Глава восьмая. "Предложение"
Идя в среду домой после занятий, я бросила взгляд на витринное окно кафе Банчана и заметила, что он внутри. Феликс остался на дополнительные спортивные занятия, Рюджин ушла подтягивать математику. А мне по-прежнему не хотелось быть в одиночестве, потому что свежая рана ещё не зажила и на уроках я сосредотачивалась с трудом.
Войдя внутрь, я увидела в почти пустом зале мужчину, стоявшего перед Банчаном.
- Тогда договорились, в воскресенье в пять часов, хорошо?
- Да, я запишу на всякий случай, чтобы не забыть. Это двадцать пятое число будет, да?
- Да, кажется, - мужчина развернулся уходить и заметил меня, робко вставшую неподалёку от дверей. Боже, это же был Чжан Гынсок! Дядя Хёнджина. Я обомлела, не зная, имею ли право поздороваться, ведь мы не знакомы, я только на фотографиях в интернете его увидела. Поэтому без слов поклонилась, просто выражая уважительное отношение к старшему. Банчан тоже меня заметил и помахал, выходя из-за барной стойки:
- Привет! Проходи.
- Твоя девушка? – спросил его обо мне мужчина. Я покраснела, а парень с улыбкой покачала головой:
- Нет, подруга. Это одноклассница Хёнджина и Феликса.
- Вон оно что... - Гынсок опять посмотрел на меня. Взгляд у него был не то чтобы тяжёлый, но сканирующий, как рентген. Лёгкая небрежность в дорогих пиджаке и рубашке обличала равнодушие к материальным ценностям, вопреки тому, что они всё же присутствовали, да и в общем веяло от него презрением к суетности бытия и тщете обывательского копошения. Что-то такое интеллектуальное на генетическом уровне, что-то интровертно-интуитивное. – Хорошая девочка? – глядя прямо на меня, спросил он обо мне в третьем лице у Банчана.
- Да, очень, - заверил тот.
- Я хочу, чтобы у Хёнджина были хорошие друзья, - сказал он, продолжая вгрызаться в меня взором, - воспитание дело бестолковое, если кто-то попадает в дурное окружение. К сожалению, подростки ориентируются на псевдоавторитеты, порождаемые их замкнутой для зрелости и рассудительности субкультурой. Я дядя Хёнджина, - опомнился он, что говорит так, будто я в курсе всего, и представился: - Чжан Гынсок.
- Я... я вас знаю, - несмело призналась я, запинаясь от близости такой знаменитой и премированной личности. – Я читала ваши книги.
- И как?
- Они... мудрые.
- Ты правда так думаешь? Или пытаешься подольстить? – прищурился он.
- Нет! Нет, я...
- Правильно, лицемерие до добра не доводит. Всегда будь на стороне правды. А что-нибудь не понравилось в моих произведениях? Скажи честно, я не обижусь.
Я задумалась, вспоминая подробности, которые смутно помнила. Как-то не заостряла внимание в процессе чтения на то, что там удалось, а что – нет. Я же ради удовольствия читала, а не структурного анализа. Мне нравилась самоотверженность главного героя, противостоявшего трудностям, нравилось, что всё хорошо кончилось. Поэтому я печально пожала плечами:
- Мне не понравилось, что в жизни всё совсем не так. Вы пишете правильные вещи, которые в мире не работают.
- А знаешь, почему они не работают? – не растерялся господин Чжан, будто знал, что я именно так и скажу.
- Почему?
- Потому что ты не веришь, что они будут работать. Ты прочла и сразу же расстроилась, что всё не так. А ты что-нибудь сделала, чтобы было так?
- Ну... - посчитала я его замечание справедливым, смущённо теребя лямку рюкзака. – А что я могу сделать?
- Не поддавайся правилам, которые тебя не устраивают.
- Я стараюсь.
- Держись стороны добра. Правды и добра, - нравоучительно погрозил он пальцем и, обойдя меня, посторонившуюся, вышел. Я поглядела ему вслед, а потом вернула взгляд на Банчана:
- Он такой... - попыталась подобрать я нужное слово.
