Вторая часть. Глеб.
Глеб в сотый раз включил полученное голосовое, лежа на кровати глубокой ночью. Свет от телефона отражался на потолке, давным-давно потерявшим изначальную побелку и теперь выглядящем серо и уныло. Видавший жизнь медвежонок, приткнувшийся под боком, тоскливо смотрел на обстановку вокруг и парня в прокуренной одежде, уставившегося в экран, будто там всё его спасение.
Ярусом ниже сопел младший брат, и именно поэтому Глебу пришлось потратить три минуты в попытке распутать наушники, завязавшиеся множеством узелков в кармане. В итоге, психанув, он надел их прямо так, и теперь приходилось держать телефон слишком близко, чтобы провод не выскочил из гнезда. Глаза слезились от слишком яркой подсветки, но ему было слишком лень провести по экрану и снизить её уровень. Вместо этого он вновь и вновь нажимал на плей, вслушиваясь в мелодию и голос Алисы.
С момента, когда он получил это сообщение, он прослушал его по меньшей мере раз двести, если не больше. Он не понимал, что заставляет его терзать наушники и жалобно пищащий уведомлениями о низкой зарядке телефон. Просто он, как завороженный, весь день вникал в смысл и удивительную мелодичность чужого припева, каждый раз находя что-то новое.
[Глеб Русаков, 16:01]
бляяя вау. это очень круто
[Алиса Николаева, 16:23]
спасибо) рада, что зашло[Алиса Николаева, 16:23]Стикер
Глеб перевернулся на спину, невидящим взглядом сверля трещины на потолке. В голове крутился куплет собственной песни, и он понимал, что припев уже готов — просто его написал не он. Вернув взгляд на телефон, он зашёл в Алисин профиль. Несмотря на позднее время, она была в сети всего пять минут назад, поэтому могла ещё не спать. Замерев, он подумал, как вообще написать и предложить записать вместе песню.
Ему казалось, что это идиотская идея — она могла писать музыку лишь для себя, не собираясь это записывать и куда-то выкладывать. К тому же, ей может быть неудобно и неловко работать с Сашей, или вообще — в том жанре, в котором записывается сам Глеб. Да и вообще, с чего он взял, что Алиса захочет делать что-то с ним?
Тяжелый вздох оказался слишком громким, настолько, что младший брат внизу завозился и что-то пробормотал во сне. Глеб замер, надеясь, что своими страданиями не разбудил Максима, которому в садик гораздо раньше, чем самому Глебу — в школу. Но мелкий затих, продолжая мерно сопеть в подушку с принтом каких-то супергероев. Глеб выдохнул и застучал пальцами по экрану, печатая и стирая сообщение вновь и вновь.
[Глеб Русаков, 1:13]
спишь?
Он поморщился от идиотизма своего же сообщения. Нет бы сразу к делу, так решил зайти издалека, как джентельмен. Раздраженно прошипев, он занес руку, чтобы удалить или хотя бы отредактировать, но Алиса зашла в сеть и сразу же прочитала. Выругавшись себе под нос, Глеб немного нервно наблюдал за тремя точками, перемигивающими на экране.
[Алиса Николаева, 1:14]
нет. что-то случилось?
Значит, он создал у неё впечатление мальчика, у которого вечно все хуёво и его нужно спасать? Впрочем, — подумал Глеб — это не так далеко от истины, с тем отличием, что он не нуждался в спасении. Почти никогда. На трезвую голову. Черт, может, это и правда.
[Глеб Русаков, 1:15]
не. просто предложить кое-что хотел
[Глеб Русаков, 1:15]
короче
[Глеб Русаков, 1:15]
блять
[Глеб Русаков, 1:16]
не хочешь свой припев вписать в мою песню?
[Алиса Николаева, 1:16]
ого, неожиданно[Алиса Николаева, 1:16]скинешь?
Глеб улыбнулся краешком сухих губ и залез в файлы, ища недавно записанные куплеты, скинутые Сашей. Среди миллиардов разных записей он нашел нужный, с гордым названием «ты так и не придумал название для этой хуйни.mp3». Усмехнувшись, он не стал менять имя файла и скинул прямо так, надеясь, что заставит человека улыбнуться.
