Wasted Light

После разборки, ставшей промежуточный финалом нашей истории, её герои, не договариваясь, сошлись на том, что обо всём этом можно на время забыть и сосредоточиться на подготовке к выступлению их жизни. Эти долгие сутки они почти не разговаривали, только поздоровались пару раз, да незадолго до начала шоу Кайл написал в отмершую было беседу "SIJJKA" скромное и милое сообщение: «Удачи вам сегодня!», на что Йоханнес и Сиссаль без особых промедлений ответили: «Да, удачи нам!» и «Взаимно». В остальном же, как истинные и амбициозные профессионалы, они полностью сконцентрировались на себе и своей работе, которую сегодня нужно было выполнить идеально.

Конечно, фоново всегда шумело какое-то сжимающее чувство: так бывает, когда тебя что-то тревожит, но ты ещё не успел понять, что именно, – просто щемит солнечное сплетение и зажимает дыхание. Периодически всем троим вспоминались обрывки фраз, выражения лиц и собственные эмоции от происходящего, особенно Йоханнес то и дело прокручивал в голове «Давай обсудим наши чувства и всё остальное после всего», сказанное Кайлом в злополучный вечер. Что это за таинственное и интригующее «остальное», звучавшее так многозначительно и многообещающе? Читатель поймёт, нельзя было не думать об этом.

Но чем ближе дело шло к финалу, тем меньше они думали о чём-либо, кроме него. В конце концов он начался, и поглотил в свой вихрь всех, кто ещё колебался у обочины.

Эмоций было безумное количество, а всеобщее чувство единения растворило все границы и предрассудки, так что, позабыв обо всём, они праздновали этот день, музыку, жизнь, а после и победу Йоханнеса, который в истерическом припадке едва не запрыгнул на Кайла и не расцеловал его прямо перед всеми. Кайл же испытал странное чувство вроде того, что возникает после романтического сна о случайном человеке, которого, возможно, и вовсе не существует, но ты просыпаешься и ощущаешь необъяснимую нежную грусть по этому человеку и весь день восстанавливаешься от этого эмоционального потрясения. Он смотрел на его победное выступление, такое же идеальное, как и всегда, как и он сам, и испытывал горделивое восхищение, с каким он, при всём самолюбии, никогда не смотрел на себя. Тогда же он понял, что хочет и всегда хотел сказать ему, и дотошно записал это в заметки, чтобы ничего не забыть, в том числе свои ощущения в это волшебное мгновение.

Йоханнес был опьянён, но не тем, чем обычно, а счастьем, восторгом и эйфорией момента, когда весь мир внимал его голосу и видел его триумф не только над соперниками, но и над своим прошлым и своими страхами. Было страшно упустить хоть одну секунду: он впитывал всё, происходящее вокруг, запоминал все лица, все свои дурацкие отвлечённые мысли, пытался прислушаться к толпе и понять, что же все эти люди хотят сказать ему, и про себя, как мантру, повторял: «Я победил. Я победил. Я победил...» Но почему-то потом ничего этого он всё равно не помнил – помнил только своё экзальтированное выступление и миниатюрный элегантный силуэт, стоявший немного поодаль от кутерьмы неутомимого празднества.

Когда же всё успокоилось и гулявшие всю ночь артисты разбрелись по номерам, обладатель этого силуэта, решивший сделать перерыв в закономерной и изнурительной ревизии своего сегодняшнего перформанса, по пояс высунулся из окна, которое выходило на пустовавшую в столь поздний час улицу, и вдохнул дивный ночной майский воздух, на секунду перенёсший его куда-то на море, на отдых, когда ему было лет двенадцать. Они с семьёй каждый вечер выходили на прогулки, и Кайл всегда отмечал этот слащавый вдохновительный запах, который был одним из того немногого, что радовало его в то сумрачное время, когда всё претило и все были чужими (по большому счёту на сегодняшний день мало что поменялось). Но природная способность видеть и чувствовать красоту мира, каким бы жестоким он ни был, всегда помогала ему хоть чуть-чуть просветлеть и забыть о том, как тяжко было несколькими мгновениями до.

