21
Эсфирь резко открывает глаза. Странное чувство сжимает грудную клетку, будто случилось что-то невозвратное, непоправимое. Она хмыкает, фокусируя взгляд на потолке. Там привычно мерцают звёзды. Чуть улыбается, стараясь приглушить внутреннюю нервозность от резкого пробуждения. Эффи сладко потягивается. Почему-то этим утром кровать кажется намного больше и мягче...
Насыщенный синими оттенками небосвод позволяет ярким звёздам складываться в созвездия безумной красоты... а волшебная темнота разрешает глазам отдохнуть от яркой палитры Первой Тэрры. Прямо, как вчера, когда она видела настоящий альвийский свод.
Эффи внимательнее осматривает потолок. На родное Северное Сияние нет и намёка. Реальность резко бьёт в виски.
— Твою мать! — слегка стонет Эсфирь, зажимая руками голову.
— Вчера твои стоны звучали более приятно, — усмешка откуда-то сбоку заставляет подорваться с кровати, забыв, что из белья на ней обитает внушительное ничего.
Видар сидит, закинув ногу на ногу, у рабочего стола около огромной арки с ниспадающими лианами. Взгляд упорно скользит по карте, а правая рука зажимает перо.
Его сердце до сих пор бешено стучало. Открыв глаза несколько часов назад, он не поверил им. По левую сторону от него, с видом сладкого ангела, сопела ведьма, смешно щуря нос, когда солнечные блики попадали на лицо. Первая реакция – убить прямо здесь, в кровати. Вторая – осознать, что произошло прошлой ночью и по какой причине она тут. Третья – ярко выругаться. Он не помнил, что именно поспособствовало их ночи, но помнил каждый взгляд, до сих пор ощущал каждой клеточкой тела, что вчерашняя ночь была не такой, как прежние.
— Какого демона, долбанный ты альв? — голос Эффи тихий и холодный.
— Видимо, вчера на нас напала скука, — усмехается. Приятно удивлён. Думал ведь, что та устроит показательное шоу и начнёт голосить во всё горло. — Впредь буду детальнее продумывать такие балы. А, или ты об интерьере? Готов поспорить, думала, что я сплю вниз головой, свисая с потолка или, хуже того, в гробу?...
Поднимает глаза. Перо застывает в воздухе, а с наконечника падает несколько капель чернил, прямиком на бумагу.
— ...И ещё... я бы поспорил на счёт верности употреблённого тобой прилагательного с данным местоимением в обращении ко мне, — сквозь зубы цедит он. — Оденься.
— Что ты там не видел? — выгибает бровь чертовка, складывая руки на груди.
Всё. Абсолютно всё. Он не мог даже представить, сколько вчера утекло от внимания. Рыжие кудри так эстетично касались выпирающих ключиц. Меж грудей рассыпались родинки, ярко и чётко напоминающие созвездие Большой Медведицы. Плоский рельефный живот едва заметно напрягался от дыхания. По левому бедру до колена струились кружева белой татуировки – ведьмовского знака.
— Вернее спросить, хочу ли я видеть тебя обнажённой?
Видар с трудом возвращает взгляд к бумагам.
— Рубашечку пожертвуешь? — кровожадно скалится ведьма.
— Может, ещё и короновать тебя мимоходом? — выгибает бровь, поднимаясь из-за стола.
— Нет, спасибо. Остановимся на быстром перепихоне.
— Я глубоко оскорблён.
Видар усмехается, бросая на неё брезгливый взгляд, отчего разноцветные глаза ведьмы вспыхивают алыми кострами. С губ слетает быстрое заклинание, на теле мгновенно появляется одежда: камзол, штаны, сапоги, кружевная рубашка – всё чёрное. И только вышивка из салатовых нитей указывает на принадлежность к новой Тэрре.
Презрение пропитывает ведьму от рыжей макушки до кончиков пальцев. Он считал её девчонкой по вызову. Papilio. Ещё тогда, в родном доме, несколько лет назад, когда за это чуть не схлопотал ледяной люстрой. Эсфирь была слишком грязной для него. Посягнувшей на чистенький альвийский традиционный храм, который, она готова поспорить, ранее принадлежал лишь Кристайн.
— Выметайся из моих покоев.
— Боишься, что рядом со мной не сможешь контролировать себя?