[Алиса Николаева, 1:18]
ахах, название топ. ща послушаю
Ожидание длилось, кажется, бесконечно. За это время Глеб успел несколько раз обновить ленту, поставить лайки всем знакомым и просмотреть все истории, которые выложили паблики с мемами, а Алиса все не отвечала. Странно, демка длится всего три минуты, что она делает шестую минуту? Нет, не то что бы Глеб считал, но уровень его тревожности рос с каждой секундой. Он нажал на всплывающее уведомление сразу, вчитываясь в сообщение.
[Алиса Николаева, 1:24]
боже чел, это разъеб[Алиса Николаева, 1:24]я ваще с радостью впишусь)
[Глеб Русаков, 1:24]
я уж думал что не понравилось
[Глеб Русаков, 1:24]
тогда можем на выхах собраться?
[Глеб Русаков, 1:24]
если тебе удобно и ты не против
Глеб едва удержался от удара ладонью по лицу. Это выглядело слишком нервно, слишком не похоже на его привычный стиль общения. Жаль, что Алиса уже печатает и нет возможности отредактировать или удалить сообщения, иначе еще был бы шанс спасти репутацию. Телефон в очередной раз завибрировал, оповещая владельца, что для общения у него осталось всего 5 процентов заряда, и если он хочет дальше чувствовать себя неловко перед Алисой — следует поставить его наконец на зарядку.
Осторожно откинув одеяло, Глеб как можно тише ступил на лестницу второго яруса. Она противно скрипела, грозясь вот-вот разбудить Максима, имеющего довольной чуткий для ребенка сон. Глеб в очередной раз проклял отца всеми возможными словами, из-за которого младший брат и научился реагировать на каждый подозрительный шорох.
Отец пил с Глебовых пяти лет, и он уже почти не помнил времена, когда мать часто улыбалась и не выглядела, как оживший мертвец. Да, наверняка так говорить про самого родного человека плохо, но Глеб давно не находил другого сравнения для её состояния. За двенадцать лет отцовского пьянства, а теперь и пьянства старшего сына она сильно похудела, её некогда русые волосы посерели и потеряли весь живой блеск. И что там говорить — она вся осунулась и потеряла ту добрую искорку, которую маленький Глеб так любил.
Теперь он видел в её глазах лишь презрение и усталость — и не имело значения, что Глеб делал. Он мог выдраить квартиру до блеска, настолько, что ревизор не доебался бы, мог принести за день ворох четверок, а мог прийти в хлам пьяный или даже под наркотиками — в ответ всегда получал одно и то же выражение лица, один и тот же взгляд. Именно поэтому все, ради чего Глеб до сих пор хотя бы пытается держать себя в руках — младший брат, еще не успевший разочароваться в жизни своей семьи и в жизни в их доме, в их городе, их стране... Кажется, Глеб повторяется.
Глеб делал для младшего брата все, что мог — пытался помогать с уроками, учил его готовить, читал на ночь своим хриплым, прокуренным голосом сказки, вечно шутя про главных героев, и главное — всеми силами отгораживал его от своего образа жизни. Он не давал брату никаким образом увидеть, чем он занимается — закуривал только тогда, когда не было и шанса встретить Максима на улице или дома. Приходил домой пьяный только тогда, как брат уже спал, и пытался залезть на свой ярус как можно тише. Благо, за столько лет тренировок наловчился даже справляться со скрипучей лестницей.
Бесшумно дойдя до письменного стола, он взял с него зарядку и развернулся к кровати, рассматривая умиротворенное лицо братика. Он причмокивал губами и что-то бормотал себе под нос, едва улыбаясь. Наверное, — подумал с улыбкой Глеб — снится что-то светлое и приятное. Детство — чудесное время, когда серотонина выделяется много и тебе даже снятся добрые и светлые сны. Глеб подошел к кровати, как завороженный, наблюдая за Максимом.
Внутри него горело синим пламенем желание во что бы то ни стало сохранить эти сны в жизни брата как можно дольше — сам он уже не помнил, когда ему последний раз снились не кошмары. Это всегда была либо блаженная пустота, часто из-за алкоголя, либо такие же ужасы, как сегодня. Глеб поежился и поправил немного сбившееся одеяло. Максим улыбнулся во сне и подтянул
любимую игрушку ближе к себе, крепко обнимая.
