Dni Maroderov

Когда Джеймс подхватил ее, это показалось его очередной шуткой.
А уже в следующую секунду ночь полыхнула белым, их с Джеймсом швырнуло на землю, Лили ударилась головой и потеряла сознание.
Когда она открыла глаза, увидела только большое желтое пятно перед собой, да в уши сдавил гул. Она снова погрузилась в темноту, но теперь могла слышать голоса:
— Слава Мерлину, она жива!
— Воды! Дайте воды!
Кто-то плеснул ей в лицо водой. Лили моргнула — от обилия звуков и запахов начало мутить.
— Что со мной? — спросила она, разлепив губы, провела ладонью по лицу и почувствовала знакомый металлический запах...
При падении она машинально схватилась за кофту Джеймса.
Кровь.
Лили рывком села, и люди, которые окружили ее, отхлынули в стороны. Лица подруг, устрашающе подсвеченные светом палочек, мелькнули перед ней, и их тут же залило большое чернильное пятно. Лили зажмурилась, встряхнула головой и начала неуклюже подниматься.
— Джеймс! — бормотала она, как не в себе. — Где Джеймс? Где он?!
Джеймс лежал на земле, освещенный тусклым светом пяти или семи палочек. Со всех сторон его окружали люди.
Он был без сознания и стремительно бледнел.
Сотрясаясь, как в лихорадке, Сириус пытался привести его в чувство, вываливая на бесчувственное тело друга весь арсенал контр-заклятий, которые только знал, но от его усилий страшная дыра на теле Джеймса только закрывалась и открывалась, как губка, заливая светлеющую кожу юноши черной кровью. Внутри шевелилось что-то красное и блестящее — будто затянутое пленкой. Сириус трясущейся рукой пощупал пульс, не нашел его и прижался ухом к заляпанной кровью груди Джеймса. На боку у Джеймса чернел глубокий разрез и пульсировал, раскрывался и закрывался как губка, изливая темную кровь...
У Лили всё поплыло перед глазами, ноги подкосились и она вцепилась в плечо Люпина, чтобы не упасть. Черт возьми, она же знает, знает эти чары, им рассказывали о них в прошлом году, это... это...
Джеймс вдруг захрипел, приходя в себя, забулькал кровью и выгнулся.
— Нет, Сохатый, я тебе не разрешаю, — заорал Сириус, снова взмахивая палочкой. Руки у него были в крови по локоть. — Ты же слышишь, слышишь меня?!
— Сириус, не надо! — крикнула Лили, перехватывая его руку.
— Эванс, уйди отсюда! — взревел Сириус. На Лили взглянули совершенно безумные глаза.
— Я знаю эти чары, ты не помогаешь ему, а делаешь хуже! — завопила Лили в ответ. — Прекрати махать палочкой, как идиот, и помоги мне, если хочешь, чтобы с ним все было хорошо!
Сириуса колотило от злости, но он нашел в себе силы обуздать эмоции.
— Переверни его, — приказала Лили и глубоко вздохнула.
Время отключить эмоции.
Сириус и Ремус вдвоем перевернули Джеймса. Несколько девочек в толпе всхлипнули, зажав рты ладонями: уродливый разрез на боку Джеймса раскрылся перед ними во всей своей красе, продемонстрировав ребро. Лили крепко сжала губы, спокойно ощупала края раны и закатала рукава, размазывая по рукам кровь.
— Свет, — коротко скомандовала она. Питер, чуть не выронив палочку, поскорее рассыпал в воздухе маленькие летающие огоньки.
— Ремус, держи его руки.
— Что ты будешь делать? — резко спросил Сириус. Лили взмахнула палочкой, и рана Джеймса открылась во всю ширину. — Эванс! — заорал Блэк, перекрывая даже вопль Джеймса.
Лили не ответила ему и принялась беззвучно бормотать какие-то странные певучие формулы.
— Эванс!
Лили нервно дернула головой, словно пыталась отогнать муху и закрыла глаза. Она помнила заклинание плохо, все время запиналась, чтобы вспомнить какую-то часть и вопли Сириуса ей сильно мешали.
