22 глава 18+
Pov: Регина
Я сидела на подоконнике в комнате небольшого хостела. Улица внизу была тихой, даже слишком. Всё казалось будто застыло. Прошла неделя, а я до сих пор не могла понять: бежать дальше или... вернуться?
Каждый день я прокручивала в голове тот разговор с Кирой. Те слова: "Иногда лучше услышать ложь от человека — чем всю жизнь бояться, что это правда." Я повторяла их как мантру, но сомнение вгрызалось глубже. Егор не звонил уже два дня — вероятно, устал. Или... понял, что я ему больше не нужна?
Я не знала, кому верить.
На ресепшене снова передали мне письмо. Без обратного адреса. Без имени. Только моё имя, написанное от руки. Почерк женский — уверенный. Сердце снова сжалось.
Руки задрожали, когда я открыла конверт.
Внутри был лист бумаги и фотография.
На фото — Егор. Он сидел на террасе кафе. Слишком знакомое кресло. А рядом — та же девушка, с которой я уже сталкивалась. Блондинка. Худая. Она смотрела на него влюблённо. Его рука — якобы лежала на её бедре.
Подпись от руки:
"Вот кого он выбрал, едва ты исчезла. Вернуться — значит быть игрушкой."
Я не дышала. Сердце било в виски. Я смотрела на фото... снова и снова. Первые секунды были полны боли. Ненависти. Но потом...
Я прищурилась. Что-то было не так.
Тень под креслом девушки не совпадала с направлением света на его лице. Его рука выглядела... странно. Неестественно. Как будто вырезана. Уголок кофейной чашки будто «наезжал» на палец, хотя не должен был. Я приподнялась, подошла ближе к окну, к свету. И тогда заметила — еле видимую полоску редактирования по линии стула.
— Это фотошоп... — выдохнула я, почти не веря, что сама это произнесла.
Может быть? А если да, то... кто это делает?
Я опустилась обратно на подоконник. В голове зашевелилось: я ведь никому не говорила, где остановилась. Письма приходят точно по адресу. Без ошибок. Кто-то знает. Кто-то следит.
И что, если это всё — ложь? Если и та встреча, и все фото, и слова — часть одного, большого, чужого плана?
Я посмотрела на письмо. Оно было на толстой бумаге. В уголке — что-то мелькнуло. Почти незаметно. Чёрная точка? Я провела по ней пальцем... крошечное отверстие.
— Что это, чёрт... — пробормотала я, склонившись ближе. Почти на уровне дыхания. — Неужели меня... прослушивают?
Именно в этот момент где-то в другом городе, за множеством экранов, мужчина в наушниках нажал на паузу.
— Она начала догадываться, — сказал он тихо в микрофон. — Передайте Николаю Сергеевичу: девочка умная. Уже почти поняла. Нужно менять план.
***
Pov: Автор
Николай Сергеевич сидел в кресле у окна своего особняка — вернулся в него меньше недели дней назад. За высокими окнами скользили тени елей, сад был ухожен и тих. Настораживающе тих. Он не любил эту тишину. Слишком много пространства для мыслей.
Он сжал в пальцах бокал с коньяком, лениво покачивая жидкость, и смотрел в пламя камина. Пальцы нервно постукивали по стеклу, словно внутри бушевало нечто большее, чем просто раздражение.
— Умная, — пробормотал он, вспомнив последний отчёт. — Подозрительная. Глазастая. Чуть было не распознала микрофон.
Пауза. Усмешка.
— Но всё равно, всего лишь девчонка. Всегда есть способ.
На столе перед ним лежали три конверта, аккуратно запечатанные. Фальшивые фото, копии «свидетельств» и одна вещь, которую он ещё не использовал. Деньги.
Он встал, подойдя к высокому зеркалу, оглядел себя. Всё тот же костюм, всё тот же холодный взгляд. Он выглядел собранным, но внутри всё кипело. Годы власти, деньги, влияние — и вдруг... мальчишка, его сын, теряет голову из-за какой-то бывшей горничной.
