[ 10 ]
Больничные коридоры пропахли резким лекарственным запахом, отчего у Элины слегка кружилась голова. Дешевые лампочки, освещающие помещение тусклым желтым светом, жужжали, еще больше раздражая. Она смотрела на встревоженных ребят, думая о том, как же все-таки это страшно – потерять друга и товарища. Им еще не было известно, что же все-таки произошло с мальчиком. Знали лишь то, что шанс того, что он вообще жив, очень мал. Но наивная, детская надежда все же согревала сердце.
ㅡ Тилькин Михаил, ㅡ громко произносит Валера, подойдя к дежурному врачу. ㅡ Что с ним?
Глаза женщины забегали. Она нервно потерла очки, пробормотав что-то вроде «вас проводят, подождите». Валера сменился в лице, хотел что-то сказать, но один из парней в черной шапке – Зима – положил ладонь ему на плечо, как бы намекая, чтобы тот захлопнул рот.
ㅡ Отвали, ㅡ на выдохе ответил он, скидывая с себя его руку.
Время, как назло, шло очень медленно, а подсознание рисовало самые жуткие картинки в голове. Полина Филипповна утирала слезы, скапливающиеся в глубоких морщинах под глазами. Она переживала за внука, он был ее единственным лучиком света в этой полной тьмы жизни. У Миши не было родителей: его мама уехала в Москву, чтобы начать жизнь «с чистого листа», без всего, что бы ей напоминало о прошлом – даже без собственного сына. Ему тогда было всего четыре года, поэтому он смутно помнил мать, но знал, что она в нем не нуждается ровно так же, как он не нуждался в ней; а отец, когда Мише было три, был убит мужем своей любовницы прямо в ее квартире. Будучи уже подростком, он нашел свое место в компании мотальщиков. Здесь он был своим.
ㅡ По поводу Тилькина? ㅡ спрашивает мужчина, появившийся здесь так внезапно. ㅡ Целым стадом пришли, да? ㅡ со злой усмешкой интересуется он, разглядывая уже надоевших ему подростков.
Милиционер уже порядком устал заниматься детскими передрягами местных группировок. Все это казалось ему такой несусветной глупостью! Он уже и сам был готов перебить всех этих малолетних идиотов, мешающих жить не только ему, но и всей Казани в целом. Он пренебрежительно осмотрел ребят, остановившись взглядом на девчонке. Ильдар Юнусович был удивлен видеть невинное женское лицо в компании прогнивших душой юношей. Ему хотелось верить, что она оказалась здесь по чистой случайности, и ему не придется в скором будущем вытаскивать ее из участка.
ㅡ Ну так что с ним? ㅡ спрашивает Зима, поглядывая на все еще плачущую Полину Филипповну.
Он промолчал, жестом показав им, чтобы те следовали за ним. Его быстрые шаги вели в сторону одной из палат. Старушка еле поспевала за остальными, придерживая в руках тяжелую банку с бульоном. Дверь открыли, а за ней показалась просторная одиночная палата. Ералаш, которого даже узнать было сложно из-за многочисленных повязок, покрывающих тело, и из-за ужасающих кровавых подтеков на лице, смешанных с сине-фиолетовыми гематомами. Он не открывал глаз, но дышал: тяжело и ровно. Бабушка ахнула, подбежав к внуку, завыла, когда коснулась его холодной ладони. Не просыпался. Но был жив – сердце билось, слабо, но билось.
ㅡ Врачи не знают, когда он проснется, ㅡ сожалеюще отметил Ильдар Юнусович, тихо добавив: ㅡ и проснется ли вообще, ㅡ вздохнул, помассировав виски.
Эта фраза словно добила. Повисло молчание. Удушающее молчание. Полина Филипповна зарыдала навзничь, сжимая ладошку Миши. Зима снял шапку, потерянно глядя на друга. Марат, недавно прибежавший от Айгуль, отвернулся, не в силах смотреть на изуродованное тело. Турбо смотрел на милиционера с нескрываемой неприязнью, будто бы это он был виноват во всех проблемах, так внезапно свалившихся на голову. А Кирилл...А что Кирилл? Эгоизм взял верх над совестью, приглушая сочувствие и эмпатию, пробуждая чувство некой облегченности. Теперь Ералаш не сможет рассказать правду; то, что было на самом деле. Какая радость.
Чулкова тоже хотела зайти и глянуть на загадочного «Ералаша», но Турбо намекающе придержал ее за плечо, чтобы она осталась за пределами палаты. Чтобы она не видела этого кошмара, не пугалась, теша себя мыслями о том, что все с этим мальчиком в порядке, он жив – а это самое главное.
Валера выходит к ней в коридор, хватая за локоть и уводя подальше. Глаза Элины округлились от неожиданности. «Ты что делаешь?» ㅡ спрашивает она, но ответа не услышала. Хмурится, когда он отпускает ее и с не самым приветливым видом начал ее отчитывать.
ㅡ Какого черта ты с нами пошла? ㅡ рявкает он. ㅡ Ночью с ни пойми кем шастаться нельзя, опасно это. Не знала? ㅡ процедил, злясь на то, что дома ей не сидится.
ㅡ А тебе какая разница? Хочу – и шастаюсь, ты тут при чем? ㅡ скрещивает руки на груди.
Наверное, она бы согласилась с ним, что это небезопасно, что она действительно сглупила, когда осталась здесь, когда могла уйти. Но грубый, даже хамский тон Валеры настолько вывел ее из себя, что ей хотелось поставить его на место, дать понять, что с ней так разговаривать нельзя.
ㅡ Слышала, как таких девчонок, как ты, ночью отлавливают? А потом насилуют, ㅡ начал он ее запугивать, видя, как мнимая смелость в ее глазах начала потухать. ㅡ С такими потом никто не общается. Они использованные. Вафлерши.
Девушке стало неприятно от его слов. Она промолчала, потому что знала, что если откроет рот, то наговорит лишнего. Много лишнего.
ㅡ Ничего не будет, дойду спокойно, ㅡ вздергивает нос кверху и проходит мимо него.
ㅡ Одна ты не пойдешь никуда, поняла?! ㅡ чуть ли не кричит он ей в спину. ㅡ Я с тобой иду.
Элина молчала. Хотелось заткнуть себе уши, чтобы просто его не слышать. Не слышать этих гадостей и унижений. Он казался совсем не таким. Что случилось?