...

Льдисто-голубые глаза с тоской смотрели на одинокую фигурку, плетущуюся, как черепаха, по размытому после дождя стадиону.

— Манобан! — окликнул физрук. — Это только первый круг — хватит умирать! Моя бабушка бегает быстрее!

— Понятно, в кого ты такой псих, — буркнула себе под нос Лиса так, чтобы он не слышал, устало передвигая ноги по вытоптанной тропе, периодически перепрыгивая лужи и грязь в своих новых, белых кроссовках. Легкие уже начинали гореть, в боку кололо, растрепанные волосы лезли в лицо из-за ветра, а мысли обрывочно цеплялись за немые, гневные высказывания в сторону физрука. Бесила погода с ее серыми грозовыми тучами и далекими раскатами грома, бесили родители со своей золотой медалью, бесила школа со своими заморочками. А особенно бесил физрук со своими шуточками, колкостями и красивыми глазами.

Пробежав мимо Гука, Лиса злобно прищурившись, взглядом показала все, что она думает о его предмете.

— Не хмурься, морщины будут, — усмехнулся Чонгук, провожая глазами ее силуэт и отмечая на задворках сознания, что фигура все-таки у нее хороша. — Беги, Форест, беги! — не мог не добавить он напоследок.

Вконец взбесившись, превозмогая боль в каждой мышце своего далекого от спорта тела, Лиса сделала рывок вперед, показывая, что может бегать. Но тут же она поскользнулась на глине, сделала кульбит и, вконец запутавшись в ногах, со всего размаху упала на тропинку.

В локте и коленке резко стало больно, но поморщившись, Лиса все же встала. Чонгук едва увидев ее падение, примчался быстрее ветра. Лицо парня впервые за все их занятие было серьезное и немного напряженное.

— Где болит? — не дожидаясь ее ответа, он осторожно прощупал локоть, с которого стекала кровь вперемешку с грязью.

— Больно, — жалобно пискнула девушка, тяжело дыша после бега, — колено болит.

Физрук опустился на корточки и осторожно задрал порванную штанину. Колено тоже было немного оцарапано.

— Какой же ты неувязок, Манобан, — беззлобно бросил он. Хотелось добавить что-нибудь еще в своем духе, но посмотрев на перепачканную грязью ученицу с кровоточащими конечностями, спутанными волосами и таким беззащитно-несчастным выражением лица, физрук лишь покачал головой, встал и велел идти за ним.

— Куда? — удивленно спросила Лиса.

— Видишь пятиэтажку в ста метрах отсюда? Я там живу. Пошли, цыпленок, надо промыть твои боевые раны.

Удивлению Лисы не было предела. В ее представлении, ходить к учителям домой, это как-то интимно и запретно. Поэтому девушка тут же выпалила, что сама живет недалеко и прекрасно дойдет до дома без его помощи. Она даже успела развернуться и сделать один шаг, прежде чем, ойкнув, поняла, что колено и локоть болят очень сильно, а вдобавок, болит лодыжка.

— У тебя еще легкий вывих, тупорез ты мой, — подытожил Чонгук и просто сгреб Лису в охапку, осторожно перекинул через плечо, словно она ничего не весила, и направился к себе домой.

— Что? Как? Я сама! Сама пойду! — возмущалась смущенная Лиса.

— Конечно, пойдешь, Манобан, — спокойным тоном психиатра отвечал физрук, — а послезавтра не только пойдешь, но и снова побежишь. Отгул дам всего на один день.

— Нет, вы не поняли! — пыталась протестовать Лиса, — я могу сейчас идти, сама. Я тяжелая, я…

— Манобан… — устало оборвал ее молодой учитель, — помолчи… И давай уже на «ты», я не такой старый, как ты думаешь.

— А сколько вам… То есть, тебе лет?

— Манобан, ты флиртуешь со мной? — засмеялся физрук, заставив щеки девушки заалеть от смущения. — Двадцать три.

— Старик, — буркнула девушка. За это он чуть подкинул ее на плече, заставив снова ойкнуть и засмущаться.

Пока Лиса не знала, куда себя деть на плече физрука, и от стыда уже покраснела как рак, Гук, придерживая ее одной рукой, вдруг, на секунду подумал, что наверно сам с ней чуть-чуть флиртует. Совсем чуть-чуть. Совсем. А почему бы и нет? «Забавная девчонка», — думалось ему.

До дома, как и обещал физрук, они дошли очень быстро, и, поднявшись на второй этаж старенькой пятиэтажки, Чонгук все с тем же грузом в лице Манобан на плече, позвонил в дверь.

На пороге тут же показалась низенькая, пухленькая старушка с веселыми и добрыми, как у ребенка глазами и с напускной строгостью посмотрела на внука.

