Часть 19
25 ноября, 1998
Дневник,
Эта ёбаная хуйня на моей руке.
Разрушает мою жизнь.
Драко
30 ноября, 1998
Шесть дней.
Прошло шесть дней, и ничего.
Даже от Паркинсон, которая настолько талантлива во всём, что касается сплетен, что у неё обычно есть вся информация ещё до того, как кто-то решает её распространить.
Что означает, что Захария ничего не сказал.
Гермионе это не нравится. Это заставляет её чувствовать себя некомфортно. Потому что она уже сказала Гарри и Рону, Джинни и Парвати, и всем, кто заметил, что они отдалились друг от друга, и догадался спросить, что они расстались, что означает, что он может разыграть свою карту в любой момент.
Но, как сказал Малфой, у него всего одна карта.
У неё в животе затягивается морской узел. Она добавила Визжащую хижину в постоянно растущий список мест, в которые она больше не может возвращаться. И хотя она может объяснить это смертью Снейпа, если кто-то вдруг спросит, в действительности она знает, что это не имеет никакого отношения к Снейпу.
Она заметила, что Малфой отсутствовал на занятиях — как в последние дни прошлой недели, так и сегодня. И он отсутствует на приёмах пищи. Она беспокоится почти так же сильно, как в то утро, когда думала, что он утопился, хотя у неё нет на это никакого права.
Ей не стоило говорить то, что она сказала ему. Ей не стоило поощрять их глупое влечение друг к другу — и то, что в любом случае должно было произойти, произошло через пару минут после того, как она сделала это.
Не считая того, как она в детстве упала на детской площадке — увидела, как её собственная кость прорвалась сквозь кожу её ноги — Малфой связан с каждым страхом из её прошлого. Поместье Малфоев живёт в его глазах, в его прикосновениях и его голосе, и было глупо с её стороны думать, что это не так.
Тем не менее, даже подобные рассуждения не мешают ей беспокоиться.
Джинни — ещё одна проблема.
Гермиона подозревала, что она не особенно верила в их с Захарией отношения, и теперь, когда они оказались столь недолговечными, в её взгляде стало вдвое больше подозрения. Во время еды Гермиона периодически замечает, как та следит за ней, и это заставляет её осторожничать с каждым укусом.
Ей нужно залечь на дно. Ей нужно держаться подальше от Захарии — и от Малфоя, любой ценой. Нет, на самом деле — она думает, что какое-то время ей лучше держаться подальше ото всех. Всё было проще и безопаснее в начале года, когда она в основном выбирала одиночество.
Несомненно, её друзьям это покажется регрессом. Но это необходимо. Гермиона, к которой они привыкли — разбитая, неинтересная и пустая, словно яичная скорлупа — ну, это такое себе, но так она точно будет в безопасности.
Да, возвращение к своему старому поведению кажется отличным планом.
Секунд двадцать.
Она готовит Костерост для мадам Помфри, немного потерянная во всех этих мыслях, когда это начинается. Постепенно разрастающаяся суматоха, рождающаяся где-то у входа в больничное крыло. Крики, шум, звуки шагов нескольких ног. Они с Поппи одновременно поднимают взгляд, и каким-то образом, инстинктивно, Поппи догадывается освободить ближайшую койку.
В следующее мгновение толпа студентов собирается за углом, в прихожей.
— Помфри, Помфри — помоги! — кричит Нотт.
Гермиона роняет колбу, которую держала в руке. Та разбивается о каменный пол.
— Положи его сюда! Сюда! — тут же отзывается мадам Помфри. Она закатывает рукава, пока ведёт студентов к пустой койке.
Гермиона замирает.
— Мисс Грейнджер, быстро, — Поппи машет рукой, привлекая её внимание, но когда Гермиона не реагирует, она разворачивается. Щёлкает пальцами в воздухе. — Сейчас же, девочка — милостивый, иди сюда!
Гермиона спотыкается о собственные ноги. Наступает на стекло, когда заставляет себя подойти к Поппи.
Малфой всегда бледный.
Но не настолько. Сейчас он такого же цвета, как и простыни, на которые его положили, буквально сливается с ними. Все его вены видны — он полупрозрачный — и она практически видит, как они пытаются удержать то небольшое количество крови, которое в них осталось. Но вся она — вся она — льётся ничем не сдерживаемым потоком из его левой руки, и яростно окрашивает простыни в красный цвет.
Участок кожи, на котором находится Тёмная Метка, истерзан. Изрезан, словно кусок мяса. Кровь стекает на пол с той стороны, где его рука свисает над кроватью — течёт по его предплечью к ладони и вниз, протекая между его пальцев.