Глеб улыбнулся и полез наверх, дотягиваясь до телефона. Там светились новые сообщения от Алисы, и он как можно быстрее разблокировал телефон, вчитываясь в скачущие перед глазами буквы.
[Алиса Николаева, 1:24]да, давай, я не против)[Алиса Николаева, 1:25]обсудим тогда завтра, где и когда?и покидаешь своих песен, чтобы я знала, с кем работала?)[Алиса Николаева, 1:29]ты, видимо уснул, хахая тоже пойду, спокойной ночи[Алиса Николаева, 1:30]Стикер
Глеб немного разочарованно вздохнул и снова полез в файлы, выбирая самые нормальные песни. Все, кроме двух, были слишком сырыми, и ему не хотелось заставлять усомниться другого человека в правильности своего решения. Подумав, Глеб скинул ей и наброски новой — без текста, просто мелодию. Она была более энергичная, чем остальные, и заставляла их с Сашей дружно качать головами в студии, мечтая дописать на неё такой же качественный текст.
[Глеб Русаков, 1:35]
«где ты.mp3»
«не виноваты планеты.mp3»
«неназванная хуйня.mp3»
[Глеб Русаков, 1:36]
спокойной мелкая)
Телефон прощально пиликнул и погас, заставляя Глеба выругаться себе под нос. Мозгов у него было не занимать — принести зарядку и не поставить на неё телефон? Про себя Глеб устроил стоячие аплодисменты своей разумности, за весь день, наполненный порой слишком неловкими моментами, этот с уверенностью возглавил пьедестал.
Посчитав это знаком свыше, Глеб поставил телефон на зарядку и отвернулся к стене, прижимая медвежонка к себе. Тот будто обнял его в ответ, мерно сопя возле груди. Видел бы кто его сейчас — либо счел себя за сумасшедшего, либо расхохотался до боли в животе. Из всех знакомых во всем Воронеже этот постыдный секрет знал только Саша — и то, лишь потому, что не раз приводил его пьяным домой и укладывал спать.
***
— Дай мне моего медвежонка, — пьяным, протяжным голосом потребовал Глеб, протягивая дрожащие руки к удивленному другу.
— Кого, блять? Ты до конца мозг пропил? — Саша едва сдерживался, чтобы не покрутить пальцем у виска. Он видел множество состояний Глеба — когда тот в пьяном запале требовал долить ему алкоголя, когда громко спрашивал у собравшихся, не хотят ли они попробовать вкусные порошки, когда шептал таким же пьяным девушкам комплименты и предложения уединиться... Но чтобы тот требовал какого-то медвежонка — это что-то новенькое.
— Медвежв... Блять, медвежонка. Он на кровати где-то валяется, не будь хуйлом, дай, — вид у Глеба стал слишком плаксивым, и Саша закатил глаза, высматривая игрушку на верхнем ярусе кровати.
Тот сидел в самом дальнем углу от лестницы — на лапке было пятно от чего-то темного, может, кофе или кровь, а верхняя пуговица с тельняшки оторвалась, оставляя неплохой вырез на груди медвежонка. Глаза-бусинки смотрели на него также жалобно, как и секунду назад сам Глеб, и это заставило Сашу улыбнуться и протянуть руку наверх, нащупывая мягкий плюш. Медвежонок на ощупь был как детство — мягкий и почему-то теплый, хотя по комнате гулял сквозняк из-за открытых настежь окон. Кинув игрушку Глебу, он замер, наблюдая за воссоединением друзей детства с мягкой улыбкой.
— Мишутка-а! — воскликнул Глеб, прижимая медведя к себе. Возможно из-за выпитого дешевого виски, но Саше показалось, что Мишутка тоже улыбнулся, обнимая Глеба в ответ, несмотря не несущий от него запах алкоголя.
***
Глеб улыбнулся этому странному воспоминанию, проваливаясь в сон. Ему снилось, что медвежонок шептал что-то доброе на ухо, а на фоне Алиса вновь и вновь пела припев теперь их общей песни. Проснулся он впервые за долгое время с теплой улыбкой на губах и желанием написать что-то на тот самый неназванный бит.