Глава XVII
Наталья стояла возле барной стойки, держа планшет так, будто это щит.
Её взгляд скользил по залу словно сканер, всё прошло проверку за секунду: салфетки выровнены, бокалы сверкают, люстры на безупречной высоте.
Напротив Вика поправляет цветочные композиции. Её улыбка мягче, почти примирительная, но пальцы едва заметно дрожат.
Тишина между ними густая — каждое слово может стать фитилём для детонатора.
— Чайные ложки разного калибра? – шипит Наталья, отодвигая лоток официанту.
— Главное, чтобы ревизор не был калибра "выше", – тихо, с иронией бросает Вика. — Я проверю.
Рядом с ними официант Илья спотыкается о собственные ноги.
Поднос с шампанским взмывает в воздух и хрустальный «звон» отзывается в зале, как сигнал тревоги.
Наталья бледнеет.
Вика, не растерявшись, перехватывает поднос — последний бокал уцелел.
Очки ревизора (где бы он ни был) уже могли бы фиксировать минус-балл.
— Отправляйся на полировку, – сухо бросает Наталья парню, не повышая голоса, но тон как лезвие.
— Из Ильи может ещё не просто официант выйдет, – мягко, почти незаметно, добавляет Вика. — Когда-то и я роняла бокалы.
Пауза. Наталья чуть смягчает взгляд и в тот же миг снова прячется за бронёй.
Планшет опускается, но лишь на мгновение.
— Ресторан не полигон, – тихо говорит Вика, подходя ближе. — Хотя сегодня, похоже, именно так и есть.
— Не, полигон — это кухня, – отрезает Наталья, — а зал должен быть парадным строем.
Вика кивает, не спорит. Она привыкла к боям без крика — её оружие легче, но порой действеннее.
— Салфетки ровнять по краям стола, а не по настроению! — бросила Наталья, проходя между рядами, как командир на инспекции.
— У нас их уже ровняли... трижды, — осторожно вмешалась Вика.
— Значит, сделают это вчетверте. Когда всё правильно оттачивают автоматизм.
Вика остановилась у вазы с орхидеями, медленно крутя один цветок на стебле.
— Может, им дать немного передохнуть? А то развалятся морально раньше, чем придёт тот инкогнито.
— Лучше пусть сломаются здесь, чем во время ревизии.
Позади снова споткнулся Илья. Наталья мгновенно повернула голову:
— Стоп! Повторяй.
— Что?..
— Проход. С подносом. От бара до окна. Тренировка. Пять раз. Если не прольёшь — пойдёшь на обед.
Илья вздыхает, но слушается.
— Я не думала, что ты способна так мобилизовать персонал, — говорит Вика, наблюдая за отточенным движением Натальи, которая корректирует салфетки, стаканы, вазы — всё, словно с фотографической памятью.
— У меня не мобилизация. У меня — предотвращение катастрофы.
— Ну вот, у тебя планшет, у меня — орхидеи, а на кухне — катастрофа с перцем чили.
— Что с чили?
— Резали без перчаток. Потом глаза... сама понимаешь.
— Пусть завяжут глаза и режут дальше. У нас и так всё как на ощупь.
Вика рассмеялась. Не вслух,а скорее уголком рта. Наталья заметила это краем глаза, но ничего не сказала.
— Ты заметила мужчину у окна? Сидит, смотрит в меню, но уже дважды пересчитал бокалы на соседнем столике.
— Обратила внимание, — ответила Вика. — И даже подумала, что это ревизор.
— У него ботинки с царапиной. Не он.
— Как ты умудрилась разглядеть царапины на его ботинках? — удивлённо спросила Вика, изогнув бровь. Но, заметив серьёзный и сосредоточенный взгляд Натальи, всё же продолжила. — А может, он так и задумал — под видом небрежности.
— Если ревизор действительно такой хитрый — мы уже проиграли.
Вика обернулась, ещё раз бросила взгляд на зал.
— Кто бы ни был ревизор — мы точно выглядим так, будто ждём второго пришествия.
— А если придёт первое — будем благодарны, что не с кулинарной катастрофой.
Вдруг к ним подбежала официантка Настя:
— Женщина у третьего стола спросила, есть ли у нас запасное меню без глютена, лактозы и... подсолнечного масла.
Наталья и Вика переглянулись.
— Это она? — прошептала Вика.
— Может быть. Идеально замаскированный кошмар. Вика повернулась к Насте:
— Ты идёшь. Улыбаешься. Спокойно. Без дрожи в голосе. Покажи класс обслуживания уровня «Мишлен».
— Мы верим в тебя, Настя, — прошептала Наталья, а потом выпрямилась, держа планшет как щит.
Игра только начиналась.