— Ли..
— Бродяга, заткнись! — убийственно-тихо проговорил Ремус, глядя на Джеймса поверх сложенных будто в молитве рук. Лицо у Люпина было пепельно-серое.
— Оглуши его, Сириус, — пробормотала Лили, втиснув просьбу в секунду между своими песнопениями.
Сириус яростно переглянулся с Люпином. Тот поднял палочку. Руки его так тряслись, что было страшно смотреть. Питер нервно топтался позади и громко сопел.
Воздух над бегущей из раны кровью сгустился и завибрировал, словно над открытым пламенем.
Джеймс застонал. Кажется, анестезирующие чары Сириуса оказались недостаточно сильными и уже не справлялись с болью. А без них у него бы не выдержало сердце.
Осторожно раскрыв над раной левую ладонь, Лили надавила ею на дрожащий воздух и сунула в него руку, словно в перчатку.
Джеймс дернулся и изогнулся, так что Ремус и Сириус вцепились в него.
— Что ты делаешь, Эванс? — пыхтел Сириус. Теперь у него и и лицо и шея были в крови, глаза горели бешенством, выглядел он жутко.
Лили шевельнула пальцами так, словно нажимала на клавиши пианино. Отрицательно качнула головой. Глаза ее при этом были закрыты, но она явно видела нечто такое, что остальные увидеть не могли.
Джеймс бился, Сириус и Ремус вдвоем едва удерживали его...
— Эванс, черт возьми!
Неожиданно Лили сжала ладонь в кулак. Как будто схватила муху.
А потом резко дернула этот кулак вверх.
Поттер вскинулся и заревел, как раненое животное. Проклятие, мучавшее его и не дававшее залечить его рану, вдруг вырвалось из нее, похожее на какое-то маленькое отвратительное существо с шевелящимися щупальцами. Все как один уставились на него, но едва оно оказалось на открытом воздухе — запищало и растаяло с жутковатым вздохом. Джеймс, белый как полотно, с бисеринками пота на лбу и верхней губе, покрытый пятнами грязи и крови, расслабился и обмяк в руках друзей. Очень осторожно они опустили его на землю.
— Эпискеи, — выдохнула под конец Лили и опустила палочку.
Повисла жуткая тишина.
Сириус, раздувая ноздри, смотрел на то место, где только что закрывалась и открывалась рваная дыра в фут величиной — теперь там был ровный розовый порез.
Прядь, спадавшая Блэку на глаза, мелко дрожала.
Все как один вглядывались в Джеймса, боясь, что он просто не справился с болью.
И тут ресницы Поттера дрогнули и он зажмурился.
Лили вымученно улыбнулась.
— Слава Богу, — пролепетала она, вытерев окровавленной рукой пот со лба и под дружный новый вскрик качнулась вперед.
Ремус перехватил её, иначе она шлепнулась бы прямо на Джеймса.
— Тише! — он осторожно вернул её в вертикальное положение. — Лили, ты меня слышишь?
— Его надо... надо... там кровевоспол... вопосл, — она отчаялась выговорить это и ткнула пальцем куда-то себе за плечо, видимо в сторону палатки с медикаментами.
— Я схожу! — крикнула Алиса непривычно высоким голосом, и сорвалась с места. Её вскрик словно прорвал пелену напряжения и все разом заговорили и засуетились. Кто-то бросился искать бинт, кто-то — воду, кто-то — собирать вещи, кто-то — устраивать ночлег, пара девчонок ревела, давая выход чувствам.
— Что с тобой? — тихо, чтобы никто не слышал, спросил Ремус. Вокруг них творилась такая суматоха, что его все равно бы никто не услышал.
— Все... все хорошо, Рем, просто это были... очень нездоровые чары, — отозвалась Лили.
— Это мы заметили, — с невеселой улыбкой кивнул Люпин, глядя, как Сириус пытается полить алый рубец на боку Джеймса бадьяном. Руки у него тряслись так, что пипетка капала куда угодно, только не на рану. — Что это было?