Эсфирь чуть склоняет голову, демонстрируя изгиб шеи.
Сладкое: «Мой Король...» вспыхивает в сознании Видара.
— Я не повторяю приказов.
— А это приказ? — приторная улыбка касается губ ведьмы ровно в тот момент, когда на его лбу надувается венка. — Интересно, как ты будешь смотреть в глаза своей благоверной? И, что скажет твой двор, когда узнает?
Видар даже не осознаёт, как срывается с места, зажимает запястья смеющейся ведьмы и вжимает её хрупкое тело в кровать.
— Тебе совсем жизнь не мила?
По склерам растекается жгучая ненависть.
Эсфирь окидывает странным взглядом разъярённое лицо, усмехаясь. Они сделали непоправимое. Их души, пройдя сплетения, будут требовать ещё и ещё, и ещё, и ещё, пока снова не получат любви друг друга. А если не получат, то, по легенде, раздерут сердца когтистыми лапами до кровавого месива.
Она использует замешательство короля, резко выворачиваясь и оказываясь сверху, удерживая его какой-то неведомой силой. Яркие кучерявые волосы рассыпались по плечам гроздьями рябины. Видар широко распахивает глаза, отчётливо помня такую сцену. Зная, каков будет итог.
«Смерть Ваша ясна, как небо голубое. Зелена, как трава после дождя».
Зрачки опасно сужаются. Если она попытается убить – он разорвёт ей глотку. Голыми руками.
Пытается дёрнуться, но она словно... удерживала его магией... без слов.
— Я обещала сравнять тебя со льдом, Кровавый Король? Или – Чёрный Инквизитор? Как тебе нравится больше? — опасно шипит ведьма.
В тонкой руке материализуется клинок. Видар усмехается, полностью расслабившись. Как только клинок приблизится к сердцу – ведьма разлетится в щепки от той энергии, которую он сейчас призывал в себя.
Замах.
Видар растягивает губы в опасной улыбке.
Мощный удар.
Клинок входит в подушку рядом с его виском, а затем рассыпается дымом.
— Ещё раз посмотришь на меня, как на papilio, я вгоню тебе в сердце настоящий!
Ведьма шепчет прямо в губы оторопевшего короля, а затем подрывается к двери. Его очередной сон оказался...враньём.
— Какое поведение – такое и название.
Видар лениво поднимается с кровати, небрежно засовывая руки в карманы.
— Я не собираюсь оправдываться перед тобой.
Ледяной взгляд разноцветных глаз морозит кости.
— А я не хочу слушать твои россказни, — хмыкает он. — Но в следующий раз, я заставлю тебя выйти замуж за того, с кем ты проведёшь ночь. Я знаю про Ирринга.
— Тогда тебе стоит готовить парадно-выходной мундир. Мало ли снова скука нападет, — фыркает Эсфирь.
— К полудню жду в кабинете, — только и кидает Видар в ответ.
Эсфирь открывает дверь, но замирает, чуть поворачивая голову.
— К слову, красивый потолок. Где-то я такой уже видела.
Дверь за хрупкой спиной захлопывается.
Видар вытаскивает руки из карманов – энергия душ обуглила кисти рук. Он потряхивает руками, произнося исцеляющее заклинание. Кожа медленно белеет, а чернота рассыпается прахом.
Он хотел убить её.
Разорвать в клочья голыми руками.
Растерзать, словно обезумевший зверь.
Почти сделал это.
Но она...
Ей двигало ущемленное чувство достоинства. Стремилась лишь запугать, не более. Только доказать, что сможет прикончить его в случае острой необходимости.
Видар усмехается, подкусывая губу. Не сможет, ведь руки обожгло далеко не ей. Он поворачивает голову в сторону кровати. Чёрная лилия одиноко лежала на подушке...
Следующая встреча с ведьмой, как назло, происходит перед дверьми кабинета. Она не удостаивает его взглядом, элегантно поправляя замявшийся лацкан камзола. Король лишь поджимает губы, ожидая, без малого вечность, пока слуга распахнёт двери.
Никто не встаёт и не удостаивает короля поклонами. Эсфирь хмурится, а затем прячет ошарашенный взгляд под коркой ледяной ненависти. Из всех находившихся в комнате альвов она знала лишь Себастьяна. Коротковолосую девушку воинственной внешности помнила по объятиям Паскаля в танце, а мускулистого, внушающего страх своей комплекцией, альва – видела мельком, в стороне.
