Флэшбэк

- Не хочу, у меня и так много работы. Тем более, два дня. Сам подумай, в лепешку расшибиться что ли? – я выводил волнообразную линию посреди холста, деля его на две части. Трубка, зажатая меж ухом и плечом, снова взмолилась:

- Понимаю, что два дня для портрета – слишком мало, но ты ведь можешь постараться.

- Слушай, чего ты так зацепился? – кисть приземлилась в маленькую стеклянную банку; телефон перекочевал в ладонь, измазанную засохшей красной краской. – Просто очередная работа, которая мне ничего не даст. Заплатят не больше, чем обычно, висеть картина будет, как я понял, в доме какого-то средненького семейства. И? В чем смысл?

- Ну, ты хотя бы создашь что-то свое…

- Это такая же перерисовка, только с фото. Еще аргументы?

- Там история очень сложная…

Я едва не засмеялся то ли от его наивности, то ли от собственного возмущения.

- Ради всего Святого, Ген, серьезно? Решил меня жалостью пронять? Благотворительностью не занимаюсь.

- Портрет отец умершей девушки заказал, - продолжил менеджер, не обращая внимания на мои высокомерные речи. – Она с моста спрыгнула. Скоро похороны, хотят на поминках поставить картину. Ну, и на память, конечно.

Я закатил глаза. Стоять надоело, потому разместился на кресле. Под моим весом мягкое сидение вытолкнуло в воздух плотные клубы пыли, пришлось долго чихать и махать рукой перед лицом, чтобы избавиться от зуда в носу. Надо бы вызвать клининг… Нет, здесь лучше убраться самому.

- И что? Надо теперь бросать все остальное? Сам ведь говорил, что мне следует больше работать.

- Говорил. Но это хорошее дело. Займись ради разнообразия.

Я театрально засмеялся, нарочито медленно выталкивая из себя звуки.

- Неужели, кто-то рассказал тебе, что такое «сарказм»? Удивительно.

- Серьезно, Егор. Возьмись, может, на душе легче станет.

Опять.

На этом последние крупицы хорошего настроения ушли, оставив за собой привычное для меня состояние дисфории. В такие моменты хочется закричать кого-то до смерти или разорвать голыми руками. Почему все считают, что имеют право лезть в мою жизнь? Я об этом просил? Или, может, справляюсь недостаточно хорошо для человека, который потерял очень важную часть своей жизни? Не думаю. Я держусь и еще фору дам всяким сопливым нытикам, до конца дней своих воющим из-за умерших жен. Я никому не жаловался. Никому. Никого не просил проявлять свое сочувствие или давать советы. Надо уже начинать рубить длинные носы, слишком уж много их обладатели на себя берут.

И ставить Еву в один ряд с самоубийцей… Как только язык повернулся.

- Нет, - рявкнул я и сбросил звонок.

Все, что я прошу – чтобы меня оставили в покое. Это так сложно? Неужели нельзя просто заткнуться?

Никогда не выходило спокойно договариваться с людьми. Ева пыталась научить, но по итогу просто сдалась.

- Ты не можешь послать человека на три буквы, если он не вписывается в выдуманные тобой же рамки, - она округлила глаза, глядя на меня через зеркало. В то утро моя девушка уже занялась йогой, сходила в душ, высушила волосы, и теперь стояла перед трельяжем в одном белье.

- Вписываться в мои рамки – хороший вариант для идиотов без вкуса и стремлений. Лучше бы сказали «спасибо», а не строили обиженные рожи.

- Так нельзя, - настояла Ева.

- Почему? – весело спросил я, пожимая плечами. Начало дня было приятным, припираться и отстаивать свою точку зрения напрямую не хотелось. – По-моему, это отличный вариант.

- Выдать моему начальнику, что ему пора копить на пересадку волос, тоже казалось тебе отличным вариантом. А ему ведь еще тридцати пяти нет! Я вообще по секрету рассказала, что это у него больная тема.