— Проклятие — п-паразит, — проговорила Лили, с трудом ворочая языком. Она чувствовала себя так, словно только что пробежала пять миль. Ноги тряслись, дыхание сбивалось. Она прижималась щекой к плечу Ремуса. Это немного помогало. — Очень Темная магия. Нам рассказывали на защите от Темных сил. А вы п-прогуливали.
Ремус рассмеялся. Обнимая её одной рукой, другой полез в свой карман.
— Вот, держи, — он протянул ей что-то.
Лили взяла остатки шоколадной плитки в фольге.
— Тебе надо что-то съесть.
Джеймс громко застонал, когда лекарство наконец попало по назначению. Рана зашипела, запузырилась розовой пеной и с неприятным звуком ссохлась, оставив в огромном пятне крови чистую, немного воспаленную белую полоску. Суета вокруг сразу немного стихла и все сгрудились вокруг него на земле. Зажгли палочки. Ещё пару мгновений Джеймс приходил в сознание, морщась и ворочая головой, а потом наконец приоткрыл глаза и осмысленно взглянул на собравшихся вокруг него людей.
Лили, так и не откусив от плитки ни кусочка, тут же отделилась от плеча Ремуса и склонилась над Джеймсом. Волосы свесились ей на лицо.
— Поттер... ты меня слышишь? — пару минут назад она так уверенно ковырялась у него внутри, а теперь ей понадобилось две попытки, чтобы легонько потрогать его щеку.
Джеймс сощурился, но не увидел ничего, кроме расплывчатого рыжего пятна, белой маски вместо лица и целого роя светящихся огоньков вокруг — зажженных палочек.
— Эванс, это ты? — прошептал он и закрыл глаза, отворачиваясь. — Я все-таки сдох и попал в рай.
Повисла пауза.
Все переглянулись.
— Ты... ты... СУКА, СОХАТЫЙ, Я ЖЕ ЧУТЬ НЕ СДОХ! — заорал вдруг Сириус.
Джеймс картинно поморщился, отворачиваясь от него, все засмеялись, кто-то даже захлопал в ладоши. Алиса принесла пузырек кровевосполняющего зелья.
Джеймс ухватился за крепкую руку Сириуса, как за канат, и под радостный гул столпившихся вокруг ребят, Бродяга выпрямил его и Джеймс смог сесть.
— Черт возьми... — он схватился за свой бок. — Куда оно делось? И что это вообще было?!
— Не думай об этом, брат, — Сириус суетился вокруг него как надоедливая мамаша. — Оно исчезло. Эванс его прикончила, — судя по тону, которым это было сказано, Сириусу эти слова стоили большого труда. — Поковырялась у тебя в кишках и достала его. Всё закончилось.
Он похлопал его по плечу, на котором болтались обрывки разорванной рубашки. Джеймс, который в этот момент как раз делал изрядный глоток кровевосполняющего зелья, булькнул им в бутылочке и оглянулся на Лили, которая все так же сидела рядом с ним, устало опустив руки.
— Я тебя не вижу, — хрипло проговорил он, поднимая руку.
Лили показалось, будто кто-то подбил ее под локоть.
Она поймала плавающую в воздухе ладонь и стиснула обеими руками.
— Ты в порядке? — требовательно спросил он, глядя немножко мимо ее лица. — Он тебя не достал, нет же?
Лили почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
Непроницаемый панцирь, который она нацепила во время «операции», треснул от этих простых слов. Так вот почему он её схватил...
— Да, — тихонько выдохнула она и судорожно сглотнула. — Да...
И забыв о том, что здесь куча знакомых, о том, что на них все смотрят, и о том, что в любой момент могут появиться Пожиратели Смерти, Лили подползла к Джеймсу на коленях и крепко обвила его руками за шею, притягивая к себе непутевую лохматую голову.
Все добродушно засмеялись, Сириус протянул: «О-о-о!» и безнадежно махнул рукой, вставая, какой-то идиот (Джеймсу показалось, что это был один из близнецов) зааплодировал, заражая этим остальных, но ему в этот момент было наплевать на всех.
Пребывая в каком-то блаженном состоянии (возможно, все дело было в потере крови), он недоверчиво провел ладонями по ее спине, словно проверяя, та ли это Лили Эванс.
