часть 12
Тем временем, Осаму осушил уже хрен знает какую стопку и размышлял о том, стоит ли потрахаться ещё раз, или он больше не вынесет. Кусакабе куда-то исчез, Фури, наконец, что-то обломилось, а Широ и Цубаки он так и не видел.
В голове всплыл утренний разговор с Чуей. Сейчас Дазаю больше всего захотелось оказаться рядом с ним. Но тут возле него села какая-то девушка и начала увиваться.
— Меня, кажется, совсем разморило, — рассмеялась она.
— Почему? — не особенно интересуясь ответом, спросил на автомате Дазай, глупо улыбаясь.
— Мне кажется, что бутылки начали парить, — захихикала она.
Дазай сначала ей не поверил, а потом присмотрелся. Несколько из них и правда воспарили. Осаму вскочил, но тут его за плечо кто-то развернул. Это был Кусакабе.
— Ты тоже это видишь? — спросил он.
— Чуя! — срываясь с места, догадался он.
Осаму пролетел через толпу танцующих так быстро, что сшиб несколько человек. Он бежал к пожарной лестнице. И едва вышел на неё, услышал звонкий гогот и чьё-то пыхтение.
Всё, что было на лестнице уже поднялось в воздух и начало беспорядочно кружиться.
Не медля ни секунды, Осаму пролетел пролёт и застыл.
Чую со спины держал парень, чем-то убитый, затыкая ему рот, пара человек вокруг уже начали дрочить, а девушка, явно не просто пьяная, безуспешно пыталась справиться с его ширинкой.
Взглянув в ясные омуты Чуи, у Дазая оборвалось сердце. Он никогда не видел его таким напуганным. Но вскоре испугаться пришлось и остальным.
Подлетев к мальчику, Дазай оттащил от него эту курицу за волосы, а лысому врезал так, что он мгновенно отключился. Парень рядом с ним, зажал руками рот, а Чуя одёрнул кофту и опустился на корточки, тихо скуля в колени. Предметы вокруг него продолжали вертеться и врезаться в стены.
— Больнооо, — плаксиво протянула шалава.
— Вон, — рявкнул Осаму. Она испуганно поджала губы и поспешила ретироваться. Ребята с членами наружу, попытались их спрятать, но Дазай так на них посмотрел, что те застыли.
Тут подошли Кусакабе и Цубаки.
— Что происходит? — спросил последний.
— Запакуйте всех, кто тут есть, — попросил Дазай, разворачиваясь к Чуе. Его, бедного, всего колотило от страха. Он что-то скулил в колени и кусал губы до крови.
— Малыш, я здесь, — тихо проговорил Осаму.
Он осторожно дотронулся до него рукой и обнулил способность. Бутылки со звоном попадали на пол. Ребята попытались свалить, но Кусакабе им не дал, выключив обоих по одному удару. Последний выставил руки вверх и изъявил желание идти сам.
— Иди сюда, — поднимая ребёнка на руки, позвал Дазай. Чуя громко всхлипнул и...закричал.
Он кричал в голос, надрывно, выпуская весь свой скопившийся страх. Способность снова начала работать, послышался треск, наверху затихла музыка, видимо, он сломал колонки выбросом.
— Тише, — удерживая его, как в бреду, шептал Дазай, но способность не обнулял.
— Осаму! — закричал Цубаки. — Он тут сейчас всё разнесёт, — ощущая, как пол под ногами начал вибрировать, проорал парень.
Дазай, будто опомнившись, снова его обнулил. Чуя надрывно всхлипнул и снова громко закричал, роняя горячие слёзы на плечо Осаму и комкая его футболку.
— Успокой его, — сказал Кусакабе, оттаскивая лысого от двери, чтобы Дазай мог пройти с Чуей на этаж. — Мы с ними разберёмся.
— Нет, — отрезал Дазай. — Я сам побеседую лично с каждым. Оттащите их пока куда-нибудь.
***
Решив, что самое спокойное место сейчас — это четвёртый этаж, Дазай понёс ребёнка туда.
Чуя продолжал плакать, а Дазай, как в бреду, с ним разговаривал. У него у самого руки тряслись и ноги подкашивались.
— Помнишь, я говорил тебе, что свожу на четвёртый? — продолжал нести бред Осаму. — Вот прямо сейчас и сходим. Посмотришь на всякие строительные штуки, на бардак, на старые комнаты. Я покажу тебе свою...