Вот и теперь эта поразительная весенняя, но уже как будто летняя ночь вдохнула в него небольшое облегчение: показалось, что рёбра перестали сдавливать лёгкие, а шея и плечи стали свободными и невесомыми, словно и не отпахали несколько месяцев беспрерывной подготовки к конкурсу. Голова немного прояснилась, и, поймав это мерцающее благодушие, он устроился на подоконнике и после пары репетиций начал записывать голосовое сообщение. Там говорилось следующее: «Привет... Поздравляю тебя с отличным выступлением и окончанием этого всего... Пойму, если ты не захочешь меня слушать и никогда больше на меня не взглянешь, но я должен это сказать и попробовать хотя бы немного очиститься. Я ужасно виноват. Я знаю, что очень обидел тебя. Если когда-нибудь сможешь, прости. У меня большие проблемы, я вижу их, но пока никак не могу подступиться к решению. Кстати, именно благодаря тебе я смог многое понять и осознать, а это, как ты сама мне говорила, половина дела. Я очень благодарен тебе за всё. Ты замечательная женщина, ангел, и я желаю тебе счастья и людей таких же прекрасных, как ты. Я буду до смерти рад, если мы до расставания ещё раз увидимся, а в будущем сохраним связь. Но тут решать тебе. Ещё раз спасибо, ещё раз прости».

Когда он отправил это, то почувствовал, как сильно он хочет спать. Казалось, что вся усталость, накопленная за эти месяцы, разом обрушилась на него и придавила к земле. Он хотел сию же секунду лечь в кровать и осчастливить себя вожделенным сном, но тут раздался стук, похожий на церковный перезвон. Волнение можно было почувствовать сквозь стены.

Кайл, не включая свет, в замирании открыл дверь. Йоханнес, такой ребячливый, милый и беззащитный, стоял по струнке и щенячьими глазами смотрел на выглянувшего из темноты замученного человека, который, насколько позволяло состояние, просиял и ласково проговорил:

— Привет, чемпион! Заходи.

Оба еле держались на ногах (они тут же развалились на кровати), глаза бесконтрольно закрывались, но через несколько часов они должны были разъехаться по своим странам, а значит, их время плавно истекало и надо было что-то делать, чтобы не упустить друг друга навсегда. Тянуть, вилять и колебаться было нельзя. Они это прекрасно понимали, поэтому заговорили прямо и по делу.

— Я в тебя влюбляюсь. Это мои чувства. А что у тебя? От этого зависит всё.

— А главное – никакого давления, – ухмыльнулся Кайл.

— Я серьёзно, – торопил Йоханнес.

— Я знаю, – с напряжённым выдохом ответил Кайл. – Ну что у меня? – спрашивал он себя так, будто выбирает, что поесть. Он поймал себя на мысли, что хочет спросить: «А что ты хочешь, чтобы я чувствовал?», но вовремя остановился. Вместо этого он полминуты подумал, словно что-то припоминая, и наконец сказал:

— Послушай. В тот момент, когда ты пел рядом с трофеем под конфетти, такой счастливый и заплаканный, я понял, что давно в тебя влюблён. Просто оно спрятано так глубоко, за такими узлами и замками, что добраться дотуда почти невозможно. Получилось вот тогда, когда мы все были эмоционально накалены, да и вся ситуация подталкивала к подобного рода чувствам. Сейчас я пуст, но теперь я знаю, что это неправда. Это безумно, но я знаю, что я к тебе чувствую, не чувствуя этого. Сможешь ли ты это понять?..

— Вполне смогу... Но как же быть?

— Это ты мне скажи. Настолько ли я тебе нужен, чтобы терпеть, ждать и распутывать по ниточке этот клубок размером с ладонь? И, когда розовые очки спадут и реальность ударит по лицу, посмотришь ли ты на меня так же?

— Ты думаешь, я обманываюсь?

— Это очевидно.

— Но что, если на самом деле я вижу тебя настоящего, а ты ошибаешься в том, кто ты?

— И кто я?

— Ты добрый ребёнок, которого сильно ранили. Ты хотел любить весь мир, но тебе не дали. Ты хотел любить себя, но эту любовь изувечили. То, каким ты стал, – не твоя вина. То, что ты делаешь, – это уже твоя ответственность. Ты можешь принять решение всё изменить. Я тебя поддержу.

Откуда взяться свету этой ночью? Почему вся комната не погружена во мрак и каждая черта, подсвеченная будто внутренним светом, так отчётливо видна? Это странно, но почему-то, действительно, в темноте видишь, а в тишине слышишь лучше всего.

Зашелестело мягкое постельное бельё: Йоханнес подвинулся ближе. Глаза его были беспокойны, лоб едва заметно подёрнулся морщинками. Он обхватил Кайла руками и прижал к себе, словно хотел переложить на себя всё его страдание, хотя сам он страдал не меньше. Стерпел бы всё, лишь бы любимому стало легче.

