Глава 3
Не знаю, с какой скоростью я несся по стоящему в час-пик городу, наплевав на все камеры, светофоры и полицейских. Меня колотило так, что пальцы сводило, а пот горошинами стекал по вискам и капал на рубашку. Югендамт — даже спустя двадцать пять лет меня трясет от этого слова, как долгие годы трясло нашу мать и отчима, как трясло всю нашу семью. Югендамт — сучий потрох, из-за которого мы среди ночи едва ли не в пижамах экстренно валили из Лейпцига в дыру под названием Лойтше, а потом еще два года не высовывали носа из дома и как шуганные драпали под родительское крыло, едва заметив чужого на улице. Югендамт — твари, из-за которых мы начали выступать на год позже, которые преследовали нас попятам, вычитывая контракты, графики гастролей, проверяли отели и еще черт знает что! Что же это за напасть на нашу семью? Почему Мари? Кто? Кто мог натравить на нее бераторов? Я лично убью эту тварь! Собственными руками.
К дому Мари мы с мамой подлетели одновременно. Наверное, у меня был такой же вид как у нее — сумасшедший.
— Что она сказала? — схватила мама меня за рукав.
— Не знаю... — Я бросился бегом в квартиру.
Дверь оказалась открытой. Я даже испугался, что русская натворила каких-нибудь глупостей. Мари сидела на диване, в самом углу, поджав ноги, обняв телефон, и смотрела на меня так, словно хотела убить взглядом. Никаких истерик или слез. Просто тяжелый, уничтожающий все живое взгляд.
— Я позвонил адвокату, он сейчас приедет сюда, — сел я рядом с ней. Нет, все-таки ревела: глаза красные и щеки красными пятнами покрыты. — Держись. Нас отбили. И твоих отобьем.
— Мари! — вбежала мама. — Как же?
Она схватила ее за предплечье и чуть сжала. Мари болезненно вскрикнула, резко отдернула руку. Мама двумя пальчиками развернула ее — на коже постепенно выступали сиреневые разводы.
— Что это? — ахнула мама.
— Сопротивление полиции, — рыкнула она, снова зажимаясь.
— Я позвонила отцу, — нервно забормотала мама, отступая. Ее голос был хриплым и дрожал. — Он сейчас поднимет все наши связи. У меня клиент один... Он не последний человек в правительстве. Ему я тоже позвонила. Он обещал помочь.
— Я тоже говорил с дедом, сейчас подключим мэрию и прокуратуру. Давай, не кисни. Все будет хорошо. Завтра дети будут дома. Ночью мы их вряд ли выцарапаем, а завтра, клянусь, завтра самое позднее днем, мальчишки будут уже дома.
— И вы с ними переедете ко мне, — жестко добавила мама. — Хватит с тебя самостоятельности. Ты для них лакомый кусок. Теперь не отвяжутся.
Мари вся сжалась, словно перед прыжком. Лицо аж почернело от гнева. Она глянула на меня. Я почему-то испугался, что Мария сейчас выставит меня вон в лучшем случае. Она резко подорвалась с места и едва ли не бегом вылетела в коридор. Мы с мамой переглянулись. Там что-то громыхнуло, как будто рассыпалось. Она явно психованно рылась в коробках, в которые собрала вещи для переезда. Я осторожно выглянул в коридор. Точно! Мари копалась в коробках, выкидывая все на пол.
— Вот! Вот, Том! — продемонстрировала она чью-то визитку. — Помнишь, мы в прошлом году были на банкете, помнишь? Там еще твои ребята выступали? Визитка! Это министр образования. Аннетте Шаван! Я говорила с ней. Помнишь? Она дала мне свою визитку и сказала, чтобы я обращалась в случае чего. Мы еще делали ряд благотворительных концертов под патронажем их министерства, а я потом ряд статей сделала для них и интервью с ней лично, помнишь?
Я выхватил визитку и умчался на кухню звонить министру образования и науки Германии. Если надо я и до канцлера дойду!
Время шло. Мы с мамой сделали всё, что могли, обсудили с адвокатом, как будем действовать завтра, потому что сегодня уже никто не работает. Детей, скорее всего, поместили в киндерхайм, и в нашу задачу входит забрать их оттуда максимально быстро, пока нам не выставили счет за их содержание, а Мари не лишили опеки. Ближе к ночи приехал отчим. Нам постоянно звонил кто-то из родственников, спрашивал, как дела. А как у нас могут быть дела? Мари сидела в углу дивана, обхватив ноги руками, и злобно смотрела перед собой. Я метался по комнате, натыкался на коробки с вещами и матерился. Мама сновала между кухней и комнатой, то порываясь всех покормить, то переставляя детские баночки с кремами, то начиная что-то бормотать про то, что недоглядела, нельзя было Мари отпускать никуда, знала же, что этим может кончиться.
— Я еще очень хочу знать, какая сука натравила на нас этих уродов. Мари, ты с соседями ссорилась? Вспомни, может кто-то что-то тебе сказал? Может еще что-то? Может, когда эти ублюдки тут были... — Я прикусил язык, чтобы не вызвать ее истерики.
Мари очень медленно повернулась в мою сторону. Если бы я верил в бога, клянусь, я бы начал молиться. Мама даже выронила чашку из рук. Мария стала похожа на ожившего демона — черные глаза, взъерошенные волосы, перекривившийся от гнева рот. Она как потустороннее животное как-то странно сползла с дивана, поднялась на ноги (и мне померещились черные крылья за ее спиной) и обжигающе посмотрела на меня. Я сморгнул несколько раз — демон, натуральный демон, даже глаза, кажется, горят алым.
— Сука! — прошипела с такой ненавистью, что человек, которому было послано непроизнесенное проклятие, должен был моментально сгореть синим пламенем.
— Кто? — отшатнулась мама. Я тоже отступил на шаг. Бля, никогда не думал, что ее можно так разозлить. Она же реально сейчас пойдет и зубами выгрызет сердце у обидчика.
