Часть 36
2 февраля, 1999
Сейчас два часа ночи.
Она просидела в кабинете МакГонагалл больше четырёх часов, попивая остывший чай из чашки, которая звенела всякий раз, когда её дрожащие руки ставили ту обратно на блюдце.
Она была честна с Драко и Тео о возможности этого — о реальности описываемого в Пророке. Логичная Гермиона понимала, что это может произойти.
Но она понимает, что логичная Гермиона и все остальные её части работают самостоятельно. Не в одном ритме. Отдельно.
И остальные её части вообще этого не ожидали.
— Что я могу сделать? — в сотый раз глухо спрашивает она.
МакГонагалл сидит в старом кресле Дамблдора, всё ещё просматривая бумаги, которые Доулиш вручил ей незадолго до того, как забрал с собой почти четверть её студентов.
— Вы можете отдохнуть, — говорит МакГонагалл; она звучит сурово и сострадательно одновременно — и немного устало.
— Я не могу—
— Мисс Грейнджер...
— Я просто стояла там, директор, — Гермиона ставит свою чашку на край стола. Сжимает ее руки. — Я просто стояла там. Смотрела. Я не могу—
— Я знаю, как сильно Вы беспокоитесь о мистере Малфое—
— Обо всех, — выдаёт она, не в силах промолчать. Признаётся в этом перед всеми и перед самой собой, впервые. — я беспокоюсь обо всех.
МакГонагалл вопросительно вскидывает бровь.
— Мне нужно знать, что я могу сделать.
— Как я уже сказала, мисс Грейнджер, вам обязательно нужно отдохнуть—
— Директор—
— Обязательно, — перебивает её МакГонагалл, повышая голос, и поднимается на ноги. — чтобы Вы сохранили ясность ума к тому моменту, когда мы завтра отправимся в Министерство.
Гермиона моргает. И ещё раз.
— Мы?
— Да, — коротко говорит она, заставляя обе чашки исчезнуть — явный признак того, что разговор окончен. — как их директор, я не могу выступать в роли свидетеля. Вы, с другой стороны...
— Да, — тут же выдаёт она. — да, конечно. Я могу.
— Тщательно обдумайте это, мисс Грейнджер. Подумайте о последствиях, прежде чем принять решение.
— Я знаю—
— Это будет утомительно. Болезненно. Тяжело. Весь этот цирк, сами понимаете — Ваши собственные заслуги могут быть поставлены под сомнение—
— Директор, я хочу это сделать.
МакГонаналл мягко сжимает её плечо.
— Обдумайте это, — говорит она. — я настаиваю. И если Вы действительно решите сделать это, встретимся здесь в девять утра.
Гермиона сдерживает всё, что ей ещё хотелось сказать. Заставляет себя кивнуть. Заставляет себя подняться. После нескольких часов в кресле её ноги онемели, и её голова болит.
— Спасибо, директор, — бормочет она, направляясь к двери. — до встречи утром.
— Обдумайте это.
В спальне тихо, но Джинни не спит. Конечно, она не спит.
— Что ты делаешь? — спрашивает она, выглянув из-за тёмно-красных занавесок, окружающих её кровать; Гермиона достаёт свой лучший пиджак. Свою лучшую юбку.
— Через несколько часов я отправляюсь в Министерство, — тихо проговаривает она. Во всяком случае, она может сказать Джинни правду.
— Гермиона, ты ничего не можешь—
— Ты этого не знаешь.
Джинни вздыхает. Раздвигает занавески, чтобы затем сесть на край кровати рядом с Гермионой. Та смахивает со своей юбки несуществующие пылинки, старательно избегая её взгляда.
— Я думала, ты приняла решение, — говорит Джинни.
Гермиона тяжело сглатывает. Разглаживает и затем снова складывает юбку.
— Я думала, ты решила закончить это. Совсем. Ради своего же блага—
— Он сказал, что любит меня.