- Серьёзный?
- Странный. Да, пожалуй, странный. Ему же лет тридцать, а рассуждает и ведёт себя как дедушка.
- Он старомодный, ты права, - Банчан указал мне на свободный диванчик: - Посидишь? Кофе?
- Да, только я заплачу, не надо меня угощать.
- Как хочешь, - уйдя к кофе-машине, он крикнул оттуда: - Но вообще-то молодые люди должны угощать, в этом нет ничего такого!
Я подождала, когда он принесёт мне чашку, потому что сама повышать голос и кричать не любила:
- Но я же не могу постоянно ходить к тебе за бесплатным кофе. Ты и так мне очень помог тогда, ключи мои достал. Даже не знаю, как отблагодарить тебя за всё это...
- Да ничего не нужно, перестань, - поморщился он от одной мысли, что я записалась ему в должницы, - хотя... кое-что есть.
- Да? О, я с удовольствием сделаю что-нибудь для тебя.
- Дашь мне свой номер телефона?
Я похлопала глазами, не ожидавшая такой развязки. Замечая, что пауза тянется и в глазах Банчана может выглядеть как сомнение и нежелание давать номер, я спохватилась:
- Конечно, без проблем, записывай!
Он достал мобильный и под мою диктовку ввёл цифры, прокомментировав:
- А то вроде как знакомы, и не на связи.
- Ну да... - согласилась я, хотя почувствовала в словах Банчана вынужденное объяснение своей просьбы. Тем не менее он добавил:
- Вдруг захочу тебя позвать погулять? Номер должен быть.
- Разве тебе есть когда гулять? – отшутилась я.
- При желании время на всё можно найти.
- Ну да... - глупо повторила я, вертя чашку ладонями. Как-то всё усложнилось, сделалось сложным и напряжённым. Или только с моей стороны так? А если он в самом деле меня позовёт гулять? Я не смогу с ним ходить так спокойно, как с Феликсом, допустим. С тем-то мы одноклассники, дружим уже больше года, а тут? Один на один будет больше похоже на свидание. А ходить на свидание с тем, кто мне не нравится, я не хочу. Но отказать будет некрасиво, ведь дала же зачем-то свой номер. Блин!
В кафе вошли очередные посетители, и Банчан отошёл, занявшись их заказом. Я искоса поглядывала на него, более-менее взрослого по сравнению с нами, школьниками, в привычном уже фартуке бариста, в футболке с короткими рукавами, обтягивающими мышцы. Он явно занимался в качалке или вроде того, был добродушным и отзывчивым, но на этом и все плюсы. У него не было таких ног, как у Хёнджина, он не был так высок, как Хёнджин, у него не было таких умопомрачительных волос, длина которых у последнего волновала меня нездоровым образом. И нос, пожалуй, у Банчана был великоват, и взгляд простоват, и стрижка неудачна. Зачем ему мой номер? В самом деле, что ли, чтобы позвать куда? Я ему нравлюсь? Или тут как с Чанбином – лишь бы кого-нибудь? Не хотелось бы мне быть хоть кем-нибудь, я хочу, чтобы по мне сходили с ума так же, как я по Хёнджину. И чтобы это делал, само собой, Хёнджин, а не кто-то другой. Что-то подобное он испытывает к Йеджи? Или раз я не далась, то подошла любая другая? Выходит, тут опять вот это мужское «всё равно кто». Нет, не умеют парни любить, совершенно не умеют!
В пятницу на перемене, сверяя домашнее задание по английскому с тетрадкой Феликса, я услышала сзади слева, у окна, препирательства терзавшей моё сердце парочки:
- Что значит «не можешь»? Мы должны пойти вместе, - сказала Йеджи.
- Да не могу я! Дядя просил быть дома...
- И ты не можешь отболтаться?
- В этот раз не могу.
- Вот потом попробуй мне что-то предъявить, когда я не приду!
