Глава 14.
В деревне Гадюкино идут дожди, деревню Гадюкино смыло... Или пишите письма, товарищи!
Стоило нам показаться на крыльце дома номер шесть, как из Валиной комнаты выскочил, заливаясь звонким лаем, Макс. Макс был той-терьером. В то время как Демон охранял дом, Макс развлекал Валю.
- Валя, убери свою недособаку, пока я её не уложила! - Взвыла Танька, поднимая коробку с котятами так, чтобы Макс никак не смог бы до неё допрыгнуть.
Валя схватила своего питомца, затащила его в какую-то комнату и закрыла дверь. Макс стал истерически лаять, срываясь на визг, прыгать на дверь, царапать её, пытался рыть подкоп, но дверь стоически вынесла все эти мучения и не поддалась.
На шум выбежала тётя Марина. Котятам она почему-то не очень обрадовалась (вот странная!), но впрочем быстро сообразила, что ладно Демон, он на улице живёт, но вот Макс... Это проблема. С Максом Вале никакого котёнка не светит. Валю это расстроило, зато тётю Марину немного приободрило. Она подхватила коробку с котятами и повела нас на кухню. Там мы взяли четыре блюдца и налили в них молоко, а потом ещё кучу времени потратили на то, чтобы напоить котят, ведь они были совсем маленькие, ещё слепые.
Тем временем Танька, догадавшись, что Валя остаётся без котёнка (мы-то уже решили, что одного малыша возьмёт Валя, одного - Ритка, ещё одного - близнецы, ну и последний достанется мне и моим младшим) быстренько подсуетилась и заявила:
- Раз Валя кошку держать не может, пусть у Саньки будет свой котёнок, а у меня свой! И чур мой вон тот, с пятнышком в форме сердечка!
Ритка попробовала оспорить Танькины слова, в общем-то, как это происходило всегда, но поняла, что ей-то два котёнка ни к чему, и притихла.
А вскоре мы стали собираться обратно в деревню. Домой мы шли так - Танька с косичками разной длины и шрамом через всё... то есть царапиной на щеке, несёт котёнка, я несу котёнка, за мной шествует Симка и возмущается, что котёнок достался не ему, Ритка несёт котёнка, Санёк несёт котёнка, а на плечах у него сидит Луша и тащит куклу. Кукла была старенькая, грязная, полулысая, а один глаз у неё вообще не открывался. Луша нашла её на чердаке дома номер шесть, назвала Катей и наотрез отказалась отдавать. Тётя Марина не знала, откуда взялась Катя, и сказала, что, наверное, она принадлежала кому-то из прошлых хозяев дома. Поскольку расставаться с новой подругой моя сестра была не намерена, а владельца у куклы по факту не было, Катя отправилась с нами.
И конечно же, мы снова орали на всё село:
- Звездопад дорога зорниц! Грозы седлают ко-ней! Но над землёй тихо льётся покой мо-а-а-нас-тырей!
Валя проводила нас до того места, где поле пересекала речка. Нужно было прощаться. Валя обняла Ритку, похлопала по спине Таньку, с Саньком они ударили по рукам, Лушу девочка легонько щёлкнула по носу, Симе крикнула:
- Дай пять!
А мне сказала, шутливо поклонившись:
- Моя принцесса!
Домой мы пришли уже под вечер. Было прохладно, вокруг пели птицы и стрекотали сверчки, небо стало одновременно светлым и тёмным, воздух наполнился звуками ночи.
Мы попрощались и разошлись по домам. Бабушка, кстати, тоже не очень-то обрадовалась котёнку, но в итоге ей всё же пришлось с ним смириться. Вот так мы сходили в гости к Вале.
***
Тем временем это был последний жаркий день. На следующее утро я проснулась, а небо за окном белое-белое, да такое, словно его марлей накрыли. И по крыше барабанит дождь. С того дня дожди эти шли целую неделю. Ну знаете, у нас, как в том анекдоте - в деревне Гадюкино идут дожди, деревню Гадюкино смыло... Потому что в это же время и в Москве, и у нас дома в городе и вообще везде и всюду светило солнце и стояла страшная жара.