***
Максим сидел на краю кровати в номере отеля «Элеон». На часах было около восьми утра, но проснулся он гораздо раньше, ещё до того, как улица окончательно пробудилась от тишины. В окно лился мягкий серый свет, и в воздухе витала какая-то тревожная неуверенность нового дня.
На столике стоял недопитый кофе, уже холодный. Он даже не помнил, когда налил его — всё происходило механически, как и многое сейчас. Номер был стильным, уютным, но чужим. Хотя... а где теперь его дом?
Вики рядом не было. Она узнала, что он снова солгал. Он оставил её дома с дочкой, сказав, что уезжает по работе, а сам просто хотел увидеть Катю..
Вика приехала за ним. Не предупредив. Просто появилась на пороге его номера в отеле. И всё поняла. Всё услышала. Всё увидела.
Простит ли она его в этот раз? Вернётся ли?
Но главное, а хочет ли он сам возвращать её?
Он поднялся и открыл окно. С улицы доносились первые утренние звуки — чьи-то шаги, грохот тележки с посудой, шелест машин. И вдруг... какое-то едва уловимое ощущение коснулось памяти. Будто кто-то незримо присутствовал. Она. Катя.
Катя.
Мысли сами потянулись в тот вечер, который он носил с собой уже несколько лет. В последний раз они виделись здесь, в городе,, совсем недалеко от ресторана «Клод Моне», в маленьком кафе с деревянными столиками и мягким светом, который делал всё вокруг немного уютным и нереальным.
У них вышло гораздо больше. Намного больше. Они разговаривали несколько часов. О всём. А потом она посмотрела ему в глаза и сказала:
— Только не делай вид, что мы никогда не были больше, чем друзья.
Он тогда промолчал. Не знал, что ответить. Потому что и правда как сделать вид, что ничего не было?
Что не было того поцелуя ранее — не навязчивого, не спьяну, а тёплого, уверенного. Как будто они оба наконец позволили себе то, чего давно хотели, но боялись признать.
Что не было той ночи, когда они, как двое подростков, утащили вино из бара ресторана, заперлись в пустом зале, сели прямо на пол и болтали до рассвета. Смеялись, шептались, будто боялись спугнуть эту тонкую магию между ними.
Что не было её смеха под одеялом. Её голоса где-то в темноте. Её взгляда утром, когда ледяная струя из поливалки сорвала с них остатки сна и реальности.
Что не было того утреннего волнения, когда они думали, что с баром что-то случилось, и всерьёз решили, будто это их рук дело.
Что не было той разрядки, когда всё неожиданно оказалось на совести Нагиева.
Нет. Он не мог сделать вид, что ничего не было. Потому что всё было. И всё это — в ней. В Кате.
Катя встала и ушла. Не ждала слов. И он не остановил её. Это было одно из тех поражений, о которых молчат даже себе.
И теперь он снова здесь. В городе, где видет её. С Викой у него всё... правильно. Дочка — радость, смех, крошечные пальчики, цепляющиеся за него с доверием. Но внутри что-то сдвинулось. Что-то началось с той самой фразы.
«Только не делай вид...»
А он именно это и сделал. Сделал вид. И научился верить, что всё хорошо.
Утро в зале ресторана выдалось неспокойным. Воздух звенел от напряжения — где-то среди гостей прятался тот самый ревизор. Ни Вика, ни Наталья не могли расслабиться: планшет перед ними был исписан комментариями, подозрениями и ироничными пометками: «этот ел руками», «этот что-то записывал», «этот слишком вежливо улыбался официантке».
— Если честно, я уже думаю, что ревизор — это не Борисов, — сказала Вика, пролистывая список. — А тот, что каждый раз заказывает суп и настаивает на температуре.
— А может, он просто теплолюбивый эстет, — усмехнулась Наталья. — Но глаза у него точно не туриста.
В этот момент зазвенел дверной колокольчик.
Глеб Романенко вошёл в зал.
Уверенная походка, в руке — букет ромашек. Его взгляд сразу нашёл Наталью. Он шёл именно к ней. Это было видно. Прямо, без колебаний. Ни на кого больше он не смотрел.
Но когда подошёл ближе и увидел, что рядом с ней стоит Вика — вдруг заговорил не с Натальей.
— Вика? — сказал он с лёгкой улыбкой. — Сколько лет, сколько зим.
— Глеб? — Вика приподняла брови. — Мы же только пару дней назад виделись.
Он чуть наклонил голову:
— И всё же приятно снова. Ты, как всегда, неотразима.
Наталья смотрела молча.
Он пришёл к ней. Она это знала. Он держал в руке букет. Но всё внимание — вдруг стало не её.
— Наташ, — наконец обернулся он к ней, будто только сейчас заметил. — Я хотел с тобой поговорить.
