часть 12
Уже стемнело. Вы сделали салат, прибрали за собой и пошли накрывать небольшой железный столик в лабиринте из зарослей, который освещался фонарями. Виноград и салат, аппетитно лежавшие на тарелках, манили своим запахом. Три свечи, стоявшие в ряд, придавали особую атмосферу этому вечеру. Фонари освещали кусты, росшие ввысь, и из-за этого они были не такими жуткими и пугающими. Растительность будто хотела дотянутся до солнца, ну, или до луны с кучей звёзд. Своё белое винтажные платье ты так и не сняла, а Ран надел свой любимый костюм фиалкового цвета. Костюм, очень подходил к глазам Рана. К глазам, которые будто смеялись или усмехались над чем то. Возможно, из-за всей этой ситуации, а, возможно, у него были на то свои причины, или же у него всегда такой взгляд, а ты просто этого не замечала. Мелочей, придававших вечеру особую, сказанную, неповторимую атмосферу – было не счесть.
– Присаживайся, – Наконец-то выпалил Ран и пододвинул стул, чтобы ты присела.
Ты села на стул, чуть приподняв платье, чтобы оно красиво легло в момент, когда ты уже сядешь. Ран задвинул твой стул, как истинный джентельмен. Его всегда так учила делать мать, говоря о том, что девушке будет приятен такой жест внимания. Ран присел напротив тебя и вы принялись есть. Парень бросил пару комплиментов о том, что блюдо превосходно, а после вы утихли. Тишина эта не резала уши, не нагоняла бурю отвратных мыслей, неловкости и дискомфорта. Всегда, абсолютно всегда, тишина между вами двоими была уютной и умиротворённой, даже, когда вы впервые гуляли по парку и тишина между вами возникла, ни ты, ни Ран, не чувствовали неловкости. Это было странно, особенно для тебя, но тишина с ним была чем то большим, чем просто тишиной.
Вы поели и попросили служанок убрать за вами, а после прошли лабиринт ещё пару раз. Теперь ты знала каждый уголок лабиринта, каждую тропинку и веточку, но Ран сказал, что узнать что-то за такой короткий срок – невозможно. Нужна целая жизнь, чтобы узнать что-то полностью, да и жизни может не хватить. «Как жаль, что приходится жить, но ещё хуже, что живёшь лишь однажды», – Говорил Ран. А ещё сказал, что лабиринт, также, как и этот дом, хранят в себе много тайн, и они не столь просты, как кажутся на первый взгляд.
За домом оказалась большая лужайка с зеленой травой, которая щекочет ноги и от этого хочется смеяться, смеяться, смеяться, как в детстве, когда ещё не знали, что быть взрослыми не так уж и весело, не знали проблем и не осуждали людей за вкусы.
В конце лужайки стоит забор, он достаточно хлюпкий, не тот, что около входа. Ещё была дверь, чтобы выйти с территории особняка, она не была заперта и вы с лёгкостью её открыли. За железным забором, который отгородил вас от всего, тёк небольшой ручей.
– Если пройти дальше, то там будет река. Это проточная вода, которая течёт из ключа и, поэтому, река всегда холодная, там особо не покупаешься. – Сказал Ран и закрыл дверь.
– Зачем ты закрыл дверь? Мы бы могли пойти на речку, не купаться, а просто помочить ноги или посмотреть на неё. – Вымолвила Т/И
– Сейчас не так жарко, чтобы мочить ножки, ты простудишься. Тем более, уже поздно, ты разве не хочешь спать? – Выпалил Ран
– Я не хочу, – Ответила Т/И
Ран – А я вот хочу, поэтому, нам стоит разойтись по своим комнатам
Вы развернулись и пошли в особняк Хайтани, по дороге Ран начал тебе рассказывать историю, а точнее, рассказывать тайну, которую ты очень хотела узнать ранее. Он был не из тех людей, которые держаться за прошлое, просто в той самой комнате возникла ситуация не из приятный, разбившая его сердце на тысячу мелких осколков. Именно из-за этого, он не смог рассказать тебе историю в тот раз, он был попросту не готов.