Троицу вошедшие ни капли не побеспокоили.
Файялл продолжал лениво поигрывать клинками в левой руке, развалившись на мягком кресле в углу кабинета. Себастьян что-то объяснял ему с яркой улыбкой. Изекиль лишь закатывала глаза на некоторые жесты последнего. Троица выглядела нетипично для собрания с Кровавым Королём: расстёгнутые камзолы, своевольное расположение по всему кабинету, смех старых друзей и... покой, которого Эсфирь здесь ранее не наблюдала.
Последняя встреча с Советом проходила напряжённо, да так, что она невольно боялась дышать, но что хуже – показать эти чувства клыкастым зверям. Но сейчас всё разительно отличалось, кроме того факта, что она снова была лишней.
— Ты! — Изекиль переводит взгляд на Советницу. — Не думай, что у тебя есть шанс на ошибку!
— Изекиль, — предостерегающе проговаривает король.
— Очередная обиженная на маржан, что отобрали твой спокойный сон? — ухмыляется Эсфирь.
— Сон – не оружие. Без него, к счастью, можно убивать, — хмыкает Изекиль, чуть встряхивая головой. Волосы в хаотичном порядке рассыпаются по ключицам.
— Довольно, Изи! — Видар засовывает руки в карманы, выразительно смотря на девушку. — Госпожа Верховная, эта грубая особа – Изекиль Лунарис. Вон тот лысый амбал – её брат-близнец – Файялл. — Последний неприятно скалится, в очередной раз проворачивая клинки меж пальцев. — Мои лучшие разведчики. Если угодно, шпионы. Капитаны Теневого отряда.
— Теневого отряда?
Эсфирь неопределённо хмурится. Она не могла вспомнить ни одного упоминания о нём.
— На то он и Теневой, — хмыкает Себастьян из угла, опережая предстоящий вопрос Верховной.
— А вместе – Себастьян, Файялл и Изекиль образуют особую «касту» при моём дворе – Поверенные. — Видар расстёгивает камзол, отбрасывая его туда же, где зверски валялся камзол Себастьяна. Эсфирь медленно моргает, пытаясь не выдать смятения. — Прежде чем что-то обсудить с Советом, мы решаем это здесь. Но Совет должен искренне верить в то, что до них никто не знал содержания тем.
Эсфирь медленно облизывает губы, всё ещё стоя в дверях.
— Прямо-таки изумрудный квартет...Зачем тогда Совет?
— Ты что-нибудь знаешь о таком явлении, как «традиции»? — голос Файялла наполнен грубостью и презрением. — Хотя, в твоей расчудесной Малварме этого нет.
— Зато моя «расчудесная Малварма» не лицемерит.
— Правда? — Изекиль хитро улыбается, но, поймав предупреждающий взгляд от Видара, тушуется.
— Правда, — в тон ей скалится Эсфирь. — Зачем вам вся эта мишура?
— Это дополнительная защита Тэрре. Когда все думают, что мы защищены недостаточно, то их ждёт неприятный сюрприз, — разводит руками Видар.
— Так... О наших секретиках ты теперь знаешь, а какие скрывает дом Бэримортов? — Фай нагло дёргает бровью.
— Понятия не имею, — Эсфирь смеряет его холодным взглядом, двигаясь к креслу в противоположном углу кабинета.
— Разве братишки не делятся с тобой? — Фай даже не думает перестать нарываться под серьёзным взглядом Себастьяна.
— Я – Верховная Ведьма, мой маленький пикси. Даю очаровательные крылышки на отсечение, что ты видишь такую силу в первый раз. Защищай глаза. Больнее всего терять зрение, когда хочешь видеть. — Ведьма мило улыбается, усаживаясь в кресло. — А, что касается тебя, милая, — обращается к Изекиль. — Не думай, что я долго буду терпеть такой тон. Кажется, правая кисть у тебя совсем не лишняя. Хотя, я и отречённая от малварского престола и дома, но старший братец рассказал мне, каково это быть Мясником. Стоит признать, что, сжигая деревни – я им была.