Небо становилось то ослепительно белое, то серое, причём могло окрашиваться в абсолютно любой оттенок этого цвета, от светло-серого до почти чёрного.
В перерывах между затяжными ливнями, либо, когда дождь немного убавлял в силе, мы перебегали из одного дома в другой, потому что сидеть в одиночестве было просто невозможно. Собирались в основном у близнецов или у деда Андрея.
А по вечерам мы с Симой, Лушей и бабушкой садились вместе на кухне. Бабуля доставала свои пирожки, я заваривала чай с листами смородины, Симка приносил фотоальбом... Вот мы все, наконец, садились за стол и начинали рассматривать старые, чёрно-белые, местами уже выцветшие фотографии. Бабуля говорила, кто и где изображён, и рассказывала о нашей семье. А когда фотоальбом заканчивался, бабушка бралась за свои сказки.
А сказки она рассказывала просто лучше всех на свете. Так медленно, словно постепенно входя во вкус, нараспев... Её сказки, они... Ну прямо, как сладкие пирожки! С каждым следующим словом всё вкуснее и сочнее. А когда сказка заканчивается, начинаешь думать... Мне казалось, что эти истории про Змея Горыныча, Кощея Бессмертного, Бабу-Ягу и других я уже слышала, но у бабули всё приобретало какой-то новый смысл, открывалось с другой, неведомой мне ранее стороны.
Помимо наших вечерних посиделок с бабулей, в это время я полюбила те часы, что мы с ребятами проводили у деда Андрея. Он оказался просто замечательным, всегда был рад нам, к нему можно было прийти и в пять утра, и прямо посреди ночи... Он всегда приводил нас на свою кухню, которая даже в эти серые, дождливые дни, казалось, была наполнена ярким солнечным светом, и угощал чаем с мёдом.
Бабуля любила рассказывать. Она говорила так, что порою непонятно было, где правда, а где вымысел. Дед Андрей же больше слушал, меньше говорил. Упросить его рассказать что-либо, было очень и очень сложно, но если нам с друзьями это всё же удавалось...
Тогда он начинал рассказывать про свою жену и их недолгое счастье. Про то, как она выходила во двор с мольбертом и начинала писать картины, про то, как они по вечерам сидели во дворе и пили чай с его пирогами, она-то совсем не умела готовить, про то, как из села к ним приходили друзья, она доставала свою гитару и все вместе пели разные песни, про их детей... Бабуля возможно иногда сочиняла, не привирала, а именно сочиняла, хотя понять, где именно, было довольно сложно, зато дед Андрей всегда говорил только о том, что было на самом деле. Например, о том, как жили люди в деревне и в селе, когда он был маленьким. И всё равно, порою всё это было похоже на прекрасную, хотя местами немного грустную сказку...
Однажды мы так сидели у деда Андрея и говорили, говорили... Сначала болтали мы с друзьями, а потом, путём нечеловеческих усилий, удалось заставить говорить и самого деда Андрея. Он, как обычно, стал осторожно ворошить прошлое, вспоминать былое, а мы окружили его, затихли и старались не перебивать. Постепенно дело дошло до писем...
- А писали ли вы хоть раз настоящее письмо?- Спросил у нас дед Андрей.
Мы задумались. Никаких писем, ну кроме тех, что были адресованы Деду Морозу, конечно же писать нам не приходилось.
- Нет, не писали, - тихо ответила Танька и, словно устыдившись, повесила голову.
Я с интересом посмотрела на деда Андрея.
- М-да... - Дед Андрей немного подёргал себя за бороду, думал. Потом взглянул на меня и... Рассмеялся! - Ну что ты смотришь на меня, как мышь из-под веника? Никогда писем не писали говорите? А мы это щас исправим! Ну-ка, садитесь за стол!
Мы сделали как велено, а хозяин дома тем временем ушёл куда-то. Вскоре он вернулся, держа в руках... Эх, не разглядеть, что! Дед Андрей положил свою ношу на стол. Оказывается, это были листы самой обыкновенной белой бумаги и ручки.
- Садитеся, вот! Пишите своим родителям в город!
Мы схватили ручки и кинулись писать.