— Тина, — цедила Мари сквозь зубы. Хо-хо! Похоже, брат станет вдовцом еще до свадьбы! Мари ее убьет. Совершенно точно убьет. — Она позвонила в понедельник и сказала, что если я не отвяжусь от Билла, то сильно пожалею. Сказала, чтобы я не смела ему названивать и навязывать детей. Нахуй он мне сдался! — оскалилась зло. — Я его знать не желаю! Буду с голода подыхать, но даже тогда не наберу его номера! — Краем глаза я заметил, как мама болезненно сморщилась. Слава богу, она промолчала. Представляю, каково ей слышать такое о любимом сыне... — Она еще во вторник звонила, я не взяла трубку. А в среду номер не определился, я ответила, и она опять закатила истерику. Я не стала с ней говорить, просто пошла и купила новую сим-карту.
Мы с мамой покосились друг на друга.
Ты же хотела, чтобы я с ним поговорил... — виновато глянул я на мать. Нда, как-то хреново вышло... Я целый месяц капал Биллу на мозги, что он нужен своим детям, и дети же в итоге пострадали. Благими намерениями...
— Господи, — мама уселась на ближайший табурет и закрыла лицо руками. — За что мне это всё?
Мари метнула на меня злобный взгляд. И стало ясно — она обо всем догадалась, и я буду первым, у кого она вырвет сердце. Я нервно сглотнул.
— Мари, иди в машину, поехали домой, — строго рявкнул на нее Гордон. — Симона, возьми необходимые вещи и документы, которые нам завтра понадобятся.
Резко обернувшись, Мари открыла рот, чтобы возразить, но отчим ей и слова не дал вставить, повысил голос и даже подпихнул к выходу:
— Я сказал, иди в машину. От того, что сейчас ты тут со всеми переругаешься, ничего не изменится. Ты завтра должна выглядеть, как человек, а не дерьмо собачье. Что стоим? — прикрикнул он на нас. — Быстро взяли, что надо, и валим домой. Спать давно пора, а тут негде.
Домой к маме мы ехали молча. Отец вел машину, мама на переднем сидении нервно курила одну за одной. Мари сидела с каменным лицом и смотрела перед собой. Я прокручивал в голове, кому мы еще можем позвонить завтра. Вроде бы всё, что можно, я уже сделал. Остается дождаться завтра.
— Мари, а они что-нибудь сказали? Они же не могли вот так просто прийти и забрать детей? — осторожно спросил я, внутренне напрягаясь — демон, сидящий в моей доброй и ласковой девочке, наверняка где-то еще рядом.
Она покачала головой.
— Они позвонили. Сказали, что соседи, — она говорила совершенно спокойно. — Я открыла, думала, может, случилось что-то. Женщина и трое полицейских.
— Она представилась? — повернулась мама.
— Да, сказала, что из службы защиты детей, им поступила жалоба о жестоком обращении с детьми. Дэнни только-только заснул, Алекс капризничал. Она прошла, осмотрелась. Сказала, что всё поняла, велела полиции забирать детей. Я потребовала объяснений. Они начали отбирать Алекса, тот испугался, закричал. Дэнни проснулся, тоже закричал, они схватили его. Я попыталась забрать ребенка, меня скрутили, отобрали Алекса. Я вырвалась, кинулась за детьми...
Я осторожно обнял ее за плечи. Погладил по руке.
— Симона, вы извините... Я... Просто я... — замялась она.
— Я понимаю, не переживай. Завтра мальчики будут дома, а ты будешь жить у нас. Одинокие безработные мамы вызывают слишком много вопросов у ненужных людей.
— Я заберу детей и уеду в Канаду, туда, где меня никто не посмеет тронуть.
— Кто тебя отпустит? — усмехнулся я, прижимая ее к себе покрепче. — Каулитцы должны жить в семье.
— Я не Каулитц, — буркнула она.
Я заглянул ей в глаза и ласково улыбнулся:
— Ты мать детей моего брата, а значит член нашей семьи. Следовательно, тебе надо держаться поближе к своей семье.
— У тебя логика, как у блондинки, — фыркнула она.
— Какая есть, — рассмеялся я, сжимая ее руку. — Какая есть.
Слава богу, в маминой квартире нашлось место для всех. Мари она положила в гостевой комнате, меня — в гостиной на диване. Нет, конечно, я мог поехать домой, тем более, что Сьюзен обзвонилась, наоставляла кучу сообщений, но я боялся за Мари. Она была сама не своя, и хоть из «демонического состояния» вышла, все равно я переживал, что она наделает каких-нибудь глупостей. Проверяя перед сном пропущенные вызовы и смс, я наткнулся на пару пропущенных звонков от Билла и смс: «Том, что случилось? Что-то серьезное?» Я хотел написать, что у Мари забрали детей, предположительно с подачи Тины, и попросить у брата помощи — ведь он отец, он имеет на них право, он может их забрать, в конце концов. Стрелочка показывала, что у сообщения есть продолжение. «Надеюсь, это не помешает тебе прийти на мою свадьбу?» Я перечитывал и перечитывал последнее предложение, сверял с именем отправителя, перелистывал смс туда и обратно. Мысленно я отлично видел, как Билл откладывает все дела, едет с нами в Югендамт, забирает близнецов, как Мари счастливо вешается ему на шею, и из-за чертова хэппи-энда всей этой тупой истории у меня даже взыграла ревность. Только всего одна фраза — «Надеюсь, это не помешает тебе прийти на мою свадьбу?» — разрушала мою счастливую историю с ее не менее счастливым концом. Я стер его смс. Боюсь, что завтра на твоей свадьбе не будет самого главного, Билл, — твоей семьи. Отличный подарок преподнесла невеста своему будущему мужу. Аплодирую стоя.
Утром меня разбудил не привычный птичий щебет за окном, а громогласный голос деда. Я сел на диване, свесил ноги и сонно уставился на людей в гостиной — тетка с мужем, моя двоюродная сестра Анна, дед и бабушка. В столовой кто-то еще громко галдел.
— Хватит спать! — рявкнул дед и радостно хлопнул меня по плечу.
Я сонно таращился на родственников.
