1 глава.Как ты, родная?
Апрель 1988 года
Аня нервно курила, опершись о машину. Сердце колотилось - вот-вот, сейчас. Пять лет. Срок немалый, но и в этом были свои плюсы: он крепко держал воровской общак, стал лидером «Универсама», пока делами заправляла она сама.
Ветер играл её тёмными волосами, апрельский воздух был свеж, почти насмешливо лёгок на фоне тюремных ворот. И вот - он. Шаг уверенный, но в уголках губ то ли улыбка, то ли напряжение. Быстро пересёк дорогу, подошёл, крепко пожал руку, обнял за плечо, мельком коснулся губами щеки.
- Как ты, родная? - тихо спросил он.
Аня кивнула, уже открывая дверь машины.
- Потихоньку.
Чёрный BMW E34 плавно тронулся с места. Аня вела машину с холодной сосредоточенностью, её пальцы уверенно обхватывали руль, а взгляд, непроницаемый и твёрдый, был прикован к дороге. Каждый поворот она брала с лёгкостью профессионала - чётко, без лишних движений.
Доставая пачку Marlboro Red, она молча бросила её Кощею. Тот поймал на лету, ловко встряхнул сигарету, прикурил от зажигалки. В салоне повисло тяжёлое молчание, прерываемое лишь мягким гулом двигателя.
Пять лет.Письма, переданные через верных людей, бессонные ночи, тревожные мысли - всё это теперь пряталось за каменной маской её лица. Слова были лишними. Слишком многое осталось стенами, от которых они теперь уезжали.
Декабрь 1981 года
- Ань, ты сегодня в ДК на дискотеку идёшь? - Юля, не отрываясь от своего занятия, выводила кисточкой алый лак на ногтях, стараясь не задеть кожу.
Аня, стоя у зеркальца, примерила сережки, пожала плечами:
- Может, пойду...
Из соседней комнаты, сквозь приглушённые звуки музыки, донеслись сдавленные стоны. Девчонки переглянулись - и тут же фыркнули, сдерживая смех. Общежитие. Что тут поделаешь?
Аня Князева, шестнадцати летняя первокурсница меда, привыкла к вниманию парней из старших групп. Сегодня собиралась в ДК она ответственно: джинсовая юбка, едва прикрывающая бедра, чёрная кофточка, сползшая с одного плеча. Образ, конечно, вышел "шлюховатый" - как бы буркнул отец, скривившись. Но сейчас это не имело значения.
Смеркалось. Часов около шести они шли по промерзшей улице, переплетясь руками, стуча каблуками по обледеневшему асфальту. Две яркие пятна на фоне серых декабрьских сумерек - Юля с белоснежными локонами и черноволосая Аня. Их смех звенел в морозном воздухе, а шутки становились все смешнее с каждой пройденной сотней метров.
Переступив порог ДК, они окунулись в шумный водоворот вечера. Музыка била в уши тяжёлыми аккордами "Зодиака", голоса сливались в единый гул. Сдав пальто в гардероб, девушки выпорхнули в зал, где уже вовсю шло действо - пары кружились под "Ласковый май", одиночки притоптывали у стен.
Взгляд девушке привлекали мужчины.Одни - местные группировщики в модных кожаных куртках, другие - прошедшие Афган ребята, что даже на танцах не снимали свои тельняшки и армейские ремни с бляхами. Их загорелые лица и особенная, фронтовая выправка сразу выделялись в толпе.
- Ты к кому - к афганцам или бандитикам? - Юля кокетливо наклонилась к подруге, блеснув накрашенными губами.
Аня лишь хищно ухмыльнулась, поправляя сбившуюся на плече кофточку:
- Да ко всем понемногу.
Юля фыркнула, одобрительно кивнув - мол, дело говорит. В такие места Князева выбиралась редко. Редко но метко.
Её тёмные глаза скользнули по залу, оценивающе задерживаясь то на подтянутом офицере , то на грубоватых мордахах местных группировщиков - разбитые носы, сбитые костяшки, тяжёлые взгляды но ещё молодые. Выбор непростой. И те, и другие - настоящие, из той породы мужчин, что Аня ценила: сильные, с характером, без этой дурацкой моды на длинные волосы, от которых её чуть не тошнило, и женственности в мужчинах,когда у него ни характера ни силы.
