Осколки разбитых иллюзий

Я бросаюсь в объятия брата, как только вижу его в вип-зоне зала ожидания. Его крепкий захват и молчаливо-утешающие поглаживания по моей спине действуют, как успокоительное.
Тревога и гнетущие мысли отступают, давая возможность почувствовать себя в безопасности.
- Минхо, - вырывается отчаянно.
- Давай не дрейфь, - говорит он, как только я отстраняюсь, и щёлкает меня по носу. - Всё решим! Всё будет хорошо!
Он говорит с такой уверенностью, что я начинаю верить в это. Тревога медленно отступает.
- До мамы дошли новости? - спрашиваю уныло.
Он утвердительно кивает головой. Смотрит на меня с сочувствием. По его лицу я понимаю, что дела обстоят хуже, чем я предполагала.
- Оборвала нам с Суен телефоны. Я так понимаю, ты свой отключила?
- Пришлось. Его разрывало от уведомлений.
Брат понимающе кивает.
Забирает у меня из рук пакеты с подарками и моими покупками из Дубая.
- Давай, поехали уже, - вырывается вперёд, начинает шагать к выходу.
Я оборачиваюсь в поисках сотрудников, с которыми летела обратно. Вижу их, машу рукой, давая понять, что уезжаю. Йеджи машет в ответ, парни скромно кивают головой. В полёте я погрузилась в работу, чтобы не погрязнуть в болоте своих мыслей. Просмотрела материалы, которые сняли ребята. Обсудила с Йеджи, какие лучше использовать при создании рекламных роликов. Вся эта загруженность помогли отвлечься от того, что творилось в душе.
Там был не просто хаос, а вселенский апокалипсис.
В моменты на видео, где появлялся Чонгук, моё сердце начинало зудеть. Страх поступал к горлу.
«Я не могу его потерять. Не сейчас, когда только обрела»
Мы выходим из здания. Моросящий весенний дождь хлещет по моему лицу. Приподняв голову, я позволяю ему это сделать сполна. Холодные капли бьют меня, становится зябко.
Мне хочется стоять так и вопить во всё горло. Но я утопаю в собственном молчании.
- Едем к нам, Лиса, - не спрашивает, а ставит перед фактом Минхо.
Убирая пакеты в багажник, он смотрит на меня своими проницательными глазами. Согласно киваю. Возвращаться в пустые апартаменты, грызть себя изнутри, нет ни желания, ни сил. Мне нужно место, где можно спрятаться от всего остального мира. Общество подруги и брата - лучшее, что можно сейчас пожелать. Только в глазах этих двоих я не увижу осуждения или упрёка.
- Лиса, давай в машину, - повелительным тоном говорит Минхо, видя, как я стою, подставив лицо под капли дождя. - Хорош драматизировать.
Я вымученно улыбаюсь сарказму Минхо. Он в своём репертуаре, не упустит случая поиздеваться. Послушно подхожу к его внедорожнику и сажусь в него.
Минхо трогается с места. Через пять минут дождь усиливается. Бьёт через лобовое стекло так, будто рвётся ко мне для того, чтобы учинить расправу.
- Как думаешь, она прилетит с ними сюда? - спрашиваю брата задумчиво. - Получится её уговорить дать показания против Кима?
- Она фигурирует в уголовном деле. Выбора у неё нет. Что касается Кима, надеюсь, Чонгуку удастся её уговорить рассказать, чьё указание выполняла.
- И я надеюсь, - сцепив зубы, бросаю в ответ, отворачиваюсь к окну.
Минхо включает радио. Из динамиков начинает литься лирическая песня о душевных страданиях от неразделённой любви. Капли дождя бьют по стеклу и стекают по нему вниз, всё вокруг, словно отражает моё душевное состояние.
Касаюсь обручального кольца, прокручиваю его на пальце. Сняв, вновь смотрю на надпись, в голове звучит голос Чонгука. Его признание. Тоска по нему сжимает сердце в болезненные тиски.
Надеваю кольцо, вижу боковым зрением, что брат смотрит на меня, но не лезет с вопросами. Отворачивается, глядя в лобовое стекло. За окном сменяются пейзажи, от аэропорта до дома брата ехать около сорока минут.
Поэтому решаю откинуть сидение назад и поразмыслить. Спускаю спинку, принимаю удобную позу.
Стоит мне прикрыть веки, как я переношусь на крышу, воспроизводя в голове наш последний разговор с Чонгуком.
Оторвав внимание от валяющего телефона у ног, я поднимаю глаза на Чонгука. Его взгляд, направленный на меня, меняется. Тяжелеет. В глазах появляется недобрый блеск, зрачки стекленеют.
Он отступает на пару шагов назад от меня. Я невольно начинаю вертеть головой из стороны в сторону. Медленно.
«Нет, не отдаляйся от меня» - вопит сознание.
Я вижу, как сжимаются его скулы. Как прорезаются мускулы на лице. Он вновь бросает взгляд вниз, на экран телефона. Словно боролся с собой всё это время, убеждая, что ему привиделась фотография.
Впервые мне становится стыдно перед ним. Я начинаю жалеть, что ввела его в заблуждение, что лгала ему и представляла себя ещё в более худшем свете, чем я есть на самом деле. Желая отомстить ему за то, что он не замечал меня и был с другими девушками, я втоптала себя в грязь.
Я вижу, как искажается его лицо. Глаза, впившиеся в экран, сужаются до узких щёлочек.