Регина.
Николай Сергеевич выдохнул. Упоминание её имени вызывало у него почти физическое раздражение. Она появилась в доме тихо, почти незаметно. Работала молча. Казалась... не опасной. И вдруг — он видит, как она выходит из комнаты Егора рано утром. Улыбается. Наглая, яркая, будто специально созданная, чтобы разрушать порядок.
Он не допустит этого.
— Всё можно купить, — произнёс он вслух, словно напоминая самому себе. — Любовь, честь, гордость. Особенно, если ты из таких, как она. Бывшая горничная. С приёмными родителями, которые готовы сдать её за цену ужина.
Он вернулся к письменному столу и достал новый лист. Чистая бумага пахла печатью, официальностью. Чернила скользнули по ней с особым нажимом — каждая фраза, как нажим на горло.
Регина,
Полагаю, вы понимаете, с кем имеете дело.
Я предлагаю вам соглашение, которое, уверен, покажется разумным.
Исчезните из жизни моего сына — и вы получите всё, о чём, вероятно, мечтали.
Триста тысяч евро. Наличные. Без вопросов.
Никаких угроз. Никаких последствий. Просто исчезновение.
Один билет. Один чемодан. И ни одного воспоминания о Егоре Булаткине.
Вы не подходите ему. А он не понимает, кто вы на самом деле.
Это — шанс уйти красиво. Без боли. Без войны.
Подумайте. Ответа не требуется. Решение — за вами.
Н. Булаткин
Он перечитал письмо, откинулся в кресле. В его голове это было честно. Практично. Утончённо. Если она откажется — он будет знать наверняка, что она опасна. Тогда вступит в силу второй план. Более грязный. Более тяжёлый.
Он нажал кнопку на внутреннем телефоне:
— Отправьте курьера. Убедитесь, что письмо попадёт прямо ей в руки. Только ей. И на этот раз — без микрофонов.
— Да, Николай Сергеевич.
Он откинулся, сцепил пальцы перед собой, взгляд застыл на пламени.
— Посмотрим, Регина... действительно ли ты выше денег. Или ты — как все.
***
Я сижу на краю кровати в тесной, чуть душной комнате хостела. В открытом окне ветер колышет занавеску. Света мало. Я еще держу письмо, открытое на столе, и боюсь глянуть на записку, которую написала сама себе: «Если ты когда-нибудь увидишь эти строки...». Под стеной стоит чемодан, я не принимала душ уже второй день — мне не хотелось дышать, не хотелось чувствовать...
И тут в дверь раздаётся стук. Снаружи — шаги. Я затаила дыхание.
Я никого не жду.
Это Егор?
Зачем он здесь?
Но он входит — и его взгляд уже кричит.
— Почему ты ушла? Почему ничего не сказала? — Его голос разрывает тишину. Он силён. Бешен.
Он шагает внутрь, не закрывая дверь, и смотрит на меня, как будто хочет вытащить из меня каждую правду.
Я молчу. Сжимаю письмо. Смотрю в пол.
— Ты просто... исчезла! — Он подходит ближе, наклоняется. — Я мыслил, что ты в опасности, а ты... ты бросила меня. Мы строили что-то... а ты уехала без слова, Регина!
Его голос рвётся, руки держат меня за плечи, грудь в груди ощущает пульс его дыхания.
— Я думала... я боялась... — вырывается у меня, голос тонкий.
— Боялась? — Он срывается, но поднимает меня на ноги, и его лицо теперь на расстоянии моего. Прямое, неумолимое. — Меня? Правды?
Слёзы подступают, но я не плачу. Я вздрагиваю — всё в нём сдвигается, будто земля трясётся. Взгляд его меняется: гнев сменяется жаждой, усталость — потребностью.
Он дёргает меня к себе. Стена — за спиной. Я чувствую тепло его тела, силу. Он прижимает меня к пластине холодной стены, оставляя на одежде вмятину.