— Дазай! — закричал мальчик так, что эхом отдалось на весь этаж. — О-они... — он снова зашёлся в рыданиях.
— Тише, — шипел Осаму, гладя его по спине и роняя непрошенные слёзы. — Я же с тобой, малыш.
Чуя что-то всхлипнул и снова уткнулся ему в плечо. Дазай почувствовал, что он становится невесомым, и снова его обнулил.
— Ну вот, Чуя, мы на месте, — преодолев последнюю ступеньку сказал Дазай. — Хочешь посмотреть?
Мальчик помотал головой, продолжая плакать ему в плечо.
— Может, оно и к лучшему. Знаешь, тут грязно, — ступая по пыльному ещё деревянному полу, сказал Дазай.
— Осаму, — послышался смутно знакомый голос.
Парень повернулся с ребёнком в руках.
На входе в этаж стоял Достоевский.
— Ты забыл, что я тебе говорил?
— Пусти нас, — чуть ли не взмолился Дазай. — Больше некуда.
Чуя сильнее заплакал, вжимаясь в него. Его так колотило, выламывало, что Осаму с трудом удерживал его на руках.
Достоевский вздохнул и прошёл вперёд, кивнув следовать за ним.
Они шли по пыльному коридору, который Дазай когда-то давно видел в другом состоянии. Половины стен не было, везде содрана краска и много граффити.
Достоевский дошёл почти до конца коридора и открыл дверь одной из целых комнат ключом.
Внутри было чисто. Это была единственная жилая комната на всём этаже.
— Смотри, Чуя, — прошептал Дазай ему на ухо. — Раньше я тут жил.
Но Накахара не мог оторвать лицо от его плеча, продолжая рыдать.
— Садись, — кивнул на кровать Фёдор.
Парень сел и начал раскачиваться с ребёнком на руках, что-то ему шепча. Он сам не понимал, что конкретно говорил, успокаивая скорее себя, а не его. Истерика мальчика расходилась с каждой минутой сильнее.
— Дай его сюда, — что-то держа в руке, сказал Достоевский.
— Нет, — рявкнул Осаму.
— Я сказал, — схватив Чую подмышки, — дай сюда ребёнка!
Он одним резким движением отодрал его от Осаму. У того захрустела футболка, но Чуя отцепился.
Дазай в ужасе смотрел на скрюченное тельце на руках Достоевского, что сел рядом с ним на кровать, запрокинул Чуе голову и сунул в рот какую-то таблетку. Мальчик тут же попытался её выплюнуть, но Фёдор грубо прикрыл его рот рукой.
— Глотай, — требовательно сказал он.
То ли Чуя и правда послушал, то ли это был спазм, но таблетку он проглотил, а потом закашлялся. Парень дотянулся до тумбочки и взял с неё стакан. Приставив его к губам Чуи, он попытался того напоить, но мальчик лишь облился водой, постоянно дёргаясь, всхлипывая и кашляя.
— Ну, давай же, — надавив на его щёки, приказал Достоевский. Маленький ротик приоткрылся, и туда сразу же влили воду. Горло Накахары сжалось, но часть воды он проглотил, снова закашлялся и начал глотать жадно воздух ртом.
— Ты его так придушишь, — собрался забрать дрыгающегося ребёнка Осаму, но Достоевский закрыл его собой.
— Руки, — рявкнул он.
Осаму покорно убрал руки, сложив их к себе на колени.
Фёдор всё-таки смог напоить через силу его водой. А потом вылил остатки из стакана себе на руку и протёр им горячее зарёванное лицо.
Мальчику, вроде, полегчало. По крайней мере, он начал периодически вдыхать сам, но глаз до сих пор не открывал.
— Он у тебя чуть не задохнулся, — сказал Достоевский. Парень принюхался к ребёнку. — А ещё он пил.
— Чёрт, — зарылся пальцами в волосы Осаму. — Это из-за этого его так пидорасит?
— Нет, это нервный срыв, — одной рукой поддерживая Чую под голову, а второй пытаясь выпрямить его ноги, чтобы он хоть немного расслабился, пояснил Фёдор. — Об алкоголе, это так, информация к размышлению.
Дазай резко поднялся и достал сигареты из кармана. Он открыл окно и закурил в него.
