Дядюшка Смерть

Мой уголёк ― вороная лошадка Амортенда ― мчит по снегу сквозь иссиня-черную пустоту. Красные колокольчики на упряжке звенят, далеко разнося свое льдистое звучание. Поднимающиеся из-под копыт вихри похожи на сахарные россыпи звёзд; такие же раскинулись над головой. Задумчиво переливаясь, звезды освещают дороги, нижние и небесные, не видя разницы. Они никому не дают сбиться с пути, первого или последнего.

Это Белая Долина. Так назвали её жители Тёмного мира ещё в незапамятные времена. По тропам Долины легко проехать до любой звезды ― достаточно закрыть глаза и представить нужную; просто представить и... тихонько свистнуть. Мой зеленый дилижанс, украшенный цветами, тут же появится перед вами. Будет здорово, если у вас найдётся для Амортенды морковка. Но если нет, ― ничего страшного.

Не пугайтесь моего разрисованного под череп лица, глухого фрака и высокой шляпы-цилиндра. Если вы леди, я сниму перед вами эту шляпу, спрыгну с козел и подам руку: забираться нелегко, а раскладная лесенка давно сломалась. Если же вы джентльмен ― придётся забираться самому, но думаю, вы справитесь. И кем бы вы ни были, не забудьте о трёх серебряных монетках ― возможно, они окажутся у вас под языком; возможно ― в кармане. Именно столько стоит дорога до вашей звезды, как бы далеко она ни находилась. Хотя иногда я беру плату и сладостями или сигарами.

Внутри моего дилижанса стены обиты зелёным бархатом, скамейки мягкие, из широкого полукруглого окна видно на тысячи миль вокруг. Можете здесь вздремнуть, но намного интереснее присмотреться к очертаниям городов, гор, лесов и полей Тёмного мира. Они всё меньше и меньше, и вы нескоро увидите их прежними.

Попрощайтесь и слушайте Космический Ветер.

Предание о Космическом Ветре почти такое же древнее, как и предание о Белой Долине. Они родились одновременно с Тёмным миром, некоторые его обитатели верят, что Белая Долина и Космический Ветер ― его прародители. Но если Белая Долина нема и недвижна, то Космический Ветер ― болтун и путешественник. Летает всюду, но нигде не задерживается надолго. И с каждой пустоши, из каждой чащи, горного ущелья или сияющей столицы он приносит историю. Некоторые зовут их сказками. Я зову их жизнями. Вы когда-нибудь думали о том, что жизнь ― это сказка для будущих мертвецов?

Вот он. Уже напевает, увиваясь вокруг дилижанса. Амортенда фыркает и трясёт мохнатой гривой: ей Космический Ветер кажется мухой. Амортенда не любит легенды и сказки, она любит морковку и щавель. Может, ей и понравилась бы история про лошадей, но таких Ветер пока не приносил, хотя мы знакомы уже очень, очень долго.

Бесконечная синева и крупицы серебра ― пока всё, что вы можете увидеть за окном. Это Звёздный Туман, и я всегда зачёрпываю его в шляпу. На вкус он как сахарная пудра, поэтому его можно класть в чай или на пирог. А на ощупь он ― снег. Нескольких щепоток достаточно, чтобы потемневшее от времени сокровище заблестело, а умирающее сердце снова забилось. Звёздный Туман волшебный, как и всё небесное. Жаль, там, внизу, волшебство не работает, и ни одно остановившееся сердце не забилось. Вам ли не знать?

Тёмный мир такой старый, что когда он появился, никто уже не помнит ― но кажется, одновременно с тем, где правит Свет. Все только знают, что он похож на большое яблоко с реками и озёрами, а вокруг переливаются облака Звёздного Тумана. На самих звёздах живут призраки ваших дедушек, бабушек и более давних родственников ― у каждой семьи своя звезда. В Тёмном мире, кстати, многие не боятся смерти, и когда приходит время, у нас говорят не «Прощай», а «Увидимся на звезде, выпьем чаю». Правда, есть грустная тайна... но о ней как-нибудь потом.

Ветер уже близко, и в его свисте я слышу тысячи призрачных голосов. Они напоминают то позвякивание колокольчиков на упряжке Амортенды, то шелест игральных карт. Хотите послушать их тоже? Тогда приоткройте окно. Откуда он принес эту историю? Скоро узнаете. Но приготовьтесь: в ней есть несправедливость, злость и смерть. Как и во всех настоящих историях.

1. Проклятье на день рождения

В одном городе с ажурными башнями-тортами, высокими мостами и широкими каменными дорогами ― в общем, со всем, что положено иметь уважающему себя городу, ― жил и правил Бургомистр. У Бургомистра были пышные рыжие усы, толстый живот, две красивые дочери, бестолковая шумная свита и дворец. Бургомистр очень собой гордился, и по праву: глупым он не был, ленивым тоже, жители его города не голодали и не болели, а правители-соседи ― завидовали его процветанию.

Бургомистр любил музыку. Сам он был глух на одно ухо и совсем не мог играть, зато мог слушать других: музыкантов в городе было много. Они собирались во дворце каждый вечер, а Бургомистр с ними беседовал и слушал их сочинения. Музыканты были умны и нередко давали Бургомистру хорошие советы о том, что нового сделать для города. Среди музыкантов были двое, которых Бургомистр особенно любил ― и даже за обеденным столом они всегда сидели по правую и по левую его руки.

Один ― тот, что сидел по левую, ближе к сердцу, ― был светловолосый, светлоглазый и нескладный: походкой, длинными пальцами и хрупкой шеей он напоминал птицу и носил такой же яркий, как птичье оперение, камзол с фалдами и широкими отворотами рукавов. У него был весёлый нрав, он любил шутить и смеяться и играл на клавесине ― инструменте таком же тонком и звонком.

Второй ― тот, что сидел по правую руку Бургомистра, ― был совсем другим. Черноволосый, темноглазый и смуглый, он редко улыбался и чаще сосредоточенно молчал, но если говорил, то нужные и правильные вещи. Он не любил ярких цветов и всегда ходил в чёрном. Этот второй музыкант играл на скрипке, инструменте грустном и мелодичном.

Многие считали его самым умным человеком в городе, иногда даже Бургомистр. Но кое-кто так не думал. Длинноносый и тощий Старший Советник за обеденным столом всегда сидел против Бургомистра и внимательно наблюдал через свой монокль ― за ним и двумя музыкантами. Когда они играли, Советник вертелся за спиной Бургомистра и шептал ему в то ухо, которое слышало, всякие занудства. Бургомистр отмахивался: Советника он уважал, но когда слушал музыку, предпочитал забывать о нём и о делах.

― Дайте же мне хоть минутку покоя и отдыха! ― восклицал иногда он, совсем раскипятившись. ― Разве же я бездарь? Потом обсудим ваш совет ввести налог на домашних кошек. Дайте же мне послушать умных людей!

Умных? Старший Советник тоже был неглуп и, конечно же, злился, что Бургомистр мог хоть на минутку в этом усомниться. Поэтому скромный и молчаливый Чёрный Музыкант ему не нравился. Иногда он даже боялся, что Бургомистр сделает его своим новым Старшим Советником. Ох, вот бы случилось что-нибудь, что помешает этому!

Советник видел, что, играя для Бургомистра, Чёрный и Белый музыканты никогда не сидят рядом и что они почти не говорят друг с другом. Белый был всегда в толпе улыбчивых дам и кавалеров, Чёрный ― всегда один. Белый часто смеялся, Чёрный ― почти никогда. И всё же около Бургомистра они всегда были вместе.

И тогда Старший Советник кое-что придумал.

Одним вечером, когда Бургомистр, как обычно, наслаждался музыкой, Старший Советник, как обычно, маячил за его спиной. Поначалу он попытался обсудить новый налог ― на попугайчиков и канареек ― но, не преуспев, ненадолго замолк. А затем он вдруг увидел занятное: Чёрный Музыкант, стоя у окна без дела, внимательно глядел на Белого. Тот как раз дурачился за клавесином и под хохот публики брал самые сложные аккорды... носом! Темные глаза Черного Музыканта не отрывались от оживленного юноши, выражение их было задумчивым и грустным. Старший Советник, почуяв неладное, наклонился к уху Бургомистра и прошептал:

― Ваше сиятельство, а вы замечали, как наш Чёрный Музыкант смотрит на Белого? Мне кажется, он ему очень не нравится. Действительно, такой кривляка...

Бургомистр потер ухо и сердито отмахнулся:

― Не говорите ерунды, милый друг. Чёрный Музыкант так смотрит даже на меня и на вас, у него просто такое лицо. Не всем дано улыбаться, это дар похлеще музыкального. Но все мои придворные композиторы меж собой очень дружны.

В другой раз Белый Музыкант, большой балагур, сыграл шутку над Чёрным: подкрался сзади, закрыл ему глаза ладонями и закудахтал на ухо, как курица. Чёрный Музыкант, который в тот момент о чём-то думал, даже на месте подпрыгнул и чуть не выронил свою скрипку. Белый Музыкант расхохотался, подхватил инструмент и, приобняв своего коллегу за плечи, как ни в чем не бывало начал что-то ему втолковывать.

И снова Старший Советник зашептал Бургомистру на ухо:

― Какая глупая и злая шутка! Белый Музыкант точно терпеть не может Чёрного. И не уважает никого! Избалованный мальчишка!

И опять Бургомистр махнул на него рукой:

― Помилуйте! Белый Музыкант со всеми так шутит, и ничего в этом нет страшного. Неужели вы забыли, как он нахлобучил вам на голову птичье гнездо?

Старший Советник это хорошо помнил: ему долго пришлось вынимать из седой шевелюры соломинки и ветки. От слов Бургомистра он сильно разозлился, но промолчал, так как, не забывайте, был умным человеком.

Всё это повторялось почти каждый день: Старший Советник шептал, Бургомистр отмахивался, музыканты играли. А потом случилась беда.

Во дворце был большой праздничный вечер с концертом. И прямо посреди выступления Белому Музыканту стало дурно. Все произошло в один миг, как по злому волшебству: руки его задрожали, лицо посерело, и оборвалась веселая мелодия. Юноша поднялся из-за клавесина с робкой, виноватой улыбкой. Ноги у него тут же подкосились, и он упал без чувств. Испуганные придворные кинулись к нему, а первым кинулся Чёрный Музыкант. Опустился на колени рядом, взял за руку, считая пульс, а потом приподнял ему голову и поднёс ко рту свой бокал с водой.

― Ну же, ну же, придите в себя, ― тревожно шептал он своим глубоким голосом.

Белый Музыкант открыл затуманенные глаза, улыбнулся и сказал:

― Увидимся на звезде.

Он умирал? Чёрный Музыкант испугался так, что буквально окаменел. А Старший Советник осмотрелся и, поняв, как удачен момент, с наигранным ужасом крикнул:

― Он отравлен! Он наверняка отравлен!

Все тревожно зашептались, только Чёрный Музыкант всё ещё сидел рядом с Белым и не мог прийти в себя. Бургомистр, который сам побежал за личным лекарем и только что вместе с ним вернулся, очень рассердился на эти слова и рявкнул:

― Вы совсем тронулись умом? Кто, кто мог отравить такого прекрасного юношу?

А Старший Советник спокойно ответил:

― Конечно же, Чёрный Музыкант. Подумайте, ваше сиятельство, наверняка он считал, что Белого Музыканта вы любите больше, чем его! А это никому не приятно.

Черный Музыкант даже не ответил на обвинение ― так был оглушен, так пытался снова дозваться до Белого. Бургомистр, тоже перепуганный, закричал на Советника:

― Идите лучше и велите слугам подготовить покои для моего бедного Белого Музыканта! И не смейте, не смейте говорить мне таких вещей!

Но его большое горячее сердце все же задел ледяной осколок сомнения. Он задумчиво глянул на лекаря, осматривавшего Белого Музыканта, и на Чёрного, сидевшего рядом. В руке Чёрный Музыкант держал бокал с водой. Нахмурив густые брови, Бургомистр приказал всем придворным, по-прежнему шептавшимся и жавшимся друг к другу, покинуть зал. Они разошлись. И только Чёрный Музыкант не послушался.

― Как он? ― тихо спросил Бургомистр, приблизившись.

Пожилой лекарь лишь печально покачал лысой, как яйцо, головой:

― Сердце его едва бьётся, руки холоднее льда, и боюсь, не знаю, что его мучает. Может быть, это какой-то коварный яд?

Бургомистр закрыл руками лицо. Яд! Снова ему сказали это страшное слово. И, от страха сердясь всё больше, он строго спросил Чёрного Музыканта:

― Что это за бокал у вас?

― Я пытался напоить Белого Музыканта водой, ваше сиятельство, ― спокойно ответил тот. ― Перед этим я пил из него сам и клянусь, что в нём нет яда.

― Очень хорошо. Докажете мне это? Сделайте глоточек, вас наверняка мучает жажда.

Бургомистр не искал правду. Скорее он хотел успокоить себя.

Без единого возражения Чёрный Музыкант начал подносить бокал ко рту. А подсматривающий из-за дверей Старший Советник ужасно испугался: ведь если сейчас выяснится, что яда в воде нет, не удастся использовать болезнь Белого Музыканта! И тогда Старший Советник толкнул ногой стоявшие в коридоре старинные рыцарские латы. Они упали и рассыпались. Сердитый ржавый гром прокатился по зале. Чёрный Музыкант от неожиданности вздрогнул, рука его разжалась, и бокал, упав на пол, разбился. Старший Советник кинулся бежать по коридору. Он знал, что будет дальше.

― А я и не думал, что вы такой подлый и к тому же трусливый человек, Чёрный Музыкант! ― проревел Бургомистр и закричал ещё громче грома: ― Стража, стража!

Чёрный Музыкант попытался возразить, но Бургомистр был вспыльчив как порох. Он больше не захотел ничего слушать, и когда стражники зашли в зал, приказал, не глядя на своего любимого музыканта:

― В подвалы его! А завтра ему отрубят голову.

Чёрного Музыканта увели, Белого отнесли в лучшие покои. И наконец праздничный, нарядный дворец заснул печальным, тревожным сном больного старика. Не сомкнули глаз лишь двое в его стенах.

Бургомистр ворочался с боку на бок на пышной перине и думал. Он не хотел верить, что потеряет сразу двоих любимых музыкантов. Он всегда считал, что Чёрный Музыкант хоть и мрачен, но добр, и не мог казнить его. Но и своих слов он никогда не брал назад, такой уж у него был характер. И вдруг, вдруг Черный Музыкант правда отравитель? Завистник? Ведь сколько в Белом Музыканте было молодого задора, таланта и веселья... У Черного из всего этого был лишь талант, пусть немалый. Но ни друзей, ни приятелей он, хотя находился при дворе дольше, так и не завел. К нему ходили за советом, не за веселой шуткой. Никто не звал его на прогулки, не улыбался при его появлении.

Кроме Белого. Но ведь он улыбался всем.

Тем временем Чёрный Музыкант неподвижно сидел на холодном полу темницы и смотрел на прутья решётки. Он думал не о том, что завтра ему отрубят голову, а о том, что Белый Музыкант может умереть. Он гадал, что стряслось с ним, и искал способ ему помочь. Ведь он действительно был добрым человеком.

Стража давно заснула, раскаты похрапывания и сопения неслись по всему подземелью. Чёрный Музыкант вздохнул и полез в карман камзола ― там у него были курительная трубка и огниво. И вдруг он услышал рядом громкий призывный писк. Он осмотрелся. Прямо напротив него сидела серая крыса и держала в острых зубках ключ.

― Ты кто и откуда взялась здесь? ― тихо спросил Черный Музыкант, склоняясь ближе. Он не был уверен, что крыса ответит: раньше он говорящих крыс не встречал. Но и крыс с ключами он тоже не видел, поэтому решил всё же заговорить.

― Я принцесса, ― неожиданно гордо ответила крыса, положив ключ перед собой. ― Третья дочь Бургомистра, самая красивая и умная.

Вот это врушка! Чёрный Музыкант тихонько хмыкнул. Крыса обиделась:

― Сёстры не принесли бы тебе ключ, а вот я тебе верю. Выходи отсюда.

Ему стало стыдно. Правда, почему он так? Это все тревога и печаль...

― Прости меня. ― Чёрный Музыкант взял ключ. ― И спасибо. Но почему ты решила мне помочь?

― Потому что у нас с Белым Музыкантом одно горе, ― ответила крыса, прикрывая мордочку передними лапками.

― Что за горе? ― спросил Чёрный Музыкант и снова услышал писк: Крыса заплакала.

― Лучше спроси его самого. Если ты сможешь помочь ему, то поможешь и мне. Уходи отсюда поскорее.

― А ты? ― удивился он. ― Хочешь пойти со мной? Я могу положить тебя в карман.

― Я не могу покинуть подземелье, ― тихо отозвалась Крыса, смахнув с усов последнюю жемчужную слезинку. ― Но знай, что если сейчас ты не спасёшь Белого Музыканта, на рассвете он умрёт, а я... я навсегда останусь крысой!

― Хорошо, ― осторожно протянув руку через решётку, он погладил Крысу двумя пальцами по голове: ― Я тебе помогу. Попытаюсь. Спасибо.

И вот он уже прокрался по коридорам подземелья к лестнице и поднялся по ней. Он спешил попасть в дворцовые покои, ведь до рассвета оставалось не так много времени. Ни один стражник не помешал ему: кто не спал, те играли в карты; кто не играл, ― те тревожно шептались о случившемся, забыв все на свете.

Белый Музыкант спал неспокойно; часто открывал глаза и морщился. Его боль была как тысячи ледяных ножей, воткнутых в тело. Он знал, что скоро умрёт, и ему было страшно. Когда большая деревянная дверь скрипнула и на пороге комнаты появилась тёмная фигура, он испугался ещё сильнее, решив: вот она, Смерть, уже идёт. Но почти сразу Белый Музыкант узнал гостя и улыбнулся, протягивая тонкую руку:

― Мой друг... мой бедный друг...

Чёрный Музыкант приблизился и опустился на край его постели, взял ладонь в свою и бережно пожал. Они замолчали, как и довольно часто, ведь настоящим друзьям всегда есть о чём помолчать ― поэтому-то их никогда и не замечали за разговорами. И наконец Белый Музыкант тихо спросил:

― Как же вы освободились?

Чёрный Музыкант рассказал ему о Крысе из подземелий, и неожиданно лицо Белого Музыканта повеселело, на нём появилась надежда:

― Этот ключик всё ещё у вас?

Кивнув, Чёрный Музыкант вынул из кармана ключ ― маленький, золотой, похожий на росчерк солнечного луча, совсем не такой, каким обычно запирались тюремные камеры. Белый Музыкант вздохнул:

― Держите его покрепче. И слушайте историю, рассказанную моей покойной матерью. Мы с третьей дочерью Бургомистра родились в один день и час. И увы, именно в тот час над городом кружила Вересковая Ведьма ― жительница Восточных пустошей Тёмного мира. Она раньше тоже жила здесь, но прошлый Бургомистр прогнал её, когда она отказалась выйти за него замуж. Ведьма обижена и нередко возвращается, чтобы мстить. Прилетала она и в тот день ― и раздала в подарок всем новорожденным проклятья. Кто-то получил уродливый нос, кто-то горб, кого-то превратили в птиц, зверей и гадов... а мне она пообещала на двадцать четвёртый день рожденья смерть. Мой двадцать четвёртый день рожденья ― завтра. И завтра же все другие проклятья станут необратимыми. Но самое страшное ― я не мог ничего никому рассказать, иначе человек этот умрёт. И лишь тот, кто, ещё ничего не зная, возьмёт в руку ключ проклятой принцессы, сможет узнать тайну. Но даже он уже не сможет поведать её другим...