Файялл довольно присвистывает, резко разворачивая нож и кидая им в Видара. Тот, не моргнув и глазом, ловит его за остриё лезвия. Эсфирь переводит взгляд на него. В глазах калейдоскопом мерцают – гнев, ненависть, шок. Ухо улавливает быстрый звук. Она изящно взмахивает рукой, чуть не забыв проговорить заклинание. Клинок рассыпается прахом у сапог.
— Урок первый: будь всегда на чеку, моя маленькая пикси. — Довольно скалится Файялл. — Мы не в Малварме, здесь предают чаще, чем дышат.
— А вот это ты зря, — холодно бросает Эсфирь.
Она еле шевелит губами. Со всех углов кабинета тянутся тени, солнечный день за окном меркнет, подобно её взгляду. Комната наполняется могильным холодом, что примораживает Файялла и Изекиль к местам. Они пытаются дёрнуться, но тщетно. Тени забираются через полуоткрытые губы, нос, уши, проникают сквозь роговицу глаза.
Вороньи хлопки крыльев становятся оглушающими. Идрис усаживается на плечо, склоняя голову. Он чуть кивает остальным – тени охватывают и их, являя собой двенадцать крепких воинов. Из их глаз, рук, спины и ног исходит чёрный дым. Они расположились плотным полукругом у кресел близнецов, занеся над ними клинки, сотканные из страха, ненависти, хаоса, ночи, мерзлоты и темноты.
— Ещё есть желание предать меня?
— Госпожа Верховная! — сквозь гнев она слышит спокойный голос Видара.
И, о Хаос, если он не хочет такой участи, то ему стоит замолчать.
— Или, может, убить, жалкие вы творенья?
— Эффи! — голос Себастьяна заставляет посмотреть на него с пустым взглядом и безумным оскалом.
Доносятся хриплые стоны Файя и Изи. Они трясутся от холода, пригвождённые к креслам.
— Я приказываю тебе остановиться!
— О, так даже интереснее! — едко дёргает бровью Эффи.
— Госпожа Советница, немедленно прекратите магические действия, иначе угодите в подземелье за ослушание, — самодовольно усмехается Видар, зная, что вряд ли напугает этим.
Эффи кровожадно улыбается, но отзывает магию. Воины обращаются в привычную стаю, вылетая в окно. Они забирают с собой кромешную ночь. Только Идрис остаётся на левом плече, насмешливо мерцая чёрными глазёнками.
Видар слегка хмурится. Что же скрывается в фамильяре?
Файялл и Изекиль рвано дышат, хватаясь за горло. Слизистую жжёт.
— Извиняться не буду, моя маленькая пикси, — фыркает Файялл.
— Мне было достаточно ваших стонов, — самодовольно мурлычет Эсфирь, поглаживая Идриса указательным пальцем.
Изи воздерживается от едкой фразы, гневно сверкая глазами.
— Теперь, когда вы, наконец, наигрались, мы можем перейти к совещанию? — хмыкает Видар.
— Пожалуй, мне надо сначала это перекурить, — Себастьян озорно ухмыляется, доставая сигарету. Но взгляд по-прежнему серьезен.
Эсфирь сдерживает удивление, когда Файялл и Изекиль тоже берут по сигарете. Все, кроме Видара. Словно он считал, что ведьма недостойна этого зрелища. К чему скрывать, наличие такой слабости у чистокровных альвов – поражало. Эсфирь была уверенна, что курение оказалось отпечатком службы в мире людей.
Видар, не дожидаясь, пока друзья закурят, разворачивает карту на столе.
— Причина, по которой мы здесь, и вместе с тем, моя цель – вот, — Видар указывает пальцем на территории Третьей Тэрры.
Файялл заинтересованно смотрит на непроницаемое лицо ведьмы, приподнимая бровь.
— Это лакомый кусок для Узурпаторов, — продолжает Видар. — Более того, это почти их кусок. Они замечены в сговоре.
Король намеренно не следит за реакцией Советницы.
— Их король серьёзно размышляет над предложением Генерала Узурпаторов на присягу, — глухо отзывается Файялл, почёсывая бороду и выдыхая дым.
— И какое нам до этого дело? Пусть забирает себе огненных троллей-недотёп, — безразлично пожимает плечами Эсфирь, замечая, как Изекиль закатывает глаза, а Баш, смотря на последнюю, плотно сжимает губы.