— Не стоило начинать с комплиментов другой, — спокойно, но холодно сказала она. — И не стоило приходить.
Он растерялся. Букет, который ещё минуту назад был уместным, теперь казался чужим и лишним. Он сделал движение, будто хотел протянуть его, но Наталья уже отвернулась.
— Можешь оставить цветы на баре. Или забрать с собой. Мне всё равно, — добавила она и пошла прочь, не оборачиваясь.
Она не ждала его. Не надеялась.
Но почему-то было больно. Горько.
Потому что он всё ещё умел приходить не тогда — и говорить не с той.
Вика была немного в недоумении. Всё произошло слишком быстро.
Глеб появился неожиданно, и хотя сначала его взгляд был направлен на Наталью, заговорил он — с ней. С Викой.
«Почему он смотрит на меня так?.. — мелькнуло в голове. — Он ведь явно пришёл за Натальей. Или нет?.. Почему тогда сразу заговорил со мной?»
Она провела глазами вслед уходящей Наталье и почувствовала странную щемящую боль где-то глубоко внутри.
«Это… ревность? — спросила себя. — Но к кому? К нему?.. Или к ней?.. Мы же просто одноклассники. Просто когда-то болтали на переменах… Или не просто?»
Рядом остался Глеб. Он не ушёл, не отступил — как будто и не собирался.
— Всё-таки неплохо, что мы встретились, — сказал он спокойно.
Он смотрел на Вику, но мысли его всё ещё цеплялись за Наталью.
Такая же упрямая. Такая же гордая. И всё равно — всё внутри к ней тянется… А она даже не дала договорить.
— Помнишь, как мы в школе спорили о музыке? — продолжил он, стараясь держать разговор непринуждённым. — Ты всегда отстаивала своё мнение. С жаром.
— А ты — спорил назло, — усмехнулась Вика, чуть расслабляясь. — Но иногда ты был прав.
— Иногда? — хмыкнул он. — По-моему, я чаще выигрывал.
Она улыбнулась, но в груди сидело напряжение. Это внимание... было слишком личным.
— Ты изменился, Глеб, — сказала она, не отводя взгляда. — Или мне кажется?
— Всё меняется, — вздохнул он. — Вопрос в том, что остаётся настоящим.
На миг он снова подумал о Наталье.
Может, она и права. Может, между нами всё действительно закончилось... Но почему тогда так больно, когда она уходит?
— А я? — вдруг спросила Вика. — Я настоящая?
Он замер, удивлённый прямотой вопроса, и вдруг улыбнулся — по-настоящему.
— Сейчас — да, — ответил тихо. — И это лучше, чем воспоминания.
Наталья стояла в тени служебного прохода, у декоративной перегородки, из-за которой открывался узкий обзор на часть зала. Она знала об этом месте — с него можно было незаметно наблюдать, не попадаясь на глаза ни сотрудникам, ни гостям.
Глеб и Вика стояли у барной стойки. Они не сидели просто склонились ближе друг к другу. Вика что-то говорила, улыбалась, а Глеб внимательно слушал, с той самой полуулыбкой, которую Наталья когда-то знала наизусть. Его рука лежала на стойке, чуть ближе к её, чем это было необходимо.
Наталья не двигалась. Просто смотрела. И с каждой секундой внутри что-то стягивалось тугим узлом.
Даже не оглянулся… Просто остался. Как будто мне и не было больно.
Горло сжало, но лицо оставалось спокойным.
Ты даже не попытался сказать что-то. Ни слова. Просто остался с ней.
— Вы смотрите так, будто только что узнали, что вас предали на глазах у всего зала, — раздался за спиной голос.
— Это у меня дар такой, — усмехнулся он. — Находиться там, где никто не ждёт. Особенно если это мой заведение.
Он смотрел прямо, спокойно, без нажима. Его флирт был легким, как будто шуткой — игрой, а не попыткой сблизиться.
— Так вы здесь всё-таки как директор или как актёр? — прищурилась Наталья.
— А что, роли исключают друг друга? — он ухмыльнулся. — Иногда хороший директор – это именно тот, кто умеет играть. Особенно когда дело касается персонала… и эмоций.
Он на секунду посмотрел ей прямо в глаза и внимательно, но легко, без вторжения.
— Сложный день? — тихо спросил он.
— Скорее… день, в котором всё слишком ясно, — сказала она. — А я не люблю, когда ясно.
— Я люблю, когда ясно, — ответил Нагиев. — Тогда видно, кто чего стоит.
Наталья чуть склонила голову.
— А вы чего стоите, Дмитрий Владимирович?
Он усмехнулся:
— Не знаю. Но знаю точно: вы не женщина, мимо которой можно просто пройти. Даже если очень хочется сделать вид, что ничего не чувствуешь.