Всё это время Чёрный Музыкант сжимал ключик в ладони. С каждым словом золото вместо того, чтобы теплеть, становилось холоднее и холоднее. Ключик уже почти невозможно было держать, но Черный Музыкант быстро произнёс:

― Легенда о Ведьме известна всем в городе. Но скажите, как вас спасти?!

Белый Музыкант тяжело вздохнул:

― Тогда вы знаете и ещё одну историю. В старом саду у дома Вересковой Ведьмы, на южной окраине города, есть каменный фонтан. В фонтане живёт золотая рыбка. На ней тоже проклятье: когда-то это была самая красивая звезда Белой Долины, возлюбленная Космического Ветра. Когда Ветер дунул слишком сильно, звезда случайно упала в ведьмин сад, и Ведьма заколдовала её. С тех пор, как Ведьма живёт на пустошах, в сад не может проникнуть никто: он весь зарос колючим крыжовником и дикими розами. Но если освободить рыбку, рухнут и все другие проклятья. Если бы вы могли попробовать...

Белый Музыкант замолчал, грустно улыбаясь. Больше он говорить не мог. На раскрытой ладони Чёрного Музыканта вместо ключика лежала почти истаявшая льдинка.

― Я вам помогу, я обещаю, ― тихо сказал он, поднимаясь.

Белый Музыкант удержал его за руку:

― Не волнуйтесь, мой друг. Если не удастся, возвращайтесь, чтобы проститься. А потом мы увидимся на звезде. Когда-нибудь.

Но Чёрный Музыкант не мог этим утешиться. Ведь он тоже знал самую большую тайну Тёмного мира... но о ней позже.

Чёрный Музыкант быстро покинул дворец, спустившись по оплетающему стену дикому винограду. Он пересёк спящий сад, выскользнул через небольшую дыру в ограде и вскоре уже шагал по городским улицам. С собой у него не было никакого оружия, и он не знал, что делать. Просто шёл вперёд, на юг.

Казалось, он идёт очень долго. Башенные часы пробили два, потом другие пробили три. И тогда впереди он увидел то, что совсем не вязалось с обликом прекрасного города. Неподалёку от последнего уютного домика с черепичной крышей грозно щетинились заросли колючего кустарника ― дикие, непролазные, словно заросший листвой и лозами древний дракон... Десять стражников могли бы рубить их и не прорубили бы никогда.

Чёрный Музыкант подошёл ближе, и ярко-красный бутон розы ― не прекрасный, а уродливый ― тут же поднялся ему навстречу, как голова проснувшейся змеи. Чёрный Музыкант попытался отодвинуть его, и шипы впились в руку.

― Отступи, уйди, забудь! ― казалось, простонала сама чёрная земля.

Может, так и было. Говорили, не один несчастный дурак погиб в этих зарослях, пытаясь зачем-то пробиться к ведьминому дому. Так и оказалось: вон они, впереди, там и тут среди молодой зелени и сочных ягод. Истерзанные, гниющие, исклеванные птицами или превратившиеся в скелеты тела мужчин и женщин, стариков и подростков. Теперь Чёрный Музыкант знал, что их сюда вело: принцы спасали своих принцесс, дети ― родителей, слуги ― господ. Кто-то точно так же, как он, приходил, потому что умирал друг. Но чем Черный Музыкант отличался от них от всех?

Он не хотел слушать стонов земли. Он попытался отодвинуть несколько ветвей крыжовника и розы, и снова шипы оцарапали его. Но всё же ему удалось немного пройти вперёд. Голоса звучали всё громче, растения не выпускали. Но Чёрный Музыкант шёл.

― Отступи, уйди, забудь!

Чёрный Музыкант обернулся и увидел, что ветви ещё сильнее переплелись за его спиной. Больше не было дороги назад. А руки уже болели, отодвигать ими ветки было трудно. То и дело мелькал где-нибудь очередной мертвец с изнеможенным окровавленным лицом или голым скалящимся черепом. Вскоре у Чёрного Музыканта, никогда раньше не державшего в руках ничего тяжелее скрипки и не преодолевавшего таких больших и трудных путей, закончились силы. Не чувствуя рук и ног, он устало опустился на заросшую густой травой землю. Цветы и ветви тут же начали обступать его.

Нет... он не мог преодолеть этого пути. И не мог, не хотел возвращаться.

Потому что он знал ту самую тайну Тёмного мира: близок лишь путь к звезде твоих предков. А найти звезду, где ждёт тебя друг, возлюбленная, любимый учитель или добрый сосед, ― почти невозможно. Можно разъезжать в зеленом дилижансе Дядюшки Смерти вечность, две вечности или три ― и всё равно не приблизиться к тому, кого ищешь. Черный Музыкант понимал: Белого, если тот умрет, он потеряет навсегда.

― Отступи, уйди, забудь!

Чёрный Музыкант закрыл ладонями уши, чтобы не слышать стонов.

Тут он увидел среди зарослей белой розы блестящий деревянный предмет. Протянув исцарапанные руки, он взял его ― это оказалась старая скрипка. Видимо, кто-то из встретивших здесь гибель тоже был музыкантом и не смог расстаться с инструментом. Смычок лежал рядом, наполовину вросший в мох и землю; Чёрный Музыкант бережно поднял и его. Ему хотелось заглушить злые голоса, и потому он заиграл ― даже с одной порванной струной скрипка зазвучала, благодарная за пробуждение ото сна.

Чёрный Музыкант играл и думал обо всех, кто ждал его, ― о Белом Музыканте, о Крысе, о Бургомистре, который наверняка до сих пор оплакивал свою проклятую дочку, но ни с кем не делился этим горем... Черный Музыкант просил у них прощения за то, что не выполнит обещания и умрёт здесь, среди диких зарослей и скелетов. И вдруг...

Ветви снова зашевелились и начали расступаться, открывая путь ― и вперёд, и назад, выбирай. Чёрный Музыкант не знал, что ждёт его дальше, и всё же пошел вперёд.

Вскоре перед ним уже возвышался старый серый домище с заколоченными окнами и осыпавшейся синей черепицей. Но на него Чёрный Музыкант почти не смотрел, потому что увидел круглый фонтан, в застоявшейся воде которого тускло блестело золото. Он подошёл ближе и, погрузив в воду окровавленную ладонь, отодвинул густую тину и ряску. Золотая Рыбка была здесь, но совсем не двигалась. Она умирала, задыхалась, и Чёрный Музыкант чувствовал это. Он погрузил в воду уже обе руки, и вскоре маленький комочек света был в его ладонях вместе с затхлой водой.

― Ты слышишь меня? ― тихо спросил Черный Музыкант. ― Ты меня понимаешь?

Ответа не было. Может, Рыбке трудно было говорить, а может, она этого не умела или говорила на космическом языке ― языке своего возлюбленного. Черный Музыкант вспомнил ее чудесное имя и позвал вновь:

― Лучезарная! Как мне тебя освободить?

Тишина. И вдруг снова проснулись большие башенные часы. Они пробили четыре часа. Скоро должно было подняться солнце.

― Пожалуйста! ― прошептал Чёрный Музыкант. ― Подскажи мне!

Тут он почувствовал настойчивое, резкое дуновение. Ещё больше растрепались его некогда аккуратные длинные волосы. Стало холоднее, но никогда раньше холод так не радовал. Космический Ветер! Это он был здесь, он вился вокруг, силясь рассмотреть в ладонях Чёрного Музыканта свою несчастную любимую! И он прошептал, шелестя травой и листьями:

― Вверх!

Чёрный Музыкант понял. Он подбросил Золотую Рыбку в воздух, и едва разлетелись последние капли воды, как она засияла, так, что невозможно было смотреть. Лучезарная! На мгновение Чёрный Музыкант увидел прекрасную девушку в объятиях почти седого, но статного и красивого мужчины. Почти сразу он растворился, а она превратилась в маленькую звезду и поднялась высоко-высоко. Несколько секунд она блестела на небосклоне, а потом он начал меркнуть: поднималось солнце.

Чёрный Музыкант посмотрел на розовеющий горизонт и пошёл от дома прочь. Заросли роз и крыжовника больше не мешали ему, а мертвецы ― все мертвецы ― исчезали в земле, шепча гнилыми губами: «Спасибо...». Черный Музыкант старался не глядеть на это. Он очень, очень спешил, чтобы увидеть, успел ли он снять проклятье.

Он всё понял, когда прекрасная девушка в жемчужно-сером платье выбежала из дворца Бургомистра навстречу. Она обняла его и поцеловала в обе щеки, и только когда она его отпустила, он смог спросить:

― Это ты, Крыса?

Крыса счастливо засмеялась и кивнула. Развернувшись, она помчалась назад, и Чёрный Музыкант увидел Бургомистра. Дочь уже прижималась к отцу крепко-крепко, а сам он плакал и трубно сморкался в большой платок.

― Простите меня, мой друг, как я мог быть таким глупым! ― загрохотал он. ― Моя дочь, моя дорогая девочка, всё рассказала мне. Клянусь, я отрублю голову этому Старшему Советнику, как только его найду! И никаких больше налогов на... хомячков?

Чёрный Музыкант лишь устало пожал Бургомистру руку. Он радовался, что его простили, но это было сейчас не так важно. Он всё смотрел на дворец и совсем не слушал, что ему говорят. Наконец он увидел того, кого ждал.

Белый Музыкант медленно показался из парадных дверей, держась за одну из створок. Он был всё ещё бледен, но уже мог идти. Увидев Чёрного Музыканта, он сделал несколько порывистых шагов вперёд и сжал его руку ― левую, потому что правую всё ещё тряс Бургомистр:

― Вы всё-таки спасли нас! Хотя я и не ждал другого!

Чёрный Музыкант улыбнулся. Он улыбался очень редко, и Бургомистр, увидев это, от удивления даже отпустил его правую руку, а Крыса засмеялась. Белый Музыкант слегка поклонился Чёрному и сказал:

― Если бы только вы знали, сколько проклятий разрушили!

Он был прав. По всему городу горбуны, карлики и слепцы становились обычными юношами и девушками. Кошки, собаки, мыши, голуби обретали человечий облик. И все они обнимали родителей, не зная, кого благодарить за своё спасение. Может, хитрый и мудрый Космический Ветер? Этого никто не знает до сих пор: Чёрный Музыкант слишком скромный, чтобы признаться в таком подвиге.

***

Вон, слева, золотая звезда. Лучезарная; это она однажды пропала с небосклона и стала рыбкой. Она светит уже очень давно, и это значит, к сожалению, что Чёрный и Белый Музыканты тоже давно сидят на своих звёздах и пьют чай. Может, Страшная Тайна Тёмного Мира не властна над их дружбой и они ходят в гости друг к другу, а может, даже живут на одной звезде... впрочем, о них Ветру рассказать больше нечего. Ему всё быстро надоедает, подавай новых героев.

И мне тоже. Все, кого я провожаю, почти сразу стираются из моей памяти. И каждую байку этого космического болтуна, что воет за окном, я слушаю, как впервые.

Тёмный мир полон историй. Есть и радостные, и грустные, и короткие, и длинные. Рассказывать их можно долго, но, наверно, они похожи на истории любого другого мира. А миров, говорят, больше, чем ягод на всех деревьях Рябинового города. Верите?

Кстати, Космический Ветер побывал и там. Это замечательное место, и история, которую он оттуда принёс, мне очень нравится. Про любое место можно понять, хорошее оно или плохое, лишь по историям, которые там случаются. Итак...

2. Дэйзи и Король трамваев

У девочки было милое имя ― Дэйзи. И сама она была милая ― беленькая, растрёпанная, голубоглазая и озорная. Больше всего на свете Дэйзи хотела быть принцессой, но, к сожалению, в отличие от мест, где жили Белый и Чёрный Музыканты, в Рябиновом Городе принцесс не было. И Дэйзи приходилось быть школьницей.

Рябиновый город назывался Рябиновым из-за того, что там росли деревья с ярко-оранжевыми ягодами. Уютное место, но немного странное: там давно не ездили на лошадях. Зато по рельсам ходили жёлтые трамваи; приятно стрекотали и позвякивали, приветствуя машинистов и пассажиров. Лошадей в Рябиновом городе не хватало, но трамваи были не глупее их. Трамваи умели чувствовать настроение пассажиров; сами выбирали, как быстро ехать, и прекрасно знали, когда лучше не звенеть и не стрекотать, потому что у машиниста болит голова.

Дэйзи в поездках в школу любила только одно ― трамваи. Ей в них нравилось всё: цвет, звон и стрекот. И даже как они пахнут электрическими разрядами и маслом. Каждый трамвай она, прежде чем зайти, обязательно гладила по боку, и с каждым здоровалась.

Трамваям Дэйзи тоже очень нравилась. Особенно одному ― он был совсем новый, выкрашенный яркой лимонной краской, да и звенел особенно громко и гордо ― на всю улицу оповещал о своём прибытии. Он хотел быть принцем трамваев. Или даже королем!

Дэйзи часто возвращалась из школы именно на нём. А поскольку жила она на самом краю города, то к концу маршрута оставалась одна. Тогда она забиралась на четыре сидения в самом хвосте трамвая и смотрела в окно ― как исчезают дома и деревья. Дэйзи любила эти несколько остановок; представляла, что она принцесса и едет в экипаже на бал. Иногда она расхаживала между сидениями и делала реверансы, иногда приветствовала воображаемых гостей:

― Я вам рада... Ах, как хорошо, что вы пришли. Приветствую!

На самом деле Дэйзи была очень одиноким ребенком и именно поэтому хорошо научилась развлекать себя сама. А в такие минуты одиночество ей даже нравилось.

Однажды трамваю стало интересно, с кем девочка разговаривает, и он спросил:

― У меня внутри бал?

Дэйзи от удивления присела на одно из кресел и заморгала. Она знала, что трамваи в Рябиновом городе живые, но никогда не слышала, чтобы они говорили. И всё-таки Дэйзи решилась ответить:

― Нет. Это я так играю.

― А... ― И трамвай зазвенел ― так он смеялся. Дэйзи сказала:

― Тебе не нравится?

― Очень нравится, ― признался трамвай. ― Потому что обычно мне скучно, все слишком сердитые и мрачные и совсем не обращают на меня внимания. А ведь я, на минутку, Король трамваев! Я сам так решил, но все-таки.

Дэйзи задумалась. Наверно, это правда грустно, когда на тебя никто не обращает внимания. Даже если ты трамвай. И королем без подданных быть печально.

― Слушай, ― предложила она. ― А давай я всегда буду возвращаться домой только с тобой! И тебе будет веселее, и мне.

Трамваю эта идея понравилась. С тех пор Дэйзи всегда ездила только на нём. И каждый раз, когда все пассажиры выходили, Дэйзи играла в бал, а трамвай слушал. Машинист тоже слушал, но ему было не очень интересно, во что там играет девочка. Он был серьёзным человеком и даже не слышал голос своего трамвая ― а если бы услышал, от удивления потерял бы своё кепи и большие очки.

Но однажды Дэйзи не пришла. Трамвай подъехал к школе, зазвенел... а девочки в толпе учеников и учителей не было. Трамвай стоял, столько даже стоять нельзя, наверно, минут пять, и у машиниста никак не получалось заставить его ехать дальше. Он же не понимал, что трамвай ждёт определённую девочку, ему-то казалось, что пассажиров уже очень-очень много. Наконец трамвай понял, что Дэйзи нет, и поехал медленно-медленно, без звона. И все удивлялись: «Какой тихий трамвай, наверно, сломанный!»

К концу маршрута трамвай немножко повеселел. Он решил, что Дэйзи просто задержалась с подружками, или проспала и не пошла в школу, или ещё что-нибудь, но завтра-то она обязательно придёт! И трамвай стал ждать завтра.

Но на следующий день Дэйзи не было. И потом тоже.

Трамвай стал волноваться и вечером в депо спрашивать соседей, не видел ли кто-нибудь Дэйзи? Все помнили добрую девочку, которая их гладила и с ними здоровалась, но никто её уже долго не видел. И трамвай испугался ещё сильнее: а вдруг Дэйзи уехала в другой город и он её больше не увидит?

Но когда следующим вечером он подъехал к школьной остановке, Дэйзи ждала там! Она была с другими пассажирами, как всегда погладила его и поздоровалась. Но когда все вышли, Дэйзи так и осталась сидеть с опущенной головой. Она не играла, а вскоре трамвай услышал, что она плачет.

― Дэйзи, милая Дэйзи, ― позвал он. ― Почему ты плачешь?

А она молча продолжала лить слёзы. И снова трамвай спросил о том же. И наконец девочка ответила:

― Папа тушил пожар, и на него упали горящие доски. Он надышался дымом, заболел, уже три дня лежит, доктор не может ему помочь! Некому кроме меня было позаботиться о нем, и я не ходила в школу. Сегодня приехала тётя, и она сказала, что... ― Дэйзи заплакала сильнее, ― что папа скоро улетит на звезду, потому что не сможет дышать! А у меня никого нет, кроме него.

В этот момент трамвай подъехал к остановке, у которой стоял старенький домик Дэйзи и её отца. Девочка вскочила и выбежала, продолжая плакать. А трамвай остался один и снова загрустил. Бедная, бедная Дэйзи!

Всю ночь Трамвай не сомкнул фар в уютном депо. Как же помочь Дэйзи и её отцу? Он готов был ехать за лекарством куда угодно, хоть через весь Тёмный мир, и... он придумал, кто сможет дать ему совет.

Он тихо выехал на улицу. Его маршрут лежал через весь город, и вскоре трамвай уже добрался до восточной окраины, где почти не горели окна. И тут... рельсы кончились! Да и дома тоже уже сменились лесом.

Трамвай испугался: он никогда не ездил без рельсов, и другие говорили, что это невозможно. Но ведь место, куда ему нужно, находится там, где рельсов точно нет! И если ехать невозможно, разве это достойная причина не попробовать? Тем более, он же Король! Короли потому и короли, что могут то, чего не могут другие.

Трамвай крепко-крепко зажмурил фары и тронулся вперёд. И тут же почувствовал под собой мягкую траву, которую раньше только видел. Какая же она приятная, неудивительно, что летом дети любят ходить по ней босяком! Трамвай поехал дальше, всё быстрее и быстрее: ему предстояла очень долгая дорога. Через города, долины, леса... и нужно было ещё успеть вернуться, чтобы не подвести машиниста!

К концу пути трамвай устал. Но по тому, какой холодный дул ветер, как пусто становилось вокруг и как всё больше темнело с каждой минутой небо, он понял, что нашёл нужное место. Восточная окраина Тёмного мира. Пустоши. Новый дом Вересковой Ведьмы. Вот только где же эту ведьму искать?

Трамвай подумал, остановился и... громко-громко застрекотал, так, чтобы ветер разнёс эти звуки по всей пустоши. Ему было страшно стоять в темноте, но он ждал, и его маленькое механическое сердце очень сильно билось. Он звенел. Звенел. И звенел. Выходи, Ведьма, выходи!

Наконец он услышал свист и смех: кто-то приближался по воздуху. И вот, прямо перед трамваем стояла одетая в зелёный халат женщина. Трамвай не видел ведьм раньше и считал, что все они уродливые и старые. Но эта была не такая ― молодая и красивая, только брови нахмурены и черные волосы в бигудях растрёпаны. Ведьма выставила вперёд руки ― и порывом ветра трамвай отбросило далеко назад, едва не кувыркнуло. Ведьма крикнула:

― Вон! Как ты посмел разбудить меня?