Почему-то Эсфирь кажется, что между двумя Поверенными короля пробежала кошка. И не одна. Оба старались всячески друг друга подначить, задеть или высказать недовольство поведением – прямо как сейчас.
— Военной политикой ты никогда не занималась? — надменно дёргает бровью Видар. — Они находятся прямо посередине между нами и Пятой Тэррой, оттуда есть выход к Междумирью, а далее – к людям.
— Так, а какой в этом толк, когда альвийская армия кичится блестящей силой и тайным Теневым отрядом? Если я всё прочитала и услышала правильно, вам ничего не стоит отразить их удар. А до Пятой Тэрры, как и до людей, нам вообще не должно быть никакого дела.
Файялл удивлённо вскидывает брови. Он не понимал ведьму или ту роль, что она сейчас выбрала. Вот если бы та разорвала все отношения с собственным домом – он бы, может, и поверил ей. Но сейчас, он знал это абсолютно точно, её равнодушие напускное.
— Нам всего лишь нужно переубедить Короля Третьей Тэрры, — невозмутимо улыбается Видар.
— Давно ли ты – благодетель? — фыркает Эсфирь.
— Ну, почему же! Мы его заставим передумать. Спасём от Узурпаторов. Он увидит другую жизнь и окажется в непомерном долгу перед нами!
Изекиль хитро скалится, зажимая сигарету меж тонких губ и медленно скользя взглядом по другу, что не укрывается от зорких глаз ведьмы. Скотские ухмылки и туманные фразы короля не внушают особого доверия.
— Всё, что ты наплёл – ложь. Но если я и поверю в неё, то для чего тебе должники в процветающей Тэрре?
— А за счёт чего, ты думаешь, она процветает? Мы живём на сделках. Наверняка ты видела вчера на балу одного тощего старикашку, что обхаживал буквально каждого. Румпельштильцхен. Самый верный, жадный до денег альв. Он жить не может без сделок: желания в обмен на душу, а душа в обмен на деньги. От меня, разумеется. Души – основа жизни моей земли.
— А как же древняя тёмная энергия Хаоса?
Эсфирь поочерёдно осматривает Поверенных. Конечно, для них не это не слыло великой тайной.
— Из древней тёмной энергии Хаоса здесь только ты, ведьма, — хмыкает Изекиль. — А, ой, или ты Перерождённая Хаосом? Вечно путаюсь в том, как тебя называют.
— Называй меня «госпожа», тогда амнезия тебе не грозит.
Эсфирь переводит взгляд на короля. В словах альвийки была здравый смысл. Ведь Эффи никогда не чувствовала рядом с ним и толики похожей магической тьмы, что, к примеру, жила в братьях. Те руны, что он сейчас скрывал – имели иное начало, вовсе не от Хаоса.
— Это всё может быть очень запутано, Эсфирь. Но наша Тэрра – другая, — прочистив горло, проговаривает Себастьян.
И снова Изекиль бросает на него мимолётный взгляд, который он намеренно игнорирует. Словно все находящиеся в комнате скрывают что-то очень важное, что-то, что, будучи обнаруженным – можно использовать вместо оружия.
— Как это понимать? — Эсфирь чуть щурится.
Ни в одном талмуде, что она прочла, про души ни слова не написано! Но... и разделы про тёмную магию и энергию Хаоса, касающиеся Первой Тэрры, заканчивались на Кровавой Бане, которую устроил король, когда свергнул Лжекороля... Ведьма тогда не придала этому никакого внимания. Все знали, что после Холодной войны – течение жизни в Тэррах вернулось к первоистокам и зиждилось на привычных для всех основах.
— Я – Целитель, это ты знаешь. Так же, как знаешь, что у каждой Тэрры своя магическая способность, своеобразный подарок от Хаоса. Но мой личный подарок – всегда отличался от способностей моего народа. Мне подвластна энергия душ. Я принял свою кровь и свой дар в жерле Пандемониума, а раскрыл его в Холодной войне. Усовершенствовал среди людей. Я был удостоен настоящим Альвийским подлинником. И тогда всё встало на свои места. Та легенда о Благородном Антале и Тиморе, которую знаете вы все – сказка. А я получил свой дар не от Хаоса...