Она проговаривает это торопливо. Неразборчивым шёпотом. Это первый раз, когда она позволила себе признать это, и слышать это из своих уст неожиданно тяжело.
Джинни замирает. Краем глаза Гермиона замечает, как её рот пару раз открывается и закрывается, но она не может заставить себя посмотреть на неё.
— ...Когда? — наконец спрашивает она.
Гермиона прочищает горло. Начинает складывать пиджак.
— Несколько часов назад.
Джинни смотрит на свои руки. На потолок. Вздыхает.
— Мудак, — выдыхает она, и Гермиона наконец переводит на неё взгляд. Джинни пожимает плечами. — Я имею в виду... это просто — это всё усложняет.
Гермиона тупо кивает. Чувствует небольшую радость по поводу того, что её собственные мысли подтверждаются.
— И он выбрал отвратительное время.
Она слабо улыбается.
Джинни ненадолго задумывается, прежде чем задать следующий вопрос.
— Значит, ты его простила?
Гермиона отводит взгляд. Мельком замечает подвеску, лежащую на её тумбочке.
— Нет... — бормочет она. — нет, я не простила его. — она сглатывает очередной ком в горле. — я не думаю, что когда-нибудь по-настоящему прощу его. За всё это.
— ...Но ты любишь его.
Она заставляет себя поднять взгляд на Джинни, даже если её слова болезненно задевают что-то глубоко внутри.
— Я не знаю, что я чувствую.
Джинни уверенно смотрит на неё.
— Я думаю, ты знаешь.
Гермиона качает головой.
— Прекрати, Джин.
— Это правда—
— Прекрати.
Джинни закрывает рот. Гермиона неуверенно улыбается ей.
— Хорошо, — говорит она и соскальзывает с края кровати. Направляется обратно к своей.
Гермиона тяжело выдыхает.
— Фамилии?
Гермиона нервно дёргает за край своего пиджака, стоя немного позади МакГонагалл; та составляет список и берет очки — прочищает горло.
— Аккрингтон, Бейнбридж, Берроу, Булстроуд, Картер, Коули, Дэвис, Дедворф, Эверкрич, Гойл, Гринграсс — они обе — Лофтхаус, Малфой, Мидс, Монтаг, Нотт, Паркинсон, Фиппс, Пьюси, Роуланд, Сайкс, Тэтчем, Вайтхед и Забини.
На середине списка Гермиона начинает паниковать. Их больше, чем она думала — и она даже не узнаёт некоторые имена.
Как она будет защищать тех, кого не знает?
Обдумайте это, сказала МакГонагалл.
Растерянный клерк изо всех сил старается успеть записать все имена, а МакГонагалл, кажется, стремится прочитать их как можно быстрее, просто чтобы сделать эту ситуацию ещё более нелепой.
— И что Вам будет нужно? — раздражённо спрашивает он, заканчивая писать и встряхивая рукой.
— Даты слушаний и полные списки обвинений, а ещё нам нужны бейджи посетителей.
Клерк щурится на неё.
— Бейджи, чтобы встретиться с кем?
— Со всеми, — спокойно отвечает МакГонагалл.
Он раздражённо кривит губу.
— Я уверен, что это не будет—
— Передайте Министру моё имя, — огрызается она. — я Вас уверяю, он даст разрешение.
Это, пожалуй, их единственное преимущество. То, что Кингсли — Министр. Тем не менее, он мало что может сделать для того, чтобы отменить решение Визенгамота — на самом деле, ничего. Всё определит суд.
Она не осознаёт, что кусает ногти, пока не задевает кутикулу; та начинает кровить. Ей приходится заставить себя сложить руки за спиной.
Клерк неохотно ведёт их через атриум, выдаёт им бейджи посетителей, и они набиваются в и так уже переполненный лифт.
Но она не готова к—
— Мисс Грейнджер?
— Это — это она!
— Гермиона Грейнджер, о, боги — какая честь!
Со всех сторон ведьмы и волшебники тянут руки, чтобы получить рукопожатие, не обращая внимания на МакГонагалл, которая пытается отогнать их.