Я громко засмеялся, хлопнув в ладоши. Ева пыталась держать серьезное лицо, но все равно улыбнулась. Это каждый раз воспринималось, как маленькая победа, ведь она не могла долго злиться на меня по таким мелочам, не смотря на свою педантичность.

- Это было гениально. В следующий раз он пятьсот раз подумает, прежде чем попытаться приударить за тобой или другой занятой особью женского пола.

Ева обернулась, глядя на меня ошарашенно. Оттененные косметикой каре-зеленые радужки казались еще красивее. Я засмотрелся на них, не обращая внимания, что в целом вид моей второй половины перетек в возмущенный.

- Особью женского пола? Ты сейчас серьезно?

- Что не так? По-моему, все ок'ей. «Особи мужского пола» ты бы не удивилась, - я медленно подошел к ней со спины. Достигнув цели, оперся одной рукой о стол и принялся нагло разглядывать отражение, собирающее волосы в высокий хвост.

- Ты какой-то циничный. Надо повысить твой уровень сострадания и толерантности. В питомник сводить.

- Лучше в приют, - обнял ее за талию одной рукой, а второй перекинул хвост на другую сторону, обнажая шею и ухо. Продолжил уже шепотом. - Дети не настолько надоедливые.

Ева обернулась и шлепнула меня ладонью по голому плечу.

- Ты ужасен.

- Видимо, не так уж ужасен, раз ты все еще здесь.  

- Я над этим подумаю.

- Тик-так, время уже вышло. Думать надо был раньше, теперь ты от меня уже никуда не денешься.

Я все сильнее прижимал ее к себе, пока не услышал короткий писк. Объятия быстро перестали быть хоть каплю эротичными, мы сплели тела просто, чтобы получить друг от друга немного любви и не пораниться в очередной раз.

Не знаю, сколько сидел вот так, глядя в пустоту и прокручивая мобильный в руке, но через какое-то время он завибрировал, оповещая о новом сообщении. Догадаться о том, кто его прислал, труда не составляло. Весточка пришла от Гены.

Я, будучи заведомо недовольным,  хотел записать парню пару ласковых, но наткнулся на присланное изображение: молодая девушка лет двадцати, худая, с крашеными платиновыми волосами по ключицы. Узкий нос, тонкие губы и вытянутые серые глаза. На фото она выглядела очень счастливой.

- Что же ты с моста кинулась, идиотка? – вздохнул, уложив голову на левую руку. Указательный и средний - на висок, большой - под подбородок. Делаю так часто, сам не помню, почему начал.

Покойная смотрела в ответ, издеваясь. Не понимала, что уже не жива.

Смартфон лег экраном на мою грудь, пока я бродил взглядом по студии в раздумьях. Оно мне нужно? Работа и так есть. Художников по городу – завались, замучаешься выбирать. И цена разная, и стили, многим вообще все равно, чем заниматься, главное, чтоб отметку потом под постом оставили. Как я, например, да. Но в том и суть – здесь даже отметки не будет. На кой черт мне тогда сдалось это все?

Вот зачем она это сделала?

Я снова поднял фото к лицу. Из-за чего можно так поступить с собой и своей семьей? Пока ты жив – все реально. Соберись и исправь. Родные точно помогли бы. Раз портрет твой заказывают, значит, помнят и даже любят, возможно. О чем еще переживать?

Если бы не моя семья, тоже бы давно в окно вышел. Иногда хочется, чтобы все по щелчку закончилось, но так не бывает. Пойдешь на подобный шаг - получишь мучительную смерть, а потом тебя найдут в луже мочи и фекалий. К слову, мучительных способов из общей суммы почти сто процентов, даже отсечение головы не дает мгновенного забвения.

Незнакомка продолжала смеяться.

- Какие у тебя могут быть проблемы? Ты ведь красивая. На вид не глупая, хотя, кто знает.

Родители наверняка запасной вариант не искали. В теории, если постараться, можно и за два дня успеть. Уж не знаю, насколько качественно выйдет, но о качестве ведь речи не шло? Мало времени дали – вот и получайте соразмерный результат.