На фотографии Тэян впился в мои губы. Она была сделана в первую неделю, как я ушла из дома. Это был первый раз, когда он меня поцеловал, совершенно внезапно и неожиданно. И начал при этом делать селфи. Фотография была сделана на телефон, который он позже продал. Значит для чего-то сохранил фотографию.
Сейчас, глядя на фото, я испытываю отвращение. Тошнота подкатывает к горлу.
Выражение лица Чонгука отрезвляет меня. Я выхожу из состояния оцепенения. Наклоняюсь вниз, поднимаю мобильный. Руку будто жжёт. Трясущимися пальцами я начинаю лихорадочно удалять фотографию.
Чонгук прячет руки в карманы. Я знаю, что он сжимает их в кулак. Не двигается с места. Следит за мной. На вербальном уровне чувствую, что в его взгляде плещется разочарование.
- Думаешь, удалив фотографию, можно притвориться, что ничего не произошло? - спрашивает мрачным голосом. - Как это вообще понимать?
Последние слова он произносит на тон выше, но мне кажется, что он орёт во всё горло.
- Я объясню... - с трудом заставляю себе заговорить, язык словно прилип к нёбу.
Мобильный оживает. Поступает звонок. Не глядя на то, кто звонит, нажимаю боковую кнопку, ставлю на беззвучный режим.
Реакция Чонгука - то, как он вновь превратился в чужого человека, пугает и путает мысли.
- Я внимательно слушаю тебя, Лалиса. Будь добра сделать это. Ибо я нихрена не понимаю. И с трудом держу себя в руках.
Каждое предложение, что он выдаёт, звучит настолько отчуждённо, что мне хочется закрыть руками уши.
- Чонгук, я не знаю, с чего начать, - говорю, делая шаг навстречу к нему.
Но он отступает назад. Словно, боится, что, если я подойду ближе, произойдет что-то непоправимое. Вновь обрастает броней. Лицо становится непроницаемым.
- Попробуй начать с самого начала, - коротко бросает он, уводит от меня взгляд.
«Ему неприятно смотреть на меня?» - эта мысль режет скальпелем по нервам.
Во мне начинает подниматься паника. В желудке бурлит, как при шторме. С каждой секундой между нами увеличивается не только расстояние, но и разрастается пропасть. Я не хочу допускать этого. Не хочу, чтобы нас отбросило назад.
Сейчас, в эту секунду, до меня отчётливо доходит, что моя любовь к Чонгуку важнее гордости. И если я не хочу его терять, то должна обнажить перед ним и душу.
- Если начать с самого начала и главного, Чонгук, - произношу сквозь ком в горле. - Я люблю тебя. Люблю давно, наверное, с нашей первой встречи. С первого поцелуя в квартире у Минхо.
Моё признание вызывает у него мгновенную горькую усмешку. Он вновь отступает назад, еще дальше от меня. По его глазам понимаю, что он не верит мне. Наверное, я бы тоже не поверила.
- И от большой любви ко мне, сбежала с другим, - говорит, вскидывая голову к небу. Будто просто озвучивает мысли вслух.
Уходит в сторону, я вновь делаю шаги к нему. Становится больно на физическом уровне от того, что я не могу прикоснутся к нему. Признание, которое я собиралась произнести и сделать особенным, сейчас кажется ему всего лишь попыткой оправдаться.
«Как мне его убедить?» - ищу выход, мысли хаотично мечутся в голове.
«Гори в аду Тэян. Гори в аду!» - проклинаю ублюдка, с которым меня когда-то свела жизнь.
- В день, когда я ушла из дома, - замолкаю, собираюсь с мыслями. - Я узнала, что моя мама, мне не родная, - решаюсь на откровенный разговор. - В этот день мы с отцом начали спорить. Он хотел, чтобы я вышла за тебя.
Вновь замолкаю, видя, как брови Чонгука сошлись на переносице. Он смотрит на меня, как на окончательно свихнувшуюся и зажравшуюся.
Ноги начинают неметь, становится трудно стоять, поэтому я иду и сажусь на край дивана. Не смотря на Чонгука, продолжаю свой рассказ:
- Я тогда только узнала о договорённости на счёт нашего брака. Меня обуяли смешанные чувства. Я была рада и в то же время возмущена, - погружаюсь в свои воспоминания. - Помнишь, наш разговор после презентации? Ты тогда сказал, что я подхожу тебе по всем пунктам. Холодно, без эмоций. Просто сообщил, что не против жениться, так как этого хотел твой отец. Наверное, этот разговор и стал отправной точкой, Чонгук, - мне становится больно говорить.
Страшно осознавать, как слова, сказанные не в том контексте, или их восприятие могут перевернуть всю жизнь, усложнить её.
Я смотрю на черный погаснувший экран. На ночное небо, на котором раскинуты звёзды, но перевести взгляд на Чонгука, вновь увидеть в его взгляде разочарование, не решаюсь.
Скажи он тогда мне, что я ему нравлюсь, что женится он на мне не только из-за обещания данного отцу. Или если бы я просто первой призналась ему в своих чувствах, дала понять, что он мне небезразличен, всё сложилось бы по-другому.
- Продолжай, - слышу его голос, улавливаю смягчившиеся нотки.
- Незадолго до этих событий я познакомилась с Тэяном в кафе у университета. Я даже не давала ему свой номер, не собиралась продолжать общение, но мне польстило его внимание. Я была увлечена тобой, Чонгук. Не знаю, увлечена, наверное, слабо сказано, - смеюсь горько.