— Какой же ты идиот, Поттер, — жарко прошептала она в его кожу, и Джеймс почувствовал, как по телу побежали мурашки.
— Никогда больше так не делай, никогда... — холодный мокрый нос уткнулся в его шею. Лили плакала в него, потому что ей не хотелось, чтобы все это видели, плакала и плакала, приближаясь к настоящей истерике, а Джеймс блаженствовал и чувствовал себя самым последним кретином.
Самым счастливым кретином в мире.
— ВНИМАНИЕ!.. ВНИМАНИЕ!.. КАЛЕДОНСКИЙ ЗАПОВЕДНИК ГОТОВ К ВКЛЮЧЕНИЮ В МЕЖДУНАРОДНУЮ, МАГИЧЕСКУЮ ТРАНСГРЕССИОННУЮ СЕТЬ...
Этот громоподобный холодный голос был так похож на голос Пожирателей на концерте, что все невольно подскочили.
Голос тем временем продолжал бесстрастно вещать:
— ... ОТКРЫТЬ КАНАЛ «КАЛЕДОНСКИЙ ЛЕС — ЛОНДОН». КАНАЛ БУДЕТ ДОСТУПЕН В ТЕЧЕНИЕ ОДНОЙ МИНУТЫ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ... ДЕВЯТЬ...
— Во имя Мерлина, значит, мы можем уходить?! — простонала Марлин, запуская пальцы в волосы.
— Мы можем уходить! — подхватил Бенджи, схватил Алису, с которой в школе и словом не перемолвился, в объятия и закружил на месте. — Мы! Можем! Уходить! — на каждом слове он пытался подбросить миниатюрную Алису вверх, а она визжала от радости и отбивалась. — Стоп, а куда?! В Лондоне же сейчас повсюду трансгрессируют Пожиратели...
— ШЕСТЬ... ПЯТЬ...
Незнакомые люди, которые приехали вместе с ребятами, начали исчезать в хлопках трансгрессии. Паузы, которые голос делал между отсчетом, просто выводили из себя.
— Черт возьми, да куда идти?! — возопили близнецы.
— ТРИ... ДВА...
— Все ко мне, быстро! — скомандовала Лили, и ребята, не раздумывая, бросились к ней, хватаясь за руки большой цепочкой.

* * *

Когда толпа из двенадцати человек вывалилась из ниоткуда прямо на задний дворик большого кирпичного коттеджа, из двери, ведущей, судя по всему, на кухню, выскочила белая, как полотно, женщина в стеганом розовом халате.
В первый миг, когда она увидела у себя во дворике толпу грязных, лохматых, покрытых ссадинами и синяками незнакомцев, страшно перепугалась и схватилась за сердце, но когда различила среди них свою младшую дочь, выбежала на улицу прямо в халате, схватила Лили в охапку и, не прекращая рыдать, принялась лихорадочно целовать все ее лицо, исступленно хватать дочь за плечи, за руки, а потом снова обнимать и целовать. Прямо как кошка, чей котенок чудом выбрался живым из зубов соседского пса.
— Лили, девочка моя, хорошая моя, доченька моя...
Следом за женщиной из дома выбежал высокий рыжеволосый мужчина в темно-синем халате поверх пижамы и высокая худая девушка.
Роняя очки, мужчина подбежал к дочери и схватил ее в охапку, как маленькую, приподняв над землей, худая девушка же, сжав на груди края халата, прижалась виском к дверному косяку, на коротенький миг прикрыв глаза, а потом со страхом взглянула на свору волшебников, которые прибыли вместе с ее сестрой.
— Ты говорила, что о концерте б-будут передавать по в-вашему радио, так что я целый вечер крутила ручки, как ты учила... а когда я услышала о том, что у вас там происходит...
— Радио! — крикнул Джеймс, и ребята, всполошившись, все как один бросились вслед за ним в дом. Информация сейчас перевешивала все остальные нужды.
Протолкавшись сквозь столпившихся у входа ребят, миссис Эванс подбежала к маленькому радиоприемнику на кухонном столе и повернула регулятор громкости.