С этой стороны здания было видно, как народ начал покидать пределы интерната. И слава богу, пусть катятся к чертям.
Тем временем, Достоевскому всё же удалось выпрямить Накахару, и тот смог глубоко вдохнуть.
— Ну вот, — удовлетворённо заключил он. — Бедный, аж свело всё.
— Бедный? — зарычал Дазай. — А когда спускал его с лестницы, не жалко было?
— Ну, я же не знал, кто это, — пожал плечами Фёдор. — А он на мою территорию полез, — убирая от мокрого лба рыжие кудри, сказал парень.
— Ребёнку просто было интересно, что здесь.
— Угу, — кивнул Фёдор. — А ещё ему было интересно, как на вкус алкоголь. Скоро станет интересно, как действует травка, а потом и что потяжелее. Всё ему позволишь?
— Не начинай, — фыркнул Дазай.
— Ты сам избалован и его балуешь, — переложив мальчика на кровать, сказал Фёдор. Тот тут же лёг на бок и свернулся калачиком. — Эй, эй, не зажимайся, — снова распрямил его парень. Но Чуя замычал и начал вырываться. — Самому ведь тяжелее. Расслабься, вдохни. Открой глазки.
Чуя замотал головой, всхлипнул, попытался снова съёжиться и в итоге опять разрыдался. Через полчаса бесполезных попыток его успокоить, оба отчаялись. Он не реагировал ни на Дазая, ни на Фёдора. И постоянно начинал использовать способность, полностью потеряв контроль.
— Звони Огаю, — выдохнул Фёдор. — Ему надо что-то вколоть, а я рисковать с его немощным телом не буду.
— Давай телефон, — рявкнул Осаму.
***
Даже обкуренный мозг парней реагировал на появление машины Огая. Они все вытекли на улицу, провожая девушек, кто-то зажимался во дворе, но едва у ворот остановилась машина, все рванули внутрь.
Огай шёл ровно, размеренно, неся в руках кейс. Под звон каблуков мужчины, ребята бежали вверх по лестнице, сшибая друг друга. Мори же шёл ровно. Он не трудился обходить бутылки, которые были разбросаны вокруг. Поэтому, когда он задевал их ногами, они со звоном катились по лестницам, отдаваясь эхом в резко образовавшейся тишине.
Когда он дошёл до третьего этажа, то встретил на лестничной клетке курящего Цубаки. Этот его не боялся.
— Они здесь? — спросил Огай.
— Нет. Скорее всего, выше. Больше негде.
Мори кивнул и продолжил подниматься. Когда он поднялся на четвёртый этаж и ступил не на каменную плитку, а на старый деревянный пол, звук шагов стал громче, но глуше. Вокруг были полуразрушенные стены, кое-где с цветными детскими рисунками, а кое-где с похабными граффити.
Дойдя до нужной комнаты, Мори спокойно вошёл. Чуя плакал и трясся на кровати, подбрасывая в воздух предметы, Дазай сидел на полу, держа его за руку и едва успевая обнулять, а Достоевский пытался распрямить.
— Кыш, — рявкнул Мори.
Фёдор быстро отошёл, а вот Дазай руку отпускать не спешил. Впрочем, Огай не был против.
Ему совсем не хотелось отхватить от его способности.
— Ну, — потрогав его лоб и начав отсчитывать пульс, сверяясь с наручными часами, спросил Огай. — Что случилось? Учтите, вы выдернули меня с работы.
— Он истерит. Я дал ему лёгкое успокоительное с час назад, но толку ноль, — ответил Достоевский.
Мори, отсчитав пульс, цыкнул и, разложив рядом с мальчиком кейс, начал доставать оттуда шприц и ампулу.
— Сколько он весит? — спросил мужчина.
— Кто бы знал, — брякнул Осаму. — На него весы не реагируют.
— Ест как?
— Плохо.
— Ну, значит килограмм двадцать пять-тридцать, — набирая укол, рассудил мужчина. — Держите его, мне надо вену поймать.
Выпрямить руки Чуе оказалось очень сложно.
Он кричал, вырывался, стонал, выгибался.
В итоге, было решено делать в пятку.
Дазай прижал его телом к кровати, а Фёдор зафиксировал одну ногу. Кое-как, Мори попал в вену и ввёл лекарство. Но едва иголка коснулась его кожи, Чуя взвыл, как погибающий зверь.