Мне становится всё больнее и больнее. Я не просто рассказываю, я анализирую себя. Наши отношения. Снова проживаю всё заново.
- Наверное, правильно будет сказать, что я была одержима тобой, но считала, что не привлекаю тебя, как девушка.
Бросаю на него короткий взгляд. Вижу, что он слушает меня, слегка наклонив голову на бок.
- Твое равнодушие, слова о том, что у меня никого нет и не было никогда, подействовали на меня, как спичка, кинутая на керосин. Мне хотелось во что бы то ни стало доказать тебе, что ты ошибаешься. Хотя на тот момент всё так и обстояло.
Мои мысли вновь путаются. Мне кажется, что я несу несвязную речь, что перепрыгиваю с одного на другое.
- Тэян нашел меня в сети, написал. И, как на зло, именно после нашего разговора с тобой, а потом папа стал наседать на меня из-за того, что я стала упрямиться и отказываться выходить за тебя.
При воспоминании об отце мой голос срывается, звучит с отголосками боли. В голове начинает гудеть.
- Мы стали ругаться с ним, я начала перечить, - не выдерживаю и начинаю плакать, но не останавливаюсь, продолжаю вычерпывать все воспоминания. - Тогда мама и озвучила, то, о чём они молчали долгие годы. То, что скрывали. Она выплюнула на меня правду в тот момент, когда я была зла на отца, на тебя, на свою жизнь.
Даю себе передышку, лёгкие печёт от нехватки воздуха.
Смотрю на Чонгука, но не получается сфокусировать взгляд, пелена слёз всё застилает. Я слышу, как он молчит, и шум его дыхания.
- Тогда я и ушла к Тэяну, - только сейчас я осознаю насколько дико я поступила. - Чонгук, я, наверное, впала в какое-то бессознательное состояние, - мой голос срывается. - Я просто навязала себя ему, решила где-то спрятаться от отца, от тебя. Я не знаю, что это было. Не знаю. Я твердила себе, что люблю его. И, знаешь, заставила себя поверить в это. На какой-то момент я выкинула тебя из своих мыслей. Я заставила себя стереть твой образ из головы, вытравить его. Это было настоящее насилие над собой.
Меня начинает потряхивать, я плачу и смеюсь одновременно. Слышу, как Чонгук делает шаги в мою сторону, приседает у моих ног. Берёт мои руки в свои.
- Ты спрашивал, как вышло, что я осталась девственницей, - затрагиваю самые важные аспекты.
- Это уже неважно, - говорит Чонгук.
Затихаю, кивая, но потом продолжаю говорить почти шепотом:
- Помимо поцелуев, между мной и Тэяном была попытка. - заглядываю ему в глаза. - Мы были в одной постели, Чонгук. Он прикасался не только к моим губам, но и к телу, - не знаю, зачем я рассказываю эти подробности, чувствую, какое напряжение идёт от него.
Он инстинктивно сильнее сжимает мои руки в своих. Пальцы сдавливаются и причиняют мне боль, но я всё равно решаю продолжить.
- Я пыталась представить, что это ты, что нахожусь в твоих объятиях. Я прекрасно умела делать это, Чонгук, - вырывается горькая усмешка. - В нашу самую первую встречу я подсматривала, как ты занимался сексом с той девушкой. Может быть на этой почве у меня пошел какой-то психологический сдвиг? Я не знаю. Но я всё время представляла нас. Ты был не только в моём сердце, но и в фантазиях.
- Лалиса...
- Не перебивай, - останавливаю его.
Я так долго молчала, так долго притворялась другой. Больше не хочу. Пусть знает, кто я такая. И что чувствую на самом деле.
- В ту ночь, я попыталась ввести разум в заблуждение. Закрыв глаза, я убеждала себя, что я с тобой, но потом, в один миг, очнулась. Когда увидела его перед собой, оттолкнула. Я рассказываю это не для того, чтобы отбелить себя. Просто хочу, чтобы ты знал правду. Такой, какая она есть.
- Почему ты рассталась с ним? Вернулась назад. Что между вами произошло потом?
В голове проносится тот день, когда Тэян показал своё истинное лицо. Я начинаю сквозь слёзы истерически смеяться.
- Оказалось, что ему были нужны деньги отца. В тот момент, когда я это выяснила, вернулась назад.
Не могу заставить себя рассказать подробностей. Язык начинает заплетаться, а мысли путаться. Но обещаю самой себе, что обязательно расскажу, как всадила ножницы в спину Тэяна и как судорожно бежала из его дома.
- И потом вы не виделись?
- Нет. Я с ним не виделась и никакого желания не возникало. Он тоже исчез. До недавних пор его не было в моей жизни. Единственное, что о нём напоминало, - это ты. Ты постоянно сводил всё к нему. А я использовала это, чтобы бесить тебя.
- Фотография как на странице у тебя оказалась?
- Он шантажировал меня, - выдыхаю тяжело, прикрываю глаза на несколько секунд.
В голове проносятся множество нелестных определений на собственный счёт. Я не могу найти ни единого, логического объяснения своему поведению. Как я могла связаться с Тэяном? КАК? Наверное, это и есть то состояние, которое принято называть: «помутнением рассудка». Когда у человека отключается мышление, когда находится в прострации и творит неподдающиеся объяснению вещи.
- Подробнее, Лалиса, - требует он нетерпеливо.
