Проклятие дара

Прохлада тонкой нитью проникала сквозь шёлк белого платья в салоне володрона Зенди. Температуру та всегда выставляла, как у себя дома, так и везде, где могла, ниже, чем хотелось бы Исталите. Женщина сама по себе ей казалась всегда холодной и отчужденной, руки её леденее айсберга, зато внутри, — ученица в это верила, — душа наставницы тёплая, как прикосновение утренних лучей.

Володрон спускался, сойдя с воздушной дороги, чтобы не помешать движению, с плавным наклоном. Небоскребы на нижних этажах, меж пешеходных тротуаров, смотрелись уныло и тускло. Как бы не старались разные существа сохранить больше света, внизу никогда не будет тех ярких бликов, играющих на окошках, и ощущения теплоты настоящих лучиков. Искусственный газон в таких местах под голыми стопами ощущался жёстким и неприятным в отличие от настоящей травы на платформах между высотками, где созданы уютные зимние сады. Одетая лишь в тонкое платье, Исталита почувствовала всю прохладу тёмного сезона. И хотя их храм тоже находился в самом низу, над ним, как правило, ничего не мешало мягким лучам проникать в здания и прогревать корни эвьюжина.

— Почему бы не забраться наверх? Там есть платформа, мы могли бы принять контейнеры там, — предложила Исталита, сжимая руки у себя на груди до тех самых полукругов от ногтей, отпечатанные на коже.

— Делать мне больше нечего! Контейнеры должны идти снизу, иначе сверху они так и не распределятся по нижним этажам, знаю я их, — сквозь истинное возмущение старческая хрипотца разрушала твердый голос её наставницы.

Нижний этаж центрального госпиталя заполонился больными изможденными лицами бедных горожан, на которых не хватило места на этажах повыше. Как правило, внизу здания были лишь койки, огражденные старыми ширмами, и никакого обслуживающего персонала. По центру от входа создавался некий условный коридор, где можно спокойно пройти, не тревожа больных своим присутствием. В помещении распространялась гнетущая аура, сопровождаемая тяжёлым хриплым кашлем, от звука которого встряске пробивала дрожь в собственной груди.

Свет, несмотря на все пугающие истории и слухи об этом месте, оказался вполне приемлемым и достаточным для столь объемной комнаты.

— Тебе нельзя здесь быть, подхватишь что-нибудь ещё в своём доходяжном теле. Поднимись-ка в администрацию и проверь отчётность, — приказала Зенди, обходя её в тесном коридоре, направляясь к заднему выходу своей тяжёлой, но уверенной поступью.

Исталита обвела взглядом силуэт упрямой наставницы, подмечая её напряжённые плечи и чуть сгорбившуюся осанку. Никогда та не признавала слабость и не принимала помощь, но взамен чуткости к ней дарила знания путём проб, а не текстами или словами. Поэтому-то Исталита ловила и внимала каждому действию Зенди. Если она отпихивалась и прогоняла свою ученицу, значит, Исталите нужна самостоятельность в данном деле. Ни в коем случае не потому, что ей захотелось побыть одной, или что-то скрывала, нет. Такие мысли Исталита с самого их знакомства убирала прочь. Ведь несмотря на грубость и угловатость женщины в отношениях, на самом деле сердце у этого человека было доброе.

Турболифт быстро поднял её на верхние этажи, скрывая её от любопытных глаз больных. Другая сторона госпиталя расцвела перед ней после того, как двери лифта распахнулись. Запах здесь, как всегда, был насыщенным показной чистотой, сверкающей в белизне полов и стен. Врачеватели безмятежно двигались в разных направлениях за своей целью, не замечая прибывшую хранительницу. Её белое платье с такой же белой маской на лице сливались с помещением. В отражении зеркал, пристроенных в холле, выделялась она лишь тёмно-каштановыми волосами на своем же фоне, как грязное пятно пролившегося малькрофа на чистом кафеле. Броское, но довольно неприятное пятно. Так же как в госпитале пролитая кровь среди белизны и блестящих хирургических инструментов, начищенных дочиста, смотрелась контрастно, но жутко.

— Миллита Эвьянс, полагаю? — звучный женский голос вывел Исталиту из задумчивости, обращая её внимания на приятную на лицо девушку, подошедшую к ней. Когда-то она видела уже ее, возможно, в предыдущую проверку с её наставницей. Она не думала, что её кто-то здесь запомнил. — Вы сегодня одни?

— Зенди подойдёт немного позже. Давайте начнём пока без неё.

— Отлично. — Её улыбка засияла ярче на бледном лице. Девушка, не сводя взгляда с её маски, повернулась на каблуках, махнув рукой в сторону, куда им следовало пройти. — Вы уж простите, у нас в последнее время завал, не хватает рук, поэтому сопровождать вас буду только я.

Мягкая подошва девушки делала её шаги безвучными, почти убаюкивающими, в отличие от топота высоких каблуков. Беглым взглядом Исталита осмотрела нашивку возле еë плеча, — Лиэлла — означающую её имя. Ее должность помощника главного врачевателя гордо светилась под именем.