— Том, вставай! — противным голосом протянула кузина.
— Давай-давай, просыпайся! — потрепала меня по голове тетя Ингебора.
— Сколько времени? — прохрипел я.
— Уже почти шесть, — сообщил дядя Герман крайне недовольным голосом.
— А кто там? — кивнул я в сторону стены, разделяющую гостиную и столовую.
— Все наши приехали, — сообщила Анна. Я в ужасе уставился на кузину. — У деда есть план.
— Какой план? — непонимающе повернулся я к дедушке.
— Как спасти детей!
— Дед! — простонал я. — Ну какой план? В девять мы встречаемся с адвокатом у офиса и...
— Какой адвокат? — сдвинул дед кустистые брови. — В девять у их офиса должны стоять люди!
— Какие люди? — закатил я глаза. Ужасно хотелось курить. А еще очень хотелось тишины.
— Которые подтвердят, что моих правнуков никто не обижал!
— Окей, окей, окей, — замахал я руками, дотянулся до джинсов и ушел умываться. С дедом лучше не спорить. Ему за восемьдесят, а жару он даст не хуже двадцатилетнего. А уж когда мой дедушка находит повод для войны, то лучше быть с ним по одну сторону баррикад.
В столовой пили кофе мои родители и моя двоюродная тетка Хелен с моим еще одним кузеном Клаусом и его супругой Софи. Сюда же переместилась Анна с родителями и бабушка.
— Вы на свадьбу что ли все приехали? — окинул я грустным взглядом родственников.
— О какой свадьбе может идти речь, когда дети в приюте! — воскликнула тетя Хелен. Все тут же начали кивать.
— Вы в Югендамт со мной что ли поедете? — округлил я глаза.
Все опять начали кивать.
— Мы тебя с твоим братом-засранцем отбили, и этих детей отобъем, — гордо сообщила тетя Ингебора.
— Вы что, с ума сошли? — возмутился я.
— Здрасти, — произнес кто-то робко у меня за спиной. Я обернулся. Мари, взъерошенная со сна, кинула на меня вопросительный взгляд.
— Я же тебе сказал, что ты не одна, — широким жестом обвел я столовую. — Знакомься, это наша семья. Мария, жена Билла, — представил я гостью присутствующим.
— Я ему не жена, — процедила она недовольно, растягивая губы в улыбке и вежливо кивая.
— Мария, деточка, иди сюда, садись, — засуетилась бабушка, подвинула стул, унеслась на кухню, спорим, что за завтраком для русской невестки. Нет, чтобы о внуке позаботиться.
— Дайте, я на нее посмотрю! — пробасил дед.
Мари пришибленно уставилась на стремительно приближающегося к ней мужчину.
— Как же ты детей не уберегла? — схватил он ее за плечи и заставил подняться.
— Я... — пискнула Мари.
— Дед, не трогай ее, — попытался я отбить гостью из его сильных лап.
— Вольфганг! — сделала ему замечание бабушка.
— Папа! — в один голос воскликнули мама и тетя Ингебора.
— Дед, — влез я между Мари и дедушкой. — Не трогай ее. Ей и так вчера досталось. — Я дернул вверх рукав водолазки, демонстрируя ему синяки на предплечьях. — Она даже с полицией подралась.
Мари дернула руку, чтобы спрятать следы вчерашней битвы, но дед успел ухватиться за нее быстрее. Бросил беглый взгляд на сиреневые пятна, отодвинул меня в сторону и крепко обнял девушку:
— Наша порода.
Черт, я с ним на кладбище отправлюсь гораздо раньше назначенного срока.
— А, ну, пристал, старый черт, к ребенку! — замахнулась на него бабушка полотенцем. — Мария, девочка, иди сюда, садись вот тут. Не обращай внимания на дурака. Том, что ты стоишь, как будто к ногам якоря привязали? Иди ешь, я кому завтрак грела? Давай, моя хорошая, кушай, — гладила она Мари по голове, — и будем решать, кто что делает. Ты не переживай, вернут нам детей. Знаешь, какой дед у нас настойчивый. Ох, с ним вообще лучше не связываться — себе дороже выйдет.
Мы с Мари переглянулись и уткнулись в свои тарелки.
План деда был простой, гениальный и не сулил нам ничего хорошего. Мы с Мари, мамой, дедом и адвокатом должны были поехать в Югендамт и поговорить с начальством бератора, которая вчера забрала детей, а все остальные родственники должны были привезти туда же свидетелей, которые бы подтвердили, что дети росли в любви и заботе. Тетю Хелен снарядили за риэлтором, который подбирал для нас квартиру и который согласился подтвердить, что я вынул ему все мозги, требуя найти жилье со всеми благами специально с учетом близнецов. Клауса и Софи послали в агентство по подбору персонала за менеджером, который подгонял мне нянь. Ради «дорогого клиента» с ним согласился поехать сам директор агентства. Я уже мысленно подсчитывал дополнительные комиссионные. Тетя Ингебора и дядя Герман должны были поговорить с соседями, а Анна обещалась привезти из магазина хоть какого-нибудь продавца, который готов доказать, что мы с Мари регулярно оставляли там крупные суммы на еду и детские вещи. Бабушка взяла на себя самое ответственное дело — притащить в Югендамт медсестру, которая курировала близнецов.
— Скажешь, что он твой муж, — тыкнул в меня пальцем дед. — Живете только без росписи.
— Да вы что? А если они узнают? — возмутилась Мари.
— А кто узнает? — щурился дед. — Давно живете вместе, а тут поссорились. Ну ты обиделась и ушла. Сейчас вы помирились и вот все ждали, когда на новую квартиру переедете, чтобы детям было удобно. Почему поругались? Потому что работал много, на гастролях постоянно, но сейчас ты сидишь дома и всячески помогаешь ей с детьми, понял?
— Дед, это бред! — воскликнул я.
— Что в документах написано? Ничего. Она родила, когда ты был на гастролях, вот и обиделась. Бабы — дуры. Сейчас вы переезжаете на новую квартиру и расписываетесь.