«Мужик - значит мужик, а не с причёской, как у бабы» - говаривал отец, наливая очередную стопку и заводя с дочерью свои «высокоинтеллектуальные» беседы. И хоть Аня вряд ли согласилась бы с ним во всём, но в этом он был безусловно прав.
Две подруги неторопливо подошли к стойке бара, едва уловимо покачивая бедрами в такт музыке. Атмосфера вокруг сразу накалилась - слева расположились подтянутые афганцы, справа - брутальные группировщики. Аня, следуя отцовскому завету "мужчина делает первый шаг", лишь томно обвела взглядом присутствующих, прежде чем устроиться на барном стуле.
Первыми среагировали вояки. К ней сразу же склонился офицер - по звёздочкам на погонах можно было определить старшего лейтенанта.
- Как зовут красавицу? - голос у него оказался бархатистым, с приятной хрипотцой.
Аня задержала взгляд на его аккуратных афганских усиках, чуть улыбнувшись уголком губ:
- Аня.
- Николай, - представился он, явно не ожидая, когда девушка вдруг протянет ему руку. Его ладонь оказалась шершавой, но хватка - твёрдой и уверенной.
- Вам сколько лет, Анечка? - неожиданно спросил он, зажигая сигарету.
Девушка откинулась на спинку стула, демонстрируя гибкий стан:
- Восемнадцать. А вам, Николай?
Тот усмехнулся, выпуская колечко дыма:
- Двадцать четыре.
Аня лишь одобрительно кивнула - возраст подходящий.
Аня слегка приподняла подбородок - она действительно выглядела старше своих шестнадцати, да и год второй к возрасту всегда прибавляла без зазрения совести. Коля, прищурившись, продолжил расспросы:
- Чем занимаешься?
- Учусь, - ответила она, проводя пальцем по краю бокала.
Он подвинулся ближе, и в его улыбке появилось что-то заинтересованное:
- На кого, если не секрет?
Аня рассмеялась:
- Да чего ж секрет-то? На медсестру.
- Ангелом, значит, будете, - кивнул он, и в его голосе прозвучало одобрение. - Хорошее дело.
- Хорошее, - согласилась она, затем наклонилась чуть ближе. - А вы отслужили. Что теперь делать планируете?
Уголки его губ дрогнули в той самой ухмылке, которая выдавала в нём человека, уже познавшего войну не понаслышке:
- Дальше воевать.
Аня задержала на нём взгляд, потом медленно кивнула:
- Похвально.
В её тоне не было ни лести, ни фальши - только холодноватое признание факта. Она понимала таких мужчин. Они, в свою очередь, всегда чувствовали это в ней.
Осознав, что не готова годами ждать писем и с ужасом вглядываться в конверты, боясь увидеть казённые строки похоронки, Аня резко поднялась со стула.
- Ну, я пойду.
Коля лишь кивнул, не удерживая:
- Идите, Анечка.
Она бросила знак Юле - та, вся в улыбке, увлечённо болтала с молодым солдатиком, но, заметив намёк, тут же вскочила и последовала за подругой. В туалетной комнате, прикурив у зеркала, они встали напротив друг друга. Дым вился в воздухе, смешиваясь с густым ароматом дешёвого лака для волос и пудры.
- Ну, как? - выдохнула Аня, выпуская колечко дыма.
Юля мечтательно прикрыла глаза, и на её губах расцвела такая улыбка, что Аня сразу всё поняла.
- Ань, я, кажется, влюбилась...
- В кого?- Аня поперхнулась дымом, кашлянула.
Подруга застенчиво потупилась, но восторг так и прорывался сквозь её слова:
- Его Боря зовут... У него отпуск на десять дней, а потом - ещё год там... Ань, он такой... красивый, умный, смешной...
Аня смотрела на неё, будто на самое наивное существо во Вселенной. Потом медленно затянулась, прищурилась и вынесла вердикт:
- Дура ты, Юль, ой дура.
Но в её голосе не было злости - только усталое понимание. Она-то знала: такие истории редко заканчиваются хорошо.
