II. Новое поколение
Все началось, пожалуй, с того самого желтого объявления, грозившее затеряться среди тысячи других ему подобных.
Запись о том, что в лавке комиксов «Икс-Комикс» нужен новый работник, первым заметил Кай. Он так раскричался, что испугал ребенка, который прижался к матери и заревел.
— Я тоже, мелкий, я тоже, — сказал Инглберт малышу. Последний и его мать обернулись. — Кстати говоря, дальше будет еще хуже.
Мама ребенка отвращенно шикнула на него и, взяв сына на руки, поспешила прочь.
— Какого хрена люди продолжают создавать эти штуки? — сказал Кай через некоторое время, опустив голову и вопросительно изогнув бровь. Я отобрал у него бумажку.
— Ты напоминаешь мне океан, — прошептал я, выписывая указанный номер телефона.
— Почему океан?
— Потому что ты непокорный и пугаешь людей. — Я равнодушно уставился на него, после чего отвернулся и направился в сторону школы.
— В каком смысле, Скалли? — возмущенно проговорил Кай и побежал за мной. — Что это было?
— Мы идем в школу, и я, кажется, нашел подходящее место, если кто-то еще не позвонил им. — Я сделал звонок. — А теперь заткнись, я должен поговорить.
— Теперь, когда ты это сказал, я хочу говорить еще больше.
Кай буквально переходил грань личного пространства на новом уровне, теперь он грозился прилипнуть ко мне полностью.
— Серьезно, мне нужна эта работа, чувак, — сказал я, надеясь, что он скоро отлипнет.
Гудки. Гудки. Гудкигудкигудки.
— А где эта лавка?
— Тут написано, что напротив «ТехноВселенной», а это совсем недалеко от моего дома. Идеальная работа. И да, если ты будешь стоять ко мне так близко, то я разобью тебе лицо.
Кай фыркнул и отошел.
Когда все же подняли трубку, грубый мужской голос сообщил мне, что я первый, кто позвонил им за восемь дней, которые они вешали объявления по всему городу и интернету. После обеда мне предстояло приехать в лавку на своеобразное «совещание», где тот мужчина, Освальд Аддерли, а по совместительству мой будущий босс, задаст мне несколько вопросов и расскажет о режиме работы.
Как только получалось что-то сделать, у меня автоматически появлялась самооценка, которая отсутствовала большинство времени. В этом и заключалась причина депрессии и меланхолии.
Кай с дурацкой улыбкой уставился на меня, будто я — какая-то знаменитость, которая победила в глупой номинации, а он — моя бешеная фанатка.
— И как? — спросил он, сжав губы, чтобы перестать улыбаться как кретин.
— Шик.
Кай умел искренне радоваться за других людей и их достижения.
Его плохие качества превышали число хороших, но эти самые хорошие качества выделялись в нем настолько сильно, что он казался невероятно приятным, даже идеальным человеком. По правде говоря, Кай был тем типом парней, которые с удовольствием переведут старушку через дорогу, а потом изобьют бедняжку до смерти ее же сумочкой, если потребуется.
▪▪▪
В частной школе «Новое поколение» для одаренных детей учились отнюдь не одаренные дети.
Если взглянуть на здание школы, то подавить желание зевнуть не получится, можно даже свалиться прямо на землю от «неизвестно откуда взявшейся» сонливости.
Помимо названия школы, на вершине здания находилась огромная вывеска с гимном школы, которую учащиеся пели ежедневно. То время, которое уходило на утреннее пение, мы с Каем проводили на детской площадке соседней школы, в которой учились, как их привыкли называть учителя «Нового поколения», обычные дети.
Когда всех отпускали, мы тоже возвращались в школу.
Как бы банально ни звучало, эта школа на самом деле выглядела как тюрьма, вот только нам за еду и пребывание нужно было платить. Меня забавляло это различие между заключенными и школьниками.
К тому же, видимо, у основателя школы был фетиш на белый цвет, ведь иначе объяснить то, что абсолютно все в школе белое, невозможно.
— Скорее, они держат нас за сумасшедших, — сказал Кай, когда я озвучил свои мысли. — Не припомнишь те жуткие изоляторы в психушках из фильмов? Так вот, скорее всего, это способ директора чувствовать свое превосходство над нами всеми — и учителями, и учениками.
— Да ладно тебе, все не настолько плохо.
— О, уверяю тебя, настолько.
Я фыркнул и закатил глаза, а Кай, как всегда, не обратил на это внимание.
Мне в школе нравилась только художественная студия на третьем этаже, единственное разноцветное помещение в здании. А все благодаря людям (или человеку), которых так и не обнаружили после того, как они ворвались в школу в нерабочее время и разукрасили все в том кабинете. После этого случая охранников и камер стало вдвое больше, а возможности сбежать домой — меньше.
Мы с Каем направлялись именно туда, ведь по расписанию у нас планировалось «искусство», преподаватель которого был тем еще мудаком.
Я никогда не отличался особым бунтарством и желанием отстаивать свои права, отчего вел себя максимально тихо во время уроков, слушая полную чушь, которую втирал нам мистер Йорген и делая пассивно-агрессивные комметарии в своей голове. В отличие от Кая, который сразу же выражал свое недовольство, когда что-то ему не нравилось. Поэтому мистер Йорген неистово ненавидел Инглберта.
— Надеюсь, ты не умрешь, — сказал я ему, входя в кабинет.
— Аминь.
Йорген появился в классе с опозданием, с печеньем и огромной бутылкой чая в руках.
— Извиняюсь за опоздание, — сказал он. — Почему вы еще не вытащили учебники?
Я не носил учебник искусства в школу. Даже больше — я бы сжег его, если бы не был таким трусом.
— Сегодняшняя тема — это классификация искусства, — сказал Йорген, невероятно быстро придя в себя. Корявыми буквами он написал дату и тему на доске, после сделал глоток чая и обернулся к классу.
— Я бы пожелал ему подавиться, но придурки как он не достойны такой легкой смерти, — сказал Кай, откинувшись на парту.
— Он всего лишь делает свою работу.
— Настолько ужасно делать работу не могу даже я, не пытайся его оправдать.
Я пожал плечами и уставился на учителя. На минутку мне даже стало его жалко.
— Искусство существует и развивается как система взаимосвязанных между собой видов, многообразие которых обусловлено многогранностью самого реального мира, отображаемого в процессе художественного творчества, — сказал Йорген, даже не заикаясь. И, скорее всего, не понимая, о чем болтает.
Мне было больно это слушать, ведь искусство представляло из себя нечто большее, чем какие-то никому к черту не сдавшиеся умные слова. Искусство — понятие настолько обширное и глубокое, что невозможно, чтобы оно имело только один смысл.
Возможно, искусство — и есть смысл.