- Йеджи, ну перестань, я же не виноват!
- А кто виноват, что ты не в состоянии жить не по дядиной указке? Как маленький... - недовольно фыркнула она, и я вдруг злорадно замерла, вспомнив взгляд Хёнджина, услышавшего, как я оправдываюсь перед мамой и спешу домой. Он чувствовал такое превосходство! Он так унизительно смотрел на меня сверху вниз, как будто я ребёнок, а он взрослый и самостоятельный. И вот, оказывается, теперь он не может выбраться куда-то из-под дядиного присмотра, и получает презрение от своей возлюбленной. Эффект бумеранга в чистом виде, спасибо тебе, судьба, хотя бы за эту маленькую поблажку! Уважение и признание господину Чжану укрепилось во мне. Есть же ещё люди, умеющие ломать кайф этим бесстыдникам! Ох, я превращаюсь в собаку на сене. Почему, если не перепало счастья мне, то и другие должны страдать? Разве в этом справедливость? Нет? А в чём тогда? Однако как просто насмехаться над другими, что они чего-то не могут; чужое «не могу» выглядит слабостью, а собственное – наиважнейшими делами, с которыми все должны считаться, учитывая обязательность их выполнения. Особенно я наблюдала это у парней, потешавшихся над «делами» девчонок: на маникюр ходила, в парикмахерскую, с мамой в магазин? Фи, тоже мне, занятость! А сами? «Я был занят!» - а по факту возился с ремонтом машины, ходил в качалку, смотрел науч-поп фильм. Но озвучат это так, будто мир спасали, не меньше.
Со звонком в класс вошла Ли-сонсэнним. На ней сегодня был красивый бирюзовый костюм, белая блузка под расстёгнутым пиджаком в вырезе демонстрировала маленький золотой кулончик, и я пожалела Феликса, вспоминая, какой эффект на меня производил Хёнджин, когда расстёгивал верхнюю пуговицу рубашки и в образовывающемся распахе обнажались края ключиц. Урок, однако, прошёл спокойно, Феликса сегодня не спрашивали, а он сам никогда, насколько помню, на английском руку не тянул. Как я не замечала всего этого прежде? Насколько невнимательны мы бываем, озабоченные только своими переживаниями! Будто только у нас одних они и существуют.
Когда прозвенел призыв на перемену, и Ли-сонсэнним вышла, Чанбин присвистнул:
- Вот это госпожа Ли сегодня секси!
Боковое зрение позволило мне заметить, как Феликс перестал писать. Карандаш у него в руке замер, но, секунды две спустя, продолжил движение.
- Кто тебе не секси, интересно? – посмеялся Хан.
- Ну, классуха наша не очень, например.
- А если выпить?
- Если выпить можно и козе присунуть, ты скажешь, тоже!
- Козу напоить не забудь, ты ей может тоже не понравишься.
Эрик и Чонин, сидевшие с полемизирующими, заржали. Я едва удержалась, чтобы не присоединиться. Мимо меня, виляя складчатой юбкой, продефилировала на выход Йеджи. Следом за ней, явно так и не добившийся снисхождения за то, что не может куда-то пойти, подорвался Хёнджин. Вот это она из него верёвки вьёт, даже глазам не верится. Это точно тот человек? Или его подменили?
- В столовку пойдёшь? – спросил Феликс, дописав и закрыв тетрадь.
- Нет, нет желания.
- Смотреть на кое-кого? – тихо уточнил он.
- В том числе. Сходите с Рюджин и принесите мне булочку с кремом.
- Ладно, - Феликс поднялся и окликнул одноклассницу: - Рюджин, идёшь обедать?
- Что? А? Да! – подорвалась она, спешно сметая всё в рюкзак, не ожидавшая такого приглашения. Они ушли. Через проход от меня, качаясь на стуле, вздыхал обречённо Чанбин:
- Что за жизнь, ну что за жизнь!
- Хорош гундеть, - попросил его Дэхви, - ты надоел уже всем своей озабоченностью!