Невразумительный хрип, до этого льющийся из колонок, вдруг превратился в высокий ледяной голос. Шум и толкотня мгновенно стихли, и все в страхе уставились на похрипывающий динамик.
«...то, что произошло сегодня — не единичный протест и не приступ жестокости. Это — первый удар. Ответная реакция волшебного организма на заразу, которая угнездилась в его теле и пожирает изнутри. Я говорю о маглах, а точнее, грязнокровных выродках, узурпирующих наше право, наши тайны, наше наследие. Волшебный род вырождается в грязной крови. Семь веков маглы пытались уничтожить нас. Семь веков крови, бессмысленных пыток, жестокой травли и унижения. Семь веков позора.
И я говорю: довольно. Низшая раса слабых тупых существ не может диктовать правила сильным. Это против самой природы...»
— Чертов ублюдок! — выругался мистер Эванс.
— Джон, дети! — отчаянно выкрикнула миссис Эванс.
— Дети согласны, — едва слышно сказал Сириус, с ненавистью глядя в динамик.
Остальные ребята стояли молча, не шевелясь, и только оцепенело смотрели в никуда, представляя себе лицо человека, который это говорил. То самое лицо, наполовину змеиное, наполовину человеческое, которое однажды мелькнуло в каком-то номере газеты, и на которое тогда никто не обратил внимания...
«... с этой минуты на ваших улицах не будет спокойно...»
Миссис Эванс сжала плечи Лили.
«... в домах вы не найдете укрытия. Я найду вас, я найду ваших детей, я уничтожу само понятие «магл» и залью дороги ваших городов кровью...»
Джеймс так пристально смотрел на приемник, словно Волдеморт говорил лично с ним.
«... Вы можете избавиться от меня, но на мое место придут другие. Нас больше, чем вы думаете. Собратьям-волшебникам, слушающим меня, я хочу сказать: присоединяйтесь ко мне, сражайтесь на моей стороне и не мешайте, или погибнете. На крови павших я построю новый мир, волшебный, исцеленный и светлый, такой, каким он был много тысяч лет назад, такой, каким он станет уже очень скоро...»
«На улицах не будет спокойно...»
Эти слова ритмично, словно удар колокола, ударялись в мыслях всех собравшихся, и они, наверное, так бы и стояли и, словно загипнотизированные, смотрели на приемник, если бы не...
— Мне надо домой, — отрывисто сказал Джеймс и оттолкнулся от стола, на который опирался рукой.
И всех словно прорвало. Поднялся страшный гомон, все заволновались.
— Да, и мне тоже!
— Мои родители сейчас в Уэссексе...
— И мне, и мне!
— Откуда можно трансгрессировать?!
— А я не умею!
— Подождите, ребята, подождите! — перекричала их миссис Эванс, поднимая руки так, словно они были волной, грозящей смыть ее вместе с домом. — Вы не можете сейчас уйти, вы же... ох, сейчас, — она протолкалась к приемнику.
Джеймс взглянул на Лили — услышанное подействовало на нее сильнее, чем на него. Он незаметно нашел ее руку и сжал. Лили подняла на него взгляд.
— Да где же это... — миссис Эванс щелкала кнопками и нервно крутила ручки.
— Вам помочь? — предложил Ремус.
— Нет-нет, спасибо... ах, вот же оно!
Раздался ужасающий хрип, словно приемник решил загнуться от обилия страшной информации, а вслед за ним из динамика полился торопливый голос репортера:
«... уже поступили тысячи жалоб и просьб обратиться в соответствующие органы, но все, что мы можем сделать, это призвать волшебное сообщество к терпению. Напоминаю, что в связи с терактами в Каледонском лесу трансгрессионная сеть, каминная и портальная сети...»
Раздался общий отчаянный стон, чуть не заглушивший конец новости:
«... отключены с целью поимки злоумышленников. К нам ежечасно поступают сведения о погибших и пропавших без вести, на данный момент официальные цифры таковы: погибшими объявлено две тысячи четыреста восемьдесят два волшебника, ранеными — около восьмисот, более точные списки будут известны к утру...»
