Глава седьмая
которая решит,
понадобится ли Сондже билет
в Сувон или нет
И Сондже с ужасом поёжился...
А сидящие представители высшего общества только пустили тихие смешки. Юк посмотрел на Джиу, и даже при плохом освещении разглядел её улыбку. Что-то больно укололо в сердце.
«Какого чёрта?» — думал юноша, взгляд которого был прикован к чудовищу во фраке, чьи действия воистину пленили. Но не сами аккуратные движения тонких рук, а то, что они делали.
"Почётный гость" кричал, плакал, но крепкие руки бесчувственных машин уже привязывали его конечности к той колонне, а анорексичное приведение подготавливало из кучи инструментов рядом что-то, отдалённо напоминающее лом, и люди, смотрящие на это, широко улыбались.
Юношу охватил страх, причин оказалось много. Первая, наверное, самая основная, из-за которой через кожу его ног точно забили гвозди, а в горло, будто в воду, тонкой струйкой наливали кислоту, — долгое, но одновременно резкое сдирание этим ломом кожу привязанного человека. Крик стоял адский, из-за которого тело музыканта боялось сделать неверное движение, ибо тотчас было бы обратно приковано к месту невидимыми плутами. Второе же...
Стоило Сондже только немного оглядеться, как уши точно прокололи миллионы игл — ведь, как оказалось, помимо крика боли в зале стоял дьявольский смех, присущий самому Сатане, но появляясь из трахей светских людей, показавшимися Сондже в мгновение невероятно уродливыми.
Голова юноши стала настолько увесистой, что шейные позвонки едва держали её, и думалось, она вот-вот упадёт от града неприкрытого извращения от наблюдения «когтя». Сондже вспомнил. Дева, коготь, священность наказаний... Не было больше сомнений, что эти люди почитали, если не боготворили пытки уже забытой инквизиции. Откуда же люди?..
«Господин Ким — мэр и бывший судья...»
Какое зверство! Сондже было решено немедленно покинуть это кошмарное представление, из-за которого его дико воротило. Но когда он, собрав всё мужество, приподнялся, что-то, размером с мешок приземлилось прямо перед носом юноши, точно это что-то кинули в его сторону с нечеловеческой силой. Юк, как не старался, не мог оторвать взгляд от ещё живого человека, чей безумный взгляд напоминал огонёк свечи; мгновением позже Сондже поднял глаза на само тело, точнее на то, что от него осталось.
Вот уже теперь его лицо ощутило на себе то, что зовут «плевок кипятком»; будто ошпаренные, глаза не хотели смотреть на ужас истерзанного тела, и истерзало его, казалось, дикое и ненасытное животное, а в голову пощёчиной ударила жуткая вонь. Люди, если они ещё имеют права называться таковыми, с восторгом ринулись к телу и принялись с таким возбуждением трогать куски оставшейся плоти, что создавалось ощущения их полной бесчеловечности.
— Наш неосторожный господин Юк, вы уже уходите?
Сондже даже побоялся выдохнуть углекислый газ, что плавил его сознание и всякие представления об этом месте, ведь высокая тень опустилась совсем рядом с телом.
— Может, вы хотите также принять честь и опробовать это чудо?
Его голос вполне мог сойти за прекрасную капель весеннего дождя, чистый и спокойный, но имевший нотки властной манеры, коей обладают настоящие знатоки и мастера своего дела. Но, увы, прекрасный голос принадлежал чудовищному созданию, что вызывал отвращение не только благодаря лику, но и внутренним страстям.
Только из сухой, обожжённой ужасом гортани успело выйти лишь тихое «Я должен!..», как его посмели прервать. Да ещё кто!.. Горе, горе, горе!
— Я с-считаю, это отличная идея, г-осподин Пак!
Никогда ещё тот тоненький, прекрасный голосок не звучал так дьявольски ужасно для «влюблённого» молодого человека. В неописуемом волнении он пристально и жалостливо посмотрел на владычицу прекрасного лица; та же имела взгляд пронзительный, такой неподвижный, что не оставалось сомнений — это взгляд безумной. Господин Ким, тот статный добряк, сидел довольный и улыбался, не отрывая взгляда от кусков разодранной плоти.