- Я?! Да как можно надоесть самым здоровым и нормальным поведением на свете?! Лучше бы поучился у меня! Юджин, - повернулся он ко мне, - тебе вот я надоел?
- Мне – нет, но Рюджин, думаю, согласилась бы.
- И я! – отозвалась с задней парты Карина. – Подтверждаю, Бин, если опять будешь свистеть, когда я гуляю с подругами в парке, я в тебя что-нибудь кину!
- А зачем ты такие короткие платья надеваешь, когда гуляешь?
- А что, нельзя?
- Если надеваешь, значит хочешь, чтобы кто-то обратил внимание и оценил!
- Уж точно не ты!
- Так и ходи с табличкой, для кого это всё предназначается!
- Тебя забыла спросить! – хмыкнула она и тоже ушла в столовую.
- Чего обедать не идёшь? – спросила я Чанбина.
- Я на сушке, в тренажёрку записался. Девчонкам же нравятся накаченные парни, да? Чтоб кубики пресса, бицухи, грудак широкий.
- Не знаю, мне не нравятся.
- А какие тебе нравятся? – вытянулся всем телом вперёд и навалился на свою парту Хан, вклинившись в разговор. Я пожала плечами. Как им описать Хёнджина так, чтобы они не поняли, о ком идёт речь?
- Высокие.
- Я достаточно высокий?
- Хан, мы с тобой неудачники, смирись, - поведал ему Чанбин.
- Ты за себя говори! Я ещё даже не пытался ничего предпринимать, чтобы быть неудачником.
- И не предпринимай, вон, бери пример с Сынмина – даже не рыпается! Зубрит себе и зубрит.
Тот, поджав губы, обернулся, услышав, что упомянут и, медленно растягивая слоги, занудливо произнёс:
- Я не зубрю, а занимаюсь тем, чем бы и вам стоило: инвестирую в своё будущее. Я надеюсь поступить в Сеульский национальный, а вы о чём думаете, я не знаю, потому что факультета сексуального просвещения ещё не открыли, и на этом поприще вы себе карьеру и благополучие не построите.
- Ебучий случай... - прошептал Чанбин, покачивая головой. Переглянулся с Ханом и, скорчив недоумевающие гримасы друг перед другом, они ничего не стали отвечать нашему отличнику. Чанбин, впрочем, имел право не заморачиваться, насколько мне было известно, его отец возглавлял какую-то компанию и был достаточно богат, так что сын его не пропадёт точно.
Вечером я собиралась ужинать с родителями, когда телефон отвлёк меня сигналом сообщения. Открыв его, я прочла: «Привет! Это Банчан. Завтра не занята? Не хочешь заглянуть на кофе?». Я задумалась. Он приглашает к себе на работу. Это никак не может сойти за свидание. Может, зря я себе надумала, и мы просто будем друзьями с ним, как и с Феликсом? С другой стороны, Феликсу всего семнадцать, как и мне, а Банчан старше, разве взрослые парни удовлетворятся болтовнёй, походами на карусели, попиванием чая и обсуждением уроков? Однако, что я теряю и чем рискую, если соглашусь? «Не занята. Загляну. Без разницы во сколько?» - уточнила я. «Ты же знаешь, у меня непредсказуемо: народ может прийти с утра, или в обед, или вечером, а может не прийти вовсе. Так что заглядывай, как будет удобно». – написал Банчан. Что ж, по-прежнему никакого подвоха и подтекста не вижу. Почему бы и не начать относиться к жизни проще и не сходить?
Поэтому на следующий день, около полудня, я топала в знакомое кафе. Каким-то образом, несмотря на разбитое сердце, отвергнутая Хёнджином, уступившая другой место своей мечты, я была всё так же жива, здорова, ходила в школу, общалась с людьми, не потеряла социальной приспособленности. Крушение мира, начавшееся неделю назад, остановилось, земля не ушла в тектонический разлом, второй потоп не смыл города в океан, метеорит не нанёс непоправимый ущерб полушарию. Меня просто не полюбил парень, по которому я продолжала страдать и горевать, ходя на уроки, как на каторгу, путь на которую устлан раскалёнными углями.
