я тоже лет так шесть назад стал победителем. Как я был счастлив. Знаете, в Министерство тяжело трудоустроиться. Сюда просто так с улицы не подбирают, ну кроме как победителей, ха. Нет, Вы не подумайте что я какой-то доходяга. Я 20 лет проработал на рудниках. Меня даже удостоили звания почетного работника труда, представляете? Кхм, что то я увлекся. "Не гордись белыми заслугам, гордись текущими". Моя любимая цитата Великого Правителя. Я даже завёл... впрочем... неважно. А Вы к нам откуда?

Альберт понял, что он хотел сказать цитатник. Они тоже были запрещены.

Я работал клерком в банке.

Минфин значит?

Что-что?

Министерство финансов?

Альберт никогда не задумывался о том, что по сути уже являлся в какой-то степени сотрудником Министерства.

Да, именно.

Знаю я тут одного из Минфина. А куда Вас определили?

В Министерство внутренней безопасности. На должность надзирателя.

Меня в Министерство труда. О, программа начинается. Ещё поговорим, Альберт.

Альберт ему не ответил. Он просто отвел глаза на экраны. Он не хотел думать о том, о чем думает его сосед. Альберт уверен, что если бы программа не началась, то Оливер начал бы разговор о политике, о том как он работает в Минтруде, что он в нем делает, о том какая Великая у нас страна, какой славный у нас Правитель и тому подобное. На Оливера уже имелся компромат. Вот что Альберт подчеркнул из их диалога. В Министерстве либо ты, либо тебя.

Знаешь, Альберт, предыдущий протянул всего неделю в Министерстве. Он был определен в Министерство хозяйства. Представляешь себе, его уволили! Знаешь за что? Вот и я не знаю. Значит мне не положено. Тебе тоже не положено. Всем не положено. Если надо, значит надо. Интересно, а сколько проработаешь ты? Ты мне нравишься, Альберт. Ты чем-то напоминаешь меня в молодости. Эх...

Неужто он помнил себя в молодости?

Я был...я был...эх...

Нет, не помнил.

Альберт перестал обращаться на Оливера хоть какое-то внимание. Оливер так и продолжал разглагольствовать о том, о сём. И все пытался вспомнить себя в молодости...

Эх, неважно. "Не живи прошлым, а живи...

Настоящим. - закончил фразу Альберт.

Экраны вещали. Вещали о величии. Вещали о победах. Вещали о повышении качества жизни. Вещали об улучшении экономической ситуации. Ложь. Чистейшая ложь. Альберт уж лучше слушал бы Оливера, но только не экраны... Он чувствовал, как кипит его голова. Кипит из-за лжи, которую так старательно пытаются запихнуть ему в голову. Альберт оглянулся. Все с небывалым восхищением смотрели и внимали каждому слову из экранов. Почему никто не видит? Почему никто не слышит?

Стадо. - снова вырвалось у Альберта.

Что-что? - спросил Оливер.

Ничего. Так. Мысли вслух.

Так думайте же тише! Иначе прослушаете речь Правителя!

Действительно, Правитель начал свою речь.

Граждане Аргонии! Сегодня 23 октября 1989 года. Граждане, слушайте и вникайте каждому слову. Слово - истина. Слово - ложь. Слушайте. Слушайте...

Речь Великого Правителя завлекла даже Альберта. Тяжело было противиться ей. Она действовала как гипноз.

...Сегодня Министерство приняло решение увеличить норму выдачи алкоголя с 500 до 600 грамм. Министерство заботится о вас. Министерство работает для вас. Министерство думает за вас. Отныне так есть. Отныне так и будет впредь. Слава Аргонии!...

Сколько Альберт выслушал этих речей, столько он себе не помнил, чтобы Министерство увеличивало норму выдачи хоть чего то, кроме алкоголя. Зал взорвался от патриотизма и гордости. Все скандировали: "Слава Аргонии, слава Великому Правителю!" Но разве для каждого из них поменяется хоть что-то? Нет. Их жизнь никак от этого не улучшится. Она вообще никак не изменится. Сколько ещё будет таких речей? Сколько ещё будет сообщений? Десятки? Сотни? Тысячи? А толпа все также будет кричать. Кричать о величии. Кричать о могуществе. Кричать о всем. Но только не о свободе. Никто из них никогда не выйдет защищать свои права, ведь защищать то и нечего. За них все продумало Министерство, так зачем себя утруждать лишним интеллектуальным трудом? Даже эту идею им внушили. Это толпа. А толпой куда легче управлять, чем одним человеком. Этим человеком и является Альберт. Значит власть Министерства на него не распространена? Нет. Скорее всего нет. Им тяжелее управлять, но не не возможно. Власть Правителя распространена на всех, даже на Альберта. Просто он это осознает. Да, осознает. Свобода такая противоречивая штука. Её тяжело получить, но крайне легко внушить.

21:00. Металлический голос объявил о конце телепередач. Все люди будто под действием волшебной дудочки одномоментно встали, и Альберт в том числе. В колизее установилась гробовая тишина. Голос приказал двигаться к выходу - все двигались к выходу, голос приказал заходить в лифты - все заходили. Этот голос не принадлежит человеку, он искусственный, фальшивый. Но даже ему необходимо беспрекословно подчиняться. И вот Альберт снова в холле. На этот раз он решил осмотреться повнимательнее. На бетонных стенах выгравировано: ПОВИНОВЕНИЕ ПОРЯДОК ОТРЕЧЕНИЕ. Всюду картины и портреты Великого Правителя. Примерно посредине огромная статуя глаза. Туда сюда шныряют вооружённые люди в униформе, по всей видимости местные охранники. Куча лифтов, каждый разумеется подписан. Потолок с регулируемым освещением - имитация дня и ночи. Альберт находился у самого края холла, справа лифт на поверхность, прямо перед ними лифты, ведущие в жилые блоки, слева вдоль стены Министерства, а если напрячь зрение я взглянуть в дальний левый край холла, то можно увидеть столовую. Он взглянул на экраны. На них в данный момент показывалось время. 21:04. Альберту пора возвращаться в свой жилой блок и готовиться ко сну.