— И что же нам делать?
— Сомневаюсь, что «Ночной рыцарь» сейчас работает!
— Как раз сейчас может и работать!
— Останетесь у нас, пока все не выяснится! — громко сказал мистер Эванс, который все это время стоял за спиной у Петуньи, как страж. — Места у нас предостаточно, поедите, отмоетесь и завтра будете решать, как добраться домой!
Пока миссис Эванс взялась готовить для ребят ужин, а мистер Эванс устроил в столовой что-то вроде медпункта, ребята разделились на две группы и атаковали ванные комнаты на втором и первом этаже.
Первый этаж говорил женскими голосами, и тут повсюду, вместо грязи и крови, уже сверкали раскрасневшиеся плечи и лодыжки. Девочки закутывались в банные халаты, которые наколдовали из воздуха, складывали грязную порванную одежду в большую корзину, которая плавала над ними по воздуху, вытирали полотенцами темные от воды волосы и чирикали, как птички на жердочке.
Второй этаж гудел мужским басом. Мальчики шлепали по полу длинными мокрыми ступнями, с удовольствием щеголяли по дому в одних полотенцах и встряхивали короткими мокрыми волосами.
Миссис Эванс распорядилась, чтобы мальчики, которых было больше, переодевались в комнатах Петуньи и Лили наверху, а девочки — в гостиной, так как она примыкала прямо к в ванной внизу.
Собственно, это решилось в тот момент, когда выяснилось, что они все-таки остаются, и Джеймс попросил у Лили сову — отправить письмо родителям.
Она проводила его в свою комнату вместе с остальными ребятами, которые также захотели отправить домой весточку, но дел было так много, что она сразу же упорхнула, и поговорить им не удалось. Джеймс чувствовал, что после вспышки в лесу между ними словно завязалась ниточка чего-то недосказанного и теперь соединяла их через весь дом, чем бы они ни занимались.
Когда письмо было отправлено, он смог наконец как следует осмотреть комнату, в которой жила его любимая девушка.
Здесь все дышало ее характером, мыслями и увлечениями. Все, что он так любил в Лили Эванс, словно отпечаталось на самой комнате: на подоконнике маленькая ухоженная оранжерея, повсюду — цветы и растения, стол чисто прибран (до того, как он за него сел, теперь на столешнице валялась куча бумаги и россыпь шариковых ручек, которые привели Джеймса в полное недоумение). На полке над столом — корешки книг, которые она читала или просто держала в руках, между ними — фарфоровые фигурки, в каждой из которых он чувствовал схожесть с самой Лили, и фотографии в рамках, в основном семейные — неподвижные, но теплые.
Над столом пестрел коллаж из фотографий любимых певцов и актеров (тут Джеймс испытал приступ немотивированной ревности ко всем этим секс-идолам), а в центре — большое школьное фото. Весь класс дурачится и без конца машет в камеру — он, Джеймс, тоже присутствует. Значит она хотя бы иногда, но смотрит и на него. Это хорошо.
На спинке стула висела домашняя теплая кофта, в которую Лили, наверное, кутается, когда ей холодно. На комоде — расчески, браслеты, косметика, духи, в общем, всякая девчачья ерунда, точно такая же, как у его мамы. Весь этот арсенал таинственных баночек-скляночек всегда вызывал у Джеймса насмешку пополам с тайным любопытством.
На маленьком столике перед кроватью стоял квадратный пластмассовый ящик неизвестного предназначения с кучей кнопок. Джеймс ткнул в одну из них — ящик вспыхнул и заговорил. Это был довольно неприятный сюрприз (Джеймс отшатнулся назад, врезался в стол, а Сириус сложился пополам от смеха), так что ящик он деактивировал.
Но особенно воображение Джеймса взбудоражила большая кровать, застеленная зеленым покрывалом. На ней были горой навалены подушки, а среди подушек — ну подумать только! — сидела та самая игрушка, которую он в шутку подарил ей еще в незапамятные времена. Большой плюшевый олень в шарфике.