Я пришла не очень вовремя, потому что почти все столики были заняты. Захотелось развернуться и тотчас уйти восвояси, чтобы возвратиться попозже, но Банчан с привычной ему зоркостью на новых посетителей меня уже заметил. Пришлось улыбнуться и продвинуться вглубь.
- Присаживайся! – указал мне он на дальний столик без диванчиков, со стульями и не у окна. – Тебе как обычно?
- Да...
- Сегодня я угощаю. Не спорь, - попросил он меня и ушёл готовить кофе.
Я присела, не находя занятия лучше, как изучить присутствующих. В основном молодёжь. У окна, там, где была я в среду, сидели две девушки, видимо студентки. Они сфотографировали рисунки на пенке своих капучино, выставили их в соцсети, смеялись, жарко что-то обсуждали. Одна из них, попробовав кофе, крикнула в сторону барной стойки:
- Чан, ну ты спец в своём деле!
Он улыбнулся им, показав большой палец вверх, и продолжил возиться с зёрнами, кофемолкой и варочной машиной, и я вспомнила, как попала сюда первый раз, обронив ключи. Я тогда тоже подумала, что его открытость – это некая замануха. Кто знает, может, Банчан реально хороший маркетолог и умеет располагать к себе людей, чтобы они приходили сюда почаще? Как-то неприятно стало от этой мысли. Одно дело быть «кем угодно» для таких, как Чанбин, а другое быть ещё и в некотором роде жертвой охоты за прибылью, когда ты не цель для человека, а средство.
Когда он принёс мне мою чашку с кофе, я спросила как бы между прочим:
- К тебе много знакомых приходит сюда?
- Не всегда. Это мои однокурсницы, - кивнул он на девушек, поняв, о чём я, - мы учимся вместе.
- Мм... понятно.
Пришлось достаточно долго ждать, пока он смог немного освободиться и, придя за мой столик, сесть и выдохнуть. Хотя помимо него вообще-то была ещё и официантка, помогавшая с заказами, но всё равно люди шли и шли, занимая их обоих.
- Выходной! Все решили посидеть где-нибудь, - как бы извиняясь сказал он.
- Да я понимаю...
- Как дела в школе?
- Ничего, пойдёт.
- Ты вроде повеселей на этой неделе. Забываешь свою драму?
- Ну... не сказала бы, но стараюсь думать позитивно, что на этом жизнь не заканчивается.
- Правильно, - похвалил Банчан. – так и нужно всегда: шевелиться, делать что-то, отвлекаться.
- Да, но я по характеру домоседка и получается, что чтобы избавиться от одного неприятного, нужно погрузиться в другое неприятное, насилу себя неволить к чему-то.
- А почему тебе не нравится активная жизнь?
- Не то, чтобы не нравится... я неудобно себя чувствую, когда вокруг много людей. Особенно незнакомых. Я люблю тишину, подумать, помечтать. Много мечтать, конечно, вредно, это отвлекает от реальности. Но реальность порой разочаровывает, вот и выходит, что приятнее закрыться в комнате со своими фантазиями.
- Но ты же слышала, что сказал Гынсок?
- Что надо самим что-то делать, чтоб реальность сходилась с мечтами? – я вздохнула. – Да, я понимаю, но часто понятия не имею, за что взяться? Как будто бы от меня ничего не зависит в этом мире...
- Да брось ты! Мир состоит из людей, из отдельно взятых единиц. Каждый может что-то предпринять, это эффект домино или взмаха крыла бабочки – как удобнее называй! Суть-то в том, что большое идёт за малым.
- А если... если меня в принципе всё устраивает, а не устраивает именно то, что я вот никак изменить не в силах?
- Безответные чувства? – угадал Банчан, хмыкнув.
- Ну да... я же не могу принудить кого-то. Это безнадёжно. Это не зависит от меня. Вообще никак.