– Моя мать потеряла зрение в разборках двух преступных группировок. Была война между Бонтеном и группировкой Кейджи Като. Ей, или выкололи глаза, или что-то сделали, но сама суть в том, что она ослепла, а через несколько лет скончалась в этом доме. – Ран сделал долгую паузу, а потом продолжил. – Мы переехали в этот дом после того, как она ослепла. Никто не мог постоянно находится с ней рядом, а она этого очень хотела и ей было нечем заняться. Она обожала писать книги или рассказы, когда ещё могла видеть, и у неё было достаточно свободного времени. Именно тогда, отец нашёл на чердаке печатную машинку, оставшуюся после предыдущих хозяев. На печатной машинке был пропечатан каждый симбл на кнопке, чтобы можно было пальцами ощутить что и где находится. Отец протёр машинку от пыли и отдал её матери, со словами: «Напиши свою историю жизни, ты же любила писать». Мама взяла машинку и оставшиеся два года усердно трудилась над книгой, она каждый день вставала ранним утром и шла творить, и создавать шедевр, а ложилась спать за полночь. 2 года подряд, без выходных и передышек, она писала. Я не встречал людей, кроме неё, которым бы так же сильно нравилось писать. Она была единственной. Единственной в мире Рози Хайтани, которая, потеряв зрение, не отчаялась, а продолжала своё дело. Она не показывала никому свой прогресс, хотела показать нам всё сразу, а мы все были не против. И вот, спустя два года, она отдаёт именно в той самой комнате, где сейчас стоит печатная машинка, огромную стопку листов, в ней ровно 2174 страницы. Она отдаёт её отцу в руки, а мы с Риндо стоит в дверном проходе. Отец начинает безумно быстро листать страницы в поисках чего то, его выражения лица быстро изменилось. Он листал и листал, чуть ли не вырывая страницы, перевязанные ниткой сбоку. Он пролистнул страницу, где ему следовало увидеть её первое воспоминание, где она познакомилась с моим отцом, где описывала роды, где описывала момент потери зрения. Он хотел увидеть всё это и прочесть, но увидел лишь пустые листы. Каждый лист был пустой и он не понимал в чём дело, но понимал, что все её старания ушли коту под хвосты, упали в бездну и она больше не сможет написать в точности такую же книгу, её историю никто не прочитает и не запомнит. Её саму не запомнят. Она не будет жить вечно, ведь памяти о ней не будет, а когда нет памяти, то нет и жизни после. Отец не знал, как сказать ей об этом и решил не говорить, чтобы не расстраивать её: «Я обязательно это прочитаю, твоя книга заслуживает особого внимания» – Сказал он проронив слезу. В тот день я впервые увидел, как он плачет. Обычно, он был строг и непоколебим, никогда не плакал, чтобы не случилось, он даже эмоций не выражал. Он был словно робот, без чувств и эмоций. – Сказал Ран на одном дыхание, а после добавил. – У меня не укладывалось в голове, что все эти 2174 страницы пустые, и в тот момент я вспомнил, что, когда мы только приехали в этот дом, мы с Риндо играли на чердаке и увидели эту печатную машину. Мы начали её разбирать и случайно сломали. Мы вытянули из неё печатную ленту, а обратно вставить не смогли, поэтому, положили её так, будто ничего и не было, а постом и во все забыли про этот случай. В тот час я всё-таки вспомнил об этом, но тогда было уже слишком поздно. И в тот момент моё сердце разбилось на 1000 мелких осколков, они впились мне в глаза, разрезали вены, я был готов реветь безутешно и не обращая внимания ни на что, но мне мешали взгляды, что прожигали меня насквозь. Я до сих пор виню себя в этой ситуации. Я не могу забыть, как она радовалась, когда отдавала стопку листов отцу. Я никогда не прочту её историю жизни, а она так и не узнала, что её книга состояла из 2174 пустой страницы. Через пару недель её убил Кейджи, также, как и отца, мы с Риндо успели спастись, но не смогли забыть весь ужас, который произошёл в тот день. Кейджи зарезал их у нас на глазах, а мы ничего не могли сделать. Мы были жалки и беспомощны, но, думаю, я до сих пор жалок, потому что, как трус сбегаю от проблем и прячусь в этом особняке вместе с тобой.
Смерть настигает всех, но трусов, бежавших от неё, она настигает впервую очередь