Для него это был тогда просто повод приколоться, а она оказывается, теперь с этой игрушкой спит.
... Эванс в растянутой майке, коротеньких шортиках и носочках забирается под одеяло, зарывается в подушку, ворочается, прижимает к себе этого оленя — такая теплая, нежная, сонная и мягкая... он подходит к ней...
— Уважаемые туристы! — раздался над ухом громкий и резкий голос Блэка. Джеймс недовольно вздрогнул, а в следующую секунду Сириус обхватил его за шею, разворачивая к остальным. — Мы находимся в жемчужине магловского мира! Комнате Лили Эванс!
Он, Ремус и Питер уже разделись почти до боксеров, ожидая своей очереди в душ, только Джеймс, погрузившись в исследование, схватился за футболку на спине, намереваясь ее снять, и в такой позе провел четверть часа.
— ... и если вы посмотрите налево, то сможете лицезреть уникальное, невероятное, умопомрачительное и сногсшибательное изобретение столярного искусства — комод!
Ремус вежливо похлопал. Питер захихикал. Джеймсу захотелось их убить. Он вообще не понимал, что они делали в комнате Лили. Здесь должен быть только он. И она.
А вместо нее — эти три идиота.
— Но пусть вас не обманывает простота и незатейливость формы, ведь главное не внешность, а содержание! — Сириус, все же еще крепко держа Джеймса в захвате, театрально выдвинул первый ящик. — Здесь хранится одежда, которую Лили Эванс одевала на свое... — он закатил глаза, погрузившись в образ, — ... тело!
Сириус попытался было подцепить из ящика что-то воздушное, но Джеймс так резко захлопнул его, что Сириус чуть не остался без руки.
— Придурки! — он с улыбкой отвернулся от ужасно довольных собой ребят, и в этот момент дверь в комнату вдруг распахнулась, впустив громкие голоса довольных близнецов, которые только что освободили душевую, звуки радио и умопомрачительный аромат куриного бульона.
В комнату бочком протиснулась довольно мрачная Петунья со стопкой чистых банных полотенец. Увидев четырех полуголых парней, она остановилась, и лицо ее пошло розовыми пятнами.
— Ух ты, ух ты! — мгновенно оживился Сириус, выпустив не до конца расстегнутый ремень, и, расправив плечи, вразвалочку подошел к перепуганной девушке. Джеймс подумал, что его друг при первом анимагическом опыте превратился в собаку по какой-то дикой случайности, потому что сейчас он был больше похож на большого похотливого кота. Петунья схватилась за дверную ручку, но Сириус оказался ловчее и быстро захлопнул дверь, уперевшись в нее ладонью прямо рядом с головой девочки. — Да вы только посмотрите парни, какой цветок упал в наше серое общество!
— Бродяга, угомонись! — Ремус благодушно улыбнулся Петунье и взял у нее полотенце, ожидая, когда можно будет выйти из комнаты и пойти в душ. — Не обращай на него внимания, на самом деле он добрый.
Петунья бросила на Ремуса такой взгляд, что Джеймс подумал, может, сестра Лили тоже оборотень?
— Да, я добрый! — подхватил Сириус. — И не кусаюсь... ну только иногда...
— Прекрати, Бродяга, — внес свою лепту в оборону девушки Джеймс.
— Я же ничего не делаю! — возмутился Сириус и облокотился на локоть, так что красная, как рак, Петунья совсем вжалась в дверь. — Не обращай на этого очкарика внимание, киса, он мне завидует. Так как тебя зовут?
Петунья вжала голову в плечи.
Джеймс усмехнулся и стянул футболку.
— ...да что с этой дверью, в конце концов? — раздался недовольный голос в коридоре, а в следующий момент дверь с силой распахнулась, Петунья с визгом влетела в объятия Блэка, а в комнату ворвалась Лили с корзиной, полной грязной одежды.
Джеймс опустил руки с футболкой, инстинктивно расправляя плечи, чтобы она могла рассмотреть его как следует.
— Сириус! — сердито воскликнула Лили. Таким тоном говорят, когда застают любимого питомца за порчей тапочек.
