Я

Она будет спать. Очертание её головы – светлое пятно в сумерках комнаты – будет спадать с края подушки и увязать всё глубже в пышной копне волос. Я встану с кровати и дойду до кухонной части комнаты. Поставлю чайник на разожжённую плиту и сяду за стол. Она будет стягивать вверх одеяло, выпростая внизу ноги. Я буду сидеть и смотреть на немой носик чайника, пока из него не станут выбиваться тонкие струи пара, подниматься вверх и исчезать в воздухе. Я выключу газ, заварю себе кофе, сяду на прежнее место, обернувшись на стуле. Насупротив - вся комната, скрытая мраком и онемевшая от онемения стен, наполненная очень чёрными абрисами мелкой мебели, чёрным пятном большой кровати и белым пятнышком, лежащем на ней. Она окончательно упадёт на матрас, завернётся в одеяло и погнётся буквой "С" на кровати, собирая поплиновые складки на простыне. Я допью свой кофе, пойду в душевую часть, ограждённую стеной из стеклоблоков, приму душ и вымокший вернусь обратно.

В комнате будет светло – лампочка на свисающей лампе будет гореть жёлтым светом. Её не окажется в постели: в одном лишь квёло подпоясанном халате с остроугольными лацканами она будет сидеть за столом и пить заваренный ею самой кофе. Откинувшись на спинку стула, она будет смотреть на пустую стенку и слушать часы, повторяя ход секундой стрелки подтоптыванием ног. Я сяду на стул около неё. Она будет поднимать чашку к губам, пригубливать и опускать, не опуская взгляда от стены. Выпив половину, она оставит чашку на столе, встанет и пойдёт в душевую, скрываясь за мутные стёкла, в которых будет виден лишь её движущийся зыбкий силуэт.

Я встану, чтобы начать собираться. Брошу плавки и шлёпанцы в рюкзак, сменную форму в пакет, обрызгаю грудь духами, найду одежду, надену её на себя и буду стоять у трюмо, когда в отражениях трёх зеркал покажется бледное женское тело. Она подойдёт, откроет зеркальную створку, вытянет с полочки прозрачный флакон с розовой жидкостью внутри, пропахший чем-то ванильно-сладким, пропахший цитрусами, фруктами, и малиной – яркими ароматами, вмиг наполнившими комнату, как только она нажмёт на клапан, рассеивая вокруг себя ауру этой жидкой пыли. Она развернётся и пойдёт к шкафу, отыскивая в его нишах своё нижнее бельё. Протягивая через коленки бразилианки и застёгивая на спине лиф, она будет со скрипом возить по перекладине вешалки, а понравившуюся одежду снимать с них и бросать на кровать: чёрный бархатный блейзер упадёт на подушки, ситцевое тёмное платье с узором из оранжевых листьев будет расстилаться вдоль постели, гольфы свесятся с краёв, а её фуражка будет увенчивать крутой холмик скомканного в изножье одеяла. Она будет сидеть с краю постели, вытягивать ногу и натягивать на неё чёрные гольфы. Потом вытягивать и натягивать на другую. Она будет надевать платье. Застегнёт три пуговицы на груди, обтянет шею бархаткой с солнцеликим медальоном, накинет на плечи блейзер и станет поправлять чуть наехавший на лоб чёрный картуз у зеркал. Из шкафа она вытащит раздутый белый пакет, из которого будут вытягиваться ручки чёрного. С одной из дощатых полок трёхэтажной обувницы, среди нескольких десятков спутанных пар, она вытащит чёрные ботильоны с низким каблуком и в них выйдет из комнаты.

Я проследую за ней, уходя потушив свет, два раза проверну ключ в замочной скважине и спрячу его в кармане. Она пойдёт вдоль коридора, тянувшегося в такую даль, что багровые стены, сужаясь и темнея, пересекутся в крохотном черном квадрате. Стоя в конце коридора, в двух шагах от лестничной площадки, стоя у двух железных дверей, она нажмёт на кнопку, чтобы вызвать лифт. Лифт приедет скоро, железные двери раздвинуться; она войдёт внутрь, а я вслед за ней. Гибким, как гуттаперч, указательным пальцем она продавит кнопку с цифрой этажа. Цифра загорится зелёным, двери захлопнутся, и лифт продолжит своё движение.