— Простите, герр... — попыталась мягко возразить Мари.
— Зови меня дедом.
— Ээээ... — покосилась она на меня. Я лишь пожал плечами. — А если они потом захотят проверить, действительно ли мы расписались?
— Это будет уже потом. А сейчас нам надо детей забрать. И ты будешь при мужике. — Дед гордо треснул мне по плечу. — Том, езжай в банк, возьми выписку со счета. Нам надо подтвердить, что у тебя были существенные расходы на твоих детей.
— Ээээ... — в свою очередь промычал я.
— Ну, шевелись же, увалень! — командным голосом рявкнул на меня дед, и я не посмел ослушаться.
Следующие несколько часов ада я бы не хотел пережить больше никогда в жизни. Более того, я бы не желал их пережить даже своему самому злейшему врагу. Это было несколько часов унижения и форменного насилия над психикой. Я миллион раз поблагодарил бога и своего болтливого брата, что жил с Мари в одной квартире десять лет, знал все ее привычки, включая на каком боку она засыпает и какие позы предпочитает во время секса. Мари была какой-то застывшей, с совершенно непроницаемым лицом и жестким взглядом. Она говорила мало, вела себя спокойно, а когда я обнимал ее в коридоре, то чувствовал, как дрожит тонкое тело. Дед шумел, кричал и стучал кулаками. Мама и бабушка истерили. Обе тетки орали. Югендамт вешался от нашей семьи. Мы заставляли бераторов выслушать наших свидетелей, которые как один долдонили, что мы с Мари самая лучшая пара на всей Маловер штрассе, что я заботливейший из отцов, а Мари — примернейшая мать. Адвокат давил на нарушение закона и несоблюдение прав личности. Дед звонил в Лейпциг (мэр города был его школьным приятелем), просил поддержать «тяжелой артиллерией». Я уже знал, что были звонки из Министерства образования и прокуратуры Берлина, звонили из правительства и еще откуда-то. Мы давили со всех сторон. Бераторы не сдавались. Когда все рычаги давления были использованы, Йоахим, мой адвокат, задумчиво почесал затылок и вышел на улицу покурить.
— Есть у меня одна идея, — тихо сказал он, выпуская дым. — Она не очень хорошая. И тут фифти-фифти выгорит или нет. У меня друг работает в полиции, в специальном отделе. И он на короткой ноге с прокуратурой и налоговой. В общем, я могу ему позвонить и инициировать прокурорскую и налоговые проверки деятельности этого отделения и законности его действий.
— Окей, сколько это будет стоить?
— Я не знаю. Югендамт имеет право держать у себя детей сорок восемь часов, потом должен быть семейный суд. Выходные выкидываем, получается, что по вашим детям суд будет в понедельник. Учитывая, что судья годами работает с этими людьми, скорее всего дети будут отправлены в киндерхайм, а оттуда в приемную семью, откуда ты их никогда не достанешь. Ты же понимаешь, какое это бабло и никто от него не откажется добровольно.
— Звони.
— Том, мы можем проиграть. Это серьезный риск. Тогда вы тем более потеряете детей.
— Звони. Ты видел дело?
— Да, именно поэтому я думаю, что можно сейчас воспользоваться помощью друга. Наше счастье, что они детей забрали вчера в ночи, а мы приехали сегодня с утра. У них просто не было времени нормально подготовиться. В действиях бератора полно нарушений, но они тоже могут быть обжалованы только в суде. Марии же не дали никаких документов по поводу изъятия детей? Они не провели никакого внутреннего расследования, пришли и забрали детей. Там только заявление от Тины Хелзет и скрин странички в интернете, что Мария продает своих детей. И всё. Одно заявление и скрин. Больше ничего — ни опроса соседей, ни врачей, ничего, никакой проверки.
— А страница такая существует? — скрипнул я зубами.
— Да, существует, я проверил. Ты уверен...
— Я уверен. Это подстава. Последние недели я вдалбливал брату, что он нужен своим детям. Видимо, он рассказал об этом Тине. Она угрожала Мари, звонила...
— Отлично. Смс были?
— Не знаю.
— Не важно. Распечатку звонков я сделаю. У меня к тебе предложение. Оно не очень законное, но это единственный способ доказать, что Марию подставили.
Я посмотрел Йоахиму в глаза.
— У меня есть ключи от дома Билла.
— Вот и отлично. Вали к Биллу, а я буду звонить другу, делать распечатку звонков. И моли бога, чтобы Тина Хелзет не удалила свою страницу с того сайта.
Не буду говорить, какими словами меня встретила Сью... Я влетел в квартиру и в поисках ключей от дома Билла выпотрошил все ящики трюмо в прихожей. Сьюзен кричала, заламывала руки, даже разрыдалась, но мне было не до нее. Поцеловав ее в щеку, я умчался к Биллу.
Дом сиял чистотой. Везде стояли охапки белых роз. Все вокруг украшено шариками и явно ждало молодых. Я метался по комнатам, в поисках ноутбука Тины. Куда же она его дела? Так... Думай, Том... Спальня? Я быстро заглянул везде, где Тина могла оставить ноут. Нет. На стене висел большой фотопортрет фрау Хелзет. Я как-то растерянно глянул на постель, усыпанную лепестками роз. Постель Мари и Билла... Твою мать... Его дети в приюте, а он веселится... Я подцепил портрет Тины. Снял его со стены. Бросил на кровать. Взял первую попавшуюся вазу и с размаху швырнул ее на улыбающуюся рожу бывшей секретарши. Выпотрошил стеклянные осколки на покрывало, разорвал в клочки фотографию и подкинул их вверх. Нескучной ночи, мерзкая сука.
Ее ноут я нашел в кабинете брата. Взял, как самую большую драгоценность, и понес в машину. Надеюсь, Тина не изменила своим привычкам и до сих пор не ставит нигде пароли. Да и страничку ту секретарша вряд ли удалит — она нужна, чтобы отнять у Мари детей.