— Гуки! Ты, наконец-то, привел в дом девушку! — радостно воскликнула она, — ммм, точнее принес. Как тебя зовут, солнышко? — Старушка пропустила в дом внука, который поставил, наконец, ученицу на твердую поверхность.

Лиса испуганно переводила взгляд с бабушки учителя на него самого, не зная, что сказать. Боль в разбитом локте и колене радости не добавляла, хотя и немного ушла на задний план после заявления этой милой старушки.

— Знаете, вообще, я… — начала она.

— Моя ученица, ба. Она упала в грязь, и ее надо помыть, — спокойно сказал Гук, разуваясь.

— Да, да, — хитро прищурившись, подытожила бабуля, делая в голове свои выводы, — я пойду поставлю чайник…так….когда планируете пожениться? — невинно поинтересовалась она, поворачиваясь, в сторону кухни.

Глаза Лисы после этого заявления стали круглыми, как блюдца, а челюсть сама собой отвисла.

— В августе, бабуль, — добил ее физрук ехидной фразой, обращенной к старушке. Затем он просто схватил ее за руку и потянул безвольной куклой в ванною.

— Амм….ммм… — ученица в ступоре не знала что сказать, просто машинально подставила грязные руки под теплую воду. На Чона ей смотреть не хотелось.

— Манобан, что за красноречие? Ты еще и головой приложилась? — хохотнул брюнет, осторожно промывая ее локоть. Лиса этим манипуляциям не сопротивлялась, хотя и чувствовала покалывание в тех местах, где ее касались длинные пальцы учителя.

— Не обращай внимания, Манобан, — между делом интимно прошептал Чонгук, — бабуля спит и видит, как бы меня женить. А учитывая, что я не вожу в дом особей женского пола, она вцепилась в тебя, как в спасательный круг.

— Мм, — Лиса издала недомычание, означающее то, что она его поняла.

— Беда с тобой, Манобан, — засмеялся учитель, — приводи себя в порядок, вот полотенце. Я подожду снаружи, схожу за аптечкой.

Едва он вышел, прикрыв за собой дверь, как Лиса, что есть сил, вцепилась руками в раковину и уставилась на свое красное от стыда отражение в зеркале. В голове крутился только один вопрос: что это сейчас, нахрен, было?! Почему Чонгук нес ее на плече к себе домой, как какой-то питекантроп в пещеру? Что за неадекватные вопросы от его, пусть и милой, но явно чокнутой бабушки? Что за нежные касания ее не таких уж страшных боевых ран? И почему, черт возьми, так страшно и боязно поднять глаза и посмотреть ему в лицо?

Лиса от переизбытка чувств побрызгала немного ледяной воды на лицо, после чего обнаружила, что из профессионально промытого физруком локтя немного сочится кровь. На колено ей было страшно смотреть, поэтому Лиса просто покинула ванну, прихрамывая на подвернутую лодыжку.

Гук уже ждал ее за дверью, растянувшись в кресле с аптечкой в руках. Красиво очерченные губы были плотно сжаты, а выражение лица было самое серьезное, на какое он только был способен. Но льдисто-голубые глаза нет-нет, да и горели искорками веселья и насмешки.

— Поздравляю, Манобан, из цыпленка ты эволюционировала в мокрую курицу, — усмехнулся Чонгук, глядя на ее мокрое лицо и руки, которые школьница так и не вытерла предложенным полотенцем. Взъерошенные волосы и закатанная штанина с окровавленной коленкой не добавляли шарма и очарования, скорее и впрямь напоминали подбитого воробья.

Лиса же впервые по-настоящему разозлилась на шутку физрука, и, поблагодарив его за все, развернулась в сторону выхода, но Гук, лишь вздохнув, резко поднялся, в два шага оказался перед носом ученицы, подхватил ее на руки, как пушинку, и усадил в кресло.

— Ладно, Манобан, не кипятись за курицу, — миролюбиво начал он, открывая аптечку и доставая перекись с ватой и какими-то неизвестным ей мазями, — сиди тихо, я пытаюсь помочь.

— Зачем? — непроизвольно вырвалось у Лисы. Более того, она не знала, какой ответ хотела бы услышать.

— Ты — моя ответственность, а заодно головная боль, — улыбнулся Чонгук, обрабатывая ее колено, — и я все еще хочу сделать из тебя хоть подобие спортивного человека.

Лиса лишь фыркнула, отвернувшись. Почему-то такая близость всего в несколько сантиметров между ними заставляла нервничать, а сердце биться чаще, особенно при взгляде на широкую накачанную спину и рельефные руки, которые с грацией бабочки едва касались ее ран, сведя неприятные ощущения до минимума. Лисе вдруг впервые подумалось, что физрук из этого насмешливого молодого человека и вправду хороший, а забота о своих подопечных только добавляет бонусы к его доброй натуре. Тут же подумалось, а со всеми ли ученицами Чонгук так себя ведет, и если да, то почему-то становится грустно на душе и липко-неприятно. Мысли резко прервались от боли из-за нанесения какой-то мази.