Я не могу определить по его голосу - злится ли он? Не нахожу в глазах никаких знакомых мне эмоций. В его зрачках лишь моё отражение.
- Впервые он дал о себе знать, когда отправил мне букет цветов после встречи с Кимом. Я не понимаю, почему сейчас, почему молчал столько времени, - не сдерживаю злость, вскипаю. - Он вдруг стал требовать, чтобы я заплатила ему за молчание. Грозился рассказать тебе, что я жила с ним. Я игнорировала его, а вчера чётко дала понять, что меня не пугают его угрозы. Фотография - это месть от него.
Закончив рассказывать, чувствую, что полностью опустошена и вымотана. Я безумно устала.
Смотрю на свои руки, сжатые в ладонях Чонгука.
Жду, что он что-то скажет. Спросит ещё о чём-то. Но он молчит. Я не понимаю, поверил он мне или нет.
- Чонгук, - произношу его имя.
Хочу спросить у него, верит ли он мне, но мою речь обрывает звонок мобильного.
Чонгук встаёт на ноги. Взяв с дивана свой пиджак, вытаскивает из кармана мобильный. Смотрит на экран, потом на меня.
- Кан, - говорит он в трубку.
- Да, - слушает какое-то время молча.
- Нет, - отвечает через пару секунд. - я в Дубае, а что?
Разговаривая с братом, он отходит в сторону. Я оборачиваюсь вслед, прислушиваюсь.
- Да. Хорошо. Естественно, я прилечу, если это требуется. Ладно, вылечу первым ближайшим рейсом.
Сбрасывает звонок и тут же начинает набирать кого-то. Настораживаюсь, встаю на ноги. Сердце начинает колотить от волнения. Адэм куда-то должен лететь.
- Что такое? - спрашиваю у него. - Зачем Кан звонил, куда ты должен лететь?
Он показывает мне жестом подождать одну минуту. Атмосфера вокруг нас меняется. Всё отходит на задний план.
- Нармин, мне срочно нужен билет на самолёт. Нет, ближайший доступный рейс. Нет, не важно каким классом. Да, из Дубая в Варшаву. Ближайший это значит ближайший! - вскипает он, отключается.
Начинает думать о чём-то, не замечая меня.
- Чонгук, ты объяснишь, что происходит? Это связано как-то с делом отца?
- Да, - кивает. - Возвращаемся в номер.
Схватив футляр с подарком для Суен я следую за ним. Нахожусь в замешательстве от того как стремительно одно событие меняется на другое.
- Ты объяснишь, почему тебе нужно отправиться в Польшу? - спрашиваю его, когда мы заходим в лифт и едем вниз на наш этаж. В висках начинает пульсировать, сообщая о начале головной боли.
- Мин Дамлу нашли, но она сказала, что будет разговаривать только со мной, - роясь в телефоне, говорит он.
Я вижу, что он просматривает расписание рейсов.
- Почему это? Почему только с тобой? - не скрываю своего возмущения.
Мы доезжаем до нужного этажа, выходим. Я всё ещё жду ответа от Чонгука, но его не следует.
- Сообщи ребятам, мы немедленно едем в аэропорт. Через три часа ваш рейс, возможно, я улечу раньше.
Кивнув, я исчезаю в своём номере. Быстро переодеваюсь. Отправляю голосовое сообщение Йеджи. Прошу сообщить ребятам, что мы уезжаем. Всё происходит так быстро, что я включаю режим автопилота, отгоняя все мысли в сторону.
- Лиса, - зовёт меня брат. - Спишь?
- Нет, - бурчу в ответ.
Распахиваю глаза, приподнимаю сиденье чуть выше. Смотрю в окно, дождь прекратился, но на улице сумеречно и зябко. Невольно ёжусь, хотя в машине довольно тепло.
- А чего притихла тогда? На тебя это непохоже, - косится на меня, бегает глазами по моему лицу, изучает.
- Просто задумалась, - отвечаю уклончиво.
Мои мысли всё время вращаются вокруг Чонгука. Ему действительно удалось вылететь раньше нас, что можно было считать несказанным везением. Через сорок минут после нашего прибытия, он уже прошел регистрацию и сел в самолёт. Наше прощание было быстрым. Сухим. Всё происходило в такой суматохе, что я не успевала ничего осознать толком. Чонгук был весь напряжён и сосредоточен, а я не могла понять, это связано со мной или с тем, что он мысленно уже был в Варшаве. Чувство незавершённости нашего разговора грызло изнутри. Я не знала, что будет по приезду Чонгука. Меня пугала это неизвестность и недосказанность.
Также мне не давала покоя мысль о том, почему Мин Дамла собиралась говорить только с Чонгуком? Может у них были какие-то отношения? На душе ожил червячок ревности, он подтачивал и без того терзающееся сердце.
- Чонгук тебя обидел? - осторожно подступается Минхо. - Ему ведь было известно об Тэяне и о том, что ты была не на стажировке?
Я слышу в голосе Минхо знакомые нотки беспокойства. Вижу по глазам, что брат переживает за меня. Он мой лучший друг - так было всегда. Только последнее время мы немного отдалились. Даже не помню, как давно мы оставались одни и говорили по душам.
- Да, он знал, - отвечаю ему и увожу взгляд в сторону. - Чонгук меня не обидел, Минхо. Не переживай.
Действительно, на крыше, Чонгук вёл себя вполне сдержанно. Раньше были моменты, когда он больно бил словами, мог оскорбить из-за отношений с Тэяном, но после свадьбы этого почти не происходило.