Трамвай больно ударился боком о большой булыжник. Но даже испугавшись до полусмерти, он не поехал назад. Наоборот, он снова немного приблизился к Вересковой Ведьме и крикнул:

― Пожалуйста, помоги мне, добрая волшебница!

От удивления ведьма опустила руки и подошла поближе. Во-первых, она никогда не слышала, чтобы трамваи говорили, во-вторых её уже очень давно никто не называл доброй, а в-третьих, голос трамвая звучал совсем жалобно.

― Что тебе нужно? ― спросила Вересковая Ведьма. ― Я никогда не видела, чтобы трамваи ездили без рельсов. Вот потеха!

Она засмеялась, а от этого сразу перестала казаться злой. Трамвай ответил:

― Мне нужно очень хорошее лекарство.

― А разве трамваи болеют? ― изумилась ведьма, по-прежнему смеясь.

Она вообще любила хорошо посмеяться, особенно если перед этим настроение было плохое. А оно как раз было плохое, потому что её разбудили.

Трамвай печально мигнул фарами:

― Это не для меня. У меня есть подруга Дэйзи, а у неё папа, и этот папа заболел. Он может улететь на звезду, и тогда...

― Это же совсем просто! ― Вересковая Ведьма хлопнула в ладоши. ― От любого недуга помогает Звёздный Туман!

Сначала трамвай обрадовался: как же он сам не додумался? Ведь все в Тёмном мире знают про Звёздный Туман! Но...

― Но ведь у земли он теряет своё действие, и если ты мне его дашь...

Он опять ее насмешил.

― Я? ― протянула ведьма. ― Нет, мой дорогой, я тебе ничего не дам, потому что, во-первых, Тумана у меня нет, а во-вторых, он и правда не будет здесь волшебным.

― Но... что же тогда мне делать?

Вересковая Ведьма зевнула: ей уже снова захотелось спать; спать она любила ещё больше, чем смеяться. Особенно ночью. И всё-таки ей было почему-то жалко этот странный трамвай. В конце концов, она не была совсем злой и никогда не оставляла без помощи тех, кто набирался смелости прийти к ней. Если, конечно, этот человек её чем-нибудь не обидел: прощать ведьма не умела. Но на остальных сердилась только спросонок.

― Отвези их туда, ― подумав, сказала она. ― Пусть сами зачерпнут Тумана, и там отец твоей Дэйзи вылечится.

― Но я не умею летать! ― грустно возразил трамвай.

Ведьма пожала плечами:

― Научись. Это просто. Главное быстро-быстро мчаться и много-много думать о том, чего больше всего хочешь. И обязательно полетишь.

Ведьма опять зевнула, хлопнула в ладоши и исчезла вместе с порывами ветра. А трамвай быстрее поехал домой. Он еле-еле успел добраться до депо и встать на место прежде, чем пришёл машинист.

Дэйзи снова не было в школе, и снова трамвай ехал обратно один. Он с нетерпением ждал, когда же стемнеет, машинисты уйдут домой, а в небе появится Белая Долина. И наконец, когда часы пробили полночь, он снова тихонько выехал из депо.

До домика Дэйзи было недалеко, и вскоре он уже стоял на остановке. Трамвай видел, как светится окошко ― Дэйзи и её тётя наверняка сидели с папой. Как же их позвать? Ведь трамвай не мог постучать в дверь. И тогда он снова стал тихо звенеть, надеясь, что Дэйзи услышит. И она услышала! Выбежала на улицу и подскочила к своему другу:

― Что же ты тут делаешь, где твой машинист?

― Я могу спасти твоего папу! ― сказал трамвай. ― Я вас отвезу в Белую Долину, туда, где много Звёздного Тумана!

Дэйзи нахмурила брови:

― Но трамваи не летают!

― А я ― летаю, я же Король! ― возразил трамвай. И как же он хотел сам в это поверить! ― Пожалуйста, Дэйзи, приведи его сюда.

― Я попробую, ― вздохнула девочка и побежала обратно в дом.

Трамвай ждал ― теперь в тишине, с каждой минутой всё больше волнуясь. Вскоре девочка и её пошатывающийся, еле идущий отец появились на пороге дома. Тётя Дэйзи ― рыжая дама в твидовом платье ― бежала следом и, размахивая длинным зонтом, кричала:

― Что за ерунда? Больному нужен покой, а не трамвай!

Но Дэйзи не слушала. Она верила своему другу и бесконечно шептала отцу на ухо:

― Папочка, поверь ему тоже, пожалуйста!

Рыжий высокий мужчина, которому трудно было передвигать ноги и даже просто дышать, не знал, верить ему или нет. Он был пожарным и никогда не видел никаких чудес. Но услышав радостный возглас трамвая: «Дэйзи, ты пришла!», ― он решил поверить тоже. Дэйзи помогла ему подняться по лесенке, забралась следом, а за ней, подобрав пышную плюшевую юбку, полезла и тётя.

― Противная девчонка, вот я тебе покажу! ― бурчала она.

Вскоре трамвай и его три пассажира уже катили по рельсам. Было тихо, слышался только сухой кашель отца Дэйзи. И чтобы как-нибудь прогнать эту тишину, Дэйзи снова начала ходить вдоль сидений и, обращаясь то к папе, то к тёте, то к пустым креслам, говорить:

― Я вам рада... Ах, как хорошо, что вы пришли. Приветствую!

― Дэйзи, не дурачься! ― строго сказала тётя. Она сидела очень прямо и держала зонтик, как рыцарь ― меч. ― И когда твой трамвай уже полетит?

А трамвай слышал всё это и очень боялся. Одно дело ― ехать без рельсов, совсем другое ― летать! А если не получится? Дэйзи больше никогда не будет ему верить, а её папа умрёт. Разве короли так поступают?

Трамвай всё ехал и знал, что скоро снова кончатся рельсы. И он начал вспоминать, что говорила ведьма: главное ― мчаться и думать о мечте. И он стал мчаться и думать: о Дэйзи и ее папе, которые станут счастливыми, и о других трамваях, которые признают его Королем, и о красоте неба... Ничего не получалось, но он не сдавался, мчался всё быстрее и быстрее, и...

― Мы летим! ― закричала Дэйзи.

― Правда, летим, мамочки! ― вторила ей тётя.

И трамвай понял, что правда летит ― выше и выше, дома и деревья становятся меньше, а Белая Долина приближается. Попав в облако Звёздного Тумана, трамвай сначала испугался и крепко-крепко зажмурился, но дверцу всё же распахнул ― чтобы Дэйзи смогла высунуться и набрать Тумана в пожарную каску отца. А потом трамвай и сам осмелился посмотреть вокруг. Тысячи маленьких искр окружали его, и это было так красиво, что он радостно зазвенел. Дэйзи тоже засмеялась. Услышав этот смех, подошла и ворчливая тётя. Она пробурчала:

― Непослушный ребёнок!

А потом она открыла зонтик, уцепилась за поручень и тоже высунулась. Искорки тумана тут же начали оседать на её шляпке и на спицах зонтика, она возмущённо спряталась обратно и сразу начала отряхиваться:

― Ужас! Какая я неряха! Какая ты неряха, Дэйзи!

Но Дэйзи не слушала. Она несла Звёздный Туман в пожарной каске. Приблизившись к отцу, девочка взяла немного в горсть. Она не знала, что делать, и просто дунула на свои пальчики ― так, что искры разлетелись вокруг. Трамвай ждал чуда, и... оно случилось. Отец Дэйзи перестал кашлять, дыхание его стало ровным, и вскоре он смог встать на ноги и хорошенько оглядеться.

― Не может быть! ― только и сказал он, посмотрев на каску, в которой ещё блестели остатки Тумана.

Трамвай сделал небольшой круг и повернул назад. Ведь Белая Долина была очень-очень длинной, и он вовсе не хотел заблудиться. Дэйзи, её отец и тётка помахали из окна чьей-то бабушке, пившей чай на большой жёлтой звезде, и трамвай начал постепенно снижаться. Он долетел прямо до рельсов и приземлился на них.

Вскоре он довёз пассажиров до маленького домика у остановки. Отец Дэйзи сказал, что хотел бы пожать ему руку, но поскольку руки у трамвая не было, пожарный просто отдал ему честь. Дэйзи обняла своего друга. И даже жеманная тётка небрежно похлопала его по боку и обронила:

― Благодарю, мой дорогой! Вы настоящий Король!

В руке она несла каску со Звёздным Туманом. Конечно, он уже не был волшебным... но им ведь по-прежнему можно было украсить яблочный пирог.

Красивые звёзды, правда? Совсем не холодные и не колючие, как многие думают, а очень уютные. Каким же ещё может быть дом, даже если это дом мертвых? Звезда Дэйзи ― место особенно уютное. И я слышал, что там она не только пьет чай, но и продолжает писать свои книжки. Ведь выросла она настоящей писательницей и стала в своем городе очень знаменитой. Это не то, что принцесса, но тоже недурно.

Иногда пассажиры спрашивают: «А Белая Долина очень длинная?» Или... «А Тёмный мир очень велик?». Или... «А где живёт Космический Ветер?» Амортенда фыркает, поворачивая ко мне голову. Она лишь лошадь, но знает об этом побольше меня. А я ничего не знаю, потому что иначе мне было бы скучно путешествовать.

Я знаю только, что конца Долины не видел никто. Да и до окраин Тёмного мира добираются лишь немногие смельчаки вроде друга Дэйзи, храброго Трамвая. А я там не бывал. Но Ветер однажды рассказал мне, что Вересковая Ведьма давно там не живёт. Вересковая Ведьма теперь шьёт шляпки на склоне Незабудковой Горы, в Вышграде.

Это тоже красивое место ― лесистая гора на речной развилке, с заснеженной вершиной и множеством маленьких плато, поросших незабудками. Жители тех краев ― благодушные модники, любопытные носы и радушные хозяева. Звучит здорово, да?

Как Вересковая Ведьма там оказалась? Ветер расскажет и об этом. Кажется, эта вздорная девчонка ― его любимая героиня.

3. Чёрный рыцарь и дамские шляпки

Когда в сказке кто-нибудь ведёт себя как злодей, все сразу начинают думать, будто этот кто-нибудь был и будет злодеем всегда. На самом деле почти у каждого злодея своя история ― часто грустная и загадочная, полная жестокости, боли и разочарования. А иногда вообще оказывается, что в груди злодея бьётся храброе и доброе сердце, в какой-то момент потерявшееся во тьме.

Вересковая Ведьма родилась в том же городе, где Белый и Чёрный Музыканты, и жила там шестнадцать лет. Тогда ещё никто не звал её ведьмой, а звали её совсем иначе ― Кит. Отец Кит делал лучшие в городе скрипки, а поскольку музыкантов здесь уже в те времена жило много, у него всегда были деньги.

Однажды Кит с другими детьми играла на улице. Любимой их забавой были рыцарские турниры. Правда, ни у кого не было лошадей, поэтому вместо них выступали животные поменьше: ослик ― его приводил сынишка мельника ― и коза ― она принадлежала местному доктору. Но всё равно турниры проходили весело: пока двое, с трудом сидя на животных, сражались на деревянных копьях-ветках, остальные с гиканьем носились вокруг. Кит была одним из лучших рыцарей. Чёрным Рыцарем, так она гордо себя звала.

В тот день Чёрный Рыцарь сидела на козе и сражалась с Толстым Рыцарем, Дэмми ― рослым и неуклюжим сыном пекаря. Он сильно взмахнул палкой и напугал козу. Та развернулась и с бебеканьем понеслась по самому глухому и узкому переулку, а Кит, тоже испуганная, вместо того чтобы спрыгнуть, крепче вцепилась в большие рога.

Девочка и коза проскакали две или три улицы, распугивая прохожих и собак, пока животное наконец не свернуло в чью-то калитку. Здесь коза преспокойно остановилась под деревом и начала подбирать с земли абрикосы.

Кит очнулась, осмотрелась и увидела большой дом. Он казался очень старым и даже клонился вперёд, совсем как начинающий задрёмывать у камина дедушка. Несколько окошек было выбито, а дверь ― открыта. Наверно, в доме давно никто не жил.

Любопытная Кит, конечно же, не смогла удержаться: подошла и ещё немного приоткрыла дверь, а потом и зашла в дом. Внутри было темно и пахло пылью, а огромный сонный паук тут же шлёпнулся прямо перед девочкой на пол. Кит чуть-чуть отпрыгнула в сторону и оказалась нос к носу с большим круглым зеркалом в потемневшей золотой раме. Только вместо девочки в зеркале отражался почему-то пустой книжный шкаф. Не совсем пустой: на полке прямо у Кит перед глазами стояла книжка в чудесном кожаном переплёте, с золотыми и серебряными узорами по корешку. «Великие возможности для великих волшебниц» ― обещали старомодные буквы. Кит потянулась к книге. Рука свободно прошла через стекло, и скоро Кит уже гладила переплёт ладошкой. Она сразу решила, что возьмёт эту книжку домой: наверняка ведь волшебная! А если чужая? Ну... что с того. Хозяин точно давно сюда не возвращался, вон сколько пыли!

С того дня Кит стала совсем другой. Всё реже она выходила поиграть с друзьями, всё чаще запиралась в комнатке на чердаке с украденной книгой. Она читала страницу за страницей, и ей открывались всё новые чудеса. Зелья, заклинания, превращения ― всё это притягивало Чёрного Рыцаря сильнее, чем турниры на козе и ослике. Она много практиковалась ― и магия, давно не знавшая человечьей руки, отзывалась ей.

Со временем друзья перестали прибегать к её дому, чтобы позвать гулять, а некоторые начали опасаться. Кит осталась одна, но не расстроилась. Она думала, что, когда станет настоящей колдуньей, друзей у неё будет ещё больше. Ведь что на свете лучше, чем быть особенной? Вот тогда-то она и покажется на улице во всей красе. И превратит ослика и козу в настоящих лошадей, а деревянные палки ― в мечи! Кит сможет все на свете! Мечтая об этом, она колдовала, колдовала, колдовала... и даже не заметила, как рыцарские турниры прекратились. Ребята выросли. Кто-то уехал в другие города; кто-то ушел на войну; кто-то, как Дэмми, женился и завел детей. На улицах бегала уже другая, совершенно чужая малышня.

Прошло еще несколько лет, и отец Кит умер. А вскоре красивая девушка с чёрными локонами продала все скрипки и переехала жить в старый дом на окраине города.

Очень долго о ней никто ничего не слышал. Дом зарастал дикими розами и крыжовником, а в фонтане всегда плескалась свежая вода, журчание которой слышалось даже с улицы. Чем жила Кит? Никто этого не знал. Никто почти не помнил, что девушку так зовут.

Но скоро слухи о ней поползли по городу. Многие рассказывали удивительное: о том, как таинственная девушка излечивала их детей; как там, где ступала её прелестная ножка в замшевой туфельке, вырастали ирисы и нарциссы... а сами дети рассказывали ещё большие небылицы: как Кит срывала ягоды крыжовника, превращала в золотые и серебряные монеты и раздавала направо-налево.

Бургомистр тоже наслушался необыкновенных историй о девушке с окраины города. Правда, он был человек деловой, не очень верил в волшебство, и поэтому намного больше его интересовала красота Кит. Он недавно вернулся с войны и был уже в том возрасте, когда каждый уважающий себя мужчина мечтает о прекрасной, заботливой жене.

Но поскольку, как уже сказано, человек он был деловой, просто поверить слухам он не мог. Ему требовался кто-нибудь более надёжный, чем дети; кто-нибудь, на чьи слова можно положиться. И такой подданный у него был. Начальник стражи, он же Главный Инквизитор по имени Арманд, пользовался бесконечным доверием Бургомистра.

Все знают, что инквизитор ― тот, кто сжигает ведьм и мучает умных бунтарей. Но в городе, где правил Бургомистр, никого не сжигали и не мучили уже много сотен лет. Пыточные инструменты все переплавили в детские качели; бунтари перевелись, а на костер попадало только тряпичное чучелко ― в праздник Окончания Зимы. А вот название должности осталось: оно звучало. Бургомистр любил красивые, веские слова.

Арманд был высок и широкоплеч, черноволос и с голубыми пронзительными глазами. Когда он в своём тёмном развевающемся плаще шёл по улице, а серебряные шпоры на его сапогах тихо позвякивали, некоторые горожане пугливо вжимали головы в плечи. Но на самом деле Арманд был довольно добродушным от природы и, не считая названия должности, не давал поводов себя бояться. Стражу он нёс доблестно, а преступления расследовал вдумчиво, чтобы не пострадал кто-нибудь невиновный.

Арманду не понравилось, что Бургомистр велел ему следить за Кит. Вот нелепость ― вместо того чтобы ловить лесных разбойников и городских воров, торчать у дома какой-то девицы! Но выбора не дали: очень уж вспыльчивым и упрямым человеком был Бургомистр (таковы фамильные черты всех бургомистров их города). И Главному Инквизитору пришлось согласиться.

Несколько раз он приближался к дому и наблюдал, как Кит сидит на скамейке с книгой; обрезает кусты в саду или собирает крыжовник. Иногда к ней и правда забегали дети, и с ними она была мила и приветлива. А сорванные ягоды в её руках действительно превращались в монеты ― на них дети потом покупали себе сладости.

Всё это Арманд рассказывал Бургомистру вечерами. Не рассказал он одного: девушка очень ему понравилась ― ровной чуть грустной улыбкой, приветливостью, умением поладить даже с самым хулиганистым мальчишкой. Главный Инквизитор готов был поклясться: иногда в глазах Кит вспыхивает тот же озорной огонек, что и у очередных сорванцов! Но, конечно, он не смел подойти ближе и лишь наблюдал издалека.

Однажды, когда он вот так засмотрелся, садовые ножницы щёлкнули перед его лицом, срезали сухую ветку, и... Главный Инквизитор оказался с Кит почти нос к носу. Девушка на секунду смутилась, а потом, не опуская руки, со смехом сказала:

― Вы повержены Чёрным Рыцарем, сдавайтесь.

Арманд очень удивился, а девушка продолжила:

― Я вас вижу возле моего дома уже не в первый раз. Что вы здесь делаете?

Арманд сконфуженно пожал плечами. Ему почему-то не захотелось говорить, что на Кит собирается жениться Бургомистр, и он сказал другое:

― Случайно прохожу мимо, вот и смотрю на вас. На вас приятно смотреть.

― Путь Главного Инквизитора лежит через мою окраину? ― не поверила она, а на комплимент не ответила.

Арманд кивнул, не зная, что еще сделать, раз попался вот так глупо. Врать он не любил. И Кит, помедлив, вдруг мягко сказала:

― Тогда проходите здесь почаще. Иногда мне очень одиноко.

С этими словами она срезала с куста красную розу, вставила её в волосы Главному Инквизитору и ушла в дом.

Отныне Арманд не боялся заговаривать с Кит. У него по-прежнему были обязанности в городе, но каждый день он находил минутку, чтобы забежать к Дому На Окраине. Кит радовалась его приходу. Говорить они могли долго-долго; коронное крыжовниковое варенье Кит было очень вкусным, а еще у нее всегда можно было попросить помощи. Не раз Арманд приходил к ней после стычек с разбойниками, раненым и едва живым. Но горькие травы, мази, припарки быстро ставили его на ноги. Эти запахи ― крыжовника, роз, мелиссы, полыни ― стали для Арманда дорогими. Они напоминали: есть место, где его всегда ждут. Дом Чёрного Рыцаря по имени Кит.