Я припарковался у здания Югендамта, из машины заметив, что Йоахим и половина моей семьи нервно курят на крыльце. Все смотрели на меня с такой надеждой, словно я крестная-фея, которая сейчас будет превращать тыкву в карету. Будет очень смешно, если мы с Йоахимом ошиблись...
— Том Каулитц? — вышел из толпы офицер полиции.
Сказать, что я очканул, значит, ничего не сказать. Проникновение в чужое жилище... Порча, пусть мелкого, но имущества... Воровство...
— Здравствуйте, я Петер Фиц. Йоахим просил меня помочь вам.
Мы обменялись рукопожатиями. Он смотрел на меня с интересом. Я бы даже сказал — рассматривал, как рассматривают человека, о котором много слышали, но никогда не видели.
— Моя первая любовь была фанаткой вашей группы, — тихим доверительным тоном произнес он. Я криво улыбнулся. — Она заставляла меня ходить на ваши концерты, чтобы посмотреть на своего любимого «Томми». Однажды мы даже ездили во Францию... Вся ее комната была обвешана вашей рожей. Она была везде — на стенах, полу, потолке и в туалете. Я ненавидел вас так сильно, как, наверное, никто вас не ненавидел, потому что она мечтала лишиться невинности только со своим драгоценным «Томми».
Я внимательно посмотрел на мужчину, раздумывая, как бы покорректней отказаться от его услуг.
— Очень приятно.
Он хохотнул и подмигнул мне.
— А теперь спустя пятнадцать лет я помогаю своему злейшему врагу Тому Каулитцу вытащить его детей из приюта! Какой парадокс, а! Йоахим рассказал мне вкратце о произошедшем, я поговорил с вашей семьей. Если вы привезли то, что надо, не думаю, что у господ из ювенальной полиции возникнут дополнительные вопросы.
Я протянул ему ноутбук:
— Если вы поможете своему злейшему врагу, обещаю, в долгу не останусь.
— Бросьте. Будем считать это маленькой местью моей первой девушке. — И почти прошептал мне в ухо: — Если бы она тогда знала, что я буду стоять вот так рядом с вами, она бы лопнула от зависти пятнадцать лет назад и не разбила мне сердце.
Странный тип.
Когда мы всей толпой опять зашли в кабинет начальника Югендамта, бедную фрау Инку Альбрехт аж передернуло от ужаса. Она набрала в легкие побольше воздуха, чтобы выгнать нас вон, однако Петер вышел вперед, очаровательно улыбнулся, представился и поставил на стол перед ней ноут Тины.
— Фрау Альбрехт, у нас есть все основания подозревать, что фрау Хелзет намеренно ввела в заблуждения вашу службу, оклеветав фрау Ефимову. Вот распечатки ее звонков и смс-сообщений фрау Ефимовой с угрозами.
— Мы с братом близнецы, — пояснил я. — Фрау Хелзет считает, что ее жених встречался с моей супругой и является отцом моих детей, поэтому она угрожала Марии расправой. Именно из-за этого фрау Ефимова на время моего отсутствия уехала из дома, пока я был на гастролях с группой. Она опасалась преследования со стороны фрау Хелзет.
Родственники загалдели, подтверждая мои слова.
— От фрау Ефимовой поступало два заявления о преследовании, — положил Фиц на стол перед женщиной ксерокопии заявлений. — Дело было урегулировано в досудебном порядке, однако фрау Хелзет не так давно снова начала преследовать фрау Ефимову.
— Почему вы не сказали об этом сразу? — строго спросил фрау Альбрехт, глянув на Мари.
— Я не знала, по чьей вине пострадали мои дети, поэтому не посчитала важным сразу же поставить вас в известность о действиях этой особы. Естественно, когда стало известно, что это именно она оклеветала меня, мы попросили господина Фица вмешаться и подтвердить мою невиновность.
Петер включил ноутбук Тины.
— Сейчас на ваших глазах в присутствии, — он окинул взглядом толпу моих родственников, — множества свидетелей, мы проверим, кто же на самом деле предлагал детей к продаже.
Система запустилась. Петер достаточно шустро подключил вай-фай.
— Фрау Альбрехт, прошу обратить внимание на пользователя, от имени которого запускается интернет, — Тина. У меня есть основания полагать, что владельцем ноутбука и пользователем интернета является именно Тина Хелзет. Мы сделаем запрос в компанию-провайдер, чтобы уточнить, на чье имя зарегистрирован аккаунт с данным IP-адресом
Петер зашел в журнал последних записей. Йоахим протянул ему адрес проклятой страницы.
— Фрау Альбрехт, прошу обратить внимание, что страница автоматом выпала в адресной строке, то есть ее набирали до меня. Так же обратите внимание, что в журнале записей данная страница впервые появилась две недели назад. То есть еще две недели назад пользователь этого компьютера создал ту самую конфликтую страницу.
Женщина кивнула.
— Вы видите, страница загрузилась в режиме личного кабинета, в котором возможно редактирование и добавление других записей к уже существующей странице о продаже детей?
— Да, но откуда я знаю, что это не ноутбук фрау Ефимовой?
— Почта! — с волнением подсказала Мари. — У нее подпись всегда была на личном ящике.
Петер снисходительно глянул на Мари и перешел на почтовый сайт. Он открывал личные письма и мои письма по работе с указаниями, увидел письмо с сайта знакомств, щелкнул на него и выскочил на личную страничку Тины с ее фотографиями. Везде присоединен ее личный мобильный, подпись, название компании, общие телефоны.
— Как видите, компьютер принадлежит Тине Хелзет. Мои специалисты подготовят для вас отчет с подробной раскладкой, кто, когда и каким образом отправил информацию на тот сайт.
— И дети это не мои! Мои маленькие, им только три месяца, а на фотографии малыши уже сидят! — воскликнула Мари. Родня тут же одобрительно загудела.
Фрау Альбрехт несколько секунд размышляла, потом набрала короткий внутренний номер:
— Моника, позвони в киндерхайм, попроси подготовить детей фрау Ефимовой. За ними сейчас приедут. — Мари взвизгнула и от радости кинулась на шею маме. Фрау Альбрехт недовольно покосилась на нас и положила трубку. — Подойтите к Монике, она расскажет вам, как забрать детей.
