ГЛАВА 4
Райто наблюдал за происходящим с ленивым, почти равнодушным интересом, словно смотрел театральную постановку, финал которой ему был известен заранее. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Билли украдкой искала в его лице хоть тень сочувствия, намёк на вмешательство — и с каждым новым взглядом чувствовала, насколько глупо, насколько наивно это выглядит.
Аято тем временем потерял терпение. Он сделал шаг — и следующий. Ещё мгновение, и Билли почувствовала, как её спина гулко ударилась о холодную стену. Воздух выбило из лёгких, а перед глазами рассыпались острые белые искры.
— Олень, — выдохнула она сквозь сжатые зубы, голосом, в котором сплелись боль и горечь.
Реакция последовала почти моментально. Удар, рассчитанный инстинктом и адреналином, пришёлся точно туда, куда нужно. Аято согнулся, охнул — он не ожидал сопротивления. Они, похоже, никогда не ожидают. Для них "жертва" — это нечто кроткое, удобное, безвольное.
— С вами даже договориться невозможно, — голос Билли стал тише, но в нём проступила горечь, — вам ведь не кровь нужна. Вам нужны шоу и эмоции. Вы — не хищники. Вы — грязные садисты.
Фраза была адресована Райто. Он всё ещё стоял в стороне, не вмешиваясь. И всё ещё молчал...
༒
Шёл дождь. Окна дрожали от ветра, по стеклу стекали косые капли, и, казалось, вся эта готическая идиллия служила идеальным фоном для сцены, которую в романах обычно называют "судьбоносной". Но здесь всё было куда грязнее.
Билли стояла у книжной полки, перелистывая том по истории старых кланов. Интересно узнать об этой семейке побольше... Когда услышала шаги, немного встрепенулсь. Мягкие, тягучие, как шёлк по коже.
— Ах, вот ты где, стервочка, — прозвучало за её спиной, и она едва сдержалась, чтобы не скривиться.
Райто.
— А ты всегда такой липкий, или только, когда на тебя не смотрят? — не оборачиваясь, бросила она. Голос ровный, почти ленивый, но пальцы сжались на корешке книги.
— Только когда рядом что-то... интересное, — он подошёл ближе, задел плечом её волосы. — Ты ведь не похожа на других. Смиренностью от тебя и не пахнет.
Она повернулась, глядя прямо ему в глаза.
— Тебе, наверное, скучно быть предсказуемым мерзавцем, — произнесла она тихо, но каждое слово — как выстрел. Боялась сказать лишнего, но держалась бойко. — Не хочешь сменить амплуа? Хотя бы ради разнообразия?
Он усмехнулся, облокотившись на полку рядом. Его дыхание касалось её щеки. Она не отступила.
— Смотри-ка, ты даже не дрожишь. Или тебе просто нечего терять? — Его пальцы почти коснулись её шеи, но остановились в паре сантиметров. — Неужели ты уже сломанная?
Она сделала шаг назад, но не из страха — из брезгливости.
— И тебе это нравится? Играть с трещинами? Знаешь, что бывает, когда слишком сильно давишь на слабое место?
Он смотрел на неё с полуулыбкой, лениво, как кот, у которого нет нужды гнаться за мышью — она сама прибежит.
— Тогда трещины становятся входом. В душу, в разум... в тебя.
Её передёрнуло. Но она не дала себе упасть в эту ловушку.
— У тебя отвратительный вкус, — сказала она, уже уходя, — но, пожалуй, теперь я знаю, кого ты боишься больше всего.
— Кого же? — голос его потянулся за ней, будто цеплялся.
— Тех, кто не боится тебя. Ужасно, правда?
Она ушла, а он смотрел ей вслед. Усмехнулся.
Интересно.
༒
Первый школьный день оказался даже хуже, чем Билли могла вообразить. Мало того что её определили в один класс с Аято, так ещё и коллектив встретил с ледяной вежливостью — такой, что казалась даже теплее прямой вражды. Никто не пытался заговорить, даже взглядов избегали. А для Билли, которая умудрялась находить общий язык даже с мертвецом (если не считать шестерых ночных кошмаров, с которыми теперь делила крышу), это было в новинку.
Одноклассницы, тем временем, то и дело вились вокруг Аято, будто он сам Иисус, спустившийся с небес, только, как она позже из разговоров узнала, с баскетбольным мячом и завышенной самооценкой. Канато — его младший брат, по совместительству человек-мрак и личный ад для любого психотерапевта — не расставался со своей игрушкой даже на уроках, и всё это вместе вызывало у Билли острый испанский стыд, граничащий с физической тошнотой.
Наблюдая за новым «социумом», Билли всё же пришла к выводу: изгнание ей тут не грозит. И вовсе не потому, что никто не хотел подружиться. Просто весь этот класс представлял собой сборище антисоциальных атомов: каждый сторонился каждого, общение избегалось, а на вопрос «как дела» можно было схлопотать саркастичную нотацию на десять минут. Все, кроме Аято. К нему липли, как мухи на приторное. «И чем вы все в нём видите, черт бы вас...» — мысленно морщилась Билли, закатывая глаза всякий раз, когда кто-то очередной в порыве благоговения сравнивал его с богом войны.