Вывернутыми назад руками она облокотится наметаллический поручень, приложит к зеркалу затылок, закроет глаза. Яркий свет лампочекбудет белить её кожу. Её лаковые туфли будут блестеть, отражая этот яркий свет.Она скрестит вытянутые ноги и тут же раскрестит их. Лифт, гудящий весь недолгий путь по шахте, с гулом остановится, сигнал пропищит, и двери распахнутся. Она выйдет из кабинки, а я выйду за ней.

Она пойдёт вдоль похожего коридора, между полосатыми чёрно-бежевыми стенами, под липким жёлтым светом ламп, по ковру, сворачивающему и ведущему к одной-единственной двери.

Она войдёт в эту дверь и окажется в белой комнате с дюжиной глянцевых столов и собранным из трёх столов фуршетным столом, тянувшимся вдоль всей, хоть и небольшой, стены. По серой плитке столовой она пройдёт до стола, приложит к ножке стола пакет. Она сделает шага два и возьмёт красный поднос. Она положит на поднос блюдечко запеканки, тарелочку сухого печенья, нальёт себе кофе в белую кружку, и эту белую кружку положит на поднос. С подносом в руках она направится к столу, огибая другие столы и подвигая ногой мешающие проходу стулья. Она опустит поднос и сядет за стол, а я сяду напротив неё.

Она опустит взгляд и притупит свой взор на кружке, рассматривая, как закручивается в спираль пар, поднимающийся из горячего кофе. Она поднимет кружку к дувшим на кружку губам, сделает крошечный глоток и поставит кружку на прежнее место: между блюдечком и салфетницей. На кончиках губ останется немного кофе, и она вытрет их свёрнутой в треугольник бумажной салфеткой. Она бросит скомканную бумажку на край подноса, опустит своё тело на спинку стула и, не поворачивая головы, станет осматривать комнату, водя по ней своим взглядом. Покажется, будто она будет перемещать этот самый взгляд от стола к столу и от их окружения, то ли отыскивая в этой одинаковой мебели отличия: царапины, курганы от забившегося воздуха под эмалью, коричневые кольца от кружек, то ли ища что-то меж столов, под стульями, в складках скатерти, устилавшей фуршетный стол. Но она снова поднесёт к губам чашку, опустит её вместе с собственным взглядом на неё. В кофе будет плавать её смутное отражение. Но вот она закружит ложечкой жидкость в воронку и, её отражение полностью растворится. Она возьмёт с блюдца одно сухое печенье, сбрасывающее маленькие крошки на складки её платья, обмакнёт его краешек в кофе, откусит этот краешек и станет обмакивать и доедать оставшийся серп печенья. Она съест и второе печенье, а после съест и третье и отодвинет в сторону пустую тарелку. Она склонится над блюдечком и, орудуя вилкой и ножом, станет нарезать омлет на некрупные, почти ровные и равные части. Эти части – кубики омлета - она будет насаживать на зубья вилки и отправлять себе в рот. Она будет запивать еду кофе, и теперь, доедая запеканку, она полностью опустошит свою кружку. Когда и блюдечко станет пустым, она вновь откинется на спинку, окинет прежним взглядом комнату и станет как-то полу-лёжа и полу-сидя находиться на стуле, монотонно постукивая маском по плитке. Она встанет изо стола, возьмёт поднос, подойдёт к алюминиевому стеллажу, всунет поднос в отсек и выйдет в коридор.

Она будет идти уверенным быстрым шагом и остановиться в конце коридора, нажмёт на кнопку лифта и только прижмётся плечом к лифтовому порталу, как двери лифта откроются. Она войдёт внутрь, я за ней, и лифт закроется и поедет.

Она поставит руки на рукоять, запрокинет вверх голову, поставит ногу на ногу, но лифт приедет очень скоро, раскроет двери, и она выйдет из него, и пойдёт по коридору. Она будет идти, приподнимая совсем чуть-чуть подолы длинного платья. Она прищурится, проходя под лампой. Она будет волочить за собой только что развязавшийся шнурок левого ботиночка. Она свернёт с коридора в другой коридор, а затем в узкое, тёмное "Н"-образное пространство с дверью в каждой из вершин. Она пойдёт направо и исчезнет за поворотом. Я пойду налево и исчезну за дверью. В раздевалке я стану переодеваться и, переодевшись, выйду из раздевалки. Я войду в противоположную дверь.