Крики были слышны везде. Кусакабе и Цубаки уже запрягли резко протрезвевший при виде Огая народ убираться, а сами вышли на лестницу и ждали. Крики Чуи они слышали прекрасно, на четвёртом было сильное эхо в коридоре, а Огай намеренно не закрыл дверь.
— Что ты ему вколол? — спросил Дазай, ощущая, как Чуя становится горячее и начинает часто-часто дышать.
— Горячий укол, разгонит кровь.
— Да он и до этого весь горел! — опешил Дазай.
— Если ты его сейчас усыпишь, он вот так зажмуренным и останется, — сказал Огай, сбрасывая использованную иглу на тумбочку.
Чуя, чувствуя сильный жар, вообще потерялся, тело это или способность. Если бы не обнуление Дазая, то он давно бы провалился с четвёртого этажа, либо воспарил.
Но Мори был прав, в поисках воздуха, Чуя действительно выпрямился, открыл рот, начал глотать воздух.
— Ну, давай, — прошептал Мори.
В этот момент Чуя распахнул глаза. Все трое опешили. Такого воспаления они ещё не видели. Яблоки глаз были все покрыты сосудами, а в левый случилось кровоизлияние.
— Твою мать, — протянул Огай. — Я его забираю, пока пацана сердечный приступ не шарахнул.
— Надолго? — испугался Осаму.
— Со мной поедешь, иначе он всё нахрен разнесёт.
Кое-как закапав в глаза мальчику, Огай собрал лекарства и пошёл вниз. На всего мокрого Дазая он накинул свой плащ, Достоевский пошёл следом.
— Ну что? — увидев, вроде, живого Чую на руках у Осаму, спросил Кусакабе.
— Так, детки, — скомандовал Огай. — Чтобы к утру всё было не просто чисто, а стерильно. И мелких отоприте. Умники, что ребёнка довели, дожидаются Дазая. А если не захотят, то беседуют с Фёдором. Все недовольные могут задать интересующие их вопросы тому же.
Достоевский мрачно на него посмотрел, скрестив руки.
— Как Мацумото здесь появится, пусть позвонит.
— Ладно, — кивнул Цубаки. — С Чуей что?
На это Мори ничего не ответил, а Дазай, едва не сливающийся со стенкой, пошёл следом за ним вниз.
***
В машине у Чуи начался бред. Он постоянно звал Дазая, хотя смотрел на него, но не мог узнать. Мори, скрипя зубами, вёл машину в порт.
— Доигрались, детки? — спросил он на половине дороги.
— Он с мелкими был, — сказал Осаму.
— А кто должен был смотреть за тем, чтобы к мелким никто не совался? Мало было прошлого раза, Дазай?
— Не мало, — дав Чуе поймать себя двумя руками за лицо, сказал он. Тот, почувствовав под ладонями что-то знакомое, вроде, начал успокаиваться.
— Ладно, я не виню тебя, — сказал мужчина. — За всем не уследишь.
— Зато я виню.
— Ну, думаю, этого вполне достаточно.
***
Едва они оказались в порту, Мори отвёл детей в лазарет. Чуе измерили давление, сделали какой-то укол, тут же притащили кардиограф и аппарат УЗИ. Пока Огай вглядывался в кривую сердечного пульса, Дазай наблюдал за тем, как мальчику зафиксировали на кровати руки и ноги. В вену на щиколотке ему установили катетер, поэтому капельницу поставили туда.
Какая-то девушка в халате принесла влажное полотенце и вручила его Осаму. Он постоянно протирал взмокший лоб мальчика, но тот лежал заметно спокойнее, периодически хлопая глазами.
— Ну что? — через несколько минут, не выдержал Дазай.
— Да не понятно, — закуривая, буркнул Огай. — Давление у него высокое, пульс шкалит, но в данных обстоятельствах и после укола — это нормально.
— Тогда что у него с глазом?
— Скорее всего, из-за способности. Либо просто, от страха, давление подскочило. Вот и лопнул сосудик. Но в глазах лопаться само по себе годам к шестидесяти начинает.
— Что это значит? — проскулил Осаму.
— Оставлю его тут, пока в себя не придёт, — сказал Огай. — Послушаем, что скажет. Если что, поработают с ним. И вернётесь, — закончил мужчина. — Его ведь не успели...