Юля, конечно, не была глупой - она всё прекрасно понимала. Но влюблённость делает человека уязвимым, заставляет идти на поводу у чувств, а не разума. Аня знала это не понаслышке. Не по собственному опыту, конечно, но из тех горьких историй, что отец рассказывал ей с детства.
История её матери была как раз из таких - ушла от мужа и двухлетней дочери к какому-то олигарху, умчалась в закат на дорогой иномарке. И нельзя было сказать, что Григорий Иванович Князев плохо обеспечивал семью или спился. Нет, выпить он мог, но в меру - нечасто, без перебора. И уж тем более не буянил - максимум, позовёт дочь, начнёт рассуждать о жизни, о том, "как надо", а потом спокойно отправится спать.
Но матери, видимо, было мало этой размеренности, этого прочного, но неброского быта. Ей хотелось блеска, страстей, большой жизни - и при первой же возможности она исчезла, оставив Ане лишь смутные воспоминания о запахе духов и отцовские горькие слова:
"Запомни, дочка - чувства делают людей слабыми. А слабость всегда наказывается."
И теперь, глядя на сияющую Юлю, Аня сжимала сигарету чуть крепче, чем нужно. Она-то знала - такие истории редко заканчиваются хэппи-эндом.
Докурив, они вышли обратно в зал. Юля тут же метнулась к своему Боре, принявшись шептать ему что-то на ухо с кокетливой улыбкой. Аня же медленно обвела взглядом зал - вот-вот должен был начаться медляк, а атмосфера уже накалялась.
В дверях появились новые гости. Впереди шёл высокий мужчина с едва заметной сединой на висках, излучавший спокойную уверенность. Справа от него - молодой парень со стрижкой "под ноль". А слева - самый крупный из троицы, бритый наголо, с мощной шеей и добрыми, вопреки всей его грубой внешности, глазами.
"Не просто гопота", - мгновенно пронеслось в голове у Ани. Это были не уличные группировщики и даже не рядовые бандиты. В их манере держаться, в том, как зал невольно затихал при их появлении, читалось нечто большее - авторитеты.
И когда их взгляд скользнул по залу, Аня невольно выпрямила спину. Такие мужчины не просто приходили на танцы - они приходили заявлять о себе.
Мужчина в центре троицы приковал взгляд Ани. Лет ему было под сорок - солидный возраст, но держался он с молодецкой статью. Обручального кольца она не заметила, хотя кто его знает - мужчины редко носили такие вещи открыто.
С деланной небрежностью Аня подошла к бару, заказала коктейль, закурила. Из динамиков полилась меланхоличная мелодия . Как по команде, кавалеры устремились к дамам. К Ане подошли сразу несколько - и молодые солдаты, и брутальные группировщики. Но её внимание привлекли именно те самые седые виски.
Когда он протянул руку, она без раздумий приняла приглашение. Его ладонь легла на её талию уверенно, почти властно. Пришлось встать на цыпочки - такой был рост. Он наклонился, и тёплый голос с хрипотцой прошептал:
- Тебе сколько лет, девочка?
- Двадцать два, - бойко ответила она, глядя прямо в глаза.
Мужчина усмехнулся:
- Врёшь.
- Не вру! - нахмурилась Аня.
- Вижу, что врёшь, - не отступал он.
- Мужчина, какая вам разница? Вы меня не под венец ведёте, - фыркнула она.
- Ой, маленькая моя, в жёны ты мне и не нужна. Но для другого дела сгодишься.
Аня напряглась:
- Для какого?
- Семнадцать лет, Анна Григорьевна Князева. Родилась 30 октября 1965 года. Учишься на первом курсе на медсестру, - его слова прозвучали как приговор.
Девушка остолбенела.
- Откуда вы...
Внезапно его лицо озарилось узнаваемой улыбкой:
- Что, не помнишь меня, Анька? Я же друг твоего отца.
В этот момент музыка, шум зала, всё вокруг - будто исчезло. Перед ней стоял не просто мужчина, а живая нить, связывающая её с тем миром в детство.
- Анют, поедешь в лес со мной? Грибов соберем, прогуляемся?
Отец стоял в дверях, заглядывая в комнату, где пятилетняя Аня возилась с куклами. Девочка сразу расплылась в широкой улыбке, радостно закивала:
- Поехали!