— Фрау Альбрехт, мы хотели бы забрать у вас это дело на расследование с последующей передачей в суд за клевету и преследование.
— Конечно, герр Фиц, мы все для вас подготовим, от вас нужен будет официальный запрос.
— По полной форме, — кивнул Петер.
— Инка, — по-отечески похлопал дед фрау Альбрехт по плечу. Та аж в лице изменилась от подобной фамильярности. — Сделай мне копии этого заявления и этой странички, будь любезна.
— Дед, пойдем, — от греха подальше потянул я его за рукав. В кабинете остались только мы с дедом, адвокат и полицейский.
— Подожди. Ведь это та женщина, на которой сегодня женится твой брат? Я так понимаю?
— Ну, — раздраженно скривился я.
— Инка, сделай мне копию заявления и той странички, будь любезна, — настырно попросил дед. — Уважь старика.
— Я попрошу секретаршу, — дежурно улыбнулась фрау Альбрехт.
— Спасибо, Инка, — он как-то рассеянно еще раз провел по ее плечу и вышел из кабинета.
Мимо нас с дедом пролетели к выходу толпой все наши женщины с горящими глазами.
— Том, вы езжайте тогда за детьми, мы тут с Петером дела доделаем, — Йоахим вышел от фрау Альбрехт. — И в понедельник с утра подъезжайте с Мари в полицейский участок. Надо оформить всё как следует. Петер сегодня договорится, кому дело передать, что вообще делать. Ну, он тебе сам все скажет в понедельник.
— Спасибо.
— Давай, а то твои без тебя сейчас уедут. — Улыбнулся и добавил с издевкой: — Папаша!
Мы шли с дедом по коридору. Он аккуратно складывал два листа — копию заявления Тины и скрин странички из интернета. Убрал их во внутренний карман пиджака. Рука задержалась у груди.
— Дед, может, ты домой поедешь? Отвезти тебя? Устал ведь. Сердце болит? Врача вызвать?
— Нет, все нормально. Надо внучат забрать. Сказал же, что отобьем и отбили. Да и посмотреть я на них хочу. Родные же, как ни как.
Родственники рассосредоточились по машинам. Мы с дедом присоединились к Мари, маме и отчиму за рулем. Я устало вытянулся на заднем сидении, чувствуя, как силы медленно покидают меня. Мари сидела напряженная, как струна. Она вцепилась в подголовник отцовского сидения и, кажется, мысленно вела машину сама. Мама курила. Дед угрюмо молчал.
— А откуда вылезли эти заявления? — спросил я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. — Я опять что-то пропустил?
— Пока ты ездил, Петер посоветовал написать. Йоахим его ввел в курс дела, тот посоветовал написать заявления о преследовании. Мы их отксерили там же в коридоре, — пояснила Мари.
— Зашибись, мы дело провернули! — засмеялся я. — Офицер полиции делает подлог документов, адвокат советует ограбить дом, деда чуть до инфаркта не довели, службу защиты детей обманули, вступив в коллективный сговор. Дайте-ка я угадаю, что нам всем за это будет?
— Главное, детей вернуть, — хмуро заявил дедушка.
— Том, можно я попрошу тебя об одном одолжении? — тихо произнесла Мари.
— Я даже знаю, о каком, — недовольно проворчал я, откидывая голову назад и закрывая глаза. Хорошо, я больше ни слова не скажу Биллу про детей, хорошо. Хочешь, как лучше, а потом ты ж и виноват.
— Вряд ли. Передай Тине... Ты ведь все равно так или иначе общаешься с Биллом? Так вот, передай Тине, что если она еще хоть раз сунется ко мне, я ее убью. Причем убью по-настоящему, насмерть. Вот что будет у меня под рукой, тем и буду убивать. Если ничего под рукой не будет, я ей глотку зубами перегрызу. Никто меня не остановит.
И я ей сразу же почему-то поверил. И дед поверил — я видел. Что же, если Тина хотела войны, она ее получила! И вряд ли я буду на нейтральной стороне.
Моя семья толпилась в холле небольшого киндерхайма, похожего на самый обычный детский сад. Дед и бабушка все порывались проникнуть сквозь стеклянные двери в длинный коридор и самостоятельно отправиться на поиски своих правнуков. Тетки решали, что лучше сделать — остаться ночевать в Берлине или поехать обратно в Лейпциг. Кузен, отчим и дядя Герман перетирали что-то свое, мужское. Мы с Мари сидели на банкетке. Она нервно дергала ногой, чем кошмарно меня бесила. Иногда устало терла лицо и вздыхала. Я только сейчас заметил, что она совершенно не накрашена, одета в черную водолазку и из-за этого выглядит как человек, только что похоронивший кого-то очень близкого.
— Не надевай больше эту кофту, — попросил я.
Она глянула на меня исподлобья и отвернулась.
— Несут! — с волнением воскликнула бабушка.
Мы с Мари подорвались с места и кинулись к дверям, расталкивая родственников.
По коридору шествовали три тетки, у двоих из них на руках были наши дети, орущие на весь киндерхайм. Третья тащила папку, судя по всему с документами.
— Кто... — открыла рот третья тетка, окинув толпу родственников колючим взглядом через маленькие круглые очечки.
— Я! — возникла перед ней Мари. Она потянулась к ближайшему ребенку. Я попытался забрать дальнего. Но обе служительницы слишком резво от нас отскочили. Если бы кто-то сзади не ухватил меня за рубашку, удержав тем самым от явного нападения, я бы забрал детей силой. Я заметил, что Мари тоже придержали за руку.
— Умерьте свой пыл, — осадила нас тетка в очках.
Дети орали так пронзительно, что я еле удерживал себя на месте.
— Конечно-конечно, — залебезила перед ними мама. — Молодые, глупые. — Она кинула на меня строгий взгляд, велев притормозить.