Люди, не хуже автоматонов, сильно схватили юношу со всех сторон и старательно пытались закинуть Сондже на сцену. Две костлявые руки дьявола вытянулись, точно приглашая его в этот ад (причём приглашение то не имело иных вариантов, помимо его принятия). Сондже яростно стиснул зубы, шестерёнки, служившие украшением этим сумасшедшим, были готовы разодрать не только пиджак, но и все руки, а радостные вопли умалишённых огнём просачивались в голову.
Уже теряя все силы, Юк, сам того не понимая, на мгновение высвободился незримым чудом из когтей нелюдей, и потеря этого шанса стала бы хлыстом по спине в последние минуты жизни, потому ноги инстинктивно несли его тело прочь из зала. Толпа с довольными восклицаниями ринулась за опустошённым юношей, что не понимал собственных действий. Им влекло одно — не дать этим психически нездоровым людям схватить его.
Огни арены остались позади, вот узкий коридор, но стук каблуков всё ближе, и чья-то рука уже почти схватила его пиджак. Сондже кричал, как безумный, страх гнался по пятам, он взбирался по лестнице, ноги его соскальзывали и больше не двигались так уверенно. Ах, выбраться из темноты! Наверх!
Зеркальный пол, шторы, фиолетовая синева раннего утра за окном. Увы и ах, героя не интересует скрытая во всём эстетика сейчас, ибо несгибаемые от ужаса ноги вели его по пустым иллюзиям прекрасного особняка. В ушах до сих пор стоял крик, перед глазами, о, ужас! плоть, содранная живьём этим костлявым чудовищем!
Он думал, что сделают с ним, как руки нездоровых светских дам уволокут его туда, где царит весёлый хаос ужаса и боли! Представлял, как кожа будет гореть при сдирании её когтём, и как чудесные глазки крошки Джиу будут заворожённо глядеть на это!..
И вот пока Сондже ещё не начал себя жалеть, он остановился.
Погони не было. Только тиканье старых часов и едва уловимый танец ветерка, что проник в дом, точно ловкий вор. Посреди обманного очарования Сондже стоял один в бальном зале, принимавшем когда-то торжествующие празднества.
Юноша поднял взгляд на стену, точнее портрет, где красивое молодое лицо, напоминавшее спелую клубнику, светило красотой и пленило взгляд. Глаза не могли оставаться сухими после встречи с воровкой его сердца и такой жестокой предательницей. Его уже не волновали бешеные люди, "эстетика наказаний" и прочее.
Человек в муке, издав один лишь стон темнящего сожаления и отвращения к самому себе, зарылся руками в волосы, едва ли не сдирая их. Глупый, бедный, совсем неискушённый и не знакомый со зловещими Амуром и Фортуной, он, не боясь повлечь отголоски медленных шагов, побрёл к, как он мог думать, выходу.
Но если быть точнее, он брёл к солнцу, к большой веранде первого этажа, где огненное светило едва ли ещё родилось.
Он покинул дом, и никто не остановил несчастного, хотя, возможно, железные пленники сами позволили юноше спастись от сумасшествия подвала. Пустынная дорога устремлялась вдаль, и, объятый цветочным призрачным туманом, Сондже озарялся первыми лучами, и почувствовал он тёплый поцелуй. Не тот, что теперь желал забыть и уничтожить, а солнца. Оно касалось мыслей, губ и плеч, умудряясь не слепить так ярко на глаза; на жалостливые стоны отвечало и венчало пламенем его.
Идя навстречу утреннему рубину, туфли, теперь не давая отчёт о своих действиях, мирно остановились на рельсах; да, Сондже далеко зашёл, думая о собственной глупости, о хранящейся в зале второго этажа его первой любви и о том, что не стоило ему думать об этом столь наивно и поверхностно. Юк считал себя хорошим человеком — полюбил ту, кого люди отвергают из-за речи, и не повёлся на внешность!.. Но, к сожалению, он и сам не понял, что именно красивое лицо пленило его, речь же просто стала менее важной при любовании. Кто же мог подумать, что за стандартами скрывается извращённый ум нездоровой девицы, чей рассудок помутнел из-за шока в детстве! Вероятно, подобные отклонения наблюдались у всего городка, как иначе можно это объяснить.
Позор несчастному, пригретому светлой мглой забвения глупцу! Он потерял дар речи и разум, ослеп и точно лишился слуха — или просто бросился в отчаяние. Ибо звуки, помимо солнечной заупокойной мессы, он не слышал.
Первый поезд пришёл в движение, оборвав слушание юноши собственного реквиема в исполнении восходящего рубина.