XI
Ехать к отцу Николаю было не на чем, поэтому почти на все оставшиеся деньги он нанял извозчика Фому с бричкой и лошадьми. Деревня Вишнёвка, куда так спешил Николай, находилась близ Петербурга. При лучшем раскладе дорога заняла бы полмесяца, но разного рода происшествия отсрочили приезд Вишневского ещё на неделю. Только выехав из Москвы и свернув на ухабистую дорогу, кибитка лишилась одного колеса. Его быстро вернули на место, но предать ему прежнюю круглую форму не удалось. Ближайшее село находилось верстах в пятидесяти, и, чтобы добраться до него, пришлось сделать большой крюк. Кибитку стало немного кренить влево, и извозчик почти не погонял лошадей, чтобы бричка не перевернулась, из-за чего дорога заняла в три раза больше времени. Приехав туда только на следующий день, Николай услышал от мужиков, что помочь они ничем не могут: новых колёс нет, а выровнять старое не получится. Пребывая в расстроенных чувствах, он проехал от села ещё лишних двадцать вёрст до деревни Каратаевка, где удалось поставить новое колесо. С этого момента Николай велел извозчику гнать изо всех сил, чтобы отныне не терять времени и быть на месте как можно раньше.
На этом неприятности для Вишневского не закончились. Остановившись в одном из провинциальных городов и оставив кибитку и лошадей под присмотр Фомы у смотрителя, он направился на рынок, но по возвращении не обнаружил ни денег в кармане, коих и так было немного, ни извозчика. С первым всё было ясно: стоило только отвернуться, как кто-то незаметно и вывернул карман, но куда пропал извозчик? Вишневский доложил об этом смотрителю, но в ответ услышал, что он и сам «ни сном ни духом». Позже Фому удалось найти в пьяном виде в ближайшем трактире. Ехать в таком состоянии было невозможно, поэтому Николаю пришлось задержаться в здешнем городе на ночь. На следующий день, хорошо выспавшись, получив от Вишневского порцию несильных ругательств и полностью протрезвев, Фома, усевшись на кожаные козлы, хлестнул плетьми, и бричка снова отправилась в путь.
Спустя неделю Вишневский, чтобы переменить лошадей, остановился у постоялого двора, близ города М. Убедившись, что свободных лошадей нет и ждать придётся до завтрашнего дня, а то и ещё дольше, Николай был в ярости. Но делать было нечего — пришлось остаться. Вишневский уже начал проклинать эту поездку. «В самом деле, лучше бы никуда не ехал!» Но одно приятное обстоятельство немного скрасило эту неудачу. На том же самом дворе, в комнате напротив, заселился помещик Санечкин — давнишний друг отца Вишневского. Николай занял у него денег и провёл с ним всё время ожидания, когда можно будет выезжать. Но ждать пришлось аж три дня. Услышав, наконец, долгожданное: «Лошади поданы», он стрелой выбежал со двора, запрыгнул в бричку и велел кучеру погонять, что есть мочи.
Таким образом, к началу ноября Николай, наконец, прибыл в Вишнёвку. Встретили его, как он вовсе не ожидал, с возгласами и почестями. Как только он вышел из брички, к нему подбежал опрятно одетый мужик с выбритым лицом и поклонился до самой земли со словами: — Приехали, батюшка! Как уж мы вас заждались, и представить себе не можете.
— Полноте, Митька, встань сейчас же.
Митька встал, и Николай заметил, что тот босой.
— Да где же сапоги твои? — спросил у него Николай.
— Порфирию отдал, сапожнику нашему. Он мне их починит да и вернёт.
— Так, где же Пётр Семёнович?
— Барин у себя, уже две недели вас дожидается. Ходит всё да приговаривает: когда, дескать, Микола приедет. А мы уж его всё успокаиваем, говорим: уже в пути, скоро будет. Вот и дождались мы вас, батюшка!
Николай тревожно усмехнулся.
— Проводите меня к нему.
— Как изволите.
— Я получил известие, что дела у вас плохи.