Прошло какое-то время. Однажды Бургомистр позвал к себе Главного Инквизитора.

― Мой дорогой Арманд, ― торжественно сказал он. ― Пора мне сделать предложение моей возлюбленной, и я хотел бы, чтобы ты сопровождал меня.

Сердце Главного Инквизитора оборвалось. Ему-то казалось, взбаламоный начальник уже позабыл о своем плане. И вот... Отдать Кит, его Кит, Бургомистру! Конечно, она согласится, ведь Бургомистр так богат, а её дом такой ветхий! Но что Арманду оставалось? Он с обычной своей невозмутимостью кивнул и с разряженным, напомаженным Бургомистром поехал к Дому На Окраине.

Кит подстригала розы. Увидев Арманда, она тепло улыбнулась, а, заметив ещё и Бургомистра, почтительно поклонилась:

― Мой господин, чем я могу быть вам полезна?

Бургомистр, размашисто подойдя и выпятив украшенную орденами грудь, сказал:

― Не склоняй передо мной головы, милое дитя. Ведь я прибыл, чтобы бросить к твоим ногам все свои богатства. Мой дорогой Главный Инквизитор рассказал, какая ты замечательная девушка, и я хочу жениться на тебе!

И он бухнулся на одно колено ― солнце заблестело на его лысеющей макушке.

Арманд стоял за спиной Бургомистра и смотрел на Кит. А та смотрела на него ― без всякой радости, наоборот, словно бы едва сдерживая слезы. Но конечно же, она не заплакала ― только бесцеремонно схватила Бургомистра за локоть и подняла. Руки у нее тряслись.

― Нечего стоять передо мной на коленях. Я за вас замуж не пойду. ― Посмотрев на Арманда, она добавила громче: ― НИ ЗА КОГО НЕ ПОЙДУ! Никогда! Вон!

И, развернувшись, она убежала в дом. Захлопнулась дверь.

Бургомистр, покрасневший от злости и обиды, погрозил дому кулаком:

― Тогда я тебя выживу отсюда, ведьма! Идёмте, мой дорогой Арманд.

Но Главный Инквизитор не пошёл за Бургомистром. Когда тот вскочил на коня и уехал, Арманд ещё долго стучал в дверь дома и умолял его впустить. Но Кит не слышала. С детства у неё была одна черта, с которой очень тяжело жить: она не умела прощать. Подавленный, Арманд ушёл, собираясь вернуться следующим же утром. Но он не успел.

Той же ночью рассерженный Бургомистр послал к Дому На Окраине нескольких стражников, чтобы они поймали Кит и заперли в подземелье, а если она не захочет выходить, ― сожгли дом. Кит испугалась пожара; в темноте она не смогла рассмотреть лиц стражников и решила, что среди этих мужчин, кричащих: «Гори, ведьма!», есть и Арманд. Что ж. Он предал ее еще раз. Она никогда и не была ему важна, он следил за ней, как охотник за чужой дичью. И, подумав так, она пришла в ярость.

Когда утром стражники вернулись к Бургомистру, рассказ их был невероятен. Якобы Кит вылетела из верхнего окна с безумным хохотом, верхом на козе, и от одного движению ведьминой руки всех их подняло в воздух. Очнулись они на улице, когда заросли роз и крыжовника уже перекрыли проход к Дому На Окраине. Кусты эти щерились, сплетаясь в подобие громадного дракона. А сама ведьма, продолжая хохотать, улетала куда-то на Восток.

Так милая, добрая Кит и стала Вересковой Ведьмой.

С тех пор прошло несколько лет. Сначала ведьма иногда возвращалась в город, чтобы наслать на его жителей пару проклятий, ― и каждый раз Арманд со своей стражей в конце концов побеждал и прогонял ее. Она прилетала вновь; злые ветры ее колдовства настигали всех, кто оказывался на пути... но его она проклясть не могла. Что-то в ней замерзало и обрывалось всякий раз, как, окутанный черным дымом магии, он поднимал на нее свои пристальные голубые глаза. Главный Инквизитор. В такие минуты он действительно переставал быть просто Начальником Стражи и превращался в Главного Инквизитора, страшного и грозного для любой нечистой силы.

Со временем проклятья наскучили ей, а встречи с Армандом стали совсем невыносимыми. Кит отказалась от мести и окончательно затворилась на своей Вересковой Пустоши. Больше она никого не заколдовывала; заблудшие путники всегда находили у неё помощь, а любимым её развлечением стало делать женские шляпки ― с каркасами из гибкого тростника и скромными цветочными украшениями. Эти шляпки она дарила лягушкам и цаплям, потому что больше на болотистой пустоши никого не было.

Она даже не знала, что все эти годы Главный Инквизитор Арманд тщетно искал её.

А потом Кит заскучала. На пустоши становилось всё холоднее; путники забредали сюда всё реже; старая коза, которую Ведьма помнила ещё с рыцарского детства, улетела на свою козью звезду пить свой козий чай... и Кит решила, что ей пора найти себе новый дом. А заодно и новую судьбу.

В Вышград, на склон Незабудковой Горы, она прилетела в теплое летнее утро вместе с попутным ветром. Здесь её никто бы не узнал ― она была просто девушкой в длинном зелёном платье и с потрёпанным чемоданчиком. Побродив по улицам городка, Кит узнала, где сдаётся небольшой домик, и вскоре уже осматривала его: больше всего ей хотелось понять, приживутся ли на этой земле розы и крыжовник. Может, они смогут подружиться с незабудками? Среди вереска, на пустоши, Кит страшно скучала по растениям, которые цвели в саду её родного города... но они слишком напоминали ей о предательстве Арманда. А теперь она, кажется, перестала об этом думать. Ее сердце чуть зажило.

Через несколько недель к ней привыкли. Потихоньку распространилась и слава о её необыкновенных шляпках, ведь она продолжала их делать. Шляпки были волшебные ― живые цветы на них никогда не вяли, поля не сминались, а ткань почти не пачкалась. Всё больше дам и девушек приходили с заказами, и Кит процветала, а еще ― заводила все больше и больше подруг среди этих очаровательных модниц. Её прозвали ведьмой-шляпницей, и ей нравилось это прозвище.

А потом в город приехал новый шериф. Да, в Вышграде были не инквизиторы и полицейские, а шерифы, хотя делали они ту же работу ― следили за порядком.

Этот человек сразу вызвал много толков среди горожан ― высокий, мрачный, в черной одежде и в сапогах с серебряными шпорами. А голубые глаза его были не только пронзительные и холодные, как у настоящего законника, но ещё и печальные, будто новый шериф что-то когда-то потерял и всё ищет, ищет...

― Он точно будет всех подряд сажать в тюрьму, ― говорили горожане. ― Какой сердитый.

Просто Арманд не смог больше жить в городе Бургомистра и попросил перевести его как можно дальше. Места он ждал долго, но наконец улетел на звезду шериф Вышграда. И бывший Главный Инквизитор отправился туда, в незабудковую глушь.

Город ему понравился, и Арманд даже подумал, что мог бы быть здесь вполне счастлив. Если бы не Кит. Где она сейчас, жива ли, помнит ли его?.. Об этом он думал с тоской и раскаяньем. Как же так сложилось? Как? Он, такой храбрый, не смог, нет, просто не стал отстаивать перед Бургомистром свою любовь. Если бы он был честен, как всю свою жизнь, разве случился бы весь этот ужас? Разве стала бы Кит той злодейкой с грустными глазами, какой стала? Впрочем, увы. Ничего не поправить.

Постепенно в Вышграде привыкли и к нему. Городок был маленький, преступлений здесь почти не совершали, и нередко Арманд скучал. Так было и в тот вечер, когда он без особого дела шёл по центральной улице. Вдруг его позвали:

― Эй, сэр шериф! Сэр шериф!

Арманд поднял голову и увидел миленькую полную даму, которая шла чуть впереди. Она остановилась и, подождав, пока Арманд подойдёт, сказала:

― Мне неудобно вас тревожить, но не проводите ли вы меня до дома ведьмы-шляпницы? А то уже очень темно, а я договорилась прийти к ней сегодня и забрать заказ. Это недалеко.

Шерифу ничего было делать, и он согласился. Дама взяла его под руку, и вскоре они уже свернули на нужную улочку. Здесь у Арманда неожиданно закружилась голова: он почувствовал знакомые ароматы. Дикие розы. Горькие травы. И крыжовник. Он в замешательстве остановился, а дама потянула его за собой.

Дверь в дом была не заперта, но как только гости зашли, появилась хозяйка. Кит не изменилась, выглядела лишь чуть старше и грустнее, чем была в день, когда Бургомистр просил её руки. В ладони она держала большие ножницы.

В мгновение ока Арманд бросился к ней и без сил рухнул на колени:

― Кит! ― выдохнул он. ― Как же долго я искал тебя!

Кит стояла неподвижно, не давая взять себя за руку. Она никогда не умела прощать и не собиралась этому учиться. Злая маленькая девочка внутри нее думала о том, чтобы дать Арманду пощечину и выставить его за дверь. Или проклясть его, или сделать хоть что-то, чтобы не было так больно. Но... было кое-что ещё. Другая, взрослая Кит тосковала. Она не могла победить эту тоску, хотя когда-то победила даже магию.

― Арманд... ― прошептала она беспомощно. ― Встань. Пожалуйста.

Главный Инквизитор поднялся и снова заговорил ― тихо, но порывисто и искренне:

― Я не отдал бы ему тебя, никогда. Я бы тебя украл и увёз как можно дальше, если бы только успел. Пожалуйста, поверь мне, Кит. Если можешь.

И она поверила. Уронила тяжёлые ножницы и произнесла:

― Чёрный Рыцарь повержен. Я скучала по тебе, Арманд.

― А... где же коза?

И Кит засмеялась своим звонким смехом. Арманд поцеловал её и крепко обнял. Они оба знали, что теперь будут жить долго и счастливо.

А донельзя смущённая дама, по-прежнему стоявшая возле порога, робко спросила:

― Так вы отдадите мне мою шляпку?

Что и говорить, Белая Долина полна разных историй. Даже я дорого бы заплатил, чтобы узнать все до единой, но это не дано никому. И пока мне хватает тех, которые я успел услышать, забыть, вновь вспомнить и кому-то поведать. Космический Ветер собирает их бережно, как никто другой. Может быть, какую-нибудь ему расскажете и вы?.. Как, например, вы оказались здесь? Что видели там, откуда пришли? Как закрылись ваши глаза? Не стесняйтесь и не бойтесь. Каждая история ведь чем-то примечательна. Каждая ― часть чьего-то, не только вашего пути. Но вы молчите... вам нужно ее привыкнуть, прежде чем вы вновь обретете голос. Что ж. Ваше право.

Тогда слушайте еще. Мы пролетаем интересные места. Интересны они как раз тем, что там нет совсем ничего интересного. Ну разве что вон тот фиолетовый зверь внизу... видите? Он пьет чай.

Забавное наблюдение: насколько я знаю, во многих мирах убеждены, будто сказки ― непременно счастливые истории. Чуточку страшные, чуточку грустные, но с хорошим концом. Вроде «Долго и счастливо». Как у Кит и Арманда.

Это не совсем правда. Что вообще такое счастливый конец, может ли он быть счастливым для всех и каждого, если героев много? Для кого-то он обязательно будет плохим. А для кого-то ― обычным. Что вы думаете об обычных концовках?

4. Рыцарь-лягушка

Колдунья Маи была злая ― не описать, насколько. Она совсем не походила на Вересковую Ведьму, доброты в ней не осталось, ни капельки. Может, когда-то капелька и была, но этого не помнил уже никто. Хотя Маи ослепляла красотой, даже красота была ненастоящая: колдунья крала её, заколдовывая детей. На самом деле лет или лун ей было сотни, а может, тысячи. У Маи не было ни дома, ни друзей, ни врагов. А может, все были её врагами, во всяком случае, не любил её никто.

Иногда Маи встречала рыцарей и волшебников: жаждущие подвигов, они сами искали её, надеясь победить в честном ― а некоторые и в нечестном ― поединке. Но Маи была непобедима. Рыцарей она, скучая, превращала в лягушек, а волшебников ― в чёрных лебедей. Трудно сказать, почему ей так полюбились эти птицы. Может, потому что их можно было запрягать в большую тучу, на которой она летала, или потому, что Маи нравилось, как хрипло и противно они кричат, пытаясь вырваться.

Не раз с Маи сражались также прекрасные принцессы и девочки из заколдованных королевств, но ничего не получалось и у них. Для них у колдуньи была своя участь: они превращались в цветы и годами украшали чужие балконы. Но одна девочка ― из королевства весьма и весьма неволшебного ― оказалась хитрее.

Вероника Винчестер жила в непримечательном городочке Сомнамбу́л. Там было всё для тех, кто устал от приключений или боялся их: благовоспитанные жители, ровные дороги и дождь строго по расписанию ― два часа после обеда. А ещё в городе было много библиотек, но книжки ― под стать всему остальному. Толстые, пыльные, без картинок.

Не сказать, что жители городка были несчастливы. Нельзя даже сказать, что они были скучными. Просто они не верили ни книгам, ни снам, зато верили своим часам и никогда не откладывали дела на завтра. Этому учили и детей. Но Веронику научить почему-то не очень получалось.

Вероника опаздывала в школу и недоучивала параграфы в учебнике. Каждый вечер Вероника забиралась на крышу дома и смотрела на звёзды, где кто-то пил чай. Она ждала, не пролетит ли Космический Ветер или Лучезарная. Ведь тогда можно попросить забрать её с собой, в какой-нибудь более весёлый город. Но все пролетающие ветры были чужими, и им не было дела до какой-то девочки. Разочарованная Вероника ложилась спать и видела прекрасные сны.

Однажды Вероника узнала, что в городке пропал рыцарь. Об этом немудрено было узнать, потому что вообще в Сомнамбуле почти ничего не случалось; каждый новый светофор был событием. Зато если вдруг случалось что-то позначимее, судачить начинали все ― и на улицах, и в школах, и в лавках, и даже в библиотеках, где вообще нельзя разговаривать. И вот Вероника услышала:

― Чудак. Он полюбил принцессу-художницу, еще когда она приезжала с выставкой!

― Вот так с первого взгляда? Нонсенс!

― А принцессу-то теперь заточила в Хрустальном Лесу сама Маи.

― Он что, поехал спасать её?

― Фи, как глупо.

― Ну даже вульгарно! Спасать!

― И что же, так и не вернулся?

― С прошлого Праздника Новой Луны о нём ни слуху...

― Бедный малый. Мог ведь быть славным стражником.

― А стал славной лягушкой.

Вероника загрустила, ей жалко было храброго рыцаря. И вдруг она поняла: вот, вот что ей нужно! Подвиг! Если она освободит всех, кто попал под чары Маи, её, конечно, перестанут держать в Сомнамбуле и говорить, что делать, а что нет. Да и параграфы учить больше не придётся. Вероника крепко задумалась.

Всё-таки она была хоть и чудаковатой, но жительницей своего города ― города толстых и пыльных книг. С них она и начала.

В большой библиотеке Вероника прочла очень-очень много; от пыли у неё начали болеть глаза, покраснел нос, и она постоянно чихала. Но всё, что она находила, ― описания заклинаний, страшных ведьминых преступлений и иногда совершенно посторонние вещи вроде чьих-то волос, ногтей и поблекших перьев. Вероника почти отчаялась, идя в Самую Тёмную Комнату ― место, где жили старейшие книги.

Нет, не книги, а Книги. Они боялись света, потому что были древними; читать их разрешалось лишь с маленькой свечой. Вероника в свою очередь боялась темноты, потому что была маленькой, и даже спала, не гася свечку. Особенно она испугалась, когда, едва войдя в Самую Тёмную Комнату, услышала шелест сотен страниц. А потом одна Книга со стуком упала с полки и сама поползла Веронике навстречу. За собой Книга волокла оборванную толстую цепь. Вероника наклонилась, открыла первую страницу... и поняла, что нашла именно то, что искала.

В Книге было много сложного и непонятного, но одно Вероника поняла совершенно точно: Маи, как и все злые колдуньи, не держала своё сердце при себе, чтобы каждый встречный мог его пронзить. Маи спрятала сердце в самом, казалось бы, неожиданном месте ― в пещере неподалёку от родного городка. А где родилась Маи? Позор Сомнамбулу, позор его спокойному строгому бургомистру и шестерым его пра-пра-пра-прадедушкам; Маи родилась именно здесь, много-много лет назад!

Вскоре маленькая девочка, уже возомнившая себя храбрым победителем колдунов, спешила к окраине. Жаль, Вероника, как и всегда, была очень-очень невнимательной, пока читала Книгу. Пещеру Маи охранял самый настоящий дракон.

На этом можно было бы закончить историю. Она стала бы хорошим уроком всем невнимательно читающим девочкам и вообще бестолковым детям. Но именно таким девочкам почему-то везёт.

Благовоспитанные, скромные жители Сомнамбула очень удивились и возмутились бы, узнай они, что по соседству живёт такое малоприятное создание, как Дракон. И это несмотря на то, что Дракон был тоже очень благовоспитанным и скромным. Чтобы никому не мешать, он не нападал с рыком на окрестные селения и не пожирал их жителей. Вместо этого он закидывал каждое утро сеть в озеро; именно поэтому там никому, никогда не удавалось выловить ни одну рыбешку, а о драконе никто не знал. Так все и жили ― воспитанный городок, не менее воспитанный Дракон и озеро без рыбы.

Вероника тем временем уже подошла к пещере ― конечно же, мрачной, холодной и неприветливой ― и хотела войти внутрь. Но тут...

― Девочка, а девочка, тебя что, не учили стучать? Где твоё воспитание? ― Большой лиловый дракон с книжкой в лапе хмуро перегородил ей проход. ― Что тебе тут нужно?

Вероника никогда не видела драконов, более того, не подозревала, что дракон может где-то попасться. Испугавшись, она не стала ничего выдумывать, а сказала правду:

― Сердце колдуньи Маи.

Дракон нахмурился еще больше. Веронике это не понравилось: он хмурился совсем как папа. Потоптавшись немного, она на всякий случай скромно добавила:

― Пожалуйста. Вам ведь, наверно, тоже не нравится здесь сидеть и охранять его?

Дракон задумчиво почесал подбородок короткой лапой. Потом пожал плечами:

― Ты странная девочка. Как тут может не нравиться? Тихо, никто не шумит. Дождь по расписанию. Всё по расписанию. Здорово.

― Ужасно! ― возмутилась Вероника. ― Скучно!

― Как посмотреть, ― философски откликнулся Дракон. ― Тебе скучно, потому что за тобой никто с мечом не гонялся. А я вот устал. Так что проваливай отсюда подобру-поздорову уроки учить. Сердце я бы тебе и не смог отдать, даже если бы захотел.

― Почему?

― А я его съел.

Вероника шмыгнула носом. Весь план насмарку! Как теперь победить Маи? Вероника не уходила и хмурилась, и дракон тоже хмурился: всё-таки он был очень вежливым. И когда Вероника шмыгнула носом особенно громко, он вдруг сказал:

― Она раньше такая не была ― Маи. Я знаю.

Вероника фыркнула, тихо и обиженно:

― А какая же она была? Добрая что ли?

― И добрая она тоже не была.

― А какая была?

― Никакая. Как все.

Вероника обиделась и даже топнула ногой:

― Я ― не никакая!

