4
Свадьба была назначена через неделю и у меня была возможность придумать как ее отменить или что можно сделать. Но пролежав 3 дня и думая в голову ничего не пришло. В голове был только Назар, будто мы родные люди, меня к нему тянуло, все 3 дня мы не переставая общались. То что он рядом - было для меня важно. Со мной такого никогда не было что бы за короткое время я так тянулась к человеку.
"OBLADAET"
-Аделя, может покатаемся или в рестик?
"adelia.knz"
-Я только за.
"OBLADAET"
-Понял, в 17.40?
"adelia.knz"
-Да.
На часах было 17:32, я стояла у зеркала, поправляя волосы. Сердце билось немного чаще обычного. Я не привыкла к такому волнению, особенно это начиналось перед встречей с Назаром.
Он подъехал минута в минуту. Стекло машины медленно опустилось:
— Привет, красавица.
Я улыбнулась, села рядом, и мы поехали. Сначала просто катались по городу — без плана, без навигации, просто ехали. В машине играла тихая музыка, его рука была на руле, а глаза — периодически на мне.
— Ты сегодня другая, — сказал он вдруг.
— Какая?
— Отчаянная. Будто эта ситуация безвыходная. Расслабься сейчас, живи здесь и сейчас дай себе дышать.
Я посмотрела в окно, чтобы не встретиться с ним взглядом.
— Может, и так, — ответила я.
Мы приехали в уютный ресторанчик на набережной. Теплый свет фонарей, мягкий шум воды, немного людей — всё было будто создано для признаний, которых я сама боялась.
— Аделя... — начал Назар, и я сразу почувствовала: что-то важное.
— Да?
— Ты ведь знаешь, что я рядом не просто так? Я не играю.
Я встретилась с его взглядом. Впервые за долгое время внутри было спокойно.
— Я знаю, Назар. И ты даже не представляешь, как это важно для меня.
Назар вздохнул, сделал глоток лимонада и подмигнул:
— Слушай, ты всегда такая загадочная была? Или только со мной?
Я рассмеялась:
— Это у меня природное. Папа говорит, я с детства людей в ступор вводила — молчанием и взглядом в никуда.
— Ага, значит, это не я один теряюсь, — усмехнулся он. — Уже полегчало.
— Не надейся, — поддела я его. — Ты всё ещё в списке тех, кто не разгадал мою сложную душу.
— Я хоть в топе этого списка?
— С переменным успехом. Иногда ты на первом месте, а иногда — на двадцать пятом.
Он рассмеялся, откинулся на спинку стула.
— Ну всё, я теперь обязан попасть в топ-3. Что надо сделать? Спеть песню? Прочитать стихи? Купить тебе цветы?
— Цветы — это хорошо, — сказала я, делая вид, что всерьёз задумалась. — Лилии с пионами?
— Считай, уже везу. Только не забывай, кто тебя радует.
— Как забуду, — сказала я, улыбаясь. — Ты у меня ассоциируешься с машинами без маршрута, внезапными разговорами, заботой и цветами. Великолепный набор.
— А ты у меня с ветерком из окна и странными песнями в плейлисте, — сказал он и кивнул в сторону машины. — Кстати, поехали дальше кататься? У меня ещё два часа свободы и полбака бензина.
— Поехали. Только заедем за цветами, иначе ты навсегда останешься на двадцать пятом месте.
— Шантаж работает, — хохотнул он. — Ладно, звезда, держись, сегодня ты моя главная мечта.
— Поехали, — сказал Назар, заводя машину. — Есть одно место, тебе понравится.
— Что за место? Или опять без спойлеров? — улыбнулась я, устраиваясь поудобнее.
— Без спойлеров но это интрига. Расслабься. Сегодня ты в моей безопасности.
Он включил бит — ненавязчивый, с плотным басом. Мы мчались сквозь вечернюю Москву — огни улиц отражались в окнах, город будто дышал вместе с нами.
Минут через двадцать он свернул к Новодевичьей набережной, припарковался и сказал:
— Выходи. Покажу тебе немного магии.
Мы подошли к пруду. Слева — старинные башенки монастыря, справа — панорама Москвы в отражении воды. Всё тихо, спокойно, будто кто-то нажал на паузу.
— Здесь я часто бываю, когда хочется тишины, — сказал он, присев на лавку. — Без камер, без людей, без шума.
— Красиво, — прошептала я, глядя на подсвеченные купола и неспешные огни в воде. — Спасибо, что привёз.
— Тебе спасибо, что не испугалась со мной кататься по ночам по городу, — усмехнулся он. — Обычно я один, но с тобой... легче. Лучше.
— Звучит как комплимент. Такой... по-назаровски.
Он рассмеялся, потом достал из кармана жвачку, протянул мне:
— Держи. Чтобы не приторно было от этого вечера.
— Баланс, — кивнула я. — Ты за него отвечаешь?
