Глава 2| Встреча на Эльбе
10 июня 1941 года.
Легкий ветерок, едва пробивающийся сквозь плотные ряды зданий, приносил с собой аромат цветущих лип, смешанный с запахом нагретой городской пыли. Гул моторов, стук молотков, гомон голосов - привычная симфония московских улиц. Лебедев любил наблюдать за москвичами - рабочими, служащими, детьми. Многие из них казались ему героями спектакля, потерявшими лицо. Они слишком идеальны, чтобы быть настоящими. Все спешили куда-то, были заняты делом, словно жили по сценарию, а не моментом. Лозунги на плакатах, призывающие к трудовым подвигам и бдительности, резали глаз острее лучей летнего солнца. Эта показная идеологизированность, культ вождя, стремление к тотальному контролю - все до боли напоминало ему родную Германию. Разница лишь в декорациях: здесь серп и молот, декларации о торжестве пролетариата, там - свастика и речи о превосходстве одной расы над другой. А суть одна.
Обе страны еще не до конца оправились от разрушительных последствий голодоморов. Виктор вспоминал рассказы матери о голоде в Германии после Первой мировой войны. Разбитая страна, униженная Версальским договором, экономика и армия в руинах у ног европейских держав.
Его детство пришлось на этот страшный период. Он отчётливо помнил красные, заплаканные глаза девятилетнего мальчишки, у которого на руках от разрыва сердца умерла мать. Женщина не пережила гиперинфляции, обесценившей все сбережения. Один доллар стоил миллионы марок. Ребенок бегал по улице, беспомощно размахивая руками и крича:
- Мор! Мор! Всем мор!
- Кому мор-то? - спрашивали его взрослые, а дети испуганно прятались за их большими спинами. И страшила их не манера речи мальчишки, а правда, слетающая с его уст.
- Пальчикам и рученькам, и ноженькам... ма-алю-се-еньким... - лепетал он бессвязно.
Эти душераздирающие вопли невозможно было вычеркнуть из памяти. Можно было лишь запрятать их в самый дальний угол сознания и стараться не ворошить. Но время от времени воспоминания сами всплывали на поверхность, отравляя душу. Даже сейчас, несмотря на искусственно созданный в СССР мираж изобилия, простые люди едва сводили концы с концами. Что уж говорить, если Советская власть вынуждена была продавать драгоценные сокровища за границу, чтобы купить продовольствие и оборудование.
"У меня в подчинении трое пацанов: один без руки, другой чахоточный, а третьему семнадцать, и за пролетариат он сражается исключительно из энтузиазма. Мы - служащие Гохрана, а по ночам по мусорным бакам шастаем за рестораном..." - вспоминал Виктор слова одного знакомого. На скрюченную, виноватую фигуру этого мужчины лет сорока, из-за морщин у губ казалось, что ему уже лет шестьдесят, было больно смотреть. После каждого воспоминания сердце сжималось всё сильнее.
На площади у вокзала толпился народ. Люди старались как можно быстрее протиснуться в тень или в само здание, где, по обыкновению, было прохладнее, чем на улице. Кто-то покупал в киоске мороженое, чтобы пережить жару, а кто-то прохладный квас. Лебедев проверил часы. Он немного опоздал, но не слишком переживал по этому поводу. Мужчина изначально сомневался, что сможет самостоятельно узнать гостя, которого надо встретить, в толпе приезжих. Скорее всего, это его будут искать. Прислонившись плечом к холодной мраморной стене, Виктор закурил, лениво разглядывая пёстрое красное платье в белый горошек на миловидной брюнетке у билетных касс.
***
Новый вагонный состав, громыхая, мчал всё ближе к Москве. За окном уже проплывали знакомые подмосковные пейзажи, и вот показались очертания села Ершово. Оставалось всего час, от силы два. Неделя в дороге давала о себе знать - затекали ноги, хотелось размяться, да и прогуляться на последок по поезду. Покинув купе, Александр вышел в коридор и оглянулся по сторонам. Пусто. Лишь из-за двери соседнего купе доносились веселые пьяные песенки и бренчание гитары. Александр с трудом отворил защёлку и открыл окно, с наслаждением вдохнув свежий, пахнущий скошенной травой и полевыми цветами, воздух. За время пути он отвык от маломальской свободы.
Все дни путешествия Александр старался не привлекать к себе внимания - не задерживался на остановках на вокзалах, избегал разговоров с попутчиками и проводниками. Профессиональная привычка, выработанная годами работы в разведке. Сейчас, конечно, он не был на задании, но осторожность - вторая натура каждого разведчика. В любой момент могла произойти непредвиденная встреча, а прошлое, как известно, имеет свойство напоминать о себе в самый неподходящий момент. Скорее бы Москва, твердая земля под ногами и возможность наконец расслабиться в хоть и чужой, но квартире.
За окном друг за другом мелькали стройные березы, их стволы приобретали интересный жёлто-зеленый оттенок. Между деревьями ютились небольшие, покосившиеся деревянные домики со стройными заборчиками из досок. Из некоторых домов через трубу вился дым, лениво растворяясь в прозрачном воздухе. В густой листве перекликались жаворонки и трясогузки, а в траве, у самого полотна железной дороги, стрекотали им в такт кузнечики. Внезапно Александр заметил яркое рыжее пятно у рельс - маленькая веснушчатая девочка в легком летнем платьице собирала в корзинку лесную ягоду. Поймав взгляд мужчины, она выпрямилась и, одарив его лучезарной, совершенно детской улыбкой, помахала проезжающему поезду своей маленькой ладошкой, растопырив пальцы. А потом растворилась в солнечном свете как сладкое видение. На мгновение Морозов забыл обо всем - об опасностях, о прошлом, о предстоящей встрече в Москве. Осталось только это чистое, освящённое детской радостью, мгновение.