― Вот никакие это обычно и говорят, ― отозвался дракон. ― Она тоже говорила. Говорила, говорила... А впрочем, заходи. У меня чайник вскипел.

В пещере они пили душистый сливовый чай из маленьких фарфоровых чашек белого цвета. С ровными-ровными кубиками сахара ― тоже белого цвета. И с белым-белым шоколадом. А Дракон рассказал девочке одну очень странную историю.

...Маленькую девочку звали Майей, и ей грустно было в родном городке. Здесь её заставляли учить параграфы, ложиться спать в одно время, а ещё здесь не было книжек с картинками и приключениями. Маленькая девочка выросла в юную девушку. Но по-прежнему почти каждую ночь ― прежде чем её гнали спать, ― она шла на крышу и звала Космический Ветер. Просила забрать её с собой.

Однажды Ветер сжалился, и с неба Майе в руки упало белое лебединое перо. Перо было волшебным; оно исполняло желания. Ура! Первое, что загадала девочка, ― улететь, как можно дальше от этого города, улететь, улететь, улететь! Желание сбылось.

Улетая, она не заметила, что уголок белого пера почернел. Волшебство Космического Ветра не любит плохих поступков, а поступок-то получился плохим. Ведь Майя никому ничего не рассказала, ни с кем не попрощалась и не знала, как сильно плакала её мать, узнав, что дочка пропала. Майя слишком торопилась увидеть дальние дали и показать всем, какая она ― девочка из обыкновенного города ― необыкновенная.

Но вот беда... жителям всех городов, куда она прилетала, Майя казалась обычной и даже не самой приятной девушкой. Её не звали на балы: она была не очень воспитана, хоть и хороша собой. В неё не влюблялись все подряд встречные юноши: им хватало своих красавиц. Трубадуры не писали Майе стихов, и сама она писать стихов тоже не умела. В общем, вся её необычность заключалась в том, что она сбежала из мест, где жила, и всегда очень дурно о них отзывалась. Никто ее не замечал, а если и замечал, то не так, как ей бы хотелось: пытался воспитывать и давать советы. Как дома.

В конце концов Майя ― а к тому времени, чтобы стать хоть чуточку необычнее, она стала звать себя Маи, ― вспомнила о волшебном пере. Желания, которые она загадывала, становились всё хуже, и хуже, и хуже. Она требовала любви, стихов, подарков, подвигов, дружбы прекраснейших королев. Но всё это не длилось долго: поработает волшебство, и человек его сбросит, потому что очень уж Маи резка. И тогда она решила отомстить. Прекрасных королев она превратила в змей, рыцарей ― в лягушек, бессчетные свитки стихов сожгла. С того дня Маи стала злой колдуньей. Какая она и сейчас.

Вероника задумалась, допила чай, а потом спросила:

― Но ведь это не оправдывает того, что она делает плохие вещи? Делать плохие вещи, чтобы быть необычной, ― плохо. Лучше делать хорошие и...

Она запнулась. Она не хотела прибавлять «...быть обычной». Она не была уверена, что правда думает так, сильно-сильно засомневалась и огорчилась. Дракон предложил ей ещё чашку чая с аккуратным кубиком сахара, но Вероника отказалась. И ушла.

Здесь тоже можно было бы окончить историю, и тогда она стала бы хорошим уроком всем девочкам и мальчикам, которые так хотят быть необычными, что забывают: важнее быть хорошими. Но так тоже не случилось.

Бедная Вероника, не зная, что делать, побрела вдоль озера к городу. Она еле передвигала ноги: возвращаться ей не хотелось. И она всё думала, как, ну как же теперь победить Маи? Если ее сердце съел дракон, а она всё равно жива-здорова?..

― А всё потому, девочка, что нет у нее сердца. И нельзя ее так просто победить.

Вероника подпрыгнула ― так испугалась. Кто, кто с ней заговорил? А это была толстая, лупоглазая лягушка, которая сидела в озере на белом камешке.

― Фу, ― сказала Вероника, забыв о том, что она вежливая девочка.

― Никакое не фу, ― обиделась лягушка.

Белый камешек зашевелился и начал странно дергаться, вылезая из воды. Лягушка спрыгнула в воду. Вскоре Вероника увидела, что перед ней всего-то длинношеий лебедь с очень красным клювом. Лягушка (хотя судя по голосу, лягушК, мальчик, а то и мужчина) снова уселась у лебедя на спине. Оба смотрели на Веронику с любопытством.

― Ты ведь пришла убить ее, маленькая девочка? ― грустно спросил лебедь.

― Ну да, пришла, ― настороженно отозвалась Вероника. ― А вы кто такие?

― Я рыцарь. ― Лягушк выпятил грудь.

― А я волшебник, ― склонил голову лебедь. ― Профессор. Доктор наук, вообще-то.

Тут Вероника поняла:

― Вас заколдовала Маи?

Оба кивнули, а лебедь добавил с гордостью:

― Не смогла сделать меня чёрным. И в упряжку не взяла. Вот и сиди теперь здесь, ешь улиток да пиявок, якшайся не пойми с...

― Не очень-то и хотелось, ― ответил ему лягушк, а потом представился: ― Сэр Саймон. Блистательный. А он просто Енсенуан.

― Доктор Енсенуан, ― хлопнул крыльями лебедь. ― Ну... почти доктор. Кандидат.

И тут Вероника снова догадалась:

― Так это ты пропал! ― ткнула она пальцем в сэра Саймона. ― И про тебя сплетничают в городе! Ты влюбился в принцессу и...

― Так ты влюбился в принцессу? А мне сказал, что героически дрался!

Лебедь довольно, скрипуче загоготал. Вероника явно сделала что-то не то; ей стало стыдно, и она сказала, видя, что лягушК совсем приуныл:

― А что мешает влюбиться и драться одновременно?

И тут сэр Саймон тихо, совсем тихо сказал:

― Ах если бы только я мог её спасти. Если бы только... она бы меня поцеловала, и я бы, может, стал обратно человеком, и я бы...

― А если кто-нибудь поцелует меня, я тоже стану человеком и смогу дописать свою диссертацию? ― спросил с интересом лебедь.

― Она и тебя поцелует, она такая добрая... ― щедро уверил его сэр Саймон.

― Так что же ты сразу не сказал? ― заволновался лебедь, забил по воде крыльями. ― Летим спасать твою лягушку!

― Мою принцессу! ― поправил его лягушк, цепляясь за перья.

Оба приятеля пришли в такое страшное беспокойство, что напрочь забыли про Веронику. Лебедь уже начал подниматься на крыло, когда девочка пришла в себя, поняла, что кое-что придумала, и закричала:

― Меня с собой возьмите! Я лёгкая! Правда, лёгкая!

Лебедь, видимо, соображал очень быстро ― не зря же ученый. Он просто поддел Веронику крылом так, что она упала ему на спину и вцепилась в шею. Она едва не раздавила маленького сэра Саймона. Квакая, он сердито полез ей за пазуху и устроился там. Бррр! Вероника чуть не свалилась. Но ей слишком хотелось попасть в приключение, чтобы вот так глупо и быстро из него выпасть.

Лебедь полетел. Быстро-быстро он поднимался над синим озером в синее небо, стараясь успеть до того, как начнется плановый дождь. И он успел. И встретился ему на пути Космический Ветер, который тут же подхватил компанию путешественников и понёс. Быстрее и быстрее, мимо мерцающих светил, по Белой Долине. Пролетали они и мимо меня, так, что с меня упала шляпа, ― с тех времен я и ношу ее на ленточках под подбородком.

На самом деле ни доктор Енсенуан, ни Ветер не знали, куда лететь. Эта история могла бы кончиться прямо здесь, став хорошим уроком всем мальчикам и девочкам, лебедям и лягушкам, отправляющимся путешествовать без компаса. Но так не случилось.

Ветер заскучал и бросил их. Лебедь полетел дальше через искрящуюся сине-черную пустоту, и от его крыльев так искрило, что зажигались новые звезды. Доктор Енсенуан устал, ведь волшебником он был тихим и кабинетным, бегать не любил, а уж летать...

― Домой хочу, девочка. К лягушкам... к пиявкам... ― Разве что язык не вывалил.

Но сэр Саймон был бодр. Он прыгнул лебедю на макушку и стал его подбадривать:

― Ну же. Ну давай же. Не зря же мы с тобой выбрались. Не зря же принцесса ждет. Вот выведем ее из леса и...

― А знаешь ты, сколько в Темном мире лесов, дурень? ― проворчал доктор Енсенуан. ― Вот мой знакомый делал об этом доклад, и их двести тридцать миллиардов, триста миллионов, семьсот семьдесят восемь... ― лебедь только крылом махнул и добавил: ― А сто тысяч из них ― Хрустальные. По статистике.

― Но принцесса-то у меня одна, без всякой там ста... стот...

Сэр Саймон сказал это тихо, потом приложил лапку к груди и еще тише зашептал:

― Моё сердце. О моё бедное влюблённое сердце... Направо, друг мой, направо. И осталось нам девять планет.

Доктор Енсенуан впечатлился, даже шею попытался на него вывернуть.

― По какой формуле ты посчитал это?

Сэр Саймон молчал. Вероника взяла его в ладошки, почувствовала, как колотится крошечное лягушачье сердечко, и сказала:

― Я тебе потом ее покажу. Лети... ― она поправилась: ― летите, доктор!

И доктор Енсенуан полетел.

Он летел не очень долго, может, потому что очень быстро. Планеты: огненная, три конфетные, ракушечная и какая-то покрытая шатрами ― оставались позади. Потом осталась булатная, потом водяная и наконец...

― Мы здесь! Мы прибыли!

Маленькая планетка, на которую спускался усталый лебедь, была покрыта густым черным лесом. В сумраке листвы и иголок блестели радугой хрустальные стволы.

Путешественники спустились к узенькой речке. Лебедь поймал несколько рыбок, но Вероника отказалась есть их сырыми, а разводить костер было страшно, да и нечем. Так что профессор с рыцарем поужинали вдвоем, урча от удовольствия. Вероника только сорвала себе немного черники, пожевала ее и уснула голодной. К тому же ей было холодно, пусть лебедь и укрыл ее пушистым крылом. И сыро: трава оказалась росистая. А в чаще, которая начиналась в паре шагов, покрикивали и ухали птицы, подвывали звери. Вероника подумала (не в первый раз уже), что как-то это неудобно ― приключения. И что если она простудится, никто не даст ей грелку и малиновый чай. А мама, наверное, тревожится.

Проснувшись утром, Вероника увидела перо. Простое, черное, оно плыло по воде, но зачем-то девочка его поймала. Длинное-длинное перышко, такое красивое, что...

― Как в моем хвосте!

Это проснулся профессор. Сэр Саймон тоже проснулся. И они отправились в путь.

Вообще-то пути особенно не было. Было только влюбленное сердце сэра Саймона: он прыгал впереди, легко перебираясь через кочки и кустарник. Лес был дремучий, неприветливый. Он цеплял ветками Вероникины волосы и одежду. Вероника то и дело вздыхала, у нее даже наворачивались на глаза слёзы.

«Хочу домой, ― думала она, отмахиваясь от комаров. ― Домой. Мне-то зачем эта дурацкая принцесса?»

Но потом она вспомнила, как колотилось под ее руками маленькое сердце сэра Саймона. И подумала о том, как грустно и одиноко принцессе блуждать среди деревьев. А что если принцесса день за днем ест только чернику, а то и сырую рыбу?! А ведь принцессы не такие выносливые, как простые маленькие девочки. Принцессам, чтобы жить, нужны пирожные и фрукты... и подушки... и принцы...

Вероника прибавила шагу. Она даже не заметила, что краешек пера, которое она зачем-то вставила в свои волосы, побелел.

Снова наступила ночь. И не было по пути никакой принцессы, и не было даже реки, чтобы напиться. Поэтому трое просто попытались сложить костер, но всё отсырело, сухих веточек оказалось не найти. Доктор Енсенуан устало раскинул крылья, и Вероника с сэром Саймоном примостились поблизости. Девочка устала, она начала очень быстро засыпать, даже несмотря на то, как хотела есть. Но сквозь сон она еще слышала, как говорят рыцарь-лягушк и волшебник-лебедь:

― Я не спрашивал. А была у тебя семья?

― А ты думал? Конечно! Мои книги! И библиотечные книги! И ещё книги, которые...

― Эх. Так вот почему ты формулу мою не знаешь...

― Я знаю все формулы! ― Лебедь даже зашипел тихонько.

― Какой ты странный... потише, ну. Девочку растревожишь.

Вероника уснула. Она не видела, что еще больше побелело чёрное перо от звуков лягушачьего голоса. И не слышала, как грустно шумят черные деревья Хрустального леса.

На следующий день было тепло и солнечно, так тепло и солнечно, что Вероника совсем забыла об усталости. У нее почти ничего не болело; она первая проснулась, нарвала себе черники и даже поймала немного мух, жирных слизняков и прочей вкуснятины для своих друзей. Ей отчего-то стало хорошо. Приключение опять начало нравиться. Она удивлялась самой себе, но, когда проснулись и заулыбались профессор и рыцарь, ― перестала. Дело ведь не в том, какое приключение. А в том, с кем его делишь.

Снова они отправились в путь. Лес был все такой же дремучий, и так же назойливо цеплялись за Вероникины волосы ветки. Но отовсюду лился нежный солнечный свет, и от этого легче было идти.

Сэр Саймон запел старинную рыцарскую песню. Он пел красиво, как ни одна лягушка во всём Тёмном мире. Вероника заслушалась и неожиданно подумала с тоской и даже завистью: «Жаль, я не принцесса. Если бы меня кто-нибудь так искал и любил...»

Но потом она подумала, что, чтобы тебя любил такой рыцарь, как сэр Саймон, недостаточно быть принцессой. О той, кого заперла в Хрустальном лесу Маи, говорили столько славных вещей... была она мастерица, и умница, и художница, и радость родителей. И не понравилось Маи, как принцесса изобразила ее ― а ведь принцесса просто увидела дыру у колдуньи в груди. Так бедная принцесса и стала пленницей, и не просто пленницей. Все забыли даже ее красивое имя.

И, может, Веронику тоже полюбит какой-нибудь рыцарь... да, наверняка. Просто нужно подождать.

И еще побелело перо. Оно было белым уже наполовину.

А потом лес вдруг закончился. Растаяли последние деревья, и в то же мгновение зарядил косой дождь. Просто разом затянулось всё небо, и ливень злобно зашипел на пенящееся серое озеро. Оно тянулось там, впереди. Сэр Саймон открыл рот и поднял лапку к груди. Но ничего сказать он не успел, а успел только тихо, испуганно квакнуть.

На краю берега стояла колдунья Маи.

Она была в белом, она была черноволоса, а глаза ее были фиалковые. О, она была необычной; наверное, это стоило ей такого колдовства, какое и не снилось другим ведьмам. Она завораживала, и завораживающим был ее острый взгляд.

― Вас двоих я видела... ― сказала колдунья и посмотрела прямо Веронике в лицо. ― А кто же ты, моя... землячка?

Веронике стало холодно от этого слова ― так, что она прогнала страх, выступила на два шага вперед и сердито заявила:

― Нет тебе места в нашем городе. Ты нам не землячка! Отдай принцессу!

Колдунья засмеялась, ничуть не обидевшись.

― Мерзкая маленькая нахалка, ― пропела она. ― Из тебя получится хорошенький куст чертополоха. Или репейника. Или...

― Отдай принцессу, Маи!

Это грозно проквакал сэр Саймон, прыгнув вперед. Прекрасная колдунья смерила его взглядом, поморщилась и бросила:

― Что? Да ты даже имени ее не знаешь. Вечно вы, глупые существа-мужчины, гонитесь, не зная зачем. Ну, милый лягушонок?

Вероника была уверена, что она не права. О похищенной принцессе в Тёмном мире и правда помнили всё, кроме всего-то одной вещицы ― ее имени, такого звонкого, такого нежного. Но сэр Саймон...

― Я слышал его во сне, слышал... ― Но как же беспомощно звучал его голос.

Колдунья Маи улыбнулась:

― Так назови же.

Сэр Саймон молчал. Он вспоминал, он весь ушел в свою память и потерял осторожность. Видя это, колдунья Маи подняла с земли булыжник и швырнула в него.

― Не смей! ― взвизгнула Вероника и бросилась вперёд.

Но раньше нее с колдуньей поравнялся лебедь, и, шипя, раскинул крылья, и забил ими что есть сил. Ещё он, кажется, ущипнул Маи за ухо, потому что она вскрикнула и впилась когтями ему в горло:

― Ах ты, вонючий. Скользкий. Мерзкий. Белый...

При каждом слове она встряхивала заколдованного волшебника и всё сильнее сжимала пальцы, а дождь хлестал и хлестал. Бил он и по щекам Вероники, цеплявшейся за белое колдуньино платье. Вероника слышала, как хрипит бедный доктор Енсенуан; ей было очень страшно, и она дергала, дёргала ткань, пытаясь дотянуться до рукава.

― Да уйди же ты, глупая девчонка!

Колдунья ударила Веронику коленом в живот и отшвырнула в озеро. Вода оказалась горькая, тяжёлая и липкая, как испорченная манная каша. Вероника захлебнулась, ушла по самую макушку, но испуганно распахнула глаза, ощутив, как что-то еще и схватило ее за руку. Что-то, так похожее на пальцы, что Вероника закричала бы, будь у нее воздух.

Девочка повернула голову и увидела бледное лицо в обрамлении рыжих волос ― ярких, знакомых медово-рябиновых кудрей. Вероника знала: эти кудри принадлежали...

― ИЗИЛГУР!

Имя всколыхнуло воду. Веронике, которая потихоньку лишалась чувств, показалось, что даже разрезало. Такие мелодичные буквы, такие кружевные...

― Изилгур, прекрасная Изилгур...

Всё тише звучал голос в ушах Вероники. А потом чьи-то руки подхватили ее и понесли. Бедная путешественница так и не смогла потерять сознание, хотя, может, лучше бы потеряла. И это было бы еще одним хорошим уроком о том, как скверно убегать из дома с незнакомцами. Но нет.

Дождь лил. Колдунья Маи исчезла. Наверно, она довольно наблюдала, став тенью. Ведь она уже сделала всё, что хотела.

Заколдованная принцесса с девочкой на руках прошла мимо плававшего в воде трупа лебедя на берег, к полураздавленной булыжником лягушке. Здесь она опустила Веронику. Ее нежно-серые глаза остановились на маленьком существе, повторившем:

― Моя прекрасная Изилгур...

Вероника, кинувшаяся к сэру Саймону, успела почувствовать последний удар крошечного сердца. Изилгур задрожала.

― Ох, девочка... зачем же ты привела их меня спасать?

Вероника ничего не ответила принцессе. Она повернулась и побежала в лес.

В лесу дождь сразу кончился, зато вернулись колючие ветки. Но Вероника бежала, долго-долго, спотыкаясь и падая и глядя куда-то в пустоту перед собой. Вероника плакала, и ее слёзы терялись в росе.

Вероника ненавидела себя за то, что она такая слабая и трусливая. Правду сказала принцесса: она сорвала доктора и рыцаря в приключение, потому что, видит Космический Ветер, она так хотела это приключение! Что она себе думала? Думала ли хоть что-то? Но ведь... Но ведь она не думала, что всё будет так плохо! Не думала, что кто-то погибнет. Не думала, что...

― Приключения могут быть плохими. В жизни они только такими и бывают...