— Нет, — рявкнул Осаму.
— Ну вот и здорово. Только, — Мори вздохнул, — худой он слишком. У него способность такая, что расти ему толком не даёт, он должен быть больше.
— Я пытаюсь его кормить, он сам по себе такой, — вздохнул Дазай, беря Чую за руку. Тот сжал его пальцы до боли и вздохнул.
— Откормим, — решительно кивнул Мори, а потом посмотрел на часы. — Ну вот, я пропустил собрание комитета.
— Прости, — буркнул Осаму.
— Да ничего, я вам телефон для таких случаев и оставил, — мужчина выкинул сигарету в окно. — Давай-ка, иди тоже себя в порядок приведи.
— В смысле? — удивился Осаму.
— В душ сходи, кофе выпей, — доставая из заднего кармана брюк несколько купюр и выкладывая их на тумбочку, перечислил доктор. — Правда, тут только порошковый из автомата, но всё равно полегчает.
— Мне нормально, — рявкнул Дазай. — Да и как я его оставлю?
— Нормально всё будет, он прикован. Успокоительное уже действует. Сейчас заснёт и иди мойся. Где душ найдёшь?
— Найду, — брякнул Дазай.
— Чудно. Я пойду. Попрошу кого-нибудь подыскать тебе сменную одежду.
— Спасибо, — тихо пробубнил Осаму.
Мори потрепал его по волосам и вышел.
***
В приюте с утра стояла очень напряжённая атмосфера. Но таким чистым директор Мацумото свой интернат не видел, пожалуй, никогда. Зато мусорных пакетов у входа стояло столько, что охране пришлось их на улицу выгребать.
Едва мужчина зашёл в свой кабинет, туда же влетел Цубаки. Описал в двух словах, что произошло и передал ему просьбу Мори.
К тому моменту, как он закончил, директор уже сливался со стеной.
Заскочив по пути наверх к мелким, чтобы проверить, отперли их или нет, Цубаки наткнулся на плачущего в коридоре Макото.
— А ты-то чего ревёшь? — зевнув, спросил парень.
— Где Чуя? — спросил он, подняв глаза.
— Увезли, — сказал он. — Ему плохо стало.
— Это я виноват, — зарыдал парень. Цубаки закатил глаза.
— Идём к нам. Расскажешь и чаю выпьешь, успокоишься.
В комнате парней было непривычно чисто.
Но пахло неприятно, поэтому окно было настежь открыто. Фури лежал на кровати, рядом с ним стоял тазик, к которому он периодически склонялся. Кусакабе перестилал бельё на кровати Дазая.
— Рассказывай, — усадив мелкого на свою уже перестеленную и заправленную кровать, потребовал Цубаки.
— Я Чую к себе позвал, — всхлипывая, начал он. — А у него был егермейстер.
Кусакабе усмехнулся, понимая, чем закончится история.
Цубаки, тем временем, заваривал ему чай.
— Мы увлеклись. Но Чуя нормально себя чувствовал, первое время. А потом ему стало плохо.
— Тошнило? — спросил Кусакабе, заправляя вторую подушку в чистую наволочку.
— Тошнило, но не блевал. Его всего трясло, он не мог контролировать способность.
— А нас чего не позвали? — давая мелкому чашку, спросил Цубаки.
— Чуя сказал, что не надо. Попросил попить найти. Я пошёл искать по этажу, а эти куски дерьма все забаррикадировались, как от осады.
А потом я наткнулся на двух обкурышей, у них ключи были от лестницы. Они меня пнули с лестницы, я отключился. А когда пришёл в себя, Чуи уже нигде не было, а Сузуки сказал, что он пошёл меня искать. Потом появился Огай-сан.
— Всё понятно, — вздохнул Цубаки. — Ну, восполняя твои пробелы, скажу, что Чуе стало плохо. Дазай позвонил Огаю, он их забрал. Когда вернутся — не знаю.
— То есть, эти обкурыши его не нашли? — распахнул глаза мальчик. Кусакабе вздохнул, накидывая на кровать жёсткое зелёное покрывало.
— Мы не знаем, — сказал он. — Чую Дазай нашёл. Он способность перестал контролировать.
— Это из-за меня, — снова заскулил он.
— Да нет, там не в алкоголе дело было, — почесал голову Кусакабе. — Не реви. Лучше иди, уберитесь у себя. Огай обещал заехать и проверить.