К тому моменту, когда они выходят на своём этаже, она совершенно потрясена; остановившись, она оборачивается на лифт, с недоверием наблюдает за тем, как он движется назад и вниз.
— Я не думала... — бормочет она, но МакГонагалл уже уводит её.
— Постарайтесь расслабиться.
Они находятся на одном из нижних этажей Министерства — здесь располагаются камеры временного содержания; это большое, охраняемое защитными заклинаниями, скопление клеток, способных вместить всех ожидающих суда.
Здесь темно и холодно — это место слишком напоминает ей Отдел Тайн. Чёрный плиточный пол, тусклый свет. Она вздрагивает, чувствует на себе обеспокоенный взгляд МакГонагалл.
— Вот мы и пришли, — фыркает клерк, отпирая дверь, за которой скрывается длинный коридор, по обе стороны от которого стоят клетки.
— Какие клетки? — спрашивает МакГонагалл.
— Я уверен, что Вы разберётесь.
Они с МакГонагалл обмениваются тяжёлыми взглядами, а потом он закрывает за ними дверь, а затем — на несколько долгих мгновений — наступает тишина.
МакГоналл расправляет плечи.
— Думаю, лучше всего будет, если я сообщу им всем наши наме—
Гермиона уже направилась прочь по коридору. Она слышит, как МакГонагалл вздыхает.
— Мисс Аккрингтон? — зовёт та и принимается за работу, но Гермиона уже ушла так далеко, что едва слышит её.
Она накладывает Люмос, машет своей палочкой из стороны в сторону, иногда замечая знакомые недовольные лица — не те знакомые лица. Не то, которое ей нужно увидеть.
Её пульс набирает скорость, дыхание становится частым, нервным, и свет её палочки дрожит вместе с её рукой. До этого момента она не понимала, как отчаянно ей нужно—
— Грейнджер?
Это Забини.
Она тормозит так резко, что чуть не спотыкается; бросается к решётке, на которую лениво опираются его руки.
— Ты в порядке? — автоматически спрашивает она, ослабляя свет, когда он морщится.
Он вопросительно изгибает бровь.
— В полном, — затем он ленивым жестом указывает на неё. — какого хуя ты здесь делаешь? И с...я слышал МакГонагалл, да? — он кивает в тот конец коридора, из которого она пришла.
— Я...да, она...мы здесь, чтобы...ну...
— Помочь? — и он звучит так неверяще — так саркастично, что это чертовски грустно.
— Да, — говорит она, и он растерянно морщится.
— МакГонагалл, я понимаю — но ты... — он колеблется, но затем его лицо проясняется. — А. Точно. Ты здесь ради Малфоя.
Она качает головой.
— Я здесь ради всех вас.
— Не нужно врать чтобы не задеть мои чувства, Грейнджер, поверь мне—
— Я не вру, — огрызается она, неожиданно раздражившись. Разозлившись. — я здесь ради всех вас. Как свидетель с вашей стороны.
Несколько долгих секунд Забини просто смотрит на неё, его лицо ничего не выражает. Отдалённый голос МакГонагалл, называющей имена, заполняет тишину.
— Почему? — он спрашивает, кажется, спустя целую минуту.
Она удобнее перехватывает свою палочку.
— Потому что, — слабо отзывается она.
— Потому что почему?
— Потому что.
А потом она опускает палочку, и он снова оказывается в тени.
— Сиди спокойно, — говорит она и снова принимается за поиски. Снова направляется вперёд по коридору, машет палочкой по сторонам.
Она хочет позвать его — но она боится того, как может прозвучать её голос. Боится показать ему, насколько сильно её всё это беспокоит и расстраивает.
Ей нужно хорошо держаться. Оставаться сильной.
Ради них всех и ради себя самой.
Она проходит камеры каких-то других заключенных — ведьм и волшебников постарше, которые выглядят так, будто находятся здесь достаточно долго. Проходит что-то похожее на труп. Во многих клетках сидит по несколько человек, из-за переполненности.
