Шанс| Трудные подростки

Ковалев выругался сквозь зубы и бросил на Полину долгий, сжатый взгляд.
— Ладно, Мишаева. Только не опаздывай на физру. И без своих этих... приколов.

Полина чуть склонила голову, игриво махнула рукой:
— Как скажете, Антон Вадимович .
Развернулась на пятке, лихо отбросила чужой скейт к стенке — прямо там, у входа, будто возвращать его владельцу было ниже её достоинства — и направилась в сторону лестницы.

Она поднялась на крышу.
Дверь хлопнула за спиной. Тишина. Только гудение ветра.
На крыше центра было как-то... правильно. Ни душ, ни напряжённых взглядов, ни чужого вранья, ни кислых улыбок.

Полина скинула рюкзак, аккуратно опустила его рядом с вентиляционной шахтой. Подошла к самому краю, где начиналась ржавая ограда.
Села на бетон, свесив ноги вниз.

Снизу — шум, гул, будни.
Сверху — простор. Солнце било в глаза, воздух был сухой, чуть пыльный, и ветер дёргал волосы. Всё это — как отрезанный кусок свободы.
На секунду захотелось заорать — не от боли, не от злости, а просто от того, что можно.

Она достала сигарету из рюкзака. Одна, чуть помятая. Подкурила. Затянулась.

Ощущение — будто она выше всего. Не в смысле "лучше", а буквально: выше всех этих суетных людей, расписаний, наказаний, случайных фоток и пустых обещаний.
Как будто она — персонаж в игре, а остальные — просто НПС.

И вдруг:

— Эй! Мишаева! Слазь оттуда на*рен, нам труп на центре не нужен!

Голос Германа Алексеевича был как всегда: надтреснутый, громкий, с нервами, вросшими в каждое слово. Полина не пошевелилась. Только ,щурясь ,посмотрела вниз и снова затянулась.

Снизу вылетел Ковалев. С чашкой новой. Только собрался перекусить. Услышав голос директора, недоумённо спросил:

— Кому орешь ,Алексеич?

Тот ткнул пальцем вверх. Ковалев поднял взгляд — и в тот момент его лицо слегка изменилось. Улыбка, которая ещё жила в уголках губ, исчезла.
Он просто посмотрел. Молча.
Потом, не говоря ни слова, повернулся и пошёл прочь — на спортивную площадку. Весь такой "не в моей юрисдикции".

— Полина! Последний раз повторяю — слезай! И на физру!— крикнул Герман ещё раз, но уже устало, с тем типичным тоном, каким взрослые говорят, когда понимают, что на ребёнка не действует ни страх, ни упрёк.

И ушёл.

Полина осталась одна. Затянулась ещё раз. Посмотрела вниз. Люди как муравьи.Ветер чуть крепче.Она потёрла ноги от бетонной крошки, допила тёплую колу из рюкзака, встала, отряхнулась.

Пошла вниз.
Проходя по лестнице, она снова почувствовала — всё то же. Эти стены, эти звуки, запахи пыльных курток, еда из столовки, тупой смех.

Полина вышла из тени здания в яркое, летнее солнце. Асфальт отдавал теплом, в воздухе висел запах пыли, дешёвого антиперспиранта и пота. На поле уже собрались «свои» — группа б. Кто-то крутил мяч, кто-то просто стоял, вялый, как варёная сосиска в июне.

Антон заметил её сразу. Долго смотреть не стал — просто поднёс свисток ко рту и резко засвистел .
— Быстрее давай, тебя только и ждём!

Полина, не спеша, бросила в ответ, чуть прикрывая глаза от солнца:
— Да-да, бегу!
И даже не подумала прибавить шаг.

Ковалев скривился, закатил глаза:
— Господи... цирк.

Он махнул рукой:
— Три круга вокруг поля, шевелимся!

Ребята застонали хором, но начали разбредаться в бег. Кто вперёд, кто как ленивый пенсионер после похмелья. Только Полина не двинулась с места — прошла мимо всех и села на лавку, спокойно, с достоинством, закинув ногу на ногу. Щурилась от солнца, будто сидит в шезлонге, а не на задрыпанной скамье под крики Ковалева.

Антон Вадимович в недоумении подошёл ближе.
— А, тебе, значит, особое приглашение надо, Мишаева? Или я не так свистнул?

Полина наклонила голову, улыбнулась, невинно, даже чуть наивно:
— А у меня, вроде, освобождение?
Солнце играло в её волосах, лицо — маска лёгкого безразличия, но в глазах — огонь.
Ковалев хмыкнул, с сарказмом в голосе:
— Освобождение? Не припомню у тебя проблем со здоровьем. Разве что с головой...

Полина молча вытащила телефон. Открыла уже знакомую фотографию. Протянула экран прямо под нос Ковалеву. Без слов.

Он закрыл глаза и потер переносицу.