Она будет лежать под грифом, лежащем ещё на крючках,готовясь взять его, поднять, опустить и снова поднять. Она выгнет спину, подняввверх грудную клетку, и, поднявшись немного на напряжённых в каждой мышценогах, поднимет штангу, возвысит её над собой и станет ровно и медленно опускать. Она приопустит середину этой металлической палки на грудину так, что та немного придавит её, вдавит слегка грудь внутрь, но, не опустив всё же полностью, она начнёт поднимать и поднимет, и станет вновь держать над собой этот гриф. Она снова опустит, снова приложит к груди и снова поднимет – и так снова и снова. Из-под тёмных полосатых брюк будут выпростать напряжённые икры, из-под коротких рукавов футболки зачатки бицепсов. Она будет поднимать гриф, и, преодолев пятнадцать, двадцать таких упражнений, на двадцати одном с половиной и прекратит, опустит на крючки металлическую палку, скрестит на себе ладони и, даже не приподнимая головы, будет лежать, всей сдавленной грудью жадно хватая воздух.

Передохнув, она попытается сделать ещё один подход, снова начнёт поднимать, но, даже не дойдя до пятнадцати, вымученная положит на крючки штангу, вылезет из-под неё и сидя будет переводить дух. Она выпрямит, скрестит ноги на голеностопе, положит руки на скамейку, а сама будет сидеть сгорбившись и отдыхать, дыша уже ровно, но всё же чувствуя ватность мышц.

Она встанет, дойдёт до другой, но такого же красного оттенка скамьи горизонтально-вертикальной тяги. Она возьмётся за погнутые края перекладины и потянет перекладину вниз. Прикоснувшись ею к ключице, она будет поднимать её до полного разжимания локтей, потом опускать, а затем снова поднимать и опускать с каждым разом всё с несколько меньшей силой. По строго прочерченной ложбинке между лопатками будут стекать капли пота, затекать под лиф, отемнять майку. Она устанет и по второму кругу не пойдёт. Зато, передохнув, она, не вставая, ухватится за рукоять горизонтальной тяги и станет тянуть эту рукоять к себе. Она будет приопускать её немного на живот, затем отпускать назад, не отпуская рук и потягивая их вперед. Она и это сделает немного и снова устанет, и, передохнув, вновь примется делать упражнения.

Она возьмёт тонкие гантели со стойки гантель, ляжет на скамью, протянет их над собой и станет их опускать, растягивая вширь руки, и поднимать, сужая. Она иногда будет ударять гантели друг об друга не без неприятного слуху лязга, но делая это "иногда" и совсем нечаянно. Здесь она совсем не устанет, но встанет со скамейки, чтобы продолжить упражнения у зеркала. У зеркала она поднятием рук и гантель в этих руках станет крестообразить тело. И выдохнувшись вновь и вновь передохнув у ближайшей скамьи, она положит гантели на место гантель и выйдет из зала.

Я выйду через свою дверь и войду в дверь напротив. Я сложу одежду и обувь в рюкзак и с большим рюкзаком на плечах выйду из комнаты.

Она будет выходить из "Н"-образного коридора, также не переодевшись и держа в руке ещё более дутый пакет. Она уже будет ступать по ковру, сворачивать туда, куда он сворачивал, туда, где я её не увижу. Но я нагоню её, хотя и буду идти позади, и поверну, видя, как поворачивает она. Она дойдёт до лифта и вызовет его. Лифт приедет нескоро, лифтовые двери откроются, она войдёт внутрь и я войду, следуя за ней.

Лифт будет ехать долго, и за то время, что он едет, она устанет держать рукоять и просто стоя будет дожидаться открытия дверей. Двери откроются, когда уж совсем затекут ноги и почти невозможно будет стоять на одном месте. Она будет идти вперёд, явно поджимая под мысками обуви пальцы ног. Я буду идти следом и делать точно так же. В конце похожего на все коридоры коридора будет возвышаться стеклянный свод арки. За этой половинчатой аркой будет кончаться ковровая дорожка и обнажаться красный дощатый пол. Она войдёт в маленькое квадратное пространство с двумя дверьми и с пыльным стулом у простенка. Она войдёт в левую дверь и исчезнет за ней. Я войду в правую.