— Извините, жена очень нервничает, — схватил я Мари за плечи и заставил сделать шаг назад. Ее трясло настолько явно, что я не придумал ничего умнее, чем загородить Мари перед теткой собственной персоной, заключив в объятия. Она дернулась, но я удержал. — Спокойно.
— Фрау Ефимова? — еще раз голосом надзирателя из гестапо произнесла тетка.
— Да, это я, — тихо ответила Мари, выглянув из-за моего плеча.
— Вам надо расписаться. — Протянула ей папку, на деле оказавшуюся книгой. — Отойдите все! — рявкнула неожиданно громко.
Родственники отступили. Мари нервно поставила закорючку в указанном месте, даже не посмотрев под чем подписалась. Тетка кивнула своим подчиненным и те, наконец-то, передали нам детей. Мари забрала одного, второго у меня практически из рук выхватила бабушка. Обменявшись быстрыми взглядами, они обе рванули с такой скоростью к выходу, как будто у них сейчас снова отнимут близнецов.
Я нагнал их только у машин на стоянке. Мари судорожно прижимала к себе ребенка и рыдала в голос. Тот рыдал вместе с ней. Рядом бабушка старалась успокоить второго малыша. Вокруг суетились мама и тетки, делая робкие попытки унять истерику молодой матери, успокоить детей и явно едва сдерживаясь, чтобы не начать голосить вместе с ними. Я стоял, смотрел на них и не понимал, что делать.
— Том, в машине у нас... — вытащила меня из толпы мама. — Там в машине бутылочки с водой и едой. Принеси быстро. В моей сумке.
Я со всех ног кинулся к машине, быстро выудил из маминой сумки две бутылки с водой и две бутылки с кашей. На всякий случай захватил еще соски.
Минут через пять на стоянке стало тихо и спокойно. Моя мама сидела в теткиной машине и кормила одного ребенка, Мари сидела перед ней по-турецки на асфальте и кормила второго ребенка. Все вокруг улыбались и сюсюкались с детьми. Я присел на капот и затянулся. Очень хотелось отсюда побыстрее уехать, но женщинам явно была нужна передышка. В кармане завибрировал телефон. Сьюзен...
— Может быть, ты объяснишь, что вообще происходит и как это понимать? — Она говорила холодно и недовольно.
— Извини, малыш, у меня сегодня было много работы, — неуверенно соврал я.
— Не смей мне лгать! Тебя не было в офисе!
— Я на выезде был.
— Настолько на выезде, что даже домой вчера не приехал?
— Сью... Я вернусь и все расскажу.
— Билл звонил всё утро и весь день! Ты даже проигнорировал свадьбу родного брата!
— Прости, малыш. Это было важнее какой-то дурацкой свадьбы.
— Хватит выдумывать оправдания! Мне осточертело твое вечное вранье! За кого ты меня принимаешь?
Я убрал трубку от уха, закурил новую сигарету и блаженно закрыл глаза, подставляя лицо ласкам легкого ветерка. Усталость опускалась на плечи. Перетянутые нервы потихоньку отпускали, а вместе с ними внутри что-то обмякало, высвобождалось, теряло форму. Я чувствовал себя постепенно сдувающимся воздушным шариком, в котором кто-то проделал малюсенькую дырочку.
— Том, поехали, — позвал Клаус.
Я кивнул. Поднес трубку к уху. И испытал просто таки физическое удовольствие, услышав короткие гудки. Все же женщины невыносимые создания.
Родственники тискали успокоившихся детей. Мари улыбалась, двумя руками прижимая к себе младенца, ни на секунду не выпуская из виду второго. Зато второго тетки старательно передавали по кругу, что-то говорили ему, смеялись, улыбались, целовали маленькие ладошки и терпеливо выпутывали попавшие в цепкие пальчики локоны. Я усмехнулся — «отцу-то» детей так и не дали подержать.
В машине дед сел рядом с Мари. Малыши уснули (мы так и не разобрались, кто из них кто, но дома мама обещала исправить это досадное недоразумение). Один спал у мамы на руках на переднем сидении. Второй — у Мари, схватив деда за палец. Дедушке явно было неудобно так сидеть, но он светился от счастья, что-то шептал Мари в ухо, та краснела, хихикала и что-то стыдливо отвечала ему также в ухо. Мы ехали к нам домой. Но на полпути, дед вдруг велел поворачивать и ехать в клуб, в котором Билл праздновал свадьбу. Я почувствовал, как Мари рядом со мной выпрямилась, словно кто-то невидимый неожиданно натянул позвонки. Лицо тут же стало жестким, желваки заходили.
— Дед, это очень плохая идея, — зашипел я на него, придерживая Мари за руку.
— Папа, ты с ума сошел? — обернулась мама.
— Я сказал, поехали, — приказал он.
— Папа! — воскликнула мама.
— Поехали, — поудобнее устроился дед и улыбнулся. — Поехали.
Мари насупилась. В ней опять ожил вчерашний демон. И вот что я должен сделать, когда она будет убивать Тину? Я ж ей помогу! Чертов старый маразматик! На хрена он стравливает их? У Мари и так нервы в хлам убиты. Я достал телефон и посмотрел пропущенные вызовы. Билл звонил раз двадцать, но мне было не до него, я не отвечал на звонки, а иногда просто их скидывал. Смс... Ничего нового и интересного, если не считать того, что к обеду я стал свиньей и мразью. Почему-то предупреждать брата о нависшей опасности в виде визита родного деда мне совершенно не хотелось. Раз уж стал свиньей и мразью, так придется поддерживать плохую репутацию.
— Сиди тут и не выходи из машины, — велел дед Мари, когда мы припарковались у клуба. — Гордон, заблокируй двери.
Я выматерился и вышел за ним. Буду телохранителем. Мало ли что старику придет в голову.
Дед вошел в клуб, чеканя шаг. Немного подрастерялся от громкой музыки, я пошел вперед, показывая ему дорогу в зал. Кошмарное ощущение беспомощности, гнева и страстного желания набить морду мерзкой женщине. Впрочем нет, не ей... Биллу. Прилюдная пощечина...