Её палочка колеблется напротив пары, сидящей в дальнем углу, и она не сразу осознаёт, что это Пэнси.
Пэнси и...
Это Тео. Его голова лежит у нее на коленях — он без сознания, во всяком случае, так кажется, и его висок кровоточит. И она просто....она гладит его по волосам. Что-то бормочет ему.
Кажется, даже не замечает присутствие Гермионы.
От них сложно отвести взгляд.
Но она заставляет себя двигаться дальше.
Вскоре непроверенных клеток почти не остаётся — и она начинает паниковать. Ускоряется, привыкнув к тому, что все клетки либо пусты, либо заполнены кем-то не тем, и когда её Люмос отражается от ослепительной платины, то она чуть не проходит мимо.
Резко тормозит. Замирает.
— Драко..?
Он резко поворачивает голову в её направлении; он сидит на полу, опираясь на стену, у него под глазом синеет фингал.
— Грейнджер... — то, как он моментально подскакивает на ноги, почти уничтожает её решимость. — Мерлин, что ты творишь? Тебе вообще безопасно здесь находиться?
Его руки — со сбитыми костяшками — цепляются за прутья решётки, и она автоматически встречает его на полпути, обхватывая прутья чуть ниже.
— Кто сделал это с тобой? — выдыхает она, указывая одним пальцем на его глаз.
— Ёбаный Доулиш — какая, блять, разница? Отвечай на вопрос, Грейнджер.
— Какой вопрос?
— Для тебя безопасно находиться здесь?
Её грудь болезненно пульсирует, потому что она как будто бы видит беспокойство в его глазах, и это не — это не может —
Боже.
— Это безопасно, — бормочет она. — я здесь, чтобы выступить в твою защиту.
Драко тут же качает головой.
— Не надо. Я уже знаю, о чём ты думаешь — не делай этого. Не надо.
Она хмурится.
— Что значит не надо?
— Это значит не надо, Грейнджер, ёбаная мерлинова грудь. Не глупи.
На такую реакцию она точно не рассчитывала.
— Я твой единственный шанс на справедливый суд—
— Справедливого суда не будет. Ни с тобой, ни без тебя. — он звучит резко — напряжённо. Он говорит торопливо, и его слова не имеют смысла. — предупреждаю тебя, Грейнджер, не связывайся с этими людьми. То, что они могут—
— О чём ты говоришь? — спрашивает она. — Кто? БС? Они просто—
— Они не просто, Грейнджер.
— Что ты такое—
— Маркус Флинт мёртв, — его голос эхом отражается от стен. Тонет в наступившей тишине.
Её пальцы — липкие от пота — сжимают прутья.
— Что? — выдыхает она.
— Он мёртв. Его отпустили, и на следующий день он умер. Самоубийство. Правдоподобно?
— Что ты—
— Его адвокат тоже мёртв.
— Подожди...
— Он мёртв. Несчастный случай. Проблемы с летучим порохом. Опять же — правдоподобно?
— Прекрати, Драко — как ты вообще—
— Мой адвокат пришёл рано утром. Сказал, что он бросает дело. Ему пришлось. Боится за свою жизнь. Я предупреждаю тебя, Грейнджер. Все, кто вмешивается в это, умирают.
— Как это может—
— Это неважно! — его внезапный крик — то, как он дёргает решётку — заставляет её отшатнуться назад. — это, блять, неважно. Тебе нужно уйти. Забирай, всех, кто пришёл с тобой, и, блять, уходи. Сейчас.
— Я не ухожу—
Он просовывает руку через прутья и цепко сжимает её запястье.
— Гермиона, я, блять, умоляю тебя, — его здоровый глаз блестит в свете её палочки. Налившийся кровью. Безумный. — я умоляю тебя. Пожалуйста. — он сжимает её руку и его большой палец коротко проскальзывает по её коже — ласково. — пожалуйста. Уходи.
У неё перехватывает дыхание.
— Уходи.