- Ну, смотри, - откинулся на спинку стула парень, рассуждая, - тебя не устраивает, что тебе не отвечают взаимностью, так? – Я кивнула. – Ты не понимаешь, почему не можешь понравиться кому-то, кто нравится тебе. Значит, для начала, попробуй поставить себя в позицию того человека.
- В смысле? Как это?
- Да я вспомнил об эксперименте, насчёт которого мы шутили. Сама попробуй влюбиться в того, кто, может, безнадёжно ждёт твоей любви.
- Вряд ли такой существует, - пробормотала я под нос, опуская грустно взгляд.
- А если найдётся? Вот заставь себя полюбить его. А? Это тоже хороший шаг к тому, чтобы мир сделался лучше и счастливее.
- Логика в этом есть... - Я подумала о каком-нибудь Сынмине или Дэхви. А если бы я узнала, что нравлюсь им? Ой, меня чуть не передёрнуло, нет, я не смогу в них влюбиться, хоть убейте! Это что же, Хёнджин меня примерно так же видит, как я их? Да нет, он лез ко мне целоваться, а я бы не выпила столько, чтобы полезть к Сынмину или Дэхви, Чанбин быстрее дойдёт до козы, чем я до них, потому что хотя бы допускал такую вероятность. Тряхнув головой, я решила сменить тему: - А ты хорошо знаком с господином Чжаном?
- Да, Гынсок мне как сонбэ*, можно сказать. Я его давно знаю. Кстати, а ты хорошо общаешься с Хёнджином? – Меня кинуло в жар. Почему он спрашивает? Феликс всё-таки рассказал ему? Он в курсе моих чувств?
- Я... ну... а что?
- У него день рождения на следующей неделе. Гынсок разрешил ему устроить вечеринку. Восемнадцать лет, всё-таки! Надо оторваться и отметить, как следует. Не хочешь пойти?
- Я? – шокированная, приложила я ладонь к груди. – Но... он же не приглашал...
- Он нам разрешил приходить кто с кем хочет. Пойдёшь со мной? Там будут все свои, все, кого ты знаешь, твои одноклассники: Феликс, Хёнджин, Йеджи. – Он уже знает Йеджи! Или о Йеджи. – Может, ещё кто-то, но по большей части никого чужого. Хороший способ для тебя и развеяться, и отвлечься, и оказаться там, где нет посторонних!
Банчан, знал бы ты, насколько издевательское это предложение! Отвлечься на дне рождения Хёнджина, ха-ха! Может ещё смотреть весь вечер, как они с Йеджи зажимаются? Да-а, мне, несомненно, полегчает. Я уже хотела покачать головой, когда официантка крикнула Банчану, чтобы он вернулся к делам и немного помог ей. Извинившись, он покинул меня на некоторое время. Я задумалась. А, в самом деле, что я теряю? Что дома буду сидеть и думать о Хёнджине, глотая слёзы и сопли, что пойду к нему на вечеринку и хотя бы побуду рядом, посмотрю на его красоту лишние пару часов – всё примерно одно. На самом деле, несмотря на Йеджи, меня непреодолимо тянуло быть где-то от него поблизости, тайком любоваться, ловить каждый момент, что попадался на глаза: как он поправляет волосы или убирает их в хвост, как он закидывает на плечо рюкзак – не свой, который прежде мог вовсе забывать, а Йеджи, увешанный брелками, с блёстками и розовыми полосками - как вытягивает ноги под партой, скрещивает руки на груди и дремлет прямо на уроках, смеётся в столовой от неслышных мне слов Йеджи, бежит на физкультуру, по пути хватая и тормоша Феликса. Всё это было для меня радостью, немного мазохистской, но тем не менее необходимой порой, как воздух. Поэтому, когда Банчан вернулся, я уверенно кивнула:
- Да, с удовольствием. Я пойду с тобой на вечеринку, если Хёнджин будет не против.
Примечание:
*«старший коллега», «пример для подражания», более уважительное, чем «хён», но ещё не «сонсэнним»