— По жизни, — сказал он. — А ты за свет и улыбку в моей жизни по ходу.
Мы сидели молча. И это было хорошее молчание — когда не надо слов, потому что всё уже как будто сказано и ясно.
Вернув меня домой, Назар уехал. Я ещё долго стояла в прихожей, прислонившись к двери, будто хотела задержать в себе его запах, его голос, его взгляд. Остаток вечера прошёл в каком-то сладком тумане.
Оставшиеся дни до свадьбы мы с Назаром переписывались, созванивались. Его сообщения — как спасательные круги. Смех, лёгкость, голос, от которого внутри всё размягчалось. Но чем ближе была свадьба, тем сильнее сжималось внутри.
И вот — утро.
День свадьбы.
Всё слишком белое. Слишком светлое. Слишком чужое.
Приехали визажисты. В доме стало шумно и душно. Зеркала, кисти, разговоры — «у тебя красивые глаза», «эта прическа тебе очень пойдёт», «смотри сюда», «улыбнись». Все были оживлённые, радостные. Кроме меня.
С каждой минутой мне становилось всё тяжелее дышать. Я смотрела в зеркало — и не видела себя. Словно на месте меня была наряженная кукла, которую готовят для чего-то чужого, как витринную куклу.
В горле встал ком. Я встала со стула, прошептав «я на минутку» — и ушла в туалет. Закрылась, села на край ванны и разрыдалась. Тихо, так, чтобы никто не услышал. Казалось, если начну вслух — не смогу остановиться.
Спустя пару минут раздался стук.
— Адель... — это была мама. Голос мягкий, без давления. — Открой, пожалуйста. Всё хорошо.
Я промолчала.
— Дочка, я не буду спрашивать, что случилось. Просто... можно я зайду?
Я дрожащими руками открыла дверь. Она вошла и сразу обняла меня — не спрашивая, не уговаривая, просто была рядом.
— Мам... — прошептала я, — я не знаю, почему я плачу.
— Потому что тебе страшно. Потому что это важный день. А может, потому что ты не уверена.
И это нормально, Адель. Не всё должно быть идеальным. Главное — не предавать себя.
— Я чувствую, будто внутри всё сжимается... будто я не на своём месте.
Мама кивнула. Она не пыталась убедить меня в обратном. Не говорила, что это «просто нервы» или что «всё пройдёт».
— Просто побудь с собой сейчас. Не для всех, не для гостей, не для Максима. Для себя. У тебя есть право на свои чувства, — сказала она.
Мы сидели рядом в тишине. Я дышала глубже. Слёзы отошли. Стало немного легче.
Мама погладила меня по волосам, словно я снова была той маленькой девочкой, которая боялась выступать в детском саду.
— Не торопись. Все подождут, — сказала она тихо.
— А если я... не смогу?
— Тогда не сможешь. И это тоже будет правильно. Это твоя жизнь, Адель.
Не потому что ты должна быть счастливой ради кого-то, а потому что ты заслуживаешь быть счастливой сама.
Я глубоко вдохнула. Несколько раз. Мир перестал кружиться. Тревога ещё была, но не такая агрессивная. Я посмотрела на маму — она улыбнулась и, не говоря больше ни слова, встала и вышла, оставив меня наедине с собой.
Минут через десять я вернулась в комнату. Визажистки переглянулись, но ничего не сказали — просто начали молча поправлять макияж. Шёпот, лёгкий запах пудры, холод кистей по щеке. Всё как в кино, только сердце всё ещё било не в ту сторону. Мама ободряюще сжала мою руку, прежде чем мы сели в машину и поехали в ЗАГС.
Когда мы приехали в ЗАГС, руки дрожали. Родители, гости, фотограф — все будто слились в один неясный шум. Максим был вежлив, спокоен, слегка напряжён. Мы стояли рядом, как пара для фотографий, но внутри — пустота.
Всё вокруг казалось замедленным и чужим. Чужие улыбки, чужие речи, чужая я. И только внутри стучало:
Это не моя жизнь. Это не моё решение.
— Сейчас приглашаем молодожёнов расписаться, — произнесла регистраторша, доставая документы.
Мы подошли к столу. Сердце бешено билось. Я взяла ручку в руки. Максим уже поставил свою подпись, осталось только мне.
Роспись. Одна подпись — и всё.
И в этот момент...
Снаружи послышался рев двигателя. Сначала приглушённый. Потом громче.
Он будто прорезал воздух.
— Что это? — обернулась одна из гостей.
Секунды спустя — глухой скрежет тормозов у входа. Потом — шаги. Быстрые. Уверенные.
Дверь зала ритуалов с грохотом распахнулась.
— АДЕЛЬ! — прозвучал голос, который я бы узнала даже сквозь шум города-
Назар.
Все обернулись. Пауза застыла в воздухе.
Он вошёл в зал, в бандане закрывающей его лицо, глаза горели.