Внутри будет комната раздевалки с дверью, ведущей в душевую. Я сниму с себя всю одежду, надену плавки и обуюсь в шлёпанцы. Шлёпая шлёпанцами, я выйду из раздевалки и шлёпая шлёпанцами, войду в душевую. 

Внутри всё будет мрачно и устлано белой плиткой с голубым отливом. Вперёд будет идти узкий проход, стеснённый по обе стороны стенами, ограждающими друг от друга душевые кабинки. Я войду в одну из них, промоюсь под струёй, закручу кран, выйду из кабинки, пойду вперёд и в конце у стенки сверну за наполненный светом поворот.

Я буду стоять у лестницы, спускающуюся в небольшой бассейн. Она уже будет плавать, выбрасывая руки из воды и отбивая до всплесков воду ногами – она будет плавать кролем туда и обратно: от полагаемого начала и с десяток метров до полагаемого конца.

Я оставлю шлёпки у края, не так далеко от её жёлтых вьетнамок, спущусь по лестнице и окажусь в ледяной воде. Она будет плавать по центру бассейна, проплывать мимо меня, плыть дальше. Плыть в ярко-синих очках, в иссиня-чёрном купальнике, в чёрной резиновой шапочке, прорезать гладь воды носимым по ней движениями рук и ног телом.

Она коснётся бортика и поплывёт в другую сторону. Ударами рук по воде, ударами по воде ногами она будет поднимать водную пыль, блестящую под светом ламп, спускающуюся – нет, почти не спускающуюся, а точно летящую, и в этом полёте снятую в рапиде – медленно-медленно обратно в бассейн или на мокрые голубые плитки. Она дотронется до другого конца бортика, оттолкнётся от него ногами и поплывёт обратно.

Вновь с ударами рук, раздающимися эхом по всему пространству, жадными звучными вдохами, втореными стенами, она будет плыть и доплывёт до стенки. Она перевернётся на спину, оттолкнётся ногами и будет двигаться почти по утихающей инерции. Но вот она закружит руки в воде и над водой, отбивая исподами кистей гладь воды, потормошит воду ногами и поплывёт уже ровно, не замедляя темп и не ускоряя его.

Как мячик в профессиональном настольном теннисе, отбивающийся будто бы вечность от соперничьих шустрых ракеток, так и она будет плыть до бортиков и, замедляя скорость, но не останавливаясь, отталкиваться от них и нестись до другой стенки. И, продолжая это движение, она оттолкнётся и поплывёт, чтобы оттолкнуться и поплыть обратно.

Она будет плыть и, доплывая, смотреть перевёрнутым взглядом на ширящуюся стену. Она коснётся вытянутой ладонью белых плиток, перевернётся, встанет на белые плитки пальцами ног, положит на белые плитки ладонь и оттолкнётся ногами, плывя к другой стене из белых плиток по-новому.

Выбросами обоих рук, выбросом головы, управляя ногами как ластами, она будет плыть, затем всплывать на мгновение, делать выдох и вдох и вновь погружаться в воду. Она будет плыть "по-дельфиньи", плыть быстро и хорошо. Под водой в искажённом от естественного преломления образе она будет казаться проплывающей по дну сиреной. Она доплывёт до конца водного отрезка, оттолкнётся и поплывёт к другому концу. От того конца поплывёт обратно, снова переменив стиль на неторопливый, усталый кроль.

Поднимая тяжёлые руки из воды и в воду опуская, снова поднимая их, но уже не тяжёлыми, а чуть-чуть непосильными, она будет плыть, отбивая будто запутывавшимися в тенёте ногами, и всё яснее уставать. Она одолеет ещё два круга и подплывёт к лестнице, ладонями обхватит её, встанет на носки и станет подниматься. Я, ужасно отяжелённый, начну подниматься вслед за ней.

Она уже скроется за тёмным проходом в женскую душевую. Я скроюсь за тёмным проходом в мужскую. Я снова встану под душ, вымокну под ним и выйду в раздевалку. Я вытрусь полотенцем и протру досуха волосы. Я оденусь, заверну плавки в полотенце, свёрнутое полотенце положу в портфель, портфель повешу на плечо и выйду.