Наконец прозвенела долгожданная перемена — после химии, которую она возненавидела быстрее, чем преподаватель успел выдать пробирки. Билли первой вышла из класса, уносясь прочь с такой скоростью, будто за ней гнались. Направление было строгое — туалет, и никак не ради косметического ритуала, а чтобы выдохнуть. Хоть немного.
У зеркала она остановилась, стиснув пальцы по краям раковины. Сквозь тональную основу на шее всё равно проступали два слабых, но таких унизительно говорящих следа от укуса. Она не убирала волосы за уши — даже если пряди липли к лицу. Лучше так, чем демонстрировать своё бессилие.
Ей нужно было узнать о вампирах всё. Как можно больше. А лучше — сблизиться хотя бы с одним из братьев. Не потому что хотелось, а потому что иначе она просто не выживет. Не морально — физически. Быть одной для неё давно уже стало не привычкой, а стилем жизни. Но здесь, в этом доме, где стены дышат жаждой, одиночество не спасает. Оно убивает.
༒
«Тут, оказывается, так красиво», — подумала Билли, глядя на ночное небо с крыши школы. Ни тучки, лишь неполная Луна и рассыпанные по синеве звёзды. В первый же учебный день она позволила себе прогулять занятие. Мысль вернуться в класс вызывала стойкое отвращение.
Стоя у перил, она поглядывала вниз.
«Неужели я правда настолько сильная, что до сих пор не позволяю себе даже думать о таком?..»
— Ах, прогульщица... — лениво раздался голос за спиной, и у Билли по коже пробежал знакомый холод.
— Ну, типа того, — выдохнула она, не оборачиваясь. — А ты-то чего тут забыл, Райто?
— Хм... — его шаги были почти неслышны. — Просто стало любопытно. Что же ты из себя представляешь, Билли Эллингтон?
Он подошёл ближе, но не спешил касаться. Голос — с приторной мягкостью и укрытой усмешкой. Он будто пробовал её на вкус — словами.
— Интересно, с каких это пор?
— С тех самых, как ты решила не подыгрывать. Это редкость. Большинство либо боятся, либо подчиняются... или делают вид. А ты — просто забавна. Такая, знаешь ли, наивная в своей... прямолинейности.
— Ага, сейчас расплачусь от умиления, — фыркнула Билли. — Но если хочешь узнать меня поближе, не спеши. Гораздо интереснее, когда всё происходит по капле. Правда?
Райто на миг замолчал, затем мягко хмыкнул.
— В этом ты права. Мне всегда нравилось сдирать слои медленно. Один за другим. И смотреть, как люди теряют себя — даже не замечая этого. А ты... пока держишься. Это интригует.
— Ты ведь просто играешь, да? Слова, взгляды, вопросы — всё ради реакции.
— Возможно. Но ведь ты всё равно отвечаешь. — Его взгляд скользнул по её лицу. — Почему ты не боишься перечить мне?
Она опустила глаза.
— Наверное... потому что мне уже нечего терять. — Голос Билли стал ниже. — Я прожила семнадцать лет, и почти всё это время — в борьбе. Меня всегда прижимали к стенке. Поначалу я дралась. Потом — старалась не замечать. А сейчас... сейчас мне просто надоело. Я не боюсь боли. Не боюсь даже смерти. Я не хочу умирать, нет... но, думаю, страх — в неожиданности. В том, что не успеешь.
Райто прищурился. В его глазах промелькнул интерес — хищный и почти тёплый.
— Удивительно, — проговорил он, — ты говоришь так, словно знаешь цену каждому слову. Но ведь ты дрожала, когда впервые увидела нас. Даже сознание потеряла — помнишь?
— Да, — пожала плечами Билли. — Наверное, это и есть моя проблема. Внутри — всё одно, а снаружи я не всегда управляю собой. Впрочем, тебе-то не привыкать к человеческой двойственности? Или всё ещё не разобрался?
— Ммм... — он приблизился, и на секунду показалось, что дотронется до её щеки. Но передумал. — Просто интересно. Как долго ты сможешь оставаться собой, прежде чем расколешься.
Он наклонился ближе к её уху.
— А я очень терпелив. Мне нравится... наблюдать.
Впервые за весь разговор Билли едва заметно улыбнулась. Может быть, впервые — искренне.
— Ты и вправду мерзкий. Но у тебя красивый голос. В этом есть что-то... расслабляющее.
— Благодарю, мадемуазель, — театрально поклонился Райто. — Но, увы, наш роман под звёздами прерывается. — Он замер, прислушиваясь. — Советник приближается. И если я не ошибаюсь, у тебя будут проблемы.
Он исчез из поля зрения так же легко, как появился. А Билли осталась стоять одна, с быстро стучащим сердцем и странным ощущением — будто она только что начала играть в игру, чьих правил не знает.