- А что тогда? Из-за поста с фотографией переживаешь? Слушай эта ерунда, у Суен уже три - четыре варианта для опровержения.
У меня вырывается смешок. Да, это вполне в духе подруги. Суен способна даже черта убедить, что он ангел.
- Просто столько навалилось, Минхо.
Вздыхаю, прокручивая в голове последние события. В висках снова начинает пульсировать. Поднимаю руки, начинаю массажировать их.
- Меня столько всего беспокоит. Вокруг такое творится, - в моём голосе скользит печаль и усталость.
Смотрю на брата, он согласно кивает, смотрит по левую сторону от дороги, и начинает сбавлять скорость. Заезжает с шоссе в кармашек, ведущий к зданию, где находится придорожный кемпинг.
- Давай перекусим? - предлагает неожиданно, чем удивляет меня.
Останавливает машину на стоянке.
- Перекусим? - переспрашиваю, смотря на небольшое придорожное кафе.
Оно не внушает доверия. До города, километров десять. Скоро мы окажемся дома и сможем нормально поужинать.
- Заодно поговорим о том, что тебя беспокоит, - добавляет он.
Согласно киваю, понимая, что суть остановки не в том, что он действительно решил перекусить, Минхо просто хочет поговорить по душам. Мы выходим из машины, направляемся в кафе.
Заходим в помещение. Практически все имеющиеся столики заняты. Тут шумно и душно, различные запахи доносятся со стороны кухни и витают в воздухе.
- Давай, возьмем с собой? - предлагаю брату, в таком месте по душам поговорить точно не удастся.
- Да, так будет лучше. Сделаю заказ.
- Возьми мне кофе и что-то, что не займет много времени для приготовления, - даю ему инструкцию.
- Окей, - брат отходит от меня к стойке.
Я присаживаюсь на край дивана за столиком у входа, жду Минхо.
Когда он возвращается с двумя бумажными стаканчиками и пакетом, мы выходим обратно на улицу. Идём к машине. На стоянке тихо. Воздух после дождя бодрит. С наслаждением втягиваю в себя запах мокрого асфальта. Люблю его с детства.
Минхо ставит на капот стаканы и перекус. Отходит назад к багажнику, спустя минуту возвращается и накидывает мне на плечи плед. За нашей спиной по трассе мчатся машины.
- Спасибо, - шепчу ему.
Укутываюсь в клетчатый плед, он тёплый и пушистый. Согревает моментально. Знаю, что Суен любительница ночных вылазок, поэтому Минхо хранит палантин в машине.
Мы прислоняемся к автомобилю, Минхо протягивает мне кофе.
- Ну что, мелкая, рассказывай, от чего тебе тревожно.
Отпиваю кофе. Улыбаюсь. По привычке Минхо взял латте, которое любит его женушка. Он прекрасно знает, что я предпочитаю американо.
- Тревожно, что мой любимый братик, забыл о предпочтениях сестры. - трясу стаканчиком перед ним, - Что за булькающее молоко Минхо Манобан? Где моё американо?
- Чёрт. Прости, - отвечает с искренним сожалением. - Схожу за американо.
- Я шучу, - толкаю его в плечо. - Всё нормально. Выпью, что есть.
- Уверена? Мне не сложно.
- Да. Не стоит, - бросаю ему, отпивая кофе.
Брат достаёт слоённую выпечку, передаёт мне. Я жую, размышляя о том, как лучше мне начать разговор.
- Я нашла в кабинете отца письма, - говорю ему, решая, что у нас не так много времени и тянуть нет смысла. - Они от некой Ким Джихе. Она моя биологическая мать. Это подтверждают документы, что были там же.
Минхо в это время делает глоток из стаканчика. Поперхнувшись, закашливается. Выпучив глаза, он смотрит на меня несколько секунд.
Сводит брови на переносице.
- Ты не шутишь, - делает вывод, изучая выражение моего лица. - Ким? Ким Сумин?
- Ты всё верно понял, - киваю. - Она его сестра. Акции, как ты знаешь, он для неё приобрел.
- Чёрт. - самое безобидное из того, что вырывается из его губ.
Дальше следует поток из нецензурной брани.
- Так вот почему ублюдок всё время цеплялся к отцу, поэтому он его...
Он замолкает, его голос надрывается. Смерть отца для нас всех стала болевой точкой. Мы с братом не обсуждали его уход. Каждый из нас пережил это по-своему.
- Что в письмах? - спрашивает он через пару минут. - Где ты их нашла? Я исследовал всю его документацию в офисе и кабинете. Но ничего не нашёл.
- Он хранил их в сейфе, в кабинете за картиной на стене.
- И что пишет эта женщина? - переспрашивает вновь.
- Я не знаю. Они запечатаны. Папа их не вскрывал, и я тоже не стала делать этого.
Брат молчит. Я вижу, как по его лицу ходят желваки.
- Знаешь Минхо, - привлекаю его внимание, вывожу из раздумий. - Мне это кажется предательством по отношению к маме, если я открою и начну их читать. Не хочу ничего знать об этой женщине.
- А я думаю, что отец хранил их для тебя. Если бы он не хотел, чтобы ты их прочитала, то мог сжечь, выкинуть. Наверное, собирался отдать их когда-то тебе, иначе не вижу смысла, - пожимает плечами, смотрит перед собой.
Задумываюсь над его словами. Делаю глоток остывшего латте. Возможно, брат прав. Но узнала бы я когда-нибудь правду, если бы мама не рассказала тогда? Стал бы отец сам рассказывать о ней?