Она чувствует, как у неё внутри всё сжимается. Переводит взгляд на его лицо.
И он просто смотрит. Прямо вверх, на потолок. Его глаза налились кровью — стеклянные, полуприкрытые. Удивительно равнодушные. Если бы не вся эта ситуация, он бы казался ужасно скучающим.
Он моргает. Медленно. Он в сознании.
Он в сознании.
— Мисс Грейнджер!
Резкий голос мадам Помфри действует на неё, как удар тока, и в следующее мгновение она пропитывается тёплой кровью, зажимая его руку. Она размазывает её по прикроватной тумбочке, пока роется в ней в поисках экстракта бадьяна. Мадам Помфри сместила с полдюжины слизеринцев, собравшихся вокруг них, чтобы встать в ногах кровати и поднять ноги Малфоя.
— Что случилось? — спрашивает она резко, но спокойно, как и всегда. Гермиона не представляет, как ей удаётся оставаться спокойной.
— Я — я не, я не знаю, я нашёл его в таком состоянии, — торопливо отвечает Нотт. — Должен быть какой-то несчастный случай.
Кто-то усмехается.
Это Малфой. Он говорит нерешительно, всё ещё глядя на потолок:
— Нет нужды в том, чтобы врать ради меня, приятель.
— Мистер Малфой, не разговаривайте, — настаивает Помфри.
Гермиона дрожащими руками наносит бадьян, но рана сопротивляется ему.
— Не работает, — выдыхает она, впервые услышав, как странно она звучит. Нерешительно. Расстроенно.
— Это Тёмная Магия, я сомневаюсь, что что-нибудь сработает, — огрызается мадам Помфри, и боковым зрением Гермиона видит, как она готовит жгут.
— Что вы делаете? — спрашивает Нотт, но одна из медсестёр Помфри отталкивает его назад, когда он пытается забрать его. — Вы не можете отрезать ему руку!
— Здесь ничего не поделаешь. Тёмная Метка сопротивляется лечению.
— Вы даже ничего не попробовали!
Пока они спорят, Гермиона прижимает руки к ране, пытаясь остановить поток крови.
— Что ты натворил? — шепчет она. — О чём ты думал? Что ты натворил?
И Малфой поворачивается, его голова слабо наклоняется на подушке, усталые глаза находят её.
— Теперь она выглядит лучше, не так ли? — шипит он.
Она резко выдыхает, и затем мадам Помфри отталкивает её в сторону и с помощью палочки завязывает волшебный жгут над его локтем.
— Эй! Нет! — Нотт теперь забаррикадирован уже несколькими медсёстрами.
Малфой следит взглядом за Гермионой, когда она отступает обратно в толпу; её мышцы не работают, разум вертится в каком-то бесполезном водовороте.
Мадам Помфри берёт Малфоя за запястье и направляет свою палочку туда, где собирается резать. Нотт швыряется ругательствами. Несколько других слизеринцев брезгливо отвели взгляды — другие повернулись спиной.
Помфри открывает рот, заклинание уже зависает на кончике её языка.
— Подождите!
Сначала Гермиона не понимает, что она сказала это. Но все повернулись, чтобы взглянуть на нее, и мадам Помфри вопросительно изогнула бровь.
— Мисс Грейнджер, сейчас не время для —
Она действует импульсивно.
— Нет. Подождите.
И она проталкивается обратно сквозь толпу медсестёр и учеников, чтобы встать рядом с Поппи и достать из кармана свою палочку.
— Мисс Грейнджер, у нас не очень много —
Она делает это, прежде чем её успевают остановить. Забирает руку Малфоя из рук мадам Помфри и наводит кончик своей палочки примерно на дюйм выше раны.
— Империо, — выдыхает она.
Все охают.
— Мисс Грейнджер!
Но она не сводит глаз с раны — чувствует на себе взгляд Малфоя.
— Исцеляйся, — приказывает она.
Сначала нет ничего, кроме тяжёлой тишины. Мадам Помфри ловит её за руку, утягивает в сторону.
Но когда она отступает назад, она смотрит. И все снова вздыхают, когда раны на руке Малфоя начинают неохотно сшиваться.
Уже через тридцать секунд линии Тёмной Метки снова выглядят нетронутыми, и она смотрит на них сквозь блеск засыхающей крови. Смотрит на них со всем своим постоянством.
Лицо Малфоя неподвижно, словно маска. Гермиона оцепеневает.
И в следующее мгновение Авроры уже врываются в больничное крыло.