— Ты знала, что я найду тебя. И что я не уйду. — Его губы касаются моей шеи, потом — ниже. Поцелуй сумасшедший, глубокий, страстный.
Я мягко выдыхаю, наполовину в ответ, наполовину в беспомощности. Он отстраняется на дюйм, глаза его сияют, но голос — тихий:
— Ты меня очень испугала.
И в этот момент время остановилось. Я чувствую кровь, сердцебиение, холод стены за спиной — всё смешано. Он прижимает меня губами к груди, затем начинает целовать шею, вниз — и вверх — его дыхание горит. Я выдаю тихий стон, настолько немощный, насколько подавлен весь оставшийся мир.
Он подхватывает меня на руки, словно собирается отвести на кровать. Я не сопротивляюсь. Он гладит мою спину, целует ладонь:
— Ты ужасно красива, когда плачешь, — шепчет. — И когда боишься. Я не хочу терять тебя.
Я вдыхаю: руки его уже сняли остатки платья. Он колышется над мной, сила встречает страсть. Его бедро прижимается к моему — протискивается внутрь ног. Пальцы погружаются в ткань, и я ощущаю, как открываются двери, которые так долго держали замки недоверия и боли.
Он тихо произносит моё имя. Так, будто впервые вспоминает. И я таю.
Поцелуи становятся длиннее. Он гладит талию, очерчивает линию бедра, поцелуем открывает чувствительность тела, затопляя страхи. Его руки уверены, но осторожны. Чувственные, требовательные. Он ведёт меня на кровать, едва касаясь. Кровать скрипит — от напряжения, страсти, ожидания.
На мгновение я закрываю глаза от наслаждения: звук его дыхания слышен, как музыкальный ритм. Он касается меня будто впервые, будто требует ответ и пишет собственную музыку на моём теле.
Тонкие прикосновения оплетают мою талию, бедра, начинают раскрывать дрожь, зажатую в потоке сомнений. Его движения спокойны, но цельны, словно он целует каждую клетку, каждый нерв.
Я отвечаю — мягко, хаотично, как дыхание весны. Отсутствие лжи, правда боли, правда страсти. Я ощущаю, как тени ночи исчезают, свет становится жарким, и наши тени на стенах питаются этим светом.
Он входит в меня медленно — не стремясь, но уверенно. Он шепчет: «Я здесь, я не уйду». Я плачу — тихо. Потому что всё, что я больше не могла сказать — он хранит внутри себя. Он — мой дом. И он не отпустил, даже когда я уже предала себя.
Мы движемся, дыхание в унисон. Его губы — как горячие слова, его пальцы — как просьбы смыть боль. Я отвечаю всем телом, всем сердцем.
Потом он выходит. Не резко, не ушёл. Просто остаётся рядом. Движения становятся мягче. Поцелуи — долгие. В этот момент мне не нужно больше доказательств. И я понимаю: я могу верить. Или не верить. Но сейчас — он здесь. И это правда.
Ночь закрывает нас пледом. Пустоты нет — только жара, только дыхание, только ударение каждого вдоха, чего я боялась.
И вдруг молчание напоминает о главном: есть выбор быть разрушенным этой ночью. Или — быть спасённым ей. Я выбираю спасение.
***
Свет медленно пробирался в номер сквозь полупрозрачные занавески. Было ещё тихо. Я лежала на боку, спиной к Егору, укрытая простынёй, волосы растрёпаны по подушке, плечи всё ещё тёплые после ночи.
Я не сразу поняла, что проснулась. Сознание то и дело проваливалось обратно в сон, в осколки горячих поцелуев, в обрывки дыхания, в шёпоты на ухо. Но вскоре тишина и утренний свет сказали мне: это — утро. И оно настоящее.
Я повернула голову и увидела Егора. Он лежал, глядя в потолок, одна рука под головой, другая небрежно касалась моей спины. Легкий изгиб губ говорил о том, что он либо что-то вспоминал, либо что-то задумал.