Сириус, мигом перепрыгнув из образа кота в образ побитого щенка, широко развел руки в стороны, и пленница пулей вылетела в коридор, бросив сестре полотенца и даже не оглянувшись.
— Что? — тонким голосом обиженной невинности спросил Сириус. Лили вместо ответа просто бросила ему полотенце в лицо и подошла к остальным.
Ремус, воспользовавшись заминкой Сириуса, первым ринулся в душ, Сириус попытался поймать его на ходу, но не преуспел, и ему снова чуть не отбили пальцы, на этот раз дверью.
— Держи, Питер, — ласково проговорила Лили, протягивая ему стопку, пока Сириус и Ремус сражались теперь за дверь ванной в коридоре. — Простите, мальчики, что вам пришлось толкаться здесь, внизу просто сумасшедший дом, но спать вы сможете в гостиной, это уже точно.
Говоря все это, она, казалось, находилась в параллельной Вселенной. Джеймс думал, что в такой момент, когда он наконец оказался в ее доме, тем более в ее комнате, на секундочку, почти голый (ну и раненый), она даст ему понять... хоть что-нибудь, но в тот самый момент, когда он подошел к ней за своим полотенцем, она даже не подняла на него взгляд.
— Все в порядке? — тихо, чтобы не услышал Питер, спросил он.
— Да, все хорошо, — убедительно ответила Лили, коротко взглянув в точку у него над левым ухом, а потом просто подхватила заклинанием корзину, в которую мальчики уже побросали свои вещи, и вышла.

— Слушай эм-м, Эванс, я это...
Сириус перехватил Лили на лестнице, проиграв сражение за душ.
Не то чтобы ему очень хотелось говорить на эту тему, но он понимал, что если проносит это в себе еще хотя бы час, его порвет на куски. Он уперся руками в перила, чтобы она не сбежала, и приготовился вывернуть себя наизнанку. Лили остановилась, озадаченно глядя на него и подворачивая рукава своей рубашки. Корзина парила у нее за спиной, как НЛО.
— Я... я хотел перед тобой извиниться, — Сириус страдальчески поморщился. Лили изумилась так, словно он только что объявил, будто решил профессионально заняться балетом. — Я не должен был на тебя кричать там, в лагере... и я... короче, я не считаю, что ты виновата, окей? Не должен был захлебываться там соплями, как баба, а пойти и надрать задницу этому Пожирателю, так что...
«Привет, идиот, она тоже баба!»
Судя по тому, как Лили подняла брови, она подумала о том же.
Сириус осекся.
— В общем, извини, — наконец сказал он. — Я чувствую себя дерьмом.
Надо быть Блэком, чтобы понимать, каких огромных душевных затрат ему стоило это короткое слово. Он подумал, что если Лили сейчас отбреет его, то это будет достаточно серьезным наказанием, и он сможет почувствовать себя свободным. А если скажет, что прощает... ну тогда она в самом деле святая.
Лили, до этого смотревшая на него с подозрением, вдруг усмехнулась, словно он сказал забавную шутку, и спустилась вниз на пару ступенек.
— Блэк, ты дурак? Да я ни капельки на тебя не обиделась!
Сириус выпучил глаза.
— Я могла бы обидеться, если бы ты сказал это, потому что так думаешь, — она остановилась перед ним, сложив руки на груди, прямо как мама, которая объявляет сыну, что домашний арест закончен. — Но ты сказал это, потому что переживал за Джеймса. Я знаю, что ты не со зла, так что это не считается.
Сириус захлопнул рот.
— Теперь я чувствую себя еще большим дерьмом, — пробормотал он, и Лили улыбнулась.
— Ну, если ты хочешь искупить вину...
— Хочу! — мгновенно вскинулся Сириус.
Лили повелительно вытянула руку в сторону кухни.
— Тогда марш помогать моей маме!
— Да, мэм! — Сириус вытянулся в струнку и скатился с лестницы. Как только он исчез, улыбка на лице Лили погасла. Она постояла пару секунд, в задумчивости глядя на то место, где он только что стоял, потом глубоко вздохнула и отправилась звать девочек на ужин.