В квадратном пространстве я увижу её, уже из него уходящую. Я пойду за ней. Она пойдёт вдоль коридора, завернёт на лестничную площадку и начнёт спускаться. Её кремовые винклиперы будут цокать по бетонным ступенькам и бетонным площадкам, подолы её белого платья плиссе будут касаться прутьев перил, она будет спускаться под гнусным, желчным светом лампочек, и её одежда будет принимать подобный свету цвет. Она пройдёт пару этажей вниз и войдёт в приоткрытые побелённые двери, застывшие капли краски которых навечно будут обречены стекать вниз и никогда не стечь. Она войдёт в коридор, пойдёт поперёк коридорного ковра к двум широким дверям. Она откроет одну из них и скроется за ней. Я придержу летящую захлопнуться дверь и протиснусь в тёмную расширенную мною щель.

Я сделаю шаг внутрь и под пурпурными лучами увижу её, саму в пурпуре, носками продавливающую плиты, а затем давящую их опустившийся пяткой. Наверху со стерней будут свисать лампы, излучающие этот самый свет, наполняющий эту комнату. Она будет медленно ступать вперёд по каменным плиткам пола – по узкой каменной тропе, стеснённой кучными рядами тёмных горшков с пурпурными растениями: с папоротниками, с пальмами да и только с ними. Она, замедлив неторопливый шаг, будет смотреть на перистый, но маленький хризалидокарпус. Её волосы, выбивающиеся из-под панамы, потемнеют, посинеют по каймам и, уложенные за уши, упадут, свесятся, обрамят лицо, почти всё пурпурное, но нежно порозовевшее на носу, на лбу, на щеках и на кончиках ушей. Насмотревшись, она пойдёт дальше и, не покидая взглядом правой стороны, будет высматривать что-нибудь интересное и, видимо, высмотрит, задержит чуть подольше свой взор на нефролеписе, на не умещающееся в горшке растение, сбрасывающего свои вайи к земле и по земле свои вайи расстилающего. Она посмотрит на прорастающую финиковую пальму, проведёт ладонью по листьям раписа, а страусник пощекочет её открытую лодыжку. Тропа вдруг свернёт, повернёт направо, и она скроется за купой высоких пальм. Я поверну вслед за ней.

Она будет садиться на скамейку под сенью пальм. Она сядет с одного конца – я сяду с другого. Она опустится на спинку скамейки и, не опуская головы, закроет глаза, чтобы дать, быть может, волю ушам, хотя в комнате, помимо электрического жужжания ламп, будет стоять стойкая звенящая тишина. Тишина чуть прервётся шелестом ткани – она выпрямит ноги под платьем, потом скрестит их и, побивая маском об масок, будет сидеть, как и сидела, разразя лишь тишину мерным стуком.

Она будет сидеть напротив пандамуса, будет повёрнута к нему, и голова её будет повёрнута вместе с телом, а глаза, казалось, будут смотреть на него сквозь закрытые веки. Пандамус – обычное растение: с гладкими листьями, с длинными листьями, пурпурно-зелёное, растущее нормально, не большое и не малое, и не идеально среднее между этими величинами – обычное растение, не примечаемое ничем, и, быть может, этим и примечательное. Она положит руку на руку, чуть слышно выдохнет, разжав сомкнутые губы. И вот так она будет сидеть: не издавая больше ни звука, не делая новое движение, будто ловя ушами, приоткрытым ртом, носом, кожей, всем телом и всей душой что-то в этой комнате, что нельзя увидеть глазами.

Она будет сидеть неподвижно. Она будет сидеть целую вечность, и будто длящийся момент жизни увязнет в этой комнате под сенью пальм.

Но вот она уже откроет глаза. Она вытянет спину, вытянет шею, вытянет руки и встанет со скамьи. Она подойдет к пандамусу, чтобы дотронуться до жухлых кончиков его листьев, дотронется до них и пойдёт дальше, удаляясь шаг за шагом от пандамуса, от скамьи и от меня. Я нагоню её на повороте.