— Барин очень хмурый ходит. Мы и пужаемся иной раз спросить.
Митька отвёл Николая к дому, где приезжего уже дожидался Пётр Семёнович.
Вступив на крыльцо, Николай сделал жест рукой, дав понять мужику, чтобы тот его оставил. Митька послушался.
— Постой! — окликнул его Николай.
Митька обернулся.
— Возьми, — сказал Вишневский и протянул ему свои сапоги. — Холодно нынче босым ходить.
— Батюшка! — разинул рот Митька, но его тут же перебили:
— Надевай сейчас же. У Порфирия сапоги тоже заберёшь.
Митька поклонился и ушёл.
Отворив деревянную дверь, Вишневский оказался в тесной прихожей. Сняв свою белую шляпу и повесив её на крючок, он прошёл в комнату, которая была хорошо ему знакома. Николай вмиг оглянул её: с момента его отъезда в ней ничего не изменилось. Вся мебель стояла на прежних местах, книги, разложенные на полках, остались нетронутыми; всё те же ковёр, шторы, обои. Вишневский остановился посреди комнаты и прислушался — тишина. «Как тихо. Может, он и не у себя?» Но вдруг послышался продолжительный скрип: кто-то медленно шагал по деревянному полу. Из соседней комнаты выглянула чья-то голова: видны были только глаза да лысина. Но почти сразу же на этом, и без того морщинистом лице появилась улыбка. «Господи, приехал!» — раздался старческий хриплый голос, и седой мужчина бросился в объятия к Николаю. Это был Пётр Семёнович.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Теперь, когда читатель узнал, как прошла долгожданная встреча между отцом и сыном, стоит немного рассказать о самом Петре Семёновиче.
Родился он в 1781 году в Петербурге в семье богатого помещика Семёна Антоновича Вишневского. Детство своё проводил с нянькой — родители редко появлялись дома. А когда появлялись, маленький Петенька невольно становился свидетелем бытовых ссор. Когда же Вишневские убедились, что не могут больше жить вместе, Семён Антонович с семилетним сыном уехал в одно из своих имений — в уже известную читателю Вишнёвку. С этого момента Петенька стал воспитываться гувернанткой Дуней, но должного образования так и не получил. Семён Антонович, как и при жизни в Петербурге, виделся с сыном редко, ибо всё своё время растрачивал на кутежи. Так, денег у Вишневского становилось всё меньше и меньше, а когда они закончились вовсе, Семён Антонович сильно захворал и слёг.
Разыскивать мать свою Петя отказался и решил, что будет жить вместе с Дуней в деревне, оставшейся ему после отца.
В 1815 году Пётр Семёнович, уже полноценный помещик с хорошей репутацией, женился, а два года спустя родил сына Николая.
В 1824 году супруга Петра Семёновича скончалась от чахотки. Оставшись с семилетним Миколой на руках, Вишневский принял решение посвятить всего себя воспитанию сына. Николай рос прямо на глазах у отца. Петр Семёнович нанимал сыну учителей, одевал его в лучшие наряды, еженедельно возил в город и ни в чём не отказывал. Но, обзаведясь семьёй и наследником, Вишневский стал меньше уделять времени хозяйству.
А прежде, ещё когда Пётр Семёнович был молод и не женат, хлопоты по хозяйству составляли весь смысл его жизни. Спустя всего несколько лет, как деревня досталась молодому наследнику, она изменилась до неузнаваемости. Но как? как это удалось человеку, который даже не имел должных знаний? Как говорил сам Вишневский, весь секрет его заключался в хорошем отношении к мужику. «Разговаривай с мужиком как с равным себе — и тогда будет толк. Почитай его, как он почитает тебя — и вместе вы принесёте гораздо больше пользы и себе, и общему вашему делу» Его подданные всегда были одеты в новые платья, всегда были сыты и имели тёплый кров. Пожалуй, никто так сильно не уважал Петра Семёновича, как жители Вишнёвки. Отсюда, как и говорил сам помещик, дела пошли только в гору.
Но сейчас его положение стало намного хуже.