Проклиная себя, негодуя и вспоминая все матерные слова, которые знал, я ответил Гене согласием, затем удалился на кухню, чтобы взять очередную бутылку вина. Под работу такого толка нужно много пить.

Ненавижу рисовать мертвых.

Возможно, это было моей главной ошибкой. Или главным правильным решением, смотря, как расценивать итог.

Два дня прошли как в тумане. Вечером отец покойной должен был приехать за портретом, но так как мои тело и разум находились в алкогольной коме и не отвечали менеджеру – адрес ему никто не прислал. Я, наверное, слишком беспокоился о своей личной жизни, но без моего согласия Гена не имел права разглашать место моего проживания, это прописано в договоре. По данной причине, проснувшись ранним утром и увидев кучу пропущенных от него, я был готов убиться о стену.

- Алло, Ген? – позвонил уже по пути в ванную, стягивая одежду на ходу.

- Ты где пропадал? Я тебе телефон со вчера обрываю!

- Знаю, знаю, прости. Скинь адрес заказчика, я сам ему портрет отвезу. Время же есть еще?

- Есть, вроде как. Но там похороны, помнишь об этом вообще? Тебя не ждут.

- Я не собираюсь в гости напрашиваться, просто работу оставлю и свалю. Будто мне самому хочется опять в это влезать. Кидай адрес, через двадцать минут выйду.

Приняв душ, я достал единственный черный костюм, который был готов к носке. Для чьих-то похорон довольно дорого, но выбирать не приходилось. Вышла задержка в десять минут: семь на подсушку волос, три на упаковку картины.  

Гена скинул мне номер заказчика, по пути мы быстро обсудили сложившуюся ситуацию. Уже по адресу набрал номер квартиры в домофон, меня впустили. На нужный этаж поднимался в состоянии нахлынувшего похмелья, ведь в суматохе совсем его не почувствовал. Успел трижды возненавидеть себя: первый - за то, что согласился на эту авантюру; второй - за треклятый алкоголизм; третий - за неорганизованность и биологическую не совершенность. Я знаю, что алкоголь – яд, но можно ведь как-то менее тошнотворно на него реагировать?

Створки лифта открылись напротив нужной двери. Я нажал на звонок и, пока открывали, успел привести себя во внешний порядок.

Внутрь меня впустил полнотелый взрослый мужчина. Выглядел так, будто был наркоманом в глубокой завязке: бледный, с огромными синяками под глазами и воспаленными венами. Что странно, он старался улыбаться сквозь неприятное, настораживающее выражение глаз. Мне стало не по себе.

- Здравствуйте, - прошел в квартиру, вытягивая шею, чтобы разглядеть еще хоть кого-то. Делал это незаметно – нужно было сохранять интеллигентный вид. – Извините за задержку, слишком много работы, я совсем потерял счет времени.

Отец покойной, не составило труда узнать его по голосу, отрицательно качнул головой. Мое опоздание явно беспокоило любого из присутствующих родственников в последнюю очередь.

- Не переживайте. Спасибо вам, что привезли ее.

- Не стоит.

- Проходите в гостиную, там есть место на тумбе.

- Нет, не… - едва я начал отмахиваться, что получилось жалко и неуверенно, хозяин квартиры напряженными руками подтолкнул меня вперед.

- Проходите, пожалуйста. 

- Но…

- Проходите, проходите.

Он скрылся на кухне. Я слышал, как мужчина болезненно выдыхал, стараясь подавить слезы. Какое-то время у меня не было сил пойти дальше, ведь отголоски ненавистных эмоций забились где-то на подкорке. До этого все казалось другим, чужим. Незнакомая семья, умершая девушка, горюющие люди и обычный дом. Она здесь жила, росла, а какой-то художник просто пришел нажиться на сентиментальности ее родителей. Мне этот печальный факт боли не приносил, потому я смотрел на происходящее, как на плохую постановку. Не испытывал жалости к ним, только к себе. Такая обстановка ковыряла раны, пробуждала то, что не хотелось вспоминать или озвучивать. Даже думать об этом не хотелось, но я все равно думал, потому что не мог ничего поделать со своей внутренней слабостью.

