Часть 4: Заря надежды
На следующий урок физкультуры я шел как на эшафот. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно в соседнем классе. Я старался держаться подальше, но судьба (или учитель физкультуры) снова свела нас в одной команде по баскетболу. Дилан ловил мячи, передавал, забивал — все с той же легкой, почти небрежной грацией. Я же чувствовал себя деревянным, постоянно ошибаясь. Когда мяч после моего неудачного паса вылетел за линию, именно Дилан побежал за ним. Он поднял его и, вместо того чтобы просто вбросить, медленно подошел ко мне.
«Привет, Кеннет. Как самочувствие?» — спросил он, перебрасывая мяч из руки в руку. Его взгляд был спокойным, открытым. Никакого намека на неловкость или осуждение.
«Э-э... Спасибо, нормально, — пробормотал я, чувствуя, как горит лицо. — И... спасибо, что принес материалы. Это было... неожиданно». Я не смог удержаться и добавил: «Бобби сказал, ты живешь рядом?»
Дилан улыбнулся, и ямочки снова появились на щеках. «Не совсем рядом. Но в том же районе, что и парк. Просто подумал, что тебе нужно, раз ты пропускаешь подготовку». Он сделал паузу, изучая мое лицо. «Твоя мама очень милая. Напоила меня чаем».
Он пил чай с моей мамой! Мысль ударила как молния. Что они говорили? Обо мне? Мама что-то намекнула? Паника снова начала подниматься.
«Она... она всегда такая», — выдавил я, не зная, что еще сказать.
«Мне понравилось у вас, — продолжил Дилан, его голос звучал искренне. — Уютно. И... я видел твои рисунки на столе. Ты рисуешь?»
Мир остановился. Он видел мои наброски! Те самые, где были только его глаза, его профиль, контур его спины после футбола... Я почувствовал, как кровь отливает от лица. Я был готов провалиться сквозь землю.
«Э-э... да, просто... для себя», — прошептал я, глядя в пол.
«Они хорошие, — сказал он просто. — Очень. Особенно... тот, где я с мячом». Его слова не звучали как обвинение или насмешка. Скорее... как констатация факта. В его глазах, помимо пытливости, мелькнуло что-то теплое, почти... признательное? С интересом?
Я поднял на него глаза, не веря своим ушам. Он смотрел на меня с легкой улыбкой, но в его глазах читалось что-то серьезное. Как будто он ждал моей реакции, моего следующего шага. Вокруг нас продолжалась игра, крики, стук мяча об пол, но для меня все это слилось в далекий гул. Существовали только мы двое и невероятное напряжение между нами — смесь стыда, страха и дикого, запретного любопытства.
«Ты... ты не против?» — спросил я, едва слышно. Мой голос дрожал.
Дилан пожал плечами, но его улыбка стала чуть шире, загадочнее. «Почему я должен быть против? Мне... лестно». Он сделал шаг ближе, понизив голос так, что его слышал только я. «Знаешь, Кеннет, я тоже иногда хожу в библиотеку. И тоже рисую. Только... не так хорошо, как ты». Еще секунд пять он смотрел на меня, казалось, глазами-миниатюрами.
Он повернулся и побежал обратно на площадку, ловко перехватив летящий мяч.
Я остался стоять, словно пригвожденный к месту, переваривая его слова. Он знал. Он знал, что я слежу за ним в библиотеке. И он... тоже рисует? И он не против? Лестно?
Масло и вода в моём сосуде вдруг перестали смешиваться. Кто-то добавил эмульгатор — его слова, его взгляд, его улыбка. Смесь начала медленно, неохотно, но смешиваться. Внутри, что-то щелкнуло, как будто кто-то подобрал правильный набор цифр от сейфа. Страх не исчез — страх перед отцом, перед будущим, перед непониманием мира. Но поверх него пробилось что-то новое, хрупкое и невероятно сильное — надежда. И острый, сладкий интерес не просто к образу, а к человеку. К Дилану Хостеру, который живет в районе парка, пьет чай с мамой, рисует и... знает мою тайну. И, кажется, не осуждает.
Дождь за окном спортивного зала снова усилился, стуча по стеклу. Но внутри у меня уже не было серости и скуки. Были смятение, тревога, но и предвкушение. Что-то началось. Что-то важное. И я больше не мог, да и не хотел, убегать из библиотеки в 17:45. Сегодня я останусь до конца.