- А нам кому? - Поинтересовалась Танька.
- Что "кому"? - Не понял дед Андрей.
- Ну они будут писать своим родителям в город, а нам с Саньком кому писать?
- А ты тоже нашим родителям пиши! - Предложила я.
- И то верно! - Обрадовался дед Андрей.
Все снова склонились над своими листами бумаги.
«Здравствуйте, мама и папа! Мы по вам очень скучаем! Как ваши дела? У нас всё хорошо...», - написала я и задумалась. Что бы ещё сказать? Подумала я, подумала и решила рассказать про наших друзей: Саньку, Таньку, Ритку и Валю. «У нас здесь появились друзья: Санька и Танька (они близнецы), Рита и Валя...», - писала я.
И вдруг мне захотелось рассказать про то, как мы познакомились с близнецами. Сказано - сделано. Вот уже на бумаге появилась история встречи, а мне понадобился следующий лист. «У нас с ребятами вечно какие-нибудь приключения!», - написала я и, конечно же, решила привести в пример хоть одно такое приключение. Рассказала про то, как мы спасли Алёнку. А потом мне показалось этого мало, и я рассказала ещё про то, как ходила к Таньке. Про то, как мы привидений ловили. Рассказала и про маленькое привидение, которое мне кажется довелось увидеть, рассказала про то, как мы кукол мастерили, рассказала, как близнецы заболели, рассказала про нашу с Танькой ссору, про Симкин День Рождения, про деда Андрея, на кухне которого я сейчас сижу, про то, как мне зуб вырывали, про всё... Я писала о тех людях, что меня окружают, о моих друзьях, о бабушке, о нашей деревне. Писала о наших котятах, о том, что нам с Симой и Лушей достался самый хиленький, он даже ходит еле-еле, и бабушка говорит, что вряд ли нашему Мишке жить. Писала про корову Мурку, которую спьяну купил дядя Витя, папа близнецов. Мурка съела все цветы тёти Иры, мамы близнецов, в конце концов, той всё это надоело, и она сказала мужу, дяде Вите то есть, чтобы тот каждый день ходил пасти свою корову в поле, пока та не запомнит обратной дороги. Ну а дядя Витя, конечно же, всё свалил на близнецов, а мы ведь друг за друга горой. Так что теперь все вместе ходим каждый вечер Мурку пасти...
Все ребята уже давно закончили. Теперь они стояли вокруг меня, вытаращив глаза.
- Вась, ты что это пишешь? - Тихим голосом, почти шёпотом спросила Танька.
- Как это что? - Не поняла я. - Письмо, конечно!
- А ты уверена, что это влезет в конверт? - Спросил Санёк.
Я посмотрела на стопочку исписанных листов... Ой! Как же это так?
- Да уж, прямо Исабель Альенде! - Хмыкнула Танька.
- Кто? - Удивилась мы с ребятами.
- Ну... Такая тётенька, которая писала письмо больному дедушке, а получился роман, - продемонстрировала свою учёность Таня.
- Да уж, подруга, это ж целая повесть! - Рассмеялся дед Андрей.
Я с откровенно тупым видом переводила взгляд с деда Андрея на друзей, с друзей на своё «письмо»... Как же так? Ведь я даже школьные сочинения терпеть не могла и получала за них то 4/4, то 3/4... А тут целая повесть! Однако когда я писала это... Время и весь мир вокруг словно перестали существовать. Я просто писала, писала, писала и заново проживала всё, о чём говорила в своём письме.
Потом я подготовила новое послание для родителей, уже не такое длинное, но, конечно же, упомянула в нём, что из первого письма получилась целая повесть.
- Как же будет называться сие? - Спросил дед Андрей.
Я задумалась.
- Ле-то, ба-буш-ка... - Донеслось из угла, в котором сидела и читала мою писанину по складам Луша.
- И я, - улыбнулась я.
- Чего? - Удивился дед Андрей.
- Лето, бабушка и я! - Ответила я.
А на следующей неделе, когда дожди немного перестали, Риткин дед Толя с огромной неохотой вывел из гаража своего Митю и поехал на нём в город, чтобы подвезти наши письма до почты.