- С нами друг мой будет,- добавил отец, и в его голосе прозвучала какая-то странная нота.
А потом - как вспышка старой кинопленки - перед ней пронеслось всё:
Чёрные «Волги», низко гудящие двигателями. Дядя Виталя - высокий, с грубыми, руками - протягивает ей шоколадку «Алёнка», обёртку которой она потом долго разглаживала пальцами.
Салон машины, пахнущий кожей и табаком. Она - маленькая, притихшая - сидит между двумя здоровенными мужиками, чьи плечи занимают полсиденья. Отец за рулём, его профиль в полутьме кажется особенно резким.
Лес. Густой, сырой, пропитанный запахом хвои и чего-то ещё - железного, тревожного.
- Посиди тут, доча, мы местность осмотрим.
Она сидела. Сначала послушно. Потом - уже не помнила, что заставило её выйти, тихонько ступая по мху.
И тогда она увидела.
Те двое - те самые, что в машине смеялись, угощали её конфетами - теперь тащили что-то. Тяжёлое. Безжизненно провисающее.
Человека.
А отец стоял поодаль, курил. И смотрел.
И вдруг - обернулся.
Их взгляды встретились.
В его глазах не было ни ужаса, ни растерянности. Только усталая решимость.
- Анютка, иди в машину.
Голос ровный. Твёрдый.
Как приказ.
Как последнее, что она должна была услышать перед тем, как детство закончилось.
И она - послушалась.
Потому что папа всегда знал, как надо.
Даже этому.
Аня смотрела на этого человека - на те самые морщинки у глаз, которые когда-то смешили её в детстве, на знакомую манеру чуть косить левый глаз при улыбке. Дядя Виталя, который когда-то опускался на корточки, чтобы посмотреть ей в глаза, который смешил дурацкими рожицами, чьи огромные ладони аккуратно разворачивали для неё шоколадки.
И теперь эти же руки держали её чуть слишком крепко.
- Дядь Виталь... вы что ли? - голос её звучал странно, будто пятилетней девочки и взрослой женщины одновременно.
Его улыбка стала шире, но в глазах что-то дрогнуло:
- Узнала?
Она медленно кивнула:
- Узнала.
В следующий момент он резко повёл её через зал, его ладонь тёплым обручем сомкнулась вокруг её локтя - не больно, но так, что не вырваться. Они быстро миновали танцующих, поднялись по лестнице.
Двое его спутников ждали у стены, и когда те подняли головы, Аня вдруг поняла - это те самые мужчины. Те самые, что когда-то в лесу...
Дядя Виталя остановился, слегка подтолкнул её вперёд:
- Ну что, пацаны, признаёте?
Один из них - бритый, с добрыми глазами - вдруг ахнул:
- Да ёлки... Анютка ж это!
И в его голосе прозвучало то же самое - смесь удивления, ностальгии и чего-то ещё... чего-то, от чего по спине побежали мурашки.
Потому что они смотрели на неё не как на женщину.
А как на того самого ребёнка.
Того, кто всё видел.
- Я ж тебя ещё вот такой помню, - один из мужчин сделал жест ладонью на уровне бёдра, обнажая золотую коронку при улыбке, - с бантами в косичках, за конфетами бегала...
Его голос звучал почти ностальгически, но Аня всё ещё не могла опомниться. В ушах гудело, а перед глазами стояло то самое - лес, чёрные "Волги", молчаливое понимание того, что детство кончилось именно в тот момент.
Дядя Виталь вдруг наклонился к ней, и его голос стал тише, но чётче:
- Дело к тебе есть, Анют. - Он сделал паузу, изучая её реакцию. - Работать на нас хочешь?
Вопрос повис в воздухе, тяжёлый, как запах грозы перед ливнем. Аня почувствовала, как ладони стали влажными, но подняла подбородок.
- Какая работа? - спросила она, и её голос не дрогнул, хотя внутри всё сжалось.
Дядя Виталий обменялся взглядами с товарищами, потом медленно улыбнулся:
- Ты же медсестрой учишься, да? Умная девочка, папина дочка... Нам такие нужны.
ТГК:reginlbedeva