Колдунья Маи стояла перед ней ― красивая, белая, с фиалковыми глазами. Стояла и смотрела с ласковым пониманием. Вероника замерла шагах в шести и ничего не сказала.

― Бедный ребёночек... ― прошептала колдунья, тоже не двигаясь. ― Кто же теперь отвезёт тебя домой? Крылатый больше не летает...

Вероника молчала. Колдунья всё-таки сделала шаг навстречу:

― Я могла бы... ты попросишь? И принцессу отдам, не нужна она мне. Слишком много вы из-за нее натворили. Зависть берет: если бы кто-то так спасал меня...

И на это нечего было сказать. Вероника подумала вдруг, что совсем-совсем не хочет возвращаться. Даже спасительницей принцессы. Да и что за глупости, девочки не спасают принцесс!

― Зачем, ― едва шевеля губами, шепнула Вероника, ― ты убила их? Если тебе не нужна принцесса.

Маи подошла еще немного и посмотрела глубокими, выразительными глазами в самую душу:

― Они славные. Храбрые. И верные. Ты права. Но почему они решили, что вправе мешать мне и судить меня?

Но это не звучало уверенно и зло. Это напоминало скорее жалобное оправдание, вроде «Да, я не доучила параграф по географии, но почему он такой скучный?». Такие неравнозначные вещи. И такой похожий тон. Вероника покачнулась. Ей стало тошно.

― Так убей и меня! Ведь и я тебе помешала!

Но колдунья миролюбиво покачала головой:

― Ты? Ты так похожа на меня, глупое дитя. Думаешь, что я тебя за это накажу?

Колдунья приблизилась еще на шаг. Снова на губах появилась нежная улыбка:

― Хочешь ― я верну тебя домой. Хочешь ― возьму в ученицы. Хочешь ― отправлю на любую планету Темного мира, какую ни пожелаешь... Твоя воля. Добрая воля. А взамен всего лишь одно...

― Что ты хочешь? ― Вероника всхлипнула. ― Потому что я не хочу ничего!

Последним шагом колдунья оказалась рядом и протянула руку:

― Отдай свою безделушку. Это славное перышко!

Но Вероника отпрянула. Изящные пальцы Маи схватили только воздух. Вероника вскрикнула и быстро выпутала перо из своих мокрых, грязных волос. Как только оно не утонуло в озере? Неужели цеплялось, как живое? И... почему оно так невыносимо сияет белым?

― Отдай, ― снова взмолилась Маи. ― Знаешь, я так давно хотела его найти...

А ведь дракон рассказывал ей о пере. О волшебном пере, которое исполняло все желания девочки Майи и чернело, чернело, чернело с каждым неправильным. Вероника все поняла, сжала кулак и крикнула:

― Не отдам! Я загадаю сама! Всё загадаю, что захочу, и отомщу тебе!

Вероника отбежала подальше, прижала перо к самым губам и забормотала:

― Хочу, чтобы доктор был жив, и рыцарь, и чтобы они оба были людьми, и чтобы принцесса любила Саймона, как он её, и вернуться домой, к маме, и чтобы у меня были приключения, и много новых хороших книг, и... и... И ЧТОБЫ ЭТА ТВАРЬ СДОХЛА! ― последние слова вырвались из самой глубины сердца, испугали саму Веронику... но она ни за что не взяла бы их назад.

Увы, перо, слабо трепетавшее от горячего дыхания, только светилось. Ничего не происходило. Маи вздохнула и неторопливо пошла навстречу. Странно, но она не злилась, а только продолжала улыбаться и качать головой.

― Ты любишь их. Я понимаю. Но перо устало, девочка, как и я. У него есть силы на одно желание. Всего на одно. Дай же мне его загадать, я так хочу...

Улыбка пропала. Молча и грустно Маи посмотрела на Веронику. Колдунья не договаривала, но неожиданно Вероника всё-всё-всё поняла. Потому что сама, наверное, поступила бы так же, натворив столько ужасных глупостей. Она вытерла последние слезы. И гнев наконец ушел.

― Да, ― сказала она. ― Я знаю. Но все-таки я загадаю его сама.

― Не веришь мне?..

― Не до конца.

Колдунья смиренно кивнула и... устало опустилась перед Вероникой на колени.

― Твое право.

И Вероника загадала всего одно желание.

Чем кончилась эта история? Волшебное перо сгорело прямо у Вероники в руках, сгорело белым пламенем, но искр хватило, чтобы осветить весь Хрустальный лес. Хватило их и чтобы кончился дождь на озёрном берегу, и чтобы высохли слёзы на щеках принцессы-художницы Изилгур, и чтобы стали волшебниками чёрные лебеди, запряженные в грозовую тучу. И уже их сил хватило, чтобы вернулись к жизни доктор Енсенуан и рыцарь сэр Саймон, и чтобы стали собой прежними. Наконец-то сэр Саймон в золотых доспехах взял за руки свою рыжую возлюбленную, а долговязый близорукий профессор, почти уже доктор, посмотрел на них во все глаза, пробормотав:

― Вот она какая... формула.

Ему ничего уже не надо было объяснять.

Все они вернулись домой, и в благовоспитанном городе Сомнамбуле был большой шумный праздник, на который позвали и дракона тоже. Вероника тихонько веселилась со своими родителями, так никому ничего не рассказав. Ей хотелось, чтобы всё скорее стало как раньше, к тому же она всё-таки простудилась, и у нее болело горло. И вместе с тем... она очень-очень гордилась собой. Гордилась, потому что теперь многому знала цену. И ещё была счастлива, что у нее наконец-то появились настоящие друзья. И пусть когда-то они были лягушкой и лебедем, но это осталось секретом.

Один из этих друзей ― тот, кто знал все волшебные формулы и вообще многое о волшебстве, ― однажды всё же спросил её заговорщицким шепотом:

― Какое же желание ты загадала тогда, Вероника? Чтобы Маи умерла? Ведь это рассеяло ее злые чары?

Вероника улыбнулась. Покачала головой. И только посмотрела на новую библиотекаршу, которая перебирала на стеллаже книги. На молодую темноволосую девушку с голубовато-фиалковыми глазами. Обычную. Ведь Маи устала так, что всего-то и хотела снова быть обычной.

Разве это много?

Бывают и такие вот обычные концовки: поговорили, несколько раз убили друг друга и разошлись. Но бывают и совсем другие, полные таких тайников, что все их никогда не открыть. В тайниках тех лежат горьковатые сладости, которые не всякому стоит пробовать. Оно и неудивительно: те сладости ― лекарство.

Многие пути расходятся, но не все сходятся обратно. Многие люди становятся злыми, потому что им не хватает счастья, но многие ― потому, что счастья у них слишком много, и они разучиваются его беречь. А не всех добрых людей ждут счастье и награда. Истории с такими концовками у Космического Ветра тоже есть, и почему-то это ― наши с ним любимые истории.

Видите, мы пролетаем мимо синей звезды? Синие звёзды редкие и холодные. Они всегда светят далеко от других, у них не бывает пар. Некоторые говорят, что такие звёзды появляются из клеток. И что в такие звёзды превращаются несвободные птицы. Не сажайте птиц в клетку. Никогда. Слышите? Ведь потом птица все равно вырвется. И вряд ли она уже к вам вернется: слишком многое встретится ей на пути.

5. Звезда героя

На западе Темного мира, в Стране У Моря, жили Принц и Принцесса ― брат и сестра, близнецы. В детстве их даже путали, так они походили друг на друга: у обоих были светлые волосы и голубые глаза, оба были высоки, стройны и ловки. Оба с самого детства не могли усидеть на месте ― в своей золотой клетке.

Целые дни Принц и Принцесса проводили в дворцовых садах-лабиринтах, а иногда убегали в порт, смотреть на суда из других государств. Принц и Принцесса любили провожать их и каждый раз, глядя на удаляющийся корабль, мечтали оказаться на его борту и уплыть в необыкновенную страну, неважно какую ― любая казалась полной загадок. Но их родители, Король и Королева, конечно, считали эту идею не очень хорошей. Замечтавшихся Принца и Принцессу нередко приводила назад во дворец перепуганная стража, для которой дети были просто наказанием.

Когда Принцу и Принцессе исполнилось по семнадцать лет, родители стали думать: как быть дальше? Кому отдать королевство: умнице-принцессе, доброй и справедливой, или мечтателю-принцу, храброму и умеющему слушать сердце?

А у Принца и Принцессы были совсем другие разговоры. Принцесса начала замечать, что брат ее погрустнел, стал молчалив, а на уходящие корабли смотрит с еще большей тоской, чем раньше. Брат и сестра никогда ничего не скрывали друг от друга, и тем обиднее для Принцессы стало то, что Принц не хотел рассказывать ей о причинах тоски.

Однажды Принц не захотел идти в порт, и Принцесса направилась туда одна. На центральном рынке она вдруг увидела, что людей сегодня особенно много ― и все спешили в одну сторону, оживленно переговариваясь. Вскоре, на Главной Площади, девушка увидела смуглого, верткого как змея иноземца в богатых, расшитых золотом одеждах. Человек стоял рядом с большим серебристым животным и зазывал народ:

― Эй, подходите! Мой серебряный слон из Страны Южного Креста ответит вам на любой вопрос и вылечит любую вашу хворь! Одна болезнь ― десять золотых, один вопрос ― пятнадцать серебряных!

Люди недоверчиво поглядывали на странного человека, а ближе подходить не решались. Многие смотрели только на животное ― ушастое, с длинным носом, похожим на канат, и столбами вместо ног. Принцесса тоже рассматривала диковинного зверя, но с жалостью: слон был такой печальный, а на шее темнел рубец от кнута. Принцесса любила животных и не могла терпеть, когда кто-то причинял им боль. Она хотела выйти из толпы и сказать незнакомцу, что в их стране обижать зверей нельзя, но едва она сделала шаг, как, оттолкнув её толстым брюхом, к слону приблизился местный богач ― он славился веселым нравом и хромотой. Он сунул хозяину десять золотых монет и велел:

― А ну-ка, животина, вылечи меня!

Едва прозвучало это, как слон топнул правой ногой два раза. И волшебство совершилось ― богач даже подскочил на месте и завопил:

― Правда! Ноги-то как новенькие!

Тут же горожане налетели на торговца: все, у кого были деньги, протягивали их. Принцесса достала из кошеля пятнадцать серебряных монет и подождала, пока люди успокоятся. Наконец убежали, пританцовывая, хромые, отзвенели колокольчики прокаженных, налюбовались солнцем прозревшие слепцы. И тогда Принцесса подошла.

― Пусть ваш слон ответит на мой вопрос.

Торговец глянул на девушку, глаза его жадно блеснули:

― Что за вопрос, прекрасное дитя?

― Я скажу только слону, ― твердо произнесла Принцесса.

Мужчина усмехнулся в усы и махнул смуглой рукой:

― Спрашивай.

Едва Принцесса подошла к слону, тот согнул передние ноги и наклонился, подставив большое ухо.

― Скажи, милый слон, почему мой брат всё время грустит?

Слон вытянул хобот и достал из большой глиняной вазы, стоящей чуть в стороне, у стены, свернутый листочек бумаги. Принцесса взяла его. Торговец тут же ее оттолкнул:

― Получила ответ ― иди! Без тебя есть желающие!

Принцесса грустно посмотрела на слона и отошла. На листочке она прочла:

«Твоему брату снится девушка из Страны Южного Креста. Она в плену у чародея, который пытается превратить ее душу в черный алмаз. Принц не знает, как ее спасти, и поэтому грустит. Ты скоро его потеряешь, будь осторожна».

Прочитав это, Принцесса очень испугалась и побежала домой ― чувствовала беду. Но во дворце она застала отца в гневе, а мать ― безутешной. Принц сбежал, королевская стража пыталась его найти, но безуспешно: никто не видел юношу с самого утра. Он как в воду канул. В воду... Принцесса сразу поняла, куда же отправился брат.

В порту стоял сегодня только один корабль ― старая шхуна Родриго. Её знали все в городе: когда-то Родриго с лихой командой разбойничал в морях, но потом устал и осел в городке. Он жил прямо на корабле и на нем же выходил ловить рыбу. К Родриго все привыкли, а особенно его любили дети: часто прибегали на палубу послушать рассказы о приключениях и сокровищах.

Однажды потерявшийся в море грузовой корабль смог благополучно вернуться в город только благодаря фонарю, который Родриго повесил на самую высокую мачту. Фонарь тот был, как говорили, волшебный: сам зажигался ночью и сиял красным светом, будто внутри большого макового бутона билось несколько десятков светлячков. Родриго очень гордился фонарем, говорил, что это подарок волшебницы из иномирья. После того случая стража перестала пытаться выгнать пирата из города. Его старый корабль стал для всех капитанов чем-то вроде маяка: яркий свет был виден за несколько миль, даже сквозь низкие штормовые облака. За такую странную работу Король с Королевой платили Родриго жалование, на которое он покупал себе ром.

Большую часть времени пират проводил в плетеном кресле на палубе. Вот и сегодня он удобно устроился и развлекался тем, что прицельно плевал в пролетающих мимо корабля крупных чаек. Завидев Принцессу, он огладил седеющую бороду и закричал:

― Доброго вечера, маленькая мисси!

― Родриго, какие корабли сегодня тут были? ― спросила она, ступая на трап. Пират почесал в затылке и отозвался:

― Да множество. Все в гавань ушли, подальше, сегодня будет шторм. Уже чую его, кости ломит.

― А кто-нибудь ушел в океан?

― Да вроде один какой-то, за пряностями да алмазами. Ему три моря надо миновать... И все же неспокойно на большой воде, надо было переждать.

Принцесса села прямо на трап и заплакала. Пират даже с кресла встал. Подошел, наклонился, начал неловко гладить ее по волосам:

― Ну-ну... чего же ты ревешь? Там капитан смелый и умный, не утонут.

― Там мой брат на борту!

Пират отвернулся и опять плюнул в чайку, буркнув:

― Вот молодые... прости, мисси, ничем я не смогу помочь твоему горю.

А тут и дождь пошел. Принцесса поблагодарила Родриго и побежала домой.

Дожди в Городе У Моря бывали редко, но если бывали, то сильные и долгие. Река тогда выходила из берегов и затапливала улицы. Вот и сейчас по мостовым уже бежали потоки воды. Принцесса торопилась во дворец, она очень не хотела, чтобы мама и папа тревожились. Добежав до площади, она увидела, что людей совсем нет, нет и противного торговца. Зато слон грустно дрожал на прежнем месте, прямо под дождем, хозяин даже не накрыл его рогожей. Принцесса подошла и пробормотала:

― Бросили бедного... почему ты никуда не идешь?

Слон показал хоботом на свою заднюю ногу, цепью прикованную к кольцу в стене. Принцесса задумалась: цепь была толстая, но замок можно было как-нибудь и сломать. В детстве Принцессу часто запирала в комнате Королева, и она научилась легко открывать дверь заколкой. Вот и сейчас она вытащила золотую шпильку из волос и через несколько минут освободила слона. Цепь засветилась и растаяла.

― Спасибо, Принцесса. ― Это слон сказал человеческим голосом!

Принцесса даже подпрыгнула от испуга: никогда еще она не встречала говорящих зверей. Вот бы брат удивился! А брата-то нет... Слон увидел, что она плачет, тревожно тряхнул ушами и опять обратился к ней:

― Почему ты льешь слезы? И так много воды вокруг. Я знаю, куда отправился твой брат. Я сам в той стране жил и хранил ее от бедствий. А потом Раджа сковал меня этой цепью, колдовством лишив сил и голоса, и продал жадному человеку как ярмарочную вещь. Но ты меня освободила. И отныне я служу тебе как могу.

Сказав это, Серебряный Слон поднял хобот и затрубил ― низко и грозно. Тут же в небе загрохотал гром, будто кто-то там очень разозлился и принялся швырять валуны. Принцесса испугалась, зажала уши, но слон спокойно сказал:

― Не бойся, гром страшен лишь плохим людям вроде моего хозяина. Как жаль, что я не летучее животное, ведь нам нужно спешить. Раджа скоро совсем разрушит мою бедную страну и околдует нашу госпожу...

― А я чувствую, что с моим братом может быть беда, ― ответила Принцесса и вдруг вспомнила: ― Я знаю, кто может нам дать корабль!

И Принцесса и Слон под проливным дождем пошли на свет волшебного фонаря.

Принцессу не обмануло сердце. Буря была такая, что корабельные мачты не выдержали ветра, вода затопила трюм, а капитана смыло за борт. Огромный фрегат утонул всего за несколько минут, и бедный Принц оказался в ледяной воде.

Он отправился бы на дно, если бы не обломок мачты, за который удалось зацепиться. Деревяшку швыряло волнами из стороны в сторону, но юноша вцепился в нее и думал лишь об одном: как бы не уснуть. Принц с грустью вспоминал родителей и сестру, теплый южный городок, старого Родриго и плененную девушку, чье сердце пытался обратить в алмаз страшный человек.

К утру шторм поутих, обломок перестало так швырять. Принц забылся сном, но рук так и не разжал. Проспал он недолго: неожиданно почувствовал, как кто-то маленьким молоточком стучит ему по лбу ― тук-тук! Юноша открыл глаза. Прямо перед ним на обломке сидела большая серая чайка с черными перышками на шее. Она-то и била Принца клювом по голове. Заметив, что он проснулся, птица успокоилась. Юноша махнул окоченевшей рукой, чтобы прогнать чайку. Она некоторое время наблюдала за ним, наклонив голову. Потом хрипло крикнула, тяжело взлетела и начала удаляться.

Принц подумал, что птица приняла его за большую мертвую рыбу и решила позавтракать, а теперь разочаровалась. Но через несколько минут чайка вернулась ― она держала в клюве только что пойманную, трепыхающуюся сайру с блестящей чешуей.

― Ешь, пока я умирать буду, ― грустно предложил ей Принц.

Но птица есть не собиралась. Вместо этого она начала клювом счищать с добычи чешую, а потом разрывать рыбу. Когда она протянула первый кусочек Принцу, тот от удивления чуть не выпустил доску.

― Ты волшебная птица?

Чайка не ответила ― вместо этого тут же сунула рыбу Принцу в рот. Он еще никогда не ел сырой рыбы, но сейчас чувствовал себя таким усталым, голодным и закоченевшим, что проглотил ее спокойно и даже нашел в себе силы поблагодарить:

― Спасибо тебе большое.

Чайка что-то сказала на птичьем языке ― она явно была довольна.

Так Принц и Чайка плыли долго. Через какое-то время юноша заметил, что вода стала теплее, а течение ― быстрее. Ветер совсем успокоился, выглянуло солнце. Принц забрался на доску и устроился поудобнее ― теперь ему уже было даже почти не страшно. Он стал оглядываться, пытаясь понять, куда же его несет.

― Ты здешняя? ― зачем-то спросил он Чайку. ― Знаешь, куда мы плывем?

Она посмотрела на него молча и снова взлетела. Через несколько секунд Принц услышал хриплый призывный крик. Он присмотрелся. На горизонте была земля.

Родриго очень удивился, когда Принцесса привела на корабль Серебряного Слона. Вначале даже попытался его прогнать ― так боялся, что корабль не выдержит и утонет. Но после того как слон вежливо поздоровался, извинился за позднее появление и попросил погреться под ненужным парусом, Родриго сжалился: специально для слона он заварил два больших ведра чая и скормил ему три корзины фруктов, которые приносили дети.

Принцесса побежала домой: нужно было успокоить родителей. А утром ― вернуться к Родриго, чтобы отправиться в опасное путешествие за братом...