И как назло — Никита и Фил,пробегая мимо, заглянули на экран.
Никита первым разразился:
— Опа-а!
Он резко развернулся, подлетел к Полине и выхватил у неё телефон.
— Фил! Смотри, второй сезон!
Фил заглянул через плечо, засмеялся в голос.
— Антоха, да ты шо, снова селфимэн?— сказал пробегавший мимо Платон.

Они понесли телефон дальше, показывая фотку остальным. Крики, охи, улюлюканье.

Полина откинулась назад на локти, удобно устроившись на лавке. Лицо победителя. Поза — максимально расслабленная.
Победитель не спорит. Победитель просто наблюдает.

Ковалев в этот момент чуть не проглотил язык. Свистнул снова, зло, коротко:
— Че стоим! Побежали, я сказал!! Еще три круга.

Толпа сдвинулась. Ещё не веря в происходящее, но бег начала.

Проходя мимо, Фил подмигнул и вскинул палец:
— Антон Пиписькович снова в деле? Красава , Ковалев.
Кто-то засмеялся, кто-то повторил вслух — и пошли, шумной толпой, смеясь, обсуждая кадр.

А Полина осталась сидеть.

На лице — всё та же полуулыбка.
Взгляд — устремлён куда-то дальше поля, дальше центра, дальше этих бегущих людей.
— Бегом вокруг поля!— будто приказал тренер.
— А волшебное слово?
— Уе*у щас! Быстро!
— Вы перегибаете с волшебством ,Антон Вадимович!
— Да пошла ты.

Ковалев стоял посреди поля, как будто пытался не показать, что у него сейчас случится паническая атака. Он чувствовал: это ещё не конец.

16:00. День затухает. Атмосфера — выжатая.

Физра давно закончилась. Кто-то всё ещё шатался по территории: лениво, без цели.
Платон сидел в тени, щёлкал семки, кидал шелуху в банку из-под энергетика.
Макс и Никита спорили у автомата — не работал.
Яна лежала на перилах с наушниками в ушах.Женя курила, глядя в пустоту, будто в ней был смысл. С ними Лена.
Кто-то уже ушёл— тихо, незаметно, просто исчезнув из дня.

Центр был как огромный, выдохшийся организм.
И в этом теле — ходил Ковалев. На втором этаже, быстрым шагом, будто ищет нечто важное.

И тут — навстречу Даня. С рюкзаком, усталый. Просто шёл в туалет, но Ковалев махнул рукой:
— Макеев! Сюда иди, на минуту.
Даня остановился, зевнул:
— Че такое?

Ковалев огляделся, понизил голос, шагнул ближе. В его лице — не было строгости. Скорее... паника, завуалированная под просьбу.
— Слушай, тут это... короче... дело есть.
Даня поднял бровь
— Убить кого-то?

Ковалев щёлкнул языком, нетерпеливо:
— Ты дурак? — он посмотрел на улыбающегося Даню . — Насчет Полины.
Даня напрягся:
— И что?
— Ну ты ж с ней вроде... общался? Пару раз терся с ней.
— Она меня отшила, если чё.
— Да это неважно! — Ковалев резко улыбнулся, будто что-то вспомнил.— Че реально отшила? Ну ладно, не важно. Мне надо, чтобы ты, ну... втерся к ней в доверие.
— Ага. А дальше?— Даня уже начал подозревать.
— Удалить фотку. Ту. С телефона. Чтобы она исчезла. Всё.
Ковалев смотрел в глаза. Настойчиво.
— Серьёзно?— Даня фыркнул. — Ты хочешь, чтоб я типа стал "другом", втерся в доверие и стырил фотку?
— Не стырил. Просто... удали. Как получится. Завлеки её, побудь рядом. Может, разговор заведёшь, может, она покажет что. Не тупи!

Даня отступил на шаг.
— Ты понимаешь, как это тупо звучит? Лучше Фила попроси. Они вроде мутят.
Ковалев закатил глаза.
— Фил сам бы слил эту фотку всем. — Вздох. Глубокий, почти отчаявшийся.
— Тебе сложно, что ли? Спать с ней необязательно. Просто... сделай по-умному. Поиграй немного. Я тебе заплачу.

Наступила пауза. Долгая.
Даня посмотрел в окно. Солнце уже шло вниз.
Потом — на Ковалева. Видно было — тот реально на грани.

— Сколько платишь?

Ковалев усмехнулся, коротко.
— Сделаешь — получишь. Я не обижу.

Даня помолчал. Плечи опустились, лицо стало закрытым.
— Ладно. Попробую. Но если она спалит — сам разбирайся.
Ковалев кивнул быстро, благодарно.
— Вот и умница. И поторопись — мне надо, чтоб сегодня. Понял?
— Понял.

Они разошлись. Даня пошёл вниз по лестнице, уже жалея, что открыл рот.