Кайл поддался: ему больше не хотелось спорить и строить из себя бог знает кого, он устал от этого. Он закрыл глаза и влился в эти объятия, отдавшись течению, нёсшему их куда-то в дивные дали, и желая, чтобы этот момент полномерного спокойствия никогда не заканчивался. Ему было так хорошо, что он задремал.

Йоханнес, когда заметил, выпустил его из своих рук и заботливо уложил на подушку, прикрыв тяжёлым одеялом. Сам он отошёл к окну, где ещё недавно Кайл восхищался красотой ночи, но теперь вся красота и всё восхищение были обращены к нему – к тому, кто, возможно, первый раз с тех пор, как был ребёнком, ослабил оборону и впустил кого-то в свою крепость. Его совершенно детское лицо, почти не изменившееся за эти годы, казалось, всегда умоляло прийти, забрать и спасти, но весь остальной организм противился этому и прогонял любого, кто протягивал руку к его мяконькому нутру. Однако теперь, в этот страшный по своему масштабу день, оно обнажилось перед самым масштабным человеком Европы на эту ночь, и можно было кожей ощутить плавную и нежную, как морские воды в штиль, энергию, выпущенную Кайлом из самого ядра своего сердца. Йоханнес протёр намокнувшие глаза и развернулся в сторону окна, где безоблачное небо начинало окрашиваться в дымно-сизый, а неустанные птицы заводили свою утреннюю песню. Он млел от умиротворённости, витавшей в чистом воздухе, и хотел навечно сохранить в памяти это чувство.

Непонятно, сколько он так простоял, но очнулся от дзена он при звуке шевеления, а затем шагов немного позади. Потом он ощутил боязливое прикосновение скульптурной руки на своей спине, едва вздрогнул, но не посмел более пошевелиться. Он как-то понял, что сейчас нужно отдать контроль ему, иначе спугнёт и не вернёт к себе никогда.

Кайл приблизил лицо к его шее, ни всполоха дыхания нельзя было почувствовать – может, он и не дышал вовсе. Но тут, нежно, как лучики солнца, уже пробивавшегося на горизонте, полураскрытые губы приложились к томящейся коже. Не чувствуя сопротивления, они проскользили немного выше и остановились под линией челюсти. Сонная артерия билась сильно, но размеренно. Кайл развернул его к себе и немедля прислонился к его губам. С каждым поцелуем он становился всё настойчивее, а руки уже не боялись надавливать на участки тела, которые сами просились оказаться в них.

Градус дошёл до той отметки, когда нужно было лечь на кровать и неистово избавиться от одежды. Соприкосновение нагих тел, жавшихся друг к другу, как под гидравлическим прессом, ощущалось безбожно, безумно, бескрайне – как удар током, как ожог, как свободное падение... Этого больше нельзя было вынести: они взлетели на новый уровень.

Человеку доступен ряд эмоций, которые никак не назовёшь и не опишешь. Эта эмоция лишь отдалённо напоминала наркотический экстаз, сдобренный звенящим чувством любви и привязанности. Но даже это чрезмерное описание не передаёт всего того, что эти молодые люди испытывали в те минуты, когда всё в них синхронизировалось и подчинилось чему-то единому и тайному. Время и пространство перестраивались, меняли свой облик, и двое людей в этой вакханалии были как бы бесформенны и вплетены во всеобщее движение сил и энергий.

Дело шло к кульминации. Кровь кипела, почти испарялась, чужие голоса бесконтрольно бросали что-то в тишину застывшей комнаты, глаза не видели, словно были обращены внутрь. Конец вдарил по всему телу, где-то глубоко внутри разлилось пульсирующее тепло, неторопливо утекающее в прошлое, где уже покоилось всё произошедшее за этот неполный час.

Усталые, они лежали, переводя дух и не отпуская рук. Неоспоримая красота момента молчала вместе с ними, созерцая волшебство, заполонившее эту крохотную комнату. Кайл рассредоточено смотрел в потолок и ждал, когда Йоханнес соберётся и заговорит. Это произошло довольно скоро.

— Как мы будем дальше? – его голос всё ещё подрагивал и местами срывался.

— Глупости ты спрашиваешь, Ханси... – в какой-то безысходности ответил Кайл. – Как будем... Остаёмся на связи, общаемся. Скоро у нас начнутся туры, по-любому заскочим друг к другу в гости. Да и раз в неделю, по выходным, летать то я к тебе, то ты ко мне – не проблема. Чай не в России живём, Европа маленькая, сориентируемся. Пока будем так. Как потом – посмотрим.