Наталья чуть выдохнула. Усмешка едва дрогнула на губах, але очі залишались спокійними.
— Осторожно. Это уже почти комплимент.
— Я умею дозировать, — подмигнул он. — И чувства, и фразы. И я, вот, всегда появляюсь, когда никто не ждёт, — сказал Нагиев. — Может, в этом и есть мой плюс.
Она посмотрела на него, взгляд её был ясный, но осторожный.
— Главное, не спутать плюс с крестом, — спокойно ответила она. — Одни приходят, чтобы спасать, другие – чтобы добивать.
Нагиев тихо рассмеялся.
— Вы мне нравитесь, Наталья. Бесконечно опасная женщина. И очень честная.
Она кивнула, не отвечая. И вновь взглянула в сторону барной стойки.
Кухня гудела привычным ритмом –повара торопились, шум посуды смешивался с гулом вытяжки и короткими приказами шефа.
Сеня стоит у плиты, внимательно заглядывая в кастрюлю с соусом.
— Федя, ты чего тут варишь? Соус пахнет так, будто в него мышь упала и чуть не утонула, — с ухмылкой бросает он.
Федя, не отрываясь от нарезки овощей, кивает в ответ, улыбаясь:
— Сеня, это мой новый авторский рецепт «Мышиная нежность». Никому не говори — секрет на кухне.
— Авторский? — скривился Сеня. — Похоже, у тебя там нежность, как у кота-бродяги, который за ужином сдох.
Внезапно в кухню влетает официантка Саша, запыхавшаяся и с напряжённым выражением на лице. В руках она крепко держит тарелку.
— Шеф! — выдыхает она, почти не переваривая слова. — У нас серьёзная проблема. Гость вернул суп. Он говорит, что он ледяной. И, что хуже — этот гость ревизор. Он требует, чтобы вы вышли к нему лично. Если не выйдете — пригласит администратора.
Федя улыбается, но взгляд становится серьёзнее.
— Ревизор через холодный суп… — он качает головой. — Вот это поворот.
Виктор Баринов подходит к столу. Он берет тарелку с супом, которую только что принесла официантка, и пробует ложку. Его брови слегка нахмурились.
— Холодный, говоришь? — тихо говорит он, заглядывая в тарелку. — Хм… чуть теплее твоего юмора, Сеня. Ни горячий, ни холодный, где-то посередине.
Виктор глубоко вздыхает, но в его глазах появляется решимость.
— Ладно, — говорит он с лёгкой улыбкой, — Пойду покорю зал. Пусть знают, кто здесь настоящий хозяин кухни.
***
— Добрый день, я Виктор Баринов, шеф-повар. Слышал, суп не оправдал ваших ожиданий.
— Суп был холодным, и в таком заведении это недопустимо.
Виктор слегка хмурится, пытаясь сдержать раздражение.
— Понимаю. Но учитывая нашу загруженность, Суп мог немного остыть. Вы же понимаете, что на кухне такой темп, что всё невозможно подавать идеально горячим.
Инспектор поднимает бровь, взгляд холодный и оценивающий.
— Проблема не только в температуре. Цвет бульона тусклый, травы увяли. Подача безжизненна. Это говорит о недостаточном контроле не только кухни, но и всего имиджа ресторана.
Виктор сжимает кулаки, пытаясь не показать раздражение.
— У меня здесь сотни заказов, — говорит он твердо, — и если вы не видите, что мы делаем всё, чтобы гости были довольны, то я не знаю, что вам ещё сказать.
— Позовите арт-директора. Мне нужно понять, как у вас налажен клиентский опыт и презентация блюд.
Официант быстро зовёт Наталью. Она подходит уверенно, взгляд сосредоточенный, улыбки почти нет.
— Добрый день, — проговорила девушка, — Я арт-директор ресторана. Слышала, у вас есть вопросы по подаче и качеству.
Инспектор смотрит на неё, оценивая.
— Да. Суп был не только холодным, но и выглядел иначе, чем в меню. Это очень плохо для вашего уровня, — проговорил он с холодной улыбкой.
— Понимаю вас. Визуальная составляющая — важная часть впечатления. Мы ведём работу над улучшением сервиса и подачи, — сказала Наталья серьёзно.
В этот момент к ним подходит Дмитрий Нагиев.
— Наталья, спасибо, что подключилась, — говорит он, обращаясь к гостю. — Мы ценим вашу критику и готовы исправить все недочёты. Для нас важна репутация.
— Я – инспектор качества. Пришел проверить, насколько вы соответствуете высоким стандартам. Останусь на ужин и прослежу, чтобы всё было исправлено.
Наталья и Нагиев переглядываются, понимая, что предстоит напряжённый вечер.