Я увидел его сразу же, едва мы с дедом вошли в помещение. Билл скользил пустым взглядом по толпе гостей. На его лице не было ни радости, ни счастья. Он как будто спрашивал себя, что он тут делает и как оказался, зачем все это. Внутри была пустота, холод и одиночество. Словно почувствовав мой взгляд, он вздрогнул и обернулся к двери. Он ждал. Я четко увидел это. Он ждал нас до последнего. Широко улыбнулся, сделал шаг вперед и замер, встретившись взглядом с дедом. Улыбка застыла, исказилась, постепенно сползая с лица. Дед шел ему навстречу. Перед ним расступались, замолкали. Постепенно стихла и музыка. В зале повисла гнетущая тишина, лишь слышался звук шагов деда да Билл перепугано пялился на него, как застигнутый на месте преступления школьник.
— Билли, в чем дело? — подлетела к нему божественно красивая Тина.
Ее высокий капризный голос вывел Билла из оцепенения. Он постарался улыбнуться и пробормотал:
— Дед, я так рад...
— Рад? — удивленно произнес дедушка. Голос был тихим, спокойным, но раскатывающим, уничтожающим, разрывающим.
Билл нервно сглотнул.
— Я никогда не думал, что ты забудешь, по какой причине двадцать пять лет назад вы оказались в дыре под названием Лойтше.
Брат явно не очень понимал, в чем смысл этой речи.
— Ты разочаровал меня, Каулитц. Мне стыдно, что ты носишь мою фамилию. — Билл опустил голову. Дед посмотрел на Тину: — Чтоб ноги твоей не было в моем доме.
— Дед... — растерянно произнес Билл.
— Ах, да, у тебя же свадьба, — вдруг «вспомнил» он. — Это тебе подарок. — Он вынул из нагрудного кармана два аккуратно сложенных листа и вложил их в руки опешившего близнеца. — Поздравляю.
Развернулся и пошел прочь. Билл закрыл глаза рукой. Мне почему-то стало невыносимо жалко его. Тина схватила брата за плечи, что-то защебетала. Я не стал слушать, пошел за дедом. Мы с ним лишние на этом празднике, больше похожем на похороны.
— Слышь, дед, я тобой горжусь, — улыбнулся я, когда мы вышли на улицу. — Я до последнего надеялся, что ты им свадебный торт на пол опрокинешь...
— Угу. На самом деле мне очень хотелось снять с него штаны и отупить по голой заднице.
Я захохотал:
— А вдруг ему бы понравилось?
— Иди ты... — пихнул меня в плечо дедуля.
Вечер дома прошел до такой степени чудесно, как не проходил уже лет триста. Бабушка и дедушка забавлялись с правнуками. Нам даже удалось понять, кто из них Алекс, а кто Дэнни. Дети, видимо, после пережитого кошмара, вели себя тихо и смотрели на свалившуюся на голову родню с опаской, но попыток поорать не делали, более того, иногда они даже смеялись и что-то там гулили на своем детском языке. Мама, Анна и обе тетки стряпали на кухне. Мужчины, кроме меня и деда, ковырялись внизу в машинах. Мари забралась с ногами в кресло и наблюдала, как старики играют с детьми. Я принес плед и чай. Укрыл ее, протянул чашку. Сел на подлокотник, приобняв одной рукой.
— Спасибо, — посмотрела она на меня грустно.
Я хотел поделиться с ней своими мыслями насчет Билла, но почему-то не стал. К чему ей давать надежду или бередить и без того свежую рану? Интересно, а она ждала его сегодня? Надеялась ли? Фантазировала, как он приедет весь из себя такой красивый и всё разрулит? Я чувствовал себя неловко, словно лезу, куда меня совершенно не просят лезть. Мари положила голову мне на плечо.
— Представляешь, у близнецов есть настоящие бабушка и дедушка, — сказала тихо.
— У них есть еще куча родственников, — шепнул я ей, легко касаясь губами макушки. — И мы не дадим вас в обиду.
Она кивнула и едва слышно произнесла:
— Папы только нету.
— Что значит, нет папы? — ласково протянул я, гордо выпятив грудь. — Ты обижаешь своего мужа и отца своих детей.
Она уткнулась носом мне под мышку.
— Все будет хорошо, Мари, — погладил я ее по плечу. — Не плачь. — Значит, все-таки ждала...
Мама стояла в дверях и наблюдала за нами. Улыбалась нежно. Взглядом позвала к себе. Я осторожно высвободился и пошел за матерью.
— Купи хлеба и хорошего вина. Мы хотим отпраздновать возвращение детей в семью, — попросила она, протягивая мне пакет и деньги.
Я вздохнул и начал обуваться. Мама как-то странно разглядывала меня, словно видела впервые.
— Том? — протянула она загадочно.
— Ну? — Я застегнул толстовку, накинул капюшон на голову.
— А когда ты у нас женишься?
Я нервно хохотнул:
— Еще не родилась та женщина, которая способна затащить меня под венец. — Что я больной, жениться на Сьюзен? Она меня за два дня своими истериками так достала, что я домой ехать не хочу!
— Нда? — хитро приподняла она уголки губ.
— Ага.
— Ну-ну.
— Хлеб и вино? — уточнил я.
— Хлеб и вино.
— А близнецам ничего не надо?
— Мы завтра им все купим. На сегодня всё есть.
— И Мари шоколадку надо. А то она совсем раскисла, — сам себе напомнил я.
Мама кивнула и снова загадочно улыбнулась:
— Ты бы поторопился.
— В смысле?
— А то уведут.
— Кого?
— Твою нерожденную женщину.
— Куда?
— Под венец.
— Да ну и черт с ней, — рассмеялся я. — Знаешь, как она меня сегодня достала? Я даже телефон отключил, чтобы она мне не названивала. Мам, а можно я у тебя сегодня переночую, а то Сьюзен не в духе?
Мама закатила глаза и состроила лицо из серии «мой сын — дебил».
— Хлеб и вино, — выставила она меня за дверь.
— И шоколадку для Мари, — сказал я уже обивке. Улыбнулся и добавил: — С орешками. Как она любит.