— Должна вам сказать, показатели ухудшились, — Лиэлла привела её к горизонтальному турболифту, чтобы сразу перейти к комнате хранения. Застеклённый лифт пропускал дневной свет, льющийся из окон в длинном коридоре, по которому они пролетели слишком быстро, чтобы заметить завораживающий вид. — Извините, что спрашиваю, возможно, лишнее и непозволительное, но...с эвьюжином ведь все хорошо?

Сомнение и доля страха дрогнули в голосе помощницы, что заставило Исталиту заволноваться перед входом в хранилище. Просканировав допуск сотрудника, панель плавно раскрыла двери, выпуская душистый аромат смеси трав и лекарств.

— Почему вы вдруг подумали об этом? — Исталита мысленно поблагодарила маску, которая скрывала её видимые эмоции на лице. Меньше всего она хотела бы показывать другим свои слабости. В потухшем выражении глаз Лиэллы и появившихся возле них морщинок хранительница заметила недовольство от ответа, сопровождающее тяжёлым глубоким вздохом.

— Я вам покажу.

В хранилище листья лежали так же, как в храме, в нескольких закрытых контейнерах. Открытые стояли пустые в ожидании новой привозки. В комнате, наполненной гулом устройств и звуком торопящихся маленьких лапок у роботов первой категории, назначенные для чистки помещения, имеющие габариты не больше сулуников, ощущалась некая неприятная атмосфера. Приподняв крышку единственного закрытого контейнера, Лиэлла легко махнула рукой, отточенным движением схватив один листочек.

Отвлечённая обстановкой Исталита не сразу заметила то, что пыталась показать ей помощница врачевателя.

— Это лежало прямо на поверхности контейнера? — не удержав своего возмущения, сорвалась со своего обычного тона хранительница.

— Дело не в том, — покачала головой Лиэлла, потупив взгляд в стороне, всё ещё держа в ладони скрючившийся от времени завядший и посиневший листок. — Проблема куда глубже. 1-Ди!

Тонкая кисть помощницы опустилась к подозванному роботу-уборщику, и сухой листок грузом упал в раскрывшийся мусоросборный мешок, навсегда покинутый и ненужный. Тёплый карий взгляд Лиэллы с печалью проводил робота, пока тот, быстро развернувшись, укатился прочь, немного с пошатанным ориентировочным регулятором виляя из стороны в сторону.

— Концетрат их значительно снизился. Посмотрите, — помощница двумя большими шагами добралась до голостенда, подключенного к базе госпиталя, — В этом периоде, всего тридцать циклов назад, когда впервые обнаружили это явление, мы давали больным для лечения простых инфекций уже полтора листьев. На сегодняшний цикл приходится более двух листьев. Это я не говорю о сложных заболеваниях. Листья перестают быть действенными.

Последние сказанные слова клином вбились в голову Исталиты, подшатывая её равновесие. К горлу подступала неожиданная тошнота. Эвьюжин веками стоял и приносил всем существам не только символ надежды и опоры, но и настоящую незаменимую помощь, лечив разнообразные болезни и недуги. Эвьюжин — это больше, чем просто символ планеты, отличительный знак в большой системе Империи. Эвьюжин являлся домом, семьёй, Божеством и другом для жителей Сандриана. И теперь, наблюдая статистику на обычном голостенде одной из больниц, Исталита видела его разрушение, эрозию, гибель не только дерева, но и целого народа, всю жизнь полагающихся на лечебные листья.

Сегодняшний цикл начался не примечательнее другого цикла, в котором с деревом внешне всё было в порядке. В чëм же причина губительных перемен?

— Зенди сообщали об этом при прошлом посещении? — не узнав свой голос, задала вопрос хранительница, вспомнив о своей наставнице. Жуткая дрожь накатила при мысли о её состоянии, узнай она эту новость. Хоть и образ взволнованной Зенди никак не укладывался в голове, не всплывало воспоминание, где она могла бы быть встревоженной. Но кто ещё бы любил эвьюжин так, как любила самая старшая старейшина?

Но Лиэлла лишь кротко кивнула, сдвинув брови, что рассыпало все дальнейшие мысли Исталиты.

— Да, я показывала ей эти графики.

Ничто не указывало в поведении Зенди на то, что та знала об этом. Никогда бы Исталита не подумала, что Зенди могла такое скрыть. Да и не за чем. Если знали все сотрудники госпиталя, наверняка уже пошёл слух, навевающий ужас на планету. Почему же она не слышала? Неужели настолько замкнулась в себе?

— Хорошо. Я сообщу ей об ухудшениях, — кивнула хранительница, собравшись с мыслями и подобрав свой голос.

Пикнул стрикон на нежном запястье Лиэллы, оповещая о сообщении. Помощница мельком взглянула на него и вмиг засияла улыбкой.

— Пора встречать новые листья. Будем надеяться, что эта хворь пройдёт, — доброжелательно проговорила девушка и направилась к выходу.

Исталита последовала за ней на ватных ногах, шаркая высоким каблуком о пол. Неожиданно в плечах начало давить платье, а на глаза попадались мелкие соринки и пятнышки на подоле. Белый цвет не совсем оказался правильным для такой работы.