Ей было очень грустно оставлять родителей, но она надеялась скоро вернуться вместе с Принцем и его загадочной возлюбленной домой. Мечтая об этом, она и уснула крепким сном.

А утром по волшебству Слона все прошло легко: Принцесса на всякий случай набрала две больших корзины с едой и вещами и ускользнула от стражи ― прямо в порт, на шхуну к Родриго. И началось их долгое морское путешествие.

Едва доску прибило к берегу, Принц рухнул на теплый песок и забылся глубоким сном. Сон был полон видений ― то незнакомка с прекрасными черными глазами звала юношу к себе, то большое серебристое животное с круглыми ушами летало по небу, то слышались сабельный звон и песня на незнакомом языке.

Открыв глаза, Принц увидел голубое небо. Солнце приятно грело, ветерок ерошил волосы... а над юношей склонилась красивая девушка. Она была совсем не похожа на Госпожу из снов: золотисто-карие глаза, серые волосы с черными кончиками. Как будто оперение той чайки, которая...

― Чайка, это ты? ― спросил Принц.

― Я не чайка, я ― морская разбойница, капитан самого быстрого на семи морях фрегата! ― ответила девушка с горькой улыбкой. ― Однажды мы с моими пиратами напали на корабль Раджи, злого волшебника. Он превратил нас всех в чаек и альбатросов. Его слуги потопили корабль и убили всех моих товарищей, когда они пытались улететь. И только я смогла остаться в живых. Когда я над морем, я ― Чайка. А на суше ― человек. Увидев тебя, я захотела помочь. Ведь мне ли не знать, как трудно потерпевшему крушение найти гавань.

― Спасибо тебе, ― ответил потрясенный Принц.

Ему очень хотелось как-нибудь отблагодарить Чайку, но он не знал, как. Она гордо вздернула подбородок и сказала:

― Мне ничего взамен не надо. Разве что... ― она подумала немного, ― если бы ты убил Раджу. Он ужасный человек. И я слышала, он держит в плену дочь прежнего властителя этих земель, поверженного в нечестном бою.

― Ах, скажи, милая чайка! ― Принц почувствовал, как у него сильно забилось сердце. ― Не черные ли глаза у той Госпожи? Не самая ли она прекрасная на свете?

Тень промелькнула на лице его спасительницы. Помолчав, она ответила:

― Этого я не знаю. Но я могу отвести тебя к замку Раджи, если ты не боишься.

― Я ничего не боюсь! ― горячо воскликнул Принц.

― Тогда будь по-твоему.

И они отправились в путешествие ― через джунгли, реки, долины и деревни. Принц всюду следовал за своей красивой спутницей и с замиранием сердца ждал встречи с Госпожой. Чайка тоже ждала чего-то ― Принц ощущал это, глядя в ее печальные золотые глаза. Но что тревожило храбрую разбойницу, он понять не мог. А тем временем...

День за днем и ночь за ночью старый кораблик шел к Стране Южного Креста. Принцесса быстро привыкла к морской жизни; вскоре она уже лазала по мачтам резвее Родриго, знала все о парусах и снастях и даже пару раз успела постоять у штурвала в шторм. Она полюбила морские ветры, бурные волны и гряду вольных черных облаков, бегущую по небу. А еще она по-новому полюбила Родриго, в котором прежде видела просто забавную реликвию. «Малышка капитан, ― так стал ласково называть ее пират. ― Ох, был бы я моложе...»

Принцесса потеряла счет времени, но сердце вело ее к брату. Она верила, что рано или поздно достигнет берега. И тут случилась беда, которой не ждала ни девушка, ни даже мудрый Серебряный Слон...

Одним утром небо потемнело, и знакомые черные облака рассекли его ровную синеву, близился сильный шторм. Принцесса вышла на нос корабля и взглянула на море. Вдруг ей показалось, что всё оно окрасилось в темно-багровый цвет. Страшно стало Принцессе: никогда она не видела кровавых морей.

А потом в воздухе закружились белые и серые перья. Такие же плавали на багровой воде. Принцесса испугалась еще больше, но никак не могла отвести глаз от горизонта. И вот она увидела впереди корабль с черным парусами. Он покачивался на волнах, но не двигался. Корма была в нескольких местах пробита, мачты сломаны, и казалось, он давно должен был затонуть... А в воздухе по-прежнему кружились перья.

― Беда, принцесса. ― Родриго приблизился и остановился рядом с ней. ― Мы зашли в проклятые воды, которые нельзя пересечь.

― Но ведь кто-то доплывал до Страны Южного Креста.

― Другими дорогами, ― вздохнул пират. ― А мы попали не в тот ветер. Когда-то давно Раджа уничтожил здесь пиратский корабль. Превратил всю его команду в пташек и убил. И теперь через эти воды нельзя пройти просто так.

― А что нужно сделать, чтобы нас пропустили? ― Принцесса снова посмотрела вперёд. Мёртвый корабль приближался к их шхуне, шелестя парусами.

Лицо старого Родриго стало мрачным и пустым; он отвел глаза.

― Нужно заплатить.

― Я взяла немного золота, ― начала Принцесса, ― а ещё бриллиантовые заколки, и...

― Эти воды берут одну плату, ― вздохнул за их спинами Серебряный Слон. ― И плата эта ― человеческая жизнь.

― Я готова! ― отозвалась Принцесса, хотя сердце её упало. ― Если вы спасёте моего брата...

― Что ты, дитя, ― со страхом посмотрел на неё Родриго. ― Ты молода, и твоя семья будет так плакать о тебе. И если не хочешь, чтоб сейчас я привязал тебя к мачте или запер в трюме, то ты не станешь спорить со мной. Я стар, а старики должны умирать рано или поздно. Так почему мне не умереть пораньше, принеся этим пользу?

Принцесса сжала его мозолистые обветренные руки. Она всё пыталась придумать что-нибудь, чтобы не приносить морю такой жертвы, но не могла.

― Ты же волшебник! ― в отчаянии сглатывая слезы, она обернулась к Слону. ― Ты можешь спасти нас?

― Нет, дитя, не могу, ― грустно ответил он, глядя на подплывший ещё немного ближе чёрный остов корабля. У рулевого колеса никого не было. ― Здешние силы мне не подвластны. Смирись.

― Не хочу! ― крикнула Принцесса и отвернулась к морю.

Она уже видела почерневшую от старости носовую фигуру мёртвого корабля. Он приблизился к лёгшей в дрейф шхуне и, встав совсем близко, ждал. Что-то заскрипело. Между бортами перекинулся полусгнивший деревянный мост.

― Что ж, прощайте, друзья. Берегите корабль, пусть его старость будет спокойнее, чем моя. Бывай, малышка-капитан.

Пират поцеловал руки принцессы, кивнул Слону и ступил на раскачивающийся мостик. Пройдя над багровой водой, он оказался на чужой палубе, приблизился к рулевому колесу, от которого осталась лишь половина, и положил на него ладони. В тот миг что-то произошло: морщинистое лицо переменилось, помолодело; седые патлы превратились в буйные каштановые кудри; огнем цветущей молодости зажглись глаза. Тень жизни, то волшебство Темного мира, коему нет конца и края, но нет и объяснения. Зачем дарить молодость тому, кто обречен умирать? Неужели лишь затем, чтобы еще больше страдали те, кто мертвеца провожает?

Принцесса тоскливо смотрела на Родриго. Слон крепко держал хоботом её руку, не давая бежать следом. Мост исчез. Пират в последний раз улыбнулся, а потом кровавый водоворот закружил мёртвый фрегат, и вскоре на его месте уже не осталось ничего, кроме воды. Вода эта была обычного лазурного цвета, кристальная и прозрачная. Как и весь горизонт.

― Может быть, позже мы с тобой найдем тропу, чтобы вызволить его, ― тихо сказал Серебряный Слон, но надежды в его голосе не было.

Больше всего Принцессе сейчас хотелось спрятаться в каюте и поплакать. Но она помнила, что осталась теперь единственным капитаном этого корабля. И должна была привести его к берегу.

Дворец Раджи нежился у моря. Он был не черным, как представлялось Принцу в кошмарах, а нежно-песчаным, с золотыми крышами. Высокий, ажурный, он разбивал густую зелень и приветливо поглядывал на усталых путников цветными арочными окошками.

― Неужели?.. ― Принц так устал, что едва дышал и говорил.

Чайка шагала нервно, крадучись, и держала обе руки на поясе ―там в ножнах у нее покоились два клинка.

― Будь-ка поосторожнее, ― одернула она Принца, выступившего из укромных цветочных кустов на подъездную дорожку. ― Думаешь, легко убить Раджу? Нам бы план!

И тут затрубили трубы, распахнулись двери. Толпа нарядных воинов и слуг выступила навстречу Принцу; все улыбались и махали так, будто дождались наконец дорогого гостя. Чайка испугалась и дернула Принца назад в кусты, но он дернул ее в ответ и вытащил. Он уже заметил за толпой в тюрбанах и шароварах целый цветник черноволосых красавиц в кисее, а среди них ― единственную златовласку с прекрасными черными глазами. Он узнал ее. Госпожа из снов!

― Ты здесь! ― прозвенела она, покинула подруг, обошла прислугу и... просто упала Принцу на грудь, обняв его шею прелестными тонкими руками. ― Ты пришел!

Принц ничего не мог поделать: сердце таяло. Госпожа пахла розами и корицей, лимоном и сладкими щербетами, а еще вся дрожала, точно тайный ужас не отпускал ее. А когда кто-то дрожит, обнимая тебя, как не обнять в ответ? Принц прижал девушку к себе. И тут рядом раздалось:

― Эгей, куда это вы спешите?

Чайка оторвала его от Госпожи с наглой пиратской легкостью и, хотя была ниже на полголовы, ухватила за руку, как непослушного ребенка. На смутившуюся Госпожу она смотрела мрачно и подозрительно.

― Ты что, не пленница? Где злой Раджа?

Госпожа нахмурила подведенные черным брови, но тут же смягчилась. Вытянув унизанную браслетами руку, она поправила растрепавшиеся Чайкины волосы. Та тряхнула головой.

― Не будь такой злюкой, ― одернул ее Принц, хотя тоже ничего не понимал. ― Госпожа... ― он снова встретился с красавицей взглядом, ― правда, где же...

― Раджа умер, ― произнесла Госпожа, и все заулыбались радостнее. ― Не так давно он наконец улетел на свою черную как уголь звезду. Я знаю, что ты, храбрый Принц, явился спасти меня, я сама звала тебя через сны, но... не придется. Я свободна. ― Она взяла Принца за правую руку, в то время как левую все еще держала Чайка. ― Путешествием ты доказал, что достоин меня. Я люблю тебя и хочу быть твоей. Я...

Любит! Это прекрасное существо любит его! И пусть Раджу он не убил, но разве мало по пути было приключений? Слово ― «люблю, люблю, люблю» ― зазвенело бесценной монеткой в голове Принца, и ему непросто было услышать другие слова.

― Постой, ― заговорила Чайка. ― Если Раджа мертв, разве не должно было пропасть мое проклятье? Я все еще чувствую его... оно во мне.

Чайка перебежала дорожку, проскочила меж кустарников и камней, домчалась до места, где море лизало берег, и прыгнула вперед. Тут же облик ее переменился ― и вот уже над волнами кружит серая птица. Чайка приземлилась, перекинулась обратно и подошла. Она не сводила с Госпожи глаз, а та глядела на нее.

― Мне жаль, дитя, ― Госпожа не была старше, но сказала именно так. ― Я не знаю, я не сильна в ворожбе. Все, что я могу предложить тебе, ― дом. Ты друг моего жениха... ― она ласково кивнула Принцу. ― Разве вы желаете разлучаться?

― Жениха! ― воскликнула Чайка и опять схватила Принца за руку. ― Ты правда вот так просто возьмешь ее в жены? Ты не знаешь ее!

― Я узнаю ее сейчас, ― ровно возразил Принц и улыбнулся и Госпоже, и Чайке. ― И ты узнаешь. Вы станете подругами. Что вам делить?

Но Чайкины золотые глаза уже просто горели.

― Дурак! ― крикнула она, а потом посмотрела прямо на Госпожу. ― Тут что-то не так! С тобой не так! Я знаю!

― Что может быть не так в настоящей любви? ― мягко спросила Госпожа.

― Черный алмаз вместо сердца?

Чайка с сожалением взглянула на Принца, отпустила его и вновь побежала к берегу. Прыгнула. Превратилась в птицу. И была такова. Потрясенный Принц окликнул ее, сделал пару шагов в сторону... но нежные пальчики не отпускали его.

― Она права, ― сказала Госпожа, и в такт ей закивали слуги. ― Многое не так в настоящей любви, например, ревность. Идем в замок, мой Принц. А эта вздорная девчонка, думаю, еще одумается и вернется. Не печалься.

Принц смотрел, смотрел на море... но наконец сдался, вздохнул и сжал руку невесты в ответ. Он устал. Проголодался. И нужно было написать отцу о хороших новостях.

А птицы, может, на то и птицы, чтобы улетать от своих друзей?

Сердце Принцессы заполняла теперь багровая вода. Отрешенная, облаченная в старый алый камзол Родриго, вела она корабль. Почти не расспрашивала больше Серебряного Слона о его стране и не просила советов; даже мысли о брате проглядывали сквозь мутную толщу печали, не в силах всплыть к поверхности.

Однажды Слон сказал ей:

― Всякого меняет путешествие... жаль, я не знал, как изменит тебя твое.

Принцесса грустно улыбалась и заваривала мудрому другу чай в больших ведрах. Но говорить не хотелось. Она и сама чувствовала: что-то с ней не так, и это что-то, скорее всего, непоправимо. Так не лучше ли поправить хоть то, что можно, плыть к этой цели? Затопленное сердце не подводило, брат был все ближе.

Так же молча Принцесса подбирала потерпевших крушения на разных судах; их после проклятых вод было много. Попадались люди черные, белые, красные и желтолицые; узкоглазые и волоокие; молодые и старые; мужчины и женщины; даже маленький горбатый юнга. Каждого несчастного поднимали на борт, отогревали, кормили; у каждого принцесса тщетно спрашивала о брате, а потом мягко задавала второй вопрос: « Будешь мне служить?»

Она не требовала, но ей ― красивой, радушной, властной и скорбной ― всегда говорили «да». И привязывались к ней быстро и крепко, хотя больше она почти не заговаривала с членами своей разномастной команды. Но все же любила бывать в их компании, когда они болтали и вспоминали былые приключения. Грелась у чужого огня.

К концу путешествия, когда на горизонте замаячила земля, Принцесса набрала четырнадцать человек. А в последний день, на крохотном каменистом островке поодаль от зеленой полоски материка, взяла пятнадцатого.

То была златоглазая красавица с серо-черными волосами. Она печально сидела на отвесной скале, обняв колени раненой рукой. Принцессе отозвался ее пустой взгляд словно бы из глубины собственного сердца; она причалила поблизости и позвала незнакомку с собой. Та мрачно улыбнулась:

― А не испугаешься?

― Чего бояться? ― просто спросила Принцесса. ― Я видела злого погонщика слонов, и бегство брата, и смерть того, кого не хотела отпускать, и кровавое море, полное перьев...

На последних словах незнакомка вскрикнула, вскочила и... вроде бы сиганула в море, но, не упав, превратилась в чайку. Вспорхнула, подлетела к кораблю и села Принцессе на плечо. Та впервые немного испугалась: что за колдовство? Но Серебряный Слон, радуясь, что снова может помочь, успокоил ее:

― Не бойся. Веди корабль к берегу, и, кажется, мы услышим новости о твоем брате. Помнишь ты еще его?

Последние слова поначалу обидели Принцессу, но потом она их поняла и приняла.

― Да. Да, конечно, и все мои мысли о нем.

Стоило команде ступить на берег, как птица снова перекинулась в девушку. Она, бледная, усталая, подступила к Принцессе, схватила ее за плечи, заглянула в глаза.

― Ты ― сестра бедного глупого Принца. ― Чайка перевела задумчивый взгляд на Серебряного Слона. ― А ты ― мудрый бог, которого изгнали с этих земель, до того как ты понял бы правду.

― Правду... ― медленно и гулко повторил Серебряный Слон, но Принцесса, испугавшись снова, прервала его.

― Что, что с моим братом? Почему ты так сказала о нем?

Команда вся расселась на песок отдыхать. И Чайка начала историю.

Начала она со времен, когда Страной Южного Креста правил мудрый и добрый Султан, а советы ему давал священный Слон. У Султана была дочка, прекрасная, но капризная и испорченная. Она мечтала не сиять подле отца, но затмить его и забрать власть; не мирно жить с соседями, но пойти на них войной. Она нашла союзника ― Раджу, отцовского визиря, такого же жадного и недовольного своей судьбой колдуна. Вместе они отравили Султана, а потом избавились и от Слона, прежде чем тот бы чему-то помешал.

Не все дошло до добрых соседей Султана, живших от него слишком далеко, чтобы выручить. Для них было так: Султан умер, Слон пропал, а Раджа получил трон и султанову дочь по праву. Он не гнушался быть в истории злодеем, а она притворялась пленницей и скрывала черный алмаз, в который давно обратилось ее сердце. Ей удобнее было выглядеть невинной: сколько же принцев приплывало ее спасать! Все погибали; их страны оставались без наследников. Радже оставалось только отправить туда флот.

Так было, пока Раджа не надоел султановой дочери. Она захотела молодого мужа, какого-нибудь особенно красивого и покладистого принца-вещичку. Выбрав, султанова дочь убила Раджу. Один-единственный слуга в замке ― старый шут ― видел ту смерть; он и рассказал Чайке правду, и только она ему и поверила. Но предупредить Принца, несколько дней уже пировавшего с Госпожой, она не сумела. Теперь, была ли она человеком на земле или чайкой над морем, стоило ей приблизиться ко дворцу ― и по ней начинали стрелять. Птицей она иногда пробивалась к окнам Принца, но он не слышал зова. Однажды после этого ее чуть не убили; прострелили ей крыло.

― Я решила, что бессильна, и покинула его, ― скорбно сказала Чайка, ― хотя не хотела, ведь его ждет бо́льшая беда, чем прочих. Госпожа знает: ваши родители молоды и, потеряв сына, успеют еще родить новых детей. К тому же есть ты. Так что Госпожа ластится к Принцу и просится скорее в ваш город. Но боюсь, если он привезет ее туда, вашим отцу и матери, и всем умным советникам, и тебе, Принцесса, несдобровать.

― Ты права, ― кивнула Принцесса. ― Но что делать? Убить эту Госпожу?

― Боюсь, только у твоего брата, который так к ней близок, это получится. Но как донести до него правду? Его не выпускают из дворца. Мне не приблизиться; тебе и Слону ― тоже.

Принцесса задумалась.

― А что если мы? ― вдруг тоненько пропищал кто-то рядом.

Принцесса повернула голову. Это был горбатый юнга.

― Всякий из нас может наняться в слуги, ― продолжил мальчишка. ― И не будет она от нас прятать Принца! Дайте кому-нибудь из нас кусочки правды: какова Госпожа, что сделала Госпожа и как увидеть правду о ее сердце. А мы уж ее донесем.

Принцесса посмотрела на Серебряного Слона. Тот вздохнул, раздул хобот и изрек:

― Плохая получается у меня служба: все делают другие. Ну что ж. План хорош. И я найду кое-что, чем тоже буду полезен.

На том и порешили.