Она будет неуверенно идти к выходу, засматриваясь на растения и замедляя шаг. Она повернёт, пройдёт по гипотенузе последний отрезок зимнего сада, выйдет из комнаты, войдёт в коридор.

Она дойдёт до лестничной площадки, станет подниматься по ступеням вверх. Поднявшись вверх на несколько этажей и лестничных пролётов, она войдёт в коридор. Там она свернёт на повороте к хрупкой фанерной двери, откроет её, робко держась за хилую ручку, и войдёт внутрь. Я войду туда вслед за ней.

Она окажется в библиотеке и я, вслед за ней заходящий, тоже окажусь там. Она сразу направится к книжным шкафам. Бродя между ними, она маленькими шагами будет проходить весь русский алфавит: от рядов с Айтматовым и Ахматовой до Яковлева и Ясперса. Соединив за спиной пальцы скрещёнными карабинами, она будет просматривать полки: верхние, средние, нижние и самые нижние, иногда приседая, чтобы хоть что-то там разглядеть. На букве "Г" она вытащит чёрную книжку – один том из четырёх советских томов с несоветским автором – Гюставом Флобером, тиснённым на самом верху, над золочённой "Саламбо". Она протрёт ладонью пыльный переплёт, откроет книгу, прошуршит жёлтыми листами, закроет книгу и возьмёт её за корешок. Она пойдёт дальше, проходя взглядом и стеллажи. Она остановится на "Д", на "К" замедлит шаг, а на "Н" рассмотрит корешки каждой книги, отыскивая и не находя Набокова. Она дойдёт до "Я", пройдёт мимо пары писателей и с книгой в руке выйдет из книжного лабиринта.

Она сядет на диван, а я пристроюсь на стуле около неё. Она развернёт обложку, перевернёт форзац, авантитул, титульный лист, а на повороте титульного листа выходные сведения, и остановится на первом листе толстого книжного блока. Она почти вся согнётся над стоящей на её коленях книгой, положит локоть правой руки на подлокотник, положит скошенную набок голову на кисть правой руки. Её взгляд будет пробегать по шеренге букв и знаков препинаний и сбегать как по отлогому косогору вниз. Дочитывая внизу последнюю строку, она будет приближаться к кончику большого пальца, стоящего в конце предложения заместо точки, а, приблизившись к нему, зашуршит, поднимет лист и перевернёт страницу.

Она положит ногу на ногу и на ногу книгу. Она придвинет книгу к себе и перевернёт страницу. Книга будет утопать в глубоких желобинках складок её платья, оставляя лишь имя автора не потонувшим на обложке. Она вытянет ноги, и скрестит их на уровне щиколоток. Она перевернёт страницу. Она будет отстукивать по корешку строгий в своей монотонности ритм. Она перевернёт страницу. Она поправит складки на юбке, подтянет сползающую под пятку балетку. Она перевернёт страницу. Она опустит голову на накосившийся кулак. Она дойдёт до последнего слова, не предшествующего ни точке, ни дефису, ни запятой, ни двоеточию – оставляя законченную мысль лишь на обороте. Она перевернёт страницу. Носоупоры её очков будут скатываться вниз по спинке, она поправит их движением руки и указательного пальца. Кончики её пальцев совершат путь в три шажка вверх по листу, чтобы на третьем ухватится за его край крёстным знамением и перевернуть страницу. Она снова положит ногу на ногу. Она перевернёт страницу. Кисточки на её лоферах будут болтаться на болтающейся ноге. Она снова поправит балетку. Она поправит волосы. Она перевернёт страницу. Её губы будут вторить непроизнесённым словам. Её указательным пальцем она будет водить по странице, накручивать на него ляссе и раскручивать раскудрившуюся красную ленту. Она перевернёт страницу. Она перевернёт страницу. Она перевернёт страницу. Она немного повернётся вместе с книгой, повернувшись и от света торшерной лампочки. На страницы упадёт естественный мрак комнаты, и она вернётся на прежнюю ось. Она перемежит ногу, перевернёт страницу. Она ухватиться за краешек последнего перед новой главой листа. Она с новой силой возьмётся за чтение: будет сломя голову нестись по странице, каждый раз быстро, как спринтер на короткой дистанции, бежать слева направо, спускаться на ступень ниже и снова бежать. Она скоро осилит страницу, перевернёт её и осилит ещё и одну. Прочтя ещё абзац на следующей, она дойдёт до римской цифры и захлопнет книжку.