— Ааа, — взвизгнула девушка, — щиплет, щиплет, щиплет!

— Манобан, — на выдохе произнес учитель с особой интонацией в голосе и, резко наклонившись к ее колену, осторожно подул на него прохладным воздухом.

Лиса от неожиданности, напротив, забыла, как дышать. Сердце на миг пропустило несколько ударов, разучившись биться. Мир Лисы сузился до одной этой комнатки, с нежно-зелеными новенькими обоями, старыми настенными часами с кукушкой, немного пыльным сервизом за стеклянной горкой, большим телевизором и старой мебелью. Мир продолжал жить где-то далеко за пределами этой комнатки, где центр вселенной упал на нее с Гуком столпом света, а время остановилось. Тут были только губы физрука, свернутые трубочкой, которые продолжали дуть на давно забытое колено. Зрение тоже сузило свой оптический прицел, направив радар на длинные не по-мужски густые черные ресницы, которые так красиво трепетали каждый раз, когда молодой учитель моргал. Это было не просто неожиданным наваждением, это стало снайперским выстрелом, прострелившим сердце Лисы сорок пятым калибром. Мыслей не осталось, только расширенные, как у наркомана зрачки, в каждом из которых стоял насмешливый анфас физрука. Появилась неожиданная пугающая тяга коснуться все еще мокрыми пальцами волос парня, захотелось вдруг что-то сказать, но все слова вылетели из головы.
А учитель тем временем не видел выражение ее лица, не знал, что мир растворился где-то в сознании его нерадивой ученицы. Макс чувствовал мало чего волшебного, он лишь заметил, что острая коленка школьницы, пусть и поцарапанная, выглядит очень мило. Бессознательно отметил, что у нее очень нежная, как шелк кожа, и неожиданно поддавшись неведомому порыву, поднял взгляд наверх, насмешливо заглядывая ей в глаза. Шутка так и застыла на его полуоткрытых губах. Молодой человек на мгновение тоже почувствовал чары. Льдисто-голубые глаза странно изучали школьницу, странно и мучительно долго, не моргая. И если в ее мире осталась лишь комната с ними двумя, то его мир расколола в одно мгновение неведомая молния, рассекая все на то, что было до, и что будет после.

— Манобан, — вдруг произнес он хриплым после долгого молчания голосом, — я только сейчас заметил…

Сердце Лисы пустилось в галоп, быстрыми ударами пробивая мозг изнутри в ожидание его слов.

— Я только сейчас заметил… — повторил он, — у тебя очень классные мышцы шеи. Делаешь упражнения? — деловито спросил он, закрывая аптечку, все также насмешливо глядя на нее исподлобья.

Магия разлетелась битым стеклом, падая на пол в голове Лисы, как только до нее дошел смысл его слов. Хотелось вдруг, как Гомеру Симпсону, орать и рвать на себе волосы.

— Шея, — только и смогла сказать она, — круто, да.

Гук на секунду отвлекся и снова посмотрел на нее более осмысленно, замечая в слух, что она все же тормознутая.

Тут же, как ураган Катрина, в комнату ворвалась бабуля, с подносом, усыпанным конфетами, зефиром и огромными чашками с дымящимся чаем, разрушая магию момента своим появлением.

Напоследок, Гук шепнул, что лучше согласиться на чай, потому что спорить с бабулей опасно для жизни.

Гомер Симпсон в голове Лисы уже не просто катался по полу и рвал волосы, он остервенело душил Барта с лицом ее физрука.

                                                               
***

Тем не менее, чаепитие прошло очень весело. Лиса поняла, что и бабуля, и ее безумный внук те еще весельчаки и балагуры, но такие милые и классные, что в душе она была бы не против, хоть каждый день пить с ними чай и весело болтать, слушая их безумные, но такие смешные истории. Уже лежа дома в кровати, с больным от смеха животом, наполненным килограммом конфет (бабуля была очень убедительна в том, что ей надо больше кушать), Лиса прокручивала в голове события минувшего дня. Как Чонгук провожал ее до дома (спасибо бабушке), вспоминала волшебный момент, как он дул ей на больное колено, которое его стараниями уже совсем не болело, думала о том, что ресницы у него и впрямь длинные-длинные, а глаза особенные, и сам он весь особенный. И что-то вдруг стало щемить внутри совсем не так, как когда ей нравился глупый одноклассник в девятом классе. И пусть неромантичная аллегория, но Лиса отчетливо поняла, что сорок пятый калибр, выпущенный волшебными ресницами Гука, мысленно превратил сердце в ошметки, принося его на алтарь любви этого психа-физрука.

Застонав от грусти и стыда, Лиса накрыла лицо подушкой, окончательно убедившись, что влюбилась.