Все похороны одинаковые. Я обещал себе, что никогда больше не попаду на такие мероприятия, не пойду, даже если умрет кто-то близкий, но все равно оказался здесь. Избегал, а по итогу сам же пришел. Словно на секунду вернулся в прошлое.

Целый год прошел с того момента, как ты ушла.

До сих пор помню тот день.

Твоя мама рыдала на моем плече, моя – стояла поодаль, безутешная. Смотрела на фото с черной лентой на уголке, без конца поправляла букет твоих любимых цветов, который сама же и принесла, пока он не превратился в увядший веник. Я не подходил. На то было много причин, но главная, и, честно говоря, самая позорная: страх разреветься на глазах у всех, ведь тогда последний праздник в твою честь обернулся бы полной катастрофой. Многие держались лишь потому, что я молчал. Успокаивал всех, бегал, помогая с организацией, раздавал платочки скорбящим пожилым родственницам, причитающим, что ты была слишком красива, умна и молода, чтобы умирать.

Некоторые смотрели на меня с пренебрежением и ненавистью. Знали, что я наделал. Может, так только казалось. В тот день многое шло наперекосяк, а отвечать за подобные мероприятия будет только сумасшедший.

Раньше я смеялся над теми, кто был готов лечь в гроб рядом с любимыми, а в тот день сам хотел поступить так же. Отвратительное чувство. Понимаешь, что не хочешь умирать, но и жить так тоже не получится. Сил не хватит. Потому и пил – счет времени теряется, жизнь становится туннелем, по которому ты летишь, прерываясь на короткие периоды похмелья и зарабатывания денег. Иногда память вообще отключается. Хотел бы я все забыть, отрезать от себя прошлую жизнь, чтобы всего этого не знать.

В гостиную вошел без спешки, чтобы не напороться на лишних людей. Не хватало только завести беседы с кем-нибудь из убитого горем семейства. Кто знает, сколько их тут на самом деле? Может, у погибшей куча старших сестер, а они любят в моменты слабости и эмоциональных потрясений вешаться на мало знакомого мужика, чтобы рассказать ему о наболевшем. Я на разговоры не был настроен, так что решил высмотреть стол, на который надо поставить портрет, оставить его и потихоньку уйти, а оставшуюся сумму за услугу вытрясти через Гену.

Должен отметить, квартира у пострадавшей семьи не самая маленькая из тех, что мне приходилось видеть. Хороший ремонт, погодите…

Одну из стен гостиной занимали дипломы в рамках, куча разных наград, фотографий с какими-то людьми и, кажется, снимки из путешествий. По неизвестной причине меня потянуло к этой стене, а отказывать себе в таких маленьких радостях я не привык. Пусть секундой ранее мне хотелось остаться незамеченным, эта секунда прошла, и теперь хочется посмотреть, что же там такое.

Как ненормальный, я поплелся с картиной, наспех укутанной в белую ткань, через довольно большую комнату, чтобы замереть у стены в маленьких «окошках». На них был изображен отец погибшей девушки в разные периоды своей жизни. Кажется, он археолог или историк, по содержанию наград сложно точно определить, но в любом случае, человек довольно успешный.

- «Николай Степанович Хромов», - подсказывали таблички. Интересно.

Мое появление спровоцировало новую волну разговоров. В следующую минуту одна из женщин отделилась от сидящих на диване. Она часто поглядывала на картину, что помогло определить ее статус на мероприятии.

- Здравствуйте. Вы Егор? – робко поинтересовалась хозяйка дома, сложив редкие светлые брови домиком.

- Здравствуйте. А вы?...

- Ольга. Мама Дианочки. Пойдемте, покажу, куда поставить.

- Конечно.

Мы отошли к дальней стене, где находилась пустая тумба с кучей свечей, несколькими живыми букетами и венком. Портрет мы поставили, аккуратно подправив все, что стояло вокруг.

- Вы очень талантливы. Спасибо за работу. Мы переживали, что поздно спохватились.