Макото распахнул испуганные глазищи и вскочил. Отставив нетронутый чай, он понёсся из комнаты, под звуки похмелья Фурихаты.
***
Чуя пришёл в себя только утром. Дазай к тому моменту задремал, сидя на стуле и сложив голову ему на живот. Он продолжал удерживать его ручку, боясь, что если отпустит, то что-то может случиться.
Открыв глаза, юноша понял, что зря это сделал. Они сильно болели, саднили и слезились.
Лицо было стянутым, голова болела. А ещё очень хотелось пить.
— Дазай, — позвал Чуя, хриплым голосом.
Осаму тут же поднял голову и испуганно на него посмотрел. Видок у него был тот ещё. Волосы плохо высохли после душа, лицо опухшее, под глазами синяки. И одет он был непривычно — в белую рубашку и чёрные джинсы.
— Как ты себя чувствуешь? — тут же спросил он.
— Не очень, — поморщился мальчик.
Он попытался поднять, руку, но тут понял, что привязан к кровати. Его накрыло волной страха, он начал дёргать руками и ногами, из-за чего игла капельницы чуть не вылетела.
— Тише, успокойся, — погладил его по лбу Дазай. — Я позову кого-нибудь и тебя отвяжут, ладно?
— И попить, — попросил Чуя, роняя несколько слезинок на подушку.
— Ты только не плачь, — целуя его в лоб, попросил Осаму.
После вызова медсестры, и визит Мори не заставил себя долго ждать. Он осмотрел мальчика, ему сделали новые анализы и принесли завтрак в виде каши с ягодами, тостов с джемом и чая. Дазаю принесли кофе и ту же кашу.
— Ну, — швыряя бумажки на тумбочку, — ты, значит, плохо ешь, — осведомился Мори у Чуи.
— Как видите, я нормально ем, — кивнув на свою тарелку, буркнул Накахара. Он до сих пор не понимал, где находится. Понятно, что в больнице, но судя по виду из окна, это явно не приют.
— Сердечко у вас, молодой человек, совсем слабенькое, — сообщил Мори. — Вам надо не нормально, а очень хорошо есть.
Чуя лишь плечами пожал.
— Я нормально себя чувствую.
— Это сейчас.
— Он самый быстрый в своём классе, — вспомнил Осаму. — Как он может быть сердечником?
— Он эспер, не забывай об этом, — сказал Мори. — Ну, и скорее всего, это просто из-за нервов. Попьёшь несколько недель таблеточки, посидишь на диете. И должно стать лучше.
— Я буду здесь всё это время? — опешил Чуя.
— Нет, вернётесь. У Дазая ещё дела есть. Только сначала поешь и тебя осмотрит ещё один врач.
— Какой? — нахмурился Накахара.
— Психиатр.
На беседе с психиатром Дазаю присутствовать не разрешили. Но Чуя даже особенно не нервничал, он был уверен, что с ним всё в порядке.
Но, как оказалось, это было не совсем так.
— Судя по тестам, всё более-менее в норме, — рассматривая какие-то рисунки, сказал мужчина. — По крайней мере, для ребёнка, который пережил потерю родителей и предательство родственников. Но судя по его поведению...
— А что с ним не так? — начал раздражаться Осаму.
— У него прослеживаются первые признаки неврастении.
— Неудивительно, — фыркнул Огай.
— Что это значит? — спросил Дазай.
— Пока медикаментозно лечить его нет необходимости. Он очень дёрганный, напуганный, раздражительный.
Вполне возможно, что у него начнутся вспышки агрессии. Нужно упорядочить режим сна, труда и отдыха. Чёткий правильный распорядок дня и никакого нервного напряжения приведут его в норму.
Дазай вздохнул с облегчением и вернулся палату. Мужчина в белом халате отвёл Мори в сторонку.
— Присмотреть надо за парнем, — сказал мужчина.
— Дазай присмотрит.
— Да не за младшим, хотя и за ним тоже.
За старшим. У него тремор, сам весь дёргается. Да и ведёт себя...у него уже не просто невроз.
— Ладно, я понял, — кивнул Огай.
***
После звонка Мацумото, Огай покормил ребят ещё раз, усадил их в машину и повёз обратно в приют. Чуе вручили целую коробку с лекарствами, которую следовало передать медсестре, а Дазаю прочитали километровую лекцию о том, как следует заботиться о мальчике.