На входе им пришлось ожидать совсем недолго. Зенди поспешила к ним, а позади неё дроиды-погрузчики несли контейнеры. Маска на лице наставницы не пропускала ни долю эмоций, глаза светились угасающей жизнью, но ни капли признака о её осведомлённости.

Пустые контейнеры вынесли, а новые занесли и поставили. Несколько дежурных слов, пропущенные мимо ушей, и уже их ноги несли обратно. Зенди поставила подпись слегка дрожащей рукой о поставке на планшетке, попрощалась милыми фразами, неспособными обычно выходить из её уст для своих учеников. Всё казалось так, будто Исталита и не слышала ничего ужасного.

Эвьюжин даже на расстоянии с высоты парящего володрона казался величественным. Сиреневая листва еле колыхалась на лёгком ветерку, как всегда, прекрасно контрастируя с белой корой ствола под лучами селлии. На вид всё как всегда. Родное дерево, всеми дорогое и почитаемое, выглядело мощно благодаря своим огромным корням, расстилающимися по поверхности над землёй.

Зенди повернула штурвал на окончании воздушной дороги, и володрон скрипя дёрнулся вниз, разгоняя воздух. Водительские умения наставница явно недооценивала или просто игнорировала. Исталита схватилась за свои скрещённые ремни безопасности до побеления пальцев и отпустила их, лишь когда они оказались в полуметре от земли.

— Зенди? — позвала она, выходя из транспорта на ватных от поездки ногах.

— Только не начинай снова о моей езде.

— Нет, я не об этом, — качнув головой и закатив от нелепости глаза, Исталита не смогла подавить улыбку, услышав показной тон раздражительности, прячущий добрый и заботливый голос Зенди.

— О чëм же то-огда? — наставница запнулась в слове, но тут же отвернулась и направилась к золотым воротам, слегка прихрамывая. Платье на ней было такое же неудобное, как и у всех хранительниц, но обувь себе позволила сменить на более низкий каблук.

Знакомая проторенная тропинка вела сразу в храм, а возле него разветвлялась и шла дальше к дереву, заканчиваясь у подножия корней. Воздух всегда здесь был гораздо чище и приятнее, чем где-либо ещё на планете, но взглянув на Эвьюжин знающими о той статистике глазами, вдруг в лёгких она ощутила возникшую тяжесть.

— Что с Эвьюжином, Зенди?

— Пх, а что же с ним? Стоит вон, — махнув в сторону дерева, усмехнулась наставница. — Уже как много-много кругов до твоего появления.

— Ты же знаешь, о чëм я говорю. Зачем скрывала об этом?

В вырезе глаз маски Исталита заметила чуть приподнятые нависшие веки Зенди, будто та в удивлении подняла брови.

— Я никогда не скрывала ничего. Многое старейшины хранят в тайне, но на самом деле лишь не рассказывают о вещах, которые знать другим не нужно. Но никогда не скрывают. Хочешь знать — узнавай сама.

Ученица слегка помотала головой, обернувшись в сторону эвьюжина.

— Это одно и то же. Он погибает, ведь так? Про такое нельзя просто так не говорить. Как же все существа на планете? Как теперь им излечивать серьёзные раны? Все лекарства в Империи хоть немного, но содержат экстракт листа эвьюжина. Мы же хранители! — остановилась Исталита, слегка повысив тон. Зенди обернулась к ней, сложив руки на груди в строгом тоне, словно смотрела на капризное дитя. — Мы должны были его оберегать, но не смогли.

В глазах Зенди блеснул странный блеск, а появившиеся морщинки подсказали о её недовольстве.

— Дорогая Исталита, — она сделала напряжённую паузу, от которой её ученицы всегда начинали нервничать. — Ты так и осталась политиком. Всё же мне не удалось вылепить из тебя хранительницу. Ты смотришь на священное дерево как потребитель. Но не видишь, что дерево не погибает: оно уходит на покой. Мы не можем держать его вечно для своих целей! Наша задача отправить его отдыхать после тяжёлой работы.

Исталита опустила голову от разачаровано-поучительного тона наставницы. Не оправдывать ожидания у неё получалось в последнее время лучше всего. Глупо было думать, что об этой новости никто не знал. Над входом в храм тикали старинные круглые часы — время подходило к вечеру, ученицы находились в теплицах, выполняя вечерние поручения. Хотя их было и заметно больше, чем нужно для ежедневного ухода — сквозь окна девушки не спеша проверяли каждый кустик вольных алийков, плоды которых использовались для удобрения эвьюжина. Но вместо того, чтобы отправить её туда же, Зенди зацепила ученицу за рукав и слегка потянула в сторону здания храма, тяжело вздохнув словно все эти ссоры и разногласия ей наскучили.

— Тебя кое-кто ждёт, идём.

В тихой пустой библиотеке, перелистывая старую бумажную книгу, сидела мать Исталиты и в задумчивости рассматривала строки. Позади тихонько закрылись двери, за которыми послышались лёгкие удаляющиеся шаги Зенди. Подумать только, библиотека была пуