глава двадцать шестая.
— Мама! Ты не можешь так со мной поступить! — девушка вскочила с дивана. Уже около получаса она сидела, переключая каналы, чтобы хотя как-то отвлечься, надеясь, что вся ситуация станет тише.
— Изабель, милая. Тетя Эби сама зовет тебя к себе. Тебе же всегда нравилась Швеция. Тем более, после всего произошедшего, я подумала, что тебе нужна смена обстановки.
— У меня здесь друзья, человек, который мне дорог.
— С каких пор ты нашла себе друзей? — эти слова были уколом. Очень больным уколом.
— Я не виновата, что мы переезжали из-за того, что отец умер. Потому что ты не могла смириться с тем, что его больше нет и единственным выходом сочла лишь побег. Побег от обстановки, где тебе все напоминало о нем, — она сказала это, а затем подумала и пожалела. Но с другой стороны эта была правда. — Я не виновата, что везде нахожу себе друзей и не сижу в тени, как бы мне не хотелось.
— Эти «друзья» оказывают на тебя дурное влияние, Изабель Смит! — Ну вот, мать рассердилась. Жди бури, как говорится. Так не говорят? Да плевать. Теперь будут.
— С чего ты взяла? Не думаю, что тебе предстоит решать с кем мне дружить, а с кем нет.
— Изи..
— Мама..Мам? — девушка подбежала к матери, когда та схватилась за сердце. Снова началось.
Она быстро набрала врачу и накапала успокоительного. Мама была единственным дорогим человеком для Изабель всю ее жизнь после того, как отца не стало. Она не могла теперь потерять и её. Просто не могла. Она не простит себя, если с ней что-то случится по глупости.
***
Тяжёлые капли дождя приземлялись на мраморное покрытие, устилая красивой росой фотографии лиц, сердца которых всегда будут жить. Вы наверное заметили, что в книгах на кладбище зачастую описывается именно такая погода? На самом деле, я думаю, это зависит от человека. Словно, когда ты приходишь на могилу близкого тебе человека и твое сердце обливается кровью, твоя душа еще не может привыкнуть к тому, что ты не сможешь больше увидеть улыбки и почувствовать прикосновения, умерший человек тоже страдает и плачет. Поэтому идет дождь.
— Кар! — ворон, спутник смерти цвета черной дыры, взмыл крыльями и перелетел на две могилы дальше. Им, должно быть, так осточертело слушать, как люди жалеют себя и друг друга, как обвиняют бедолагу-судьбу в существование которой, возможно, даже не верили.
— За что? — произнесла Смит и тут же замолчала, на её лице появилась слабая улыбка, полная боли и разочарования. — Должно быть, все спрашивают одно и то же. А ты не как все. Вы, ребят, не как все, — она взглянула на две рядом расположенные могилы, украшенные пионами и черными розами. Фотографии Кайла на мотоцикле, около мотоцикла, под мотоциклом, с друзьями, с Изабель и Эшли. Фотографии Эшли. Теперь Из не могла смотреть на них спокойно, не видя горесть и отчаяние у обоих. Не видя то, о чем кричали их глаза в то время, когда губы растягивались в ослепительной улыбке.
— Ты обещал, что никогда не оставишь меня. А ты обещала, что отомстишь мне во что бы то не стало. Вы обещали мне, что продержитесь со мной куда больше, чем вы прожили... Вчера был такой красивый закат. Он был словно огненный. В небе было три чайки. Они были такими свободными, постоянно меняя уровень полета, перелетая друг через друга, словно подшучивая. А знаете что потом? Потом две из них улетели. Просто улетели, оставив одну чайку долетать до места назначения самой. А куда ей лететь? Вдруг она даже не знала куда лететь? Вдруг эти чайки вокруг нее, ее стая, ее друзья были ее компасом. Вдруг они указывали ей путь, а теперь она просто потеряна среди безграничных небес и огромного глубокого океана, сбита с толку и в принципе не имеет особого смысла продолжать свой путь?
Теплая рука приземлилась на плечо прежде, чем в нос стукнул знакомый запах. Смесь никотина, мяты и кофе. Неизменный.
— Как ты это делаешь, черт возьми? — спросила на вполне серьезно.
Уголок его губ дернулся в привычной ухмылке.
— Что именно, принцесса? — Рафаэль снял с себя куртку и накрыл ее плечи.
— От тебя всегда пахнет одинаково. Абсолютно. И одинаково вкусно.
— А от тебя всегда пахнет ванилью, любовью и счастьем, — он заправил промокшую прядь ее русых волос за ухо. — Я слышал то, что не должен был слышать. Но не мог прервать тебя. Тебе нужно выговориться и я понимаю, почему ты пришла именно сюда. — Он взял за воротник куртки и притянул её к себе ближе, проговаривая следующее, глядя ей прямо в глаза. — Но я хочу, чтобы ты знала, Белль, что я всегда буду рядом с тобой, всегда готов быть опорой и поддержкой, — его голос опустился до хриплого шепота, усиливая мурашки, который табуном бегали по ее коже. Его горячее дыхание сильно чувствовалось на лице и шее. Может быть просто от того, что холодно и дождь? – Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя.
— Насколько сильно? — улыбнулась девушка.
Искренне. Эта улыбка грела его душу.
Он ошарашенно взглянул на нее. Не так обычно отвечают на признание в любви, тем более такое эмоциональное. А затем улыбнулся, показывая миру ямочки на щеках. Гринберг редко так улыбался. Но эта улыбка стоила проданной души.
— Три тысячи раз, — с этими словами он поцеловал ее. Удивительно, как много можно сказать одним поцелуем. В этом поцелуе была теплота, горечь, злость, сочувствие, любовь, поддержка, вера, обещание.
— Ты знаешь что означает твое имя, Рафаэль Гринберг, мальчик с черной гитарой, которая привлекла мое внимание? — спустя время спросила Изабель, когда они были уже за территорией кладбища.
И никто из них даже не догадывался, что их лучшие друзья сейчас стояли в обнимку, глядя на них, и радуясь за их счастье.