- Лалиса, папа любил её, - вдруг заявляет он.
Я вздрагиваю от слов брата, смотрю ему в лицо, не веря, что поняла всё верно. Минхо всё ещё не моргает, смотрит перед собой. Сжимает в руках стакан так, что тот начинает деформироваться. Я забираю из его рук кофе. Убираю на капот.
- Почему ты так думаешь? Если бы любил, разве не читал бы её письма?
- Я делаю такие выводы, потому что ты для отца всегда была больше, чем ребёнок. Ты была частичкой его невозможной любви. Он относился к тебе по-другому. Я сначала думал, что это потому, что ты девчонка. Но став мужчиной, анализируя и наблюдая, осознал, что для папы ты была ребёнком, которого ему родила любимая женщина. Мама видела это, поэтому и была холодна с тобой. Она ревновала отца к тебе.
Не нахожу слов, чтобы ответить брату. Папа и мама всегда казались мне идеальной парой. Они не ругались, не скандалили. Мама всегда поддерживала отца, была ему под стать. Сложно представить, что в сердце отца была другая женщина.
- Не знаю, - вздыхаю. - Правильно говорят, что чужая душа потёмки.
- Да. И то верно, - он ведёт плечами, носом ботинка очерчивает что-то на земле. - Кто знает, как там на самом деле всё было.
Мы погружаемся в молчание, брат берёт свой стакан, выпивает кофе большими глотками.
- Минхо, - зову, когда проходит минуты две нашего молчания.
- Да? - переводит на меня взгляд.
- Знаешь, о чём я ещё постоянно думаю? Что не могу понять? Почему, когда я ушла из дома, папа не пытался вернуть меня насильно? Если подумать, он бы мог это сделать. Да, он лишил финансовой поддержки, составил завещание, где мне ничего не достаётся. Но он ведь мог надавить на меня и заставить вернутся в тот же день, что я ушла.
- Ты, кажется, плохо знакома с собой, - странно косясь на меня, говорит брат. - Папа же прекрасно знал степень твоего упрямства. Он знал, что если прикажет охране доставить тебя домой, ты только заартачишься. Он просчитал всё наперёд, продумал все ходы. Лишил тебя наследства и финансов, чтобы защитить от человека, которому нужно было твоё состояние. А Тэяна он считал именно таковым. Он знал, что ты и сама это скоро поймешь.
- Ты, наверное, прав. Папа был тем ещё стратегом.
- Ну вот и с письмами также. Он их хранил на случай, если ты всё узнаешь и захочешь получить ответы.
- Не хочу я никаких ответов Минхо. Я считаю, что единственное оправдание, почему мать может бросить своего грудного ребенка - это смерть. Всё остальное - лирика.
- Не нам об этом судить, сестрёнка. В жизни всякое бывает, - говорит он, отодвигаясь от капота.
- Звучит как-то философски, не находишь? - иронично улыбаюсь брату. - Женщина не просто отдала ребенка, она продала.
Я говорила это без всякой обиды. Было очень странное чувство. Я не ассоциировала эту историю с собой. Словно не была её участником. Папа и братья настолько окружили меня любовью, что я не чувствовала себя ущемлённой.
- Это очень тёмная история, - задумчиво говорит брат. - Я не могу понять. Если она получила деньги и отдала ребенка по собственной воле, то к чему мстить через столько лет?
Пожимаю плечами. Оттолкнувшись от капота, иду к урне, бросаю наши стаканы.
- Хороший вопрос, - говорю брату. - Я тоже задавала его себе пару раз.
- Ответ может содержаться в письмах. Где они? Там же в кабинете?
- Нет, они у меня, Минхо. Я правильно понимаю, что ты советуешь вскрыть их?
- Я думаю, что это поможет нам разобраться во всём и засадить ублюдка Кима, - направляясь к двери машины, говорит он. - Скорее всего, мы сможем узнать его мотивы или причину их мести.
Мы садимся в салон. Я задумываюсь над словами брата. Бросаю взгляд на свою сумку. Внутри вновь поднимается отторжение от мысли, что придётся их читать. Всё противится этому.
«Пусть эти письма продолжают молчать» - решаю про себя.
Минхо заводит мотор, и мы выезжаем обратно на шоссе. Его телефон оживает, брат поднимает трубку.
- Чонгук, - говорит он.
Моё сердце пропускает удар.
- Да. Встретил, конечно. Всё в порядке. Сейчас передаю.
Минхо протягивает мне телефон. Я беру его и чувствую такое волнение, что не могу совладать с голосовыми связками. У меня не получается произнести ни единого слова. Я лишь тяжело дышу.
- Лалиса, - мягко и так красиво произносит Чонгук, что, услышав своё имя из его уст, тело поддаётся мелкой дрожи.
Когда мы расставались в аэропорту, Чонгук практически и не смотрел на меня. И мне было так тоскливо, словно это была наша последняя встреча. Будто я больше его не увижу.
- Ты в порядке? - спрашивает он.
- Да, - даже произнося всего две буквы мой голос заметно дрожит.
- Я был полным кретином, - слышу голос Чонгука, он произносит каждое слово тихо и делая между ними паузы.
Они вводят меня в замешательство. Нервно ёрзаю на сидении, бросаю взгляд на брата. Он делает вид, что не слушает, смотрит на дорогу.
- Почему? - выдавливаю, наконец, из себя.