Накахара уже, в принципе, был спокоен. Действительно, слегка дёрганный, но в целом — не сильнее обычного. Он постоянно жался к Дазаю, а о том, что произошло, говорить упорно отказывался.
Едва припарковались, Чуя залез на руки к Дазаю и был решительно настроен никогда больше с них не слезать. Осаму сам начал приходить в себя, подшучивал над ним, трепал по голове.
А когда они зарулили на пожарную лестницу, то на втором этаже столкнулись с Цубаки, Кусакабе и убитым Фури.
— Опа, — улыбнулся Кусакабе. — С возвращением*, — улыбнулся он.
— Простите за вторжение**, — решил поязвить Чуя.
— Ну, раз шутишь, значит здоров, — улыбнулся Цубаки, подойдя к Дазаю со спины, чтобы заглянуть в его лицо. И был удивлён, увидев кровавый глазик.
— Ребят, отнесите вот это медсестре, — попросил Осаму, передавая Фури коробку.
— А-ага, — удивлённо уставился на лекарства Фурихата.
— Тебя, кстати, ждут, — сказал Цубаки.
Чуя сильнее обвил руками его шею, прижимаясь. Он совершенно точно никуда не собирался его отпускать.
— Подождут ещё, — улыбнулся Дазай и пошёл наверх.
Они молча дошли до третьего этажа, но Осаму не сворачивал. Он пошёл выше.
— Ты же говорил, что туда нельзя.
— Мы вчера там уже были, — улыбнулся Дазай. — Ты всё пропустил.
Чуя, прижавшись снова, начал внимательно оглядываться. На самом деле, от полуразрушенного четвёртого он ожидал куда большего. А там лишь стены, да доски.
— Сейчас покажу тебе мою бывшую комнату, — сказал Дазай, останавливаясь у последней двери. Он постучал в неё ногой. Через минуту на пороге появился Достоевский. Чуя весь сжался, смутно вспоминая муки с таблеткой и водой.
— Вы уже здесь, — хмуро заметил Фёдор, пропуская ребят внутрь.
— Я решил, что тебе будет интересно, как у бедного Чуи дела.
Парень закатил глаза. Они сели на кровать, а Фёдор сел на стул напротив.
— Ну, — спросил он мальчика. — Как дела, нытик?
Чуя насупился и вжался носом в Осаму.
— Не называй меня так, — фыркнул он.
— Дерзишь, — улыбнулся Достоевский и протянул руки, приглашая перебраться к нему на колени. Чуя скептически их осмотрел и вжался посильнее в Дазая, но одну руку пожал.
— Что сказал врач? — перевёл тему парень.
— Кормить, лекарствами поить, любить и лелеять.
— Ну, думаю, ты справишься, — усмехнулся Фёдор.
Когда они спускались обратно на третий этаж, Чуя рассматривал разрушенный коридор.
— И нет тут никаких призраков.
— Разве что только полтергейст, — рассмеялся Осаму.
— Почему сюда нельзя?
— Потому что тут все условия для притона.
Фёдор там живёт, чтобы никого не пускать.
Ну, и на третьем он так и не прижился, после того, как настало время переходить.
— Он был твоим соседом.
— Какое-то время, — сказал Дазай. — Но он не такой милый, каким может показаться.
Фёдор опасный человек. Он не выходит из тени, но если его разозлить...
— Понятно, — вздохнул мальчик. — Он очень помог вчера.
— До этого он меня чуть не убил.
— Ну, он не любит маленьких наглецов, — сказал Осаму. — Просто не беси его, и он тебя не тронет, — Дазай усмехнулся. — Особенно после того, как у него самого чуть приступ не случился при виде плачущего Чуи.
— Заткнись, — смущённо проговорил парень.
Примечание к части:
всё, что тут описано, касаемо медицинской составляющей - моя выдумка. я исходил только из каких-то фоновых знаний, когда писал это.
*тут имеется ввиду фраза японцев (Окаэринасай) - они это говорят, когда кто-то из членов семьи возвращается домой.
**а тут имеется ввиду фраза О-дзяма иммас (не могу найти на иероглифах). эту фразу говорят люди, которые приходят в гости.
таким образом, Кусакабе говорит Чуе о том, что он дома, а он отвечает тем, что как бы в гостях.