Весело проходили дни Принца в светлом дворце. Госпожа была с ним ласкова; каждый день устраивала праздники с музыкой, танцами и огнеглотанием; каждую ночь являлась к Принцу в комнату или звала его к себе. Госпожа казалась не по годам умной; иногда Принц не понимал ее и не успевал за ней; она смущала его улыбками и вопросами.

― Ты любишь меня?

Он всегда кивал, но никогда почему-то не размыкал губ.

― Ты будешь со мной до конца дней?

И снова он кивал и надеялся, что конец дней далек.

― Ты отвезешь меня к себе, познакомишь с семьей? Я так хочу повидать мир!

Этот вопрос казался самым безобидным, и тут Принц не только кивал, но и обещал: «Со дня на день!». Ему действительно очень хотелось представить отцу, и матери, и сестре красавицу-невесту. Но кое-что заставляло его медлить: он все ждал, не вернется ли Чайка. Почему она так поступила? Глупая, глупая девчонка! Но исподволь он вспоминал мягкие, как перья, серые волосы этой глупой девчонки, и ее золотые глаза, и то, как еще птицей она кормила его... Вечерами Госпожа садилась рядом и подносила к губам Принца рубиновый виноград ― а тому вспоминался вкус сырой, соленой сайры.

― Ты любишь меня? ― снова спрашивала Госпожа, заглядывая ему в глаза.

Снова он кивал, а по утрам, сквозь сон, смутно слышал хлопки стрельбы. Госпожа говорила, это тренируется стража на случай нападения врага.

Однажды утром Принц гулял по саду, разглядывая диковинные иноземные цветы ― розовые и белые орхидеи. Он с тоской размышлял о том, как они понравились бы сестре, когда увидел возле цветов большого, скуластого краснолицего мужчину с садовыми ножницами. Принц не знал этого садовника, хотя гулял по дорожкам часто.

Краснолицый мужчина прищипывал орхидеям почки и срезал отцветшие побеги. Он увлекся своим занятием, даже не поднимал глаз и оживленно разговаривал сам с собой:

― Ох-ох... как же плохо, что глупая златовласая девчонка спуталась со злым колдуном Раджой и отравила своего доброго отца Султана. А потом и Раджу прибрала.

Принц вздрогнул и остановился как вкопанный, что-то кольнуло его сердце. А мужчина крякнул, срезал сухой лист орхидеи ― да и пропал в дальних кустах.

Задумавшись, Принц побрел дальше: решил прогуляться не среди дурманно пахнущих цветов, а в компании красавцев-павлинов. Они обитали на восточном дворе, в просторном вольере из живой изгороди, и сейчас вовсю там разгуливали, тряся хвостами и перекрикиваясь. У павлинов было кормление. Среди них сновала маленькая, верткая желтолицая женщина с узкими глазами. Она как раз поймала одного павлина, только что выдравшего перо из хвоста другого, и стыдила его:

― Нехоросо, нехоросо! ― Грозил павлину сухонький палец. ― Нехоросо, поцти как обманывать и убивать добрых принцев, а потом захватывать их страны!

И снова Принц оцепенел. Птичница заметила его, сморщила желтое личико, подошла к двери вольера и демонстративно ее захлопнула со словами: «К птицкам низя, обед!».

К тому времени обед настал и для Принца. Госпожа занималась какими-то государственными делами, так что трапезничал Принц один, в пустой зале, украшенной голубыми драпировками и золотыми светильниками. Подавали как всегда множество диковинных блюд, от косули до дельфиньего и акульего мяса. В какой-то момент, когда Принц задумался, чего бы взять, опрятный бледный старик с седой шевелюрой ― он подавал сегодня горячее ― учтиво наклонился и спросил:

― Не желаете ли чаячьего мяса? Подстрелили, к сожалению, не ту златоглазую красавицу, которая вечно плачет под вашими окнами и за которой так охотится стража Госпожи, но этот экземпляр тоже ничего! Очень рекомендую!

Принц подавился шариком хлебного мякиша. Мужчина сильно хлопнул его по спине и, гордый и прямой как палка, удалился из залы.

Остаток обеда прошел спокойно, разве что кусок почти не лез Принцу в горло. Все услышанное крутилось в голове и никак оттуда не шло; он и сам не знал, почему, но почти не обрадовался, когда уже на десерте ― на сладостях и фруктах ― в залу впорхнула легкая, прекрасная, воодушевленная госпожа в синем полупрозрачном наряде. Она подошла к Принцу, присела рядом, погладила его по щеке.

― Ну как ты, мой хороший? ― Другой рукой она отправила себе в рот виноградину. ― Хорошо провел день? Жду тебя ночью...

Принц кивнул, не понимая, на что именно. Он все вглядывался в нежное лицо Госпожи; потом, протянув в ответ руку, погладил ее по золотым волосам. Они были шелковые, будто ненастоящие. Не как перышки.

― Ты любишь меня? ― шепнула она.

Принц поднялся.

― Мне душно, и я объелся. Пойду-ка я прогуляюсь.

Принц вернулся в сад, к орхидеям, смутно надеясь увидеть краснолицего садовника и расспросить его о... о чем? Да он и не успел придумать: все садовники уже разошлись. И только горбатый мальчишка-слуга, сидя на корточках у фонтана, играл в странную игру: катал из стороны в сторону шесть блестящих черных угольков, а рядом громоздилась целая их кучка. Раньше Принц не видел во дворце детей: Госпожу они раздражали. А вот сам он очень соскучился по сорванцам, за которыми часто наблюдал дома, в порту. Он несмело подошел. Мальчик продолжал катать угольки.

― Что это ты делаешь? ― спросил Принц, с улыбкой наклонившись.

Горбатый мальчик поднял большие темные глаза и серьезно ответил:

― Ищу самый большой на свете черный алмаз. Но, наверное, я его не найду.

― Где же его искать тогда? ― из любопытства уточнил Принц.

Мальчик перевел глаза на дворец.

― Там.

― Где это там?

Мальчик вдруг хихикнул.

― Да в груди у Госпожи. Ты сам увидишь, если она сегодня уснет в лунном свете. Полная луна показывает все испорченные сердца.

С этими словами горбунчик бросил свою угольную горку, вскочил и сиганул в те же кусты, где днем исчез садовник. Принц бросился вдогонку, но обнаружил за кустами только кусок глухой ограды. Никакого подкопа, никаких дыр в кованом плетении. Кто-то явно помог мальчику сбежать. Кто?

Встревоженный, Принц какое-то время стоял в раздумье. Что делать? Рассказать страже обо всех этих чудаковатых людях? Или самому поискать их еще немного? Не одни они ведут себя странно; видел Принц и шута, которого Госпожа заточила в темницу, сказав, что тот совсем сошел с ума и надоел ей. Что-то было во дворце явно не так. И Чайка ведь тоже что-то похожее говорила...

«Черный алмаз вместо сердца?»

Дрожащий злой голос снова раздался в голове. И, решившись, Принц отправился в спальню к своей невесте. Пора было понять правду.

Госпожа не дождалась его ― крепко спала, лежа на спине. Как она была прекрасна: златокудрая, спокойная, с опущенными длинными ресницами и сползшим с округлых грудей тонким одеялом. Губы улыбались; румянец играл на щеках. И казалась она не только самой красивой, но и самой доброй на свете. Кого обидит такое хрупкое существо? И ради чего ей быть злой, когда весь мир и так уже у ее ног?

Принц улыбнулся, встряхнул головой, отгоняя все домыслы дня... и тут из-за легкой тучки выглянула полная серебристая луна. Косые лучи ее пробрались в открытое окно, пронизали воздух и упали прямо Госпоже на грудь. Тонкая белая сорочка ее заискрилась... и под ней проступила мерцающая тьма. Лунный свет заиграл на гранях огромного алмаза. Алмаз тот был чернее всех угольков горбатого мальчика.

Луна была беспощадна к испорченному сердцу. Оцепенело стоял Принц над ложем невесты. Если правда про алмаз... правда и остальное? Горе, разочарование, страх и понимание: права, права была Чайка! ― все это обуяло Принца. Он и не заметил, как схватил с тумбы тонкий кинжал Госпожи, как занес его, начал опускать...

Госпожа открыла бездонные глаза и с силой сжала его руку.

― Быстро же прошла твоя любовь, глупый мальчишка!

― А была ли твоя? ― отозвался Принц, борясь с ней.

Госпожа ударила его, опрокинула рядом, попыталась выхватить кинжал.

― Ну почему же нет?.. ― шипела она. ― Твоя красавица-страна мне до сих пор очень нравится! Сколько у вас там хороших портов, и лесов, что можно вырубить, и людей, из которых выйдут славные рабы...

И вроде бы все уже понял Принц, но сердце сжалось. Как никогда понял он Чайку.

― А что же я?

Госпожа ухмыльнулась, и ни следа в той ухмылке не осталось от прежних улыбок.

― А красивые безделушки вроде тебя я тоже люблю...

Они долго боролись ― но наконец Принц одной рукой сжал Госпоже горло, а другой пронзил грудь. Он боялся, что кинжал сломается о страшный черный алмаз, но такого не случилось: луна в эту ночь была необыкновенной, к свету ее примешалась добрая, но сокрушительная магия Серебряного Слона. Алмаз раскололся. Госпожа завыла, закричала и прямо в руках у Принца превратилась сначала в уродливую старуху, потом ― в прах. И настала тишина: и в спальне, и в разбитом сердце Принца.

Тишина не длилась долго: раздалась стрельба. Это уже не стража тренировалась, это Принцесса спешила во дворец узнать, как там брат. Но как и в прошлый раз, никому не пришлось штурмовать двери с боем. Со смертью Госпожи спали все проклятья, в том числе то, что превращало султановых слуг в безвольных увальней.

Принц вышел на балкон. Сестра стояла на подъездной дорожке в окружении пестрого сброда, какой и не описать. Вроде это была она... но он совсем ее не узнавал. И, чтобы не думать об этом, стал смотреть на другую красавицу ― сероволосую и с золотыми глазами. Та стояла дальше, у моря, на краю берега. Когда Принц окликнул ее, она отступила, подпрыгнула... но не превратилась в птицу.

Пестрая команда возвращалась домой. С собой она везла немного сокровищ, пряностей, благовоний и яств из Страны Южного Креста, но в целом, это было невеселое путешествие.

Чайка, хоть на словах и простила Принца, его сторонилась. Принцесса уже знала историю новой подруги и не пробовала вступаться за брата, да и сама не слишком много говорила с ним. Их прежняя привязанность не остыла: разве возможно это для таких сердечных уз? Но брат с сестрой отдалились, и Принцесса со страхом думала о том, что будет дома. Ведь она совсем другая. Сердце ее затоплено кровавой морской водой. Она не захочет играть в лабиринтах и ходить в порт, не сумеет быть милой и вежливой на балах, а если именно ее родители пожелают сделать королевой...

Принцесса плохо спала и почти каждую ночь выходила постоять у штурвала, где ей становилось легче. Иногда ей мерещилось, что вода багровеет, впереди маячит мертвый корабль с черными парусами, а на капитанском мостике ― знакомая фигура. Родриго был то старым, то молодым, то живым, то мертвым, но никогда не говорил ни слова.

― Путешествие изменило тебя слишком сильно, ― снова и снова повторял Принцессе Серебряный Слон. ― И тебе пора принимать решение.

― Тебе тоже, ведь так? ― отвечала она.

И они кивали, как старые, понимающие друг друга с полуслова друзья.

― Если вернусь такой поломанной, буду их всех мучить...

― Если вернусь сейчас, буду не нужен, ведь нет у моей страны султана. В нашей стране без султана не может быть и божества-советника.

― Слоник, милый... а помнишь, что ты обещал мне в день, когда мы принесли жертву морю?..

Серебряный Слон грустно улыбнулся.

― Я сказал лишь «возможно».

― Значит, пора попытаться.

Тогда-то в небе и загорелась та самая синяя звезда. Звезда несвободной птицы, звезда героя и звезда одиночества.

Корабль вернулся в Город У Моря. Принц уже места себе не мог найти. Он очень скучал по дому; ему не терпелось обнять Короля и Королеву, а также рассказать им радостную новость: Страна Южного Креста, оставшаяся из-за коварного Раджи совсем без знати, просила у Страны У Моря защиты и патронажа, пока не выберет и не подготовит себе правителя. Слыханное ли дело ― вместо невесты привезти домой целую страну! Принц не сомневался: родители будут довольны.

И вот корабль причалил. Принц, перекинув через плечо сумку важных писем от визирей Южного Креста, первым побежал к спущенному трапу. Он ждал услышать за спиной топот сестры, ведь в играх она всегда бежала следом или рядом... но он не слышал ничего. Остановился. Обернулся. Сестра, и ее команда, и Чайка, и Серебряный Слон ― все стояли поодаль и смотрели на него.

― Ну же! ― воскликнул он.

Принцесса покачала головой и улыбнулась.

― У меня осталось другое дело. Мне пора в путешествие.

― Путешествие? ― Принц не верил своим ушам. ― Но оно только закончилось!

― Нет, ― покачал головой дивный серебристый зверь, друг сестры, ― закончилось лишь твое.

Принц понял наконец, что они серьезно, и жалобно посмотрел на Чайку. Та молчала. Сестра сделала вперед один шаг и тихо сказала:

― Пока мы плыли, ты не задал двух вопросов, брат. Чья это шхуна и где хозяин.

― Я знаю, это шхуна Родриго! ― фыркнул Принц и задрал голову к мачте, где висел красный фонарь. ― А сам он, наверное... ― теперь он принялся шарить глазами по порту.

― Нет, ― мрачно ответила сестра, и глаза ее заблестели. ― Все сложно, брат. И я не могу вернуться. Пока ― нет; потом, с ним, ― может быть. Не знаю. Прости.

Принц беспомощно протянул руки к ней, а потом, когда она отступила, ― к Чайке.

― Хорошо, ― пробормотал он. ― Обе вы прошли такой путь, выручая меня из беды, обеих мне никогда не отблагодарить... Но хотя бы ты, милая Чайка, не хочешь ли сойти на берег, познакомиться с моей семьей, стать моей...

Чайка грустно усмехнулась, и слово «невеста» застряло у Принца в горле.

― Я морская душа. Была ещё до того, как она, ― Чайка кивнула на принцессу, ― стала такой же. Море зовет меня, славная команда мне нравится, а ты... ― усмешка пропала, ― а ты сделал мне больно, Принц. Если кто-то не выбирает меня сразу, нам, скорее всего, не по пути.

― Это не так! ― Принц подскочил к ней и взял за руки. ― Да, я был глуп, но поверь, обычно я умнее. Ты дорога мне. Я хотел бы узнать тебя лучше. Если это что-то решит... ― он запнулся, ― я могу остаться с вами, помогать, защищать, делить все опасности и...

― Это ничего не решит, ― возразила Чайка, но рук не вырвала. ― Ведь тогда ты предашь родителей. А они и так уже намучились. Становись королём, славный Принц. А я, когда море надоест мне, может, вернусь к тебе.

Последнее обнадежило Принца, но предпоследнее ― ужаснуло. Он охнул:

― Какой же из меня, доверчивого дурака, король...

― У тебя есть славное качество, мальчик, ― подал голос Серебряный Слон, ― ты умеешь слушать две вещи: сердце и хорошие советы. И если будешь стараться, король из тебя получится.

― А ты... ― начал было Принц, но и Слон отказал ему:

― Нет. Пока я не буду твоим советчиком. Слушай родителей, они хорошие правители. Но позже, когда в Стране Южного Креста кто-то сядет на трон, я тоже вернусь. И ты всегда сможешь воззвать ко мне, ведь наши страны отныне ― братья. Но пока я нужен твоей сестре; я поклялся служить ей. Мы отправимся на поиски капитана Родриго. Проклятья Раджи и Госпожи спали; может, и его отпустило злое волшебство. Хотя я не уверен. Ведь его забрало не оно, а уже сам Дядюшка Смерть, которому достались те обагренные кровью воды и все, что в них попадает.

― Так значит, вы плывете в никуда?.. ― прошептал Принц, и руки его разжались. Чайка погладила его по щеке.

― Смирись. Неспокойные души всегда плывут в никуда. Но я буду по тебе скучать.

Она поцеловала его, сестра ― обняла, команда ― помахала, а Слон только кивнул. Так они и расстались. Принц сошел на берег, и сказка закончилась.

Я вижу, как вы возмущены, и рад этому: все наше путешествие вы были довольно молчаливы. Как, как так может быть, спросите вы. Разве сказки так заканчиваются? Разве бывает после них так странно на душе? Что ж. Ладно... Посмотрите еще раз на синюю звезду, звезду несвободных птиц, звезду одиночества и звезду героя.

Я не знаю, связано ли ее появление на нашем небосклоне с предначертанием и разговором на палубе ― но загорелась она в ту же ночь. И мне она всегда напоминает об отважной влюбленной девчонке-пиратке, которая отправилась с верной командой в бурные моря и потерялась там навсегда. Да. Простите. Малышка-капитан так и не вернулась домой, ни одна, ни с Родриго, старым или молодым.

Серебряный Слон? Чайка? Они вернулись спустя несколько лет. Слон отправился в свой дом, где новому молодому Султану как раз исполнилось семнадцать, а Чайка вышла за Принца. Принц? Принц стал славным королем, мудрым, осмотрительным и всегда прислушивающимся к хорошим советам. Отныне, правда, он почти никуда не выезжал и ненавидел приключения и море. До самого конца жизни он считал, что это из-за них, а не из-за его легкомыслия сестра перестала быть собой, сошла с ума и исчезла. И в то же время он все-все помнил про несвободных птиц. И не стал гневаться, когда море и приключения полюбили уже его собственные дети.

Что же все-таки Принцесса? Серебряный Слон и Чайка покинули ее, когда она была уже грозой морей и шла за край Темного мира ― но ни на шаг не приблизилась к своей цели. Кажется... позже, многим позже я видел ее; она сидела не в дилижансе, как вы, а рядом со мной на козлах, постаревшая, закутанная в великолепные меха, и задавала мне вопросы ― всегда об одном и том же человеке, которого описывала то как молодого мужчину с каштановыми кудрями, то как старика с лихой усмешкой. Но мне нечего было ей сказать. А может, то была и не она. Я даже не помню, довез ли ее до звезды или она, устав от меня и поняв, что я бесполезен, сиганула вниз. Некоторые души делают и так. Но я вам не советую: замерзнув, они разбиваются на тысячи осколков и попадают людям в глаза. И вообще, вся эта история была, наверное, лишней: слишком много горьких сладостей в тайниках ее концовок. Постарайтесь забыть ее первой. Она вам совершенно не нужна.

Что ж, вот и ваша звезда. Для вас она самая яркая и тёплая, потому что здесь ваш дом, а для меня ― лишь одна из множества таких же. Я повидал их много ― звёзд. Но они никогда мне не надоедали, как не надоедает зиме снег, а лету солнце. Разве это не главное ― чтобы тебе нравилось то, что делаешь, и то, где бываешь? Даже если ты ― Дядюшка Смерть, твой дом ― Зеленый дилижанс, а глаза твоих пассажиров закрылись навеки.

Вам стало грустно? Не расстраивайтесь, мой друг, ведь если закончилось это путешествие, это не значит, что рано или поздно вы не отправитесь в новое с кем-нибудь другим. Мне ли рассказывать вам, как широк Тёмный мир? Нет, не мне... любая карта или глобус расскажут вам намного лучше.

Слышите, как фыркает и звенит колокольчиками Амортенда? Она зовёт меня дальше. Ведь меня очень много где ждут. Прощайте.

И пожелайте мне и всем заблудшим душам счастливого пути.