- Потому что позволил всему этому произойти.
Моё сердце замирает. В голове начинает звенеть. Я не совсем понимаю, что он имеет ввиду.
- Я собственноручно вручил тебя другому, вовремя не признавшись, что люблю тебя.
Его признание действует на меня так, словно мне перекрыли кислород. Я трогаю брата за руку, жестом прошу его остановить машину.
Минхо съезжает на обочину.
Выхожу из салона. Отхожу от машины. Сжимаю в руках телефон. Хватаю воздух мелкими рывками. Пытаюсь взять себя в руки. Преподношу мобильный к уху.
- Чонгук, - снова шепчу в телефон.
Страх, что он отключился отступает сразу же, как он откликается. Молчу, пытаясь найти слова, чтобы выразить то, что сейчас чувствую, поэтому говорю как есть:
- Возвращайся, пожалуйста, скорее. Я не могу без тебя дышать.
- Вернусь, как только мы всё уладим, - решительно произносит он. - И мы обязательно ещё раз поговорим.
Мне так важно было услышать эти слова, для того чтобы перестать съедать себя изнутри. То подвешенное состояние, при котором мы расстались, и неизвестность медленно истребляли мои нервы.
Поговорив с ним ещё пару минут, я отключаюсь и возвращаюсь в салон автомобиля.
- Сумасшедшая, - говорит Минхо, когда я протягиваю ему мобильный с широкой улыбкой на губах.
- Чего это? - возмущаюсь.
- У тебя было такое состояние, я подумал ты переживаешь микроинсульт, а сейчас лыбишься, как малохольная.
- Ну спасибо, - бросаю притворно обиженным тоном. - Давай лучше поедем, пока жена тебя в розыск не объявила.
- Да, странно, что она ещё не позвонила. Ты знаешь, она отслеживает мою тачку через приложение и думает, что я не знаю этого, - смеется.
- Признайся, что тебе нравится её маниакальность, нравится быть у неё на коротком поводке и под полным контролем, - поддразниваю его.
- Скажем так, я уже свыкся с этим, - говорит он, ни чуточку не обижаясь на мою издёвку.
Оставшуюся часть дороги мы едем в более приподнятом настроении. Я размышляю о том, что сказал брат, потом мысли снова перепрыгивают к Чонгуку. Гнетущее состояние отступает и больше не давит на ребра. Как важно всё-таки высказаться. Быть услышанной. Поделиться важными вещами с тем, кого любишь. Рассказав Минхо про Ким Джихе и про то, кем она является, мне стало намного легче.
Мы доезжаем до жилого комплекса, в котором живут брат с Суен. Он высаживает меня у парадной, сам уезжает парковаться.
Я поднимаюсь на нужный этаж. Нажимаю на звонок на двери и жду, пока Суен откроет.
Через пару минут подруга распахивает двери. Я прохожу внутрь, мы обнимаемся с ней.
- Айри внутри, - шепчет мне на ухо. - Приехала час назад, когда узнала, что ты будешь у нас. Благодари за все Хираи.
Мои брови сводятся на переносице. Хираи - жена Кана, не сдержанна на язык. Мама же вообще должна находиться в другом городе у Джуна. Её появление у Минхо - полная неожиданность. И оно ничего хорошего не сулит.
Я прохожу в гостиную и сразу оказываюсь под пытливо изучающим взглядом матери.
Она смотрит на меня с упрёком, обвиняющим взглядом. Это моментально бьёт по всем нервным окончаниям.
- Какая неожиданность, мама, - говорю, ставя свою сумку на стул. - Ты вернулась, - я делаю шаги в её сторону, хочу подойти для того чтобы обнять её.
Пытаюсь игнорировать её взгляд. Она дёргается назад от меня, как от прокажённой.
- Бесстыжая, - выплевывает с омерзением.
- Айри, - возмущённо произносит Суен появляясь вслед за мной в гостиной. - Зачем вы так?
Я прикрываю на секунду глаза. Стараюсь совладать с эмоциями, не поддаваться на провокации матери.
- Мама... - замолкаю, стараюсь подобрать верную формулировку слов, чтобы объяснить ситуацию с фотографиями. Она же из-за этого здесь.
- Я тебе не мать, - взвинчено произносит она. - Я тебе не мать!
Я столбенею от её слов. От того как легко и просто она бросается ими. Покрываюсь льдом. Внутри происходит разрушение. Ломаемся что-то очень значимое, ценное.
- Что тут происходит? - жёсткий тон Минхо возвращает меня к действительности. - Мама!
Брат появляется в комнате, сверлит маму взглядом.
- Она опозорила нас! - кивает на меня, отходит в сторону. - Всё-таки сделала это! Эта дрянь...
- Следи за словами, - оседает брат маму, смотрит на меня. - Ты говоришь о моей сестре! Она может тебе не дочь, но мне сестра!
От того, с каким рвением брат меня защищает, щемит в сердце. Мне хочется бросится к нему и обнять.
- Минхо, сынок, ты не понимаешь.
- Что вы такое говорите?! - сдавлено произносит Суен, которая впервые слышит о том, что я не родная дочь Айри, - Как это Лалиса вам не дочь?
Подруга бегает глазами по нашим лицам. Потом проходит к дивану, садится, побледнев.
Мне хочется сделать тоже самое, опуститься на диван, спрятать лицо в руках. Или на худой конец испариться из этой комнаты. Но я остаюсь стоять на месте. Меня покачивает изнутри из стороны в сторону, как маятник.