Ведьма внимательно оглядывает присутствующих, что не проявляли особого интереса к истории. Файялл и Изекиль ненавистно смотрели на неё, будто в следующую секунду готовились броситься и лишить жизни голыми руками. Себастьян же расслабленно следил то за передвижением короля, то за парочкой друзей, то за Эсфирь. Она снова поворачивает голову на Видара, не веря своим ушам:
— ...Вернее, не совсем от него. От человека, который первый поддался Пандемонию, который, совершив первородный грех, поразивший Хаос, был одарён собственной землёй, народом – убийцами, злостными нарушителями, демонами, бесами, чёрными колдунами. Он стал отцом этой земли. Этого трона. Всех вас создал Хаос, чтобы нам не было скучно. Моего предка, а затем и народ – создал Бог, чтобы Адаму и Еве не было скучно, чтобы они занимались детишками. И так было, пока наш прародитель не воспротивился.
— Ты говоришь о... — Эсфирь склоняет голову на бок, стараясь оставаться бесстрастной.
— О Каине, — хмыкает Видар, забавляясь её попытками не потерять маску безразличия. Он берёт со стола портсигар Себастьяна, изящно вытягивая оттуда сигарету.
— Поэтому вы так чтили чистоту крови, запрещая мешать её с другой? Поэтому навлекли на всех нас проклятье родственных душ?
В глазах Эсфирь зажигается огонь ненависти и, кажется, именно им Видар и поджигает сигарету.
Изекиль издаёт смешок. Неужели из всего рассказа безмозглая ведьма зацепилась лишь за это?
— Родственных душ не существует, — ухмыляется Файялл.
Он лениво поднимается с места, подходя к карте Пятитэррья.
— Только потому, что вы – другие? Высший круг общества, если тому угодно? По мне так, вы – горстка идиотов! — Ведьма даже не замечает едких ухмылок близнецов Лунарис. — Извини, Баш.
Себастьян добродушно хмыкает, приподнимая ладони, мол, «всё в порядке, Эффи».
— Ты тоже не лучше нас. Рождённая маржанами, специально перерождённая посланниками самого Хаоса. Под стать нам, — ядовито улыбается Изекиль. — Ведьма, сотканная из сил Хаоса.
В области сердца неприятно жжёт. Под стать им. Всю её жизнь Всадники знали, кому она будет принадлежать. Для кого её должны воспитать. Зрачки Эсфирь расширяются. Видар, позабавившись с её выражения лица, задорно дёргает бровью и делает затяжку с таким видом, будто позволяет ей смотреть на то, как он курит. Медленно выпускает дым, который тут же сковывает плотными кольцами глотку Эсфирь.
Да, сами Всадники почитали его! Его – блестящего наследника Каина! Тот самый незримый винтик в системе Вечности! Тщательно спрятанный у всех на виду! Сама Смерть одарила его поцелуем. Его ожидала – блестящая Вечность и лавры к ней прилагающиеся. Он не боялся умереть. Ни о ком не заботился (трое Поверенных – лишь небольшое исключение из правил, да и, по правде сказать, он смирился бы со смертью каждого из них). Никого не любил. Не планировал кому-либо дарить сердце. И это делало его практически неуязвимым.
Но тогда почему его так стремились защитить и уберечь Поверенные? А, главное, от чего или кого... От самой ведьмы? Как бы она не хотела занести клинок над сердцем – не могла, связанная с ним... навечно. Эсфирь утыкается взглядом в самодовольное лицо. После смерти их тоже ждёт родство душ. От него не сбежать, не спрятаться, не раствориться.
Она чуть щурится. Только, если это не мир людей... Но сколько лет она сможет там выгадать для спокойной жизни?
— И, что же я, вылепленная по вашему образу и подобию, должна сделать с Третьей Тэррой? — спрашивает Эсфирь, прилагая неимоверное усилие, чтобы не сжать руки в кулаки.
Все с интересом смотрят на ведьму. В ней плещется миллиард вопросов, но... задаёт она совсем иной, который не прояснит сознание и на тэррлию.
— То, что умеешь лучше всего, — хмыкает Видар. — Сожги её. Дотла.
Пикси - мифическое существо из английской мифологии и британского фольклора в целом, считаются разновидностью эльфов или фей. В традиционных региональных преданиях пикси обычно добродушны, озорны, низкорослы и ребячливы; они любят собираться на открытом воздухе большими компаниями, чтобы танцевать и веселиться всю ночь.