Она встанет с дивана, дойдёт до книжного шкафа, отыщет среди плотных рядов дряхлых корешков строго прочерченную щель и всунет книгу Бальзака туда.

Она выйдет в коридор, дойдёт до лифтового портала и нажмёт на кнопку. Она будет стоять напротив двери и ждать. Двери наконец распахнуться. Она войдёт внутрь, а я вслед за ней. Она стукнет по клавише, двери захлопнуться, и лифт поедет. Она будет стоять у самого входа и выхода кабинки. Вой лифта будет перемежатся гулом металла и натянутых тросов. Лифт остановится. Распахнутся двери. Она выйдет в коридор. Она будет идти вперёд, приближая в перспективе красный квадрат стены. Но вдруг она повернёт к одной из множества дверей, тянувшихся друг напротив друга по этому коридору и по всем другим на разных этажах. Я достану из кармана ключ на кольце, всуну его в замочную скважину и поверну на два оборота. Два щелчка и дверь почти сама отвориться. Она зайдёт внутрь, а я зайду вслед за ней.

Внутри будет гореть свет. Она снимет обувь у двери и положит её на полку обувницы. Она сделает шаг и попадёт в одну-единственную комнату: с двуспальной кроватью, кухонным столом напротив и ванной и туалетом за белой дверью. Она разденется и бросит свои вещи на расправленную кровать; спортивную сумку положит в днище шкафа. Она сядет на стул, повороченный к кухонному столу, полкам и газовой плите. Я сяду на краешек кровати. Она нальёт воду из графина в кружку и будет её пить. Её взгляд упрётся в белёсую стену. Она поставит кружку на стол. Из-за стола она встанет, подойдёт к газовой плите, разожжёт газ и поставит чайник закипать. Она вернётся на то же место, сядет и будет смотреть, похоже, лишь на носик чайника. Она наклонится, положит голову на ладонь, согнёт белую спину. Наконец, поднимется тонкая полоска пара с немого носика. Она встанет, пройдёт до газовой плиты и выключит газ. Взяв в руки зелёное полотенце, она вытащит раскалённый носик и положит его рядышком, на белую доску. Ком высвободившегося пара вылетит из чайника и растворится в воздухе комнаты. С одного из ящиков маленького кухонного шкафа она вытащит упаковку сухого печенья, с полки над газовой плитой достанет баночку растворимого кофе и сахар в горшочке. Она заварит кофе, поставит кружку перед собой на стол, упаковку печенья бросит рядом. Она сядет на стул. Она будет поднимать кружку, поддерживая её за стенку, есть печенье, проводя до рта раскрытую ладонь под ним. Она будет постукивать пятками по полу в ритме стука часов. Она будет пить кофе, закусывая печеньем, и запивать печенье кофе.

Я войду в ванную, чтобы принять душ. Я вернусь из ванной, и её не будет за столом: она будет одевать в свою одежду вешалки и вешалки вешать в шкаф. Закончив, она подойдёт к кровати и поправит на ней матрас, одеяло и собравшуюся складками простынь. А потом выйдет из комнаты, войдя в душевую. Я лягу на кровать и закрою глаза.

Дверь скрипнет, голые ступни зашлёпают по ламинату, щелкнет переключатель, и свет перестанет алеть в глазах сквозь закрытые веки. Я открою их. Чёрный абрис женского тела будет подходить к кровати. Она сядет у изголовья. Из прикроватной тумбы она вытащит тюбик крема, откроет колпачек, наполнив полкомнаты ароматом пихты, помажет ступни, закроет колпачёк, поставит тюбик на прикроватную тумбу. Она ляжет, завернётся в одеяло, перевернётся набок к стенке. Она будет почти неподвижна, шурша лишь иногда рукой под подушкой. Она будет засыпать. В тишине будет слышно гудение стен и лёгкое дребезжание спёртого воздуха. Концы одеяла спадут на пол. Она перевернётся на спину. Голова её медленно-медленно станет сползать по подушке вниз и вязнуть в собственных волосах.

Она будет спать...