- Минхо, оставь её, - у меня прорезается голос. Боль отступает. Все цепи, нити и узы, связанные с Айри, рвутся.
Я смотрю на неё, сердце сочувственно сжимается. Как же это сложно полжизни держать свои истинные чувства и отношение в узде. Притворятся и растить ребенка любимого мужчины от другой женщины. Видеть его обожание.
- Дай, пусть она выплеснет ненависть и агрессию, что годами сдерживала.
Я вдруг осознаю, что мне никогда не заслужить её любви и расположения. Что я для неё была и навсегда останусь триггером. Раньше ей приходилось из-за отца сдерживаться. Сейчас в этом нет нужды, и при каждом удобном случае и моменте она будет меня задевать.
- Она ещё меня обвиняет! - жалуется, глядя на Минхо, потом переводит на меня взгляд. - Разве я плохо относилась к тебе? Разве хоть словом или делом дала понять, что ты мне чужая?
- Нет, не дала, - соглашаюсь и всё-таки плетусь к дивану, сажусь. - Но ты всегда считала меня чужой, и я это чувствовала.
- Мама, к чему сейчас все эти разговоры? - Минхо упирается об спинку стула, сдавливает пальцами настолько сильно, что они белеют. - Лалиса с дороги, а ты накидываешься на неё.
- Ох, она с дороги значит? Наша принцесса утомилась! Кто-нибудь из вас вообще понимает, что происходит?
Она нервно прохаживается по комнате, вновь исследует меня взглядом, словно букашку под микроскопом.
- Вы понимаете, что сейчас наши имена под каждым мостом поласкают? Что о нас говорят все! Абсолютно все! Как эти омерзительные фотографии оказались на всеобщем обозрении!?
Я чувствую на себе ладонь Суен. Подруга присаживается рядом. Смотрит на меня, я вижу как много вопросов в её глазах. Молчаливо обещаю рассказать ей все после.
- Вообще плевать, пусть пи... обсуждают сколько влезет, - сдерживая мат, бросает брат.
Он приподнимает стул немного над полом, потом опускает его с грохотом назад.
- Конечно, сынок, тебе всё равно, не тебе же вопросы задают, - буркает она. - Эту девушку все считают моей дочерью! Мне стыдно!
Я не сдерживаюсь и всё же прячу лицо в руках. Чувствую, как меня начинает штормить.
- Айри! - Суен вскакивает на ноги. - Вы драматизируете. Фотография и пяти минут не провисела на странице. Лучше бы поговорили с Хираи, это она разносит сплетни. Чужим нет дела до нас. Она мне звонила, пыталась выведать информацию, чтобы было, что рассказывать.
- Ты тоже хороша, ещё одна защитница нашлась! - мама огрызается и на Суен. - Позор вам всем!
Я поднимаю голову, хватаю Суен за руку. Зная несдержанность подруги, боюсь, что она сейчас просто возьмёт мать за руку и выставит вон. Не хочу, чтобы они из-за меня испортили свои отношения.
- Не надо, - шепчу ей, встаю на ноги и разворачиваюсь к матери.
Если сейчас я не дам ей отпор, то такие ситуации будут происходить чуть ли не каждый день.
- Знаешь, чтобы тебе больше не было стыдно, мы можем официально объявить о том, что я не твоя биологическая дочь, потом ты спокойна можешь присоединиться к тем, кто будет обливать меня грязью!
Мама сцепляет челюсти, одаривает меня уничтожающим взглядом.
- Ну все, мама, собирайся, я отвезу тебя, - говорит Минхо. - Ты достаточно всего наговорила!
- Да, Айри, правильно будет, если вы уйдете, - соглашается с ним Суен.
- Твоему отцу было бы стыдно, будь он сейчас жив! - жалит в самое сердце, словно змея.
- Мама! - громко и твёрдо произносит Минхо. - Собирайся!
- Будь жив папа, он бы меня защитил, как делал всегда! - не остаюсь в долгу. - А тебе бы пришлось притворяться и изображать для него любящую мать. Не смей больше переносить на меня свои обиды на жизнь! Ты могла послать к чертям мужчину, который принёс тебе чужого ребенка, находясь с тобой в браке! Моей вины в этом нет!
- Всё, Лалиса! Достаточно! - прикрикивает брат. - Мама, мы уезжаем!
Он разворачивается и выходит из гостиной.
Возможно, позже я пожалею о своих словах. Но сейчас я испытываю моральное удовлетворение от того, что отразила удар, который она мне пыталась нанести. Я понимаю её боль, как женщины, которой изменили, предали. Но принять и растить чужого ребенка был её выбор. К чему сейчас перекладывать на меня вину?
Я вижу, как мама, застыв, смотрит на меня. В её глазах поблескивают слезы. Чувство вины моментально захлестывает меня. Но я не подаю виду, отворачиваюсь от неё и иду к окну. Слышу шаги за спиной, как мама уходит, и Суен идет её провожать.
Закрываю глаза, сглатываю ком в горле. Чувствую, как слезы катятся по разгорячённым щекам.
«Прости, но ты не оставила мне выбора» - мысленно извиняюсь перед женщиной, что меня растила.
Мой взгляд падает на сумку, в которой письма. Смотрю на неё несколько секунд, не мигая. Встаю, иду к столу и, открыв сумку, беру в руки первое попавшееся письмо. Решаю «выслушать» ту, что меня родила. Больнее чем сейчас, мне точно не будет.