— Я имел в виду немного другое, – смущённо улыбнулся Йоханнес. – Я спрашивал в целом...

Кайл повернул к нему голову с гримасой снисходительного недоумения:

— Ты дурак?

И оба рассмеялись, нервно, но искренне и по-доброму.

— Извини, но по тебе было непонятно, какие у тебя планы, – иронически отметил Йоханнес.

— А ты чётко формулируй свои мысли, а не мямли, как восьмиклассница.

— Мне кажется, ты что-то попутал.

— А мне кажется, ты слишком быстро зазвездился.

— А ты не вякай со своего восемнадцатого места.

— Ты труп.

И начались игрища – смеху было на весь коридор.

Потом в таком же весёлом режиме они помогли друг другу собрать вещи и пошли проводить Сиссаль, которая уезжала немного раньше них. Кайл тоже пошёл, хотя на его сообщение так и не ответили, но как было не пойти?

Однако, наобнимавшись и наговорившись со всеми остальными, Сиссаль подошла к нему, скромно стоявшему немного в стороне, взяла за руки и своим фирменным сердечно-назидательным тоном, который так полюбился и так по душе приходился Кайлу, сказала:

— Кайл, не переживай, всё в порядке, я не злюсь. Просто постарайся во всём разобраться и не причинять боль людям, которые тебя любят. Мы всё понимаем, но никто не заслуживает жестокости. Я знаю, что ты прекрасный светлый человек, просто тебе нужно многое понять и надо многим поработать. Я всегда готова тебе с этим помочь. Если что – пиши. Хорошо?

Кайл растёкся в благодарности, чуть не расплакался, и они обнялись надолго и накрепко.

Подошёл момент, когда прощаться пришлось и нашей новоиспечённой паре. Они, конечно, без устали твердили, что грустить не о чем, они будут переписываться, созваниваться, проводить трансляции и ездить друг к другу в гости. Но всё равно в душе оставалась какая-то добрая, уже ностальгическая печаль не только друг о друге, но и о том, что подошло к концу то судьбоносное и легендарное, чем они жили последние несколько месяцев. Пройдёт время, и уже не будет так больно и тоскливо. А сейчас хотелось плакать и клясться друг другу в вечной любви, чего, к счастью или к сожалению, не случилось по причине: все смотрят. Оставшись же наедине в последний раз, они горячо поцеловались и несколько минут смотрели друг на друга, произнося пустые фразы: сказать ещё можно будет много чего, но увидеться вживую – это вопрос уже сложнее. Поэтому, изучив каждую деталь, каждый сантиметр облика, они душевно попрощались и разъехались, и, сидя в транспорте, каждую секунду, каждый метр отдаляясь друг от друга, они лихорадочно записывали в заметки всё, что запомнили из этого удивительного путешествия и фантастического знакомства, если его можно таковым назвать.

Помимо этих хаотичных образов, в огромной коллекции заметок одного из героев лежала ещё одна интересная запись. Мы думаем, он не обидится, если мы приведём её текст здесь:

«Я сейчас смотрю на тебя, на твой триумф, и не узнаю тебя, и заново слышу твой голос. Я не могу поверить в то, что не видел, как ты прекрасен. Я был поверхностен, я был жесток, я воспринимал тебя как должное. Но как же щедр был бог, когда послал мне тебя. Ты видишь во мне больше, чем кто-либо и я сам, ты видишь во мне лучшее, ты светишь мне, как солнце, и придаёшь смысл жить. Почему мне хочется сказать, что я люблю тебя? Я глуп и слеп, но это я чувствую так же чисто, как чист твой голос на этой безумствующей арене. Я люблю тебя, Йоханнес Питч. Боже, дай мне сил сказать это ему».

Даст ли боже сил? Как знать...

Во всяком случае, мы знаем, что через пару дней Йоханнес отдыхал со своими друзьями и они развлекали себя магией, эзотерикой и картами таро. Карты сказали, что эти двое будут вместе. Мы привыкли верить подобным предсказаниям.

От автора:

Вы завершили чтение первой части Wasted Light'а. Будет вторая, но мне нужно время и ваше терпение, чтобы сделать её роскошной) В перерыве будет другая небольшая работа чисто по Йоханнесу, надеюсь, от неё вы тоже кайфанёте! Спасибо за ваше внимание! Целую и жду в тг: @natashalexy