- Я признателен за похвалу. И не думайте об этом, все в порядке, вам ведь было не до таких мелочей, понимаю.

Женщина ласково поправила лепесток лилии, загнувшийся о раму.

- Вы правы. Очень тяжело… Хоронить детей.

Воспоминая родителей Евы, я понимал - мне нужно держаться ради своих. Странно это все. В какой-то момент я стал так поглощен своими переживаниями, что забыл о семье. Мама, папа, младший братишка – все померкли.

Что ответить на ее слова?

Этого не потребовалось, ведь вскоре пришел Хромов старший.

- Прекрасная работа, - кивнул он, все так же натянуто улыбаясь. Жена повторила его жест, и когда они посмотрели на меня, выражая благодарность, я покрылся мурашками – жуткие, неживые губы, похожие на резиновые маски. Глаза красные, сверкающие. Казалось, еще чуть-чуть, и эти улыбки превратятся с болевые оскалы.

- Благодарю, - я все же нашел в себе смелости ответить. Неужели, мое лицо тоже так когда-то выглядело?

- По поводу оплаты, - заговорила женщина. Муж заботливо перехватил слово.

- У нас сейчас небольшие проблемы с финансами, вы сможете немного подождать? Буквально час, нам привезут нужную сумму.

Я невольно отвернулся, пробегая зрачками по доступному пространству квартиры. Похоронить человека в наше время далеко не самое дешевое занятие, удивительно, что они хотя бы задаток внесли. Стоило ожидать.

- Да, конечно.

Спрашивать о переводе на карту и мыслей не было. Раз привезут, то, значит, наличные, а закидывать разбитых родителей своими капризами – это уже свинство. Я, может, и редкое дерьмо, но не свинья.

- Спасибо огромное, вы такой хороший человек, - говоря это, женщина не выдержала и сошла на плач. Супруг приобнял ее за плечи.

Отвечать меня не просили, потому я лишь кивнул, стараясь сохранять невозмутимое лицо.

- Вы знаете, у нас тут есть еще один гость, который появился спонтанно, - мужчина прислонил ладонь к моему плечу, чтобы мягко развернуть. Оставалось поддался, всматриваясь в толпу. – Думаю, вам будет интересно познакомиться. Он вон там.

Проследив за направлением руки, я заметил парня, стоящего в углу. Одинокий, неловкий и явно чувствующий себя не в своей тарелке. Почти такой же, как и я, только более жалкий. В целом, на вид приметный: высокий, спортивный. Кавказец? Слишком уж колоритно выглядит. Прямые темные волосы, на вид жесткие и колючие, коротко подстрижены. Брови широкие, густые. Длинные ресницы, даже отсюда вижу. Да, определенно, национальность читается: темные глаза, широкий нос, напоминающий так называемый «римский профиль», показывали ее лучше прочего. В интернете таких парней навалом. Его бы к нормальному барберу отвести, гардероб сменить. Могу поспорить, любимый вид одежды у будущего знакомого – спортивный костюм. Такие перспективы упускаешь, парень. Даже шрам, рассекающий губу, тебя не портит, а это большая удача. Что ж, интересно, как ты сюда попал.

Хромов обсудил что-то с женой, а потом повел меня вперед, всерьез намереваясь познакомить со странным гостем. Я надеялся только на одно - что тот хотя бы не станет заваливать меня вопросами, и мы просто дружно помолчим, стараясь пережить этот час.

Незнакомец повернулся в нашу сторону и первым, конечно, заметил своего друга-историка, а потом уже перевел взгляд на меня. Так и захотелось сказать: «Боже, ты как открытая книга, научись держать себя в руках – твои эмоции за километр видно!». Он выглядел очень удивленным и смотрел на меня так, будто к нему, маленькому мальчику, ведут какого-то чужого взрослого дядю с неизвестной целью. На вид мы ровесники. Надеюсь, у него все нормально с умственным развитием. Имею ввиду, надеюсь, он не тупица. Опять же, по лицу определить просто, но верить в такой вывод не хочется.

Ненавижу себя в четвертый раз – уже за то, что просто сюда приехал.