Я приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо:
— Егор, мы правда... — я слегка покраснела, прикрывая грудь простынёй. — Это был... не сон?
Егор повернул ко мне голову. Его взгляд стал мягким, но озорным:
— Ну, если это был сон, то, по-моему, ты меня как минимум трижды укусила во сне. Я теперь официально твой. Без возврата.
Я прыснула от смеха, прикрывая рот.
— Ты ужасен, — пробормотала я.
Он потянулся, приобнял меня за талию и поднёс ближе:
— Если ужасен — почему же ты не оттолкнула меня, а наоборот притягивала сильнее?
Я хотела ответить, но он не дал — поцеловал в висок.
— Главное, — добавил он, прижимаясь лбом к моему виску, — Что в этот раз виктор не уронил бидон или фонарь, или что там он обычно роняет в самые горячие моменты.
— О боже, — засмеялась я. — Ты ведёшь себя, как идиот.
— Я и есть идиот, но только твой, — он подмигнул. — Представь себе: ночь страсти и ни одного звука от Виктора в коридоре. Это... знамение!
Я рассмеялась и уткнулась в его плечо, пока он обнимал меня и медленно гладил по спине.
Минуты текли в уютном молчании. Но потом что-то резко изменилось.
Щелчок. Стук. Звук, как будто что-то упало с подоконника.
Я откинулась, приподнялась и увидела: в окно просунуто небольшое письмо. Оно упало внутрь через открытую щель. Серый конверт, без маркировки. Только на обороте — от руки написано: «Для Регины. От Николая Булаткина».
Я побледнела. Сердце грохнуло в груди. Руки задрожали.
— Что это? — Егор поднялся, сев на кровати. Он уже почувствовал напряжение. — Кто...?
Я молча схватила письмо, но не успела открыть — Егор мягко, но твёрдо забрал его у меня из рук.
— Погоди. Если это от него... — он уже разрывал конверт, — я должен знать, что он тебе пишет. После всего этого.
Я хотела что-то сказать, но замолчала. Его пальцы уже расправили листок. Он молчал, пока читал.
Я видела, как напряглись его челюсти. Вены на шее. Он держал бумагу так, будто готов разорвать.
— Этот ублюдок... — прошипел он. — Он предлагает тебе деньги, чтобы ты исчезла из моей жизни?
Я ничего не ответила. Только сидела, прижав простыню к груди, и смотрела, как лицо Егора покрывается злостью.
— Он что, думает, ты купишься на это?! — он сжал письмо в кулаке. — Он считает, что ты... что ты была со мной ради выгоды?
— Я уже ничего не могу понять, Егор, — тихо сказала я.
Он бросил письмо на пол и подступил ближе, взгляд стал мягче, но голос всё ещё был напряжённым:
— Регина. Посмотри на меня.
Я подняла глаза.
— Ты веришь мне?
— Сейчас — да. Но... это всё слишком, понимаешь?
Он обнял меня. Крепко. Как будто боялся снова потерять.
— Тогда держись за меня. Потому что, если он начал действовать напрямую — он чувствует, что проигрывает. А значит, мы должны держаться вместе.
Я молча кивнула.
А письмо... сжалось на полу, забытое на секунду. Но не исчезнувшее. Оно стало началом следующего этапа — и она это понимала.
***
Pov: Автор
Огромный зал с высокими потолками, мраморным камином и книгами в кожаных переплётах был погружён в полумрак. Пламя в камине трепетало, отражаясь в бокале красного вина. Николай сидел в кресле, почти не двигаясь, и смотрел в огонь. В этих бликах отражалась не романтика — стратегия.
Он ждал. Уже три дня.
Никакого ответа от Регины. Ни попытки поторговаться, ни осторожного интереса к деньгам. Ничего. Просто тишина. И эта тишина бесила его больше любых оскорблений.
— Значит, так решила, — пробормотал он. — Маленькая актриса решила, что может играть по своим правилам?
Он отставил бокал, встал. Холодная мраморная плитка пола будто подчёркивала его гнев — шаги отдавались по всему дому, эхом расползаясь по коридорам.
На столе в кабинете уже был включён планшет — связь была установлена заранее. Николай нажал кнопку и вывел на экран шифрованное соединение.
Через несколько секунд вновь появились знакомые лица — Максим и Виктория Романовы, приёмные родители Регины.
Максим нахмурился, но Виктория лишь слегка усмехнулась:
— Мы думали, ты сдаёшься. Вон как долго молчал.
— Я ждал. — Николай сел обратно в кресло. — Хотел понять, хватит ли у неё ума пойти по простому пути. Но, как и всегда, она выбрала борьбу. Или романтику. Всё равно — глупо.
Максим фыркнул:
— Ну, ты же теперь знаешь её. Мягкая, но упрямая. Правда, давно мы её такой не видели.
— Она изменилась, — сказал Николай. — И это делает её опасной.
Он наклонился вперёд, заглядывая в экран.
— Вы всё ещё хотите от неё избавиться?
Виктория пожала плечами:
— Это уже не про «хотим». У неё никогда не было с нами семьи. Она... обуза. Если ты хочешь, чтобы мы помогли — говори, что надо.
— Не просто помочь, — сказал Николай. — Надо уничтожить её доверие. Сделать так, чтобы она сама ушла. Чтобы верила, что Егор — лжец. Что всё это было игрой.
Максим наклонился:
— Ты хочешь, чтобы мы её заманили?
— Именно. — Голос Николая стал ровным, как лезвие. — Вы напишете ей. Скажете, что всё переосмыслили. Что хотите извиниться. Что готовы встретиться на нейтральной территории — допустим, в Австрии. Она поддастся. У неё внутри эта незажившая дыра — жажда родительской любви. Вы — ключ.
— А дальше? — спросила Виктория, затаив дыхание.
— А дальше мы включаем спектакль. — Николай обвёл глазами документы на столе. — Фальшивые переписки. Поддельные записи. Видео. Монтаж фотографий, на которых якобы Егор с другой женщиной. Та самая из прошлого. Мы уже нашли актрису — похожа, как тень. Добавим немного эмоций, намёков, обвинений. И вы скажете: «Мы пытались тебя предупредить».
— И она поверит, — усмехнулся Максим. — Ты хочешь, чтобы она ушла, как будто это её собственное решение.
— Не как будто, — отрезал Николай. — Это будет её решение.
Он допил вино, посмотрел на экран:
— Сколько вам нужно?
Виктория не ответила сразу, но Максим медленно произнёс:
— Сначала предоплата. Потом всё по плану. И — навсегда.
— Навсегда, — подтвердил Николай. — После этого забудете, что она когда-то называла вас «мамой» и «папой».
Он отключил связь без прощания. Им и не полагалось его ждать.
Медленно, с тихим звуком, он провёл пальцем по экрану планшета, открывая зашифрованную папку. Там уже хранились фотографии, черновики писем, обработанные аудиозаписи. Осталось только объединить всё — собрать «истину», в которую Регина должна будет поверить.
Он подошёл к окну. За ним — ночная Москва, сырая, напряжённая, вся в проблесках огней. Дом стал его крепостью. Его миром. Его войной.
— Ты ошиблась, Регина, — сказал он почти ласково. — Я не просто мужчина с деньгами. Я — система. И ты войдёшь в неё. А если нет — я тебя из неё сотру.
От Автора: такие страсти, друзья. Ставьте звездочки, так я пойму, что вы ждете продолжения. Так же подписывайтесь на мой тгк mirkaawattpads (или ссылка в профиле), который я создала специально для фантиков. Там много спойлеров, так же даты новых глав, а еще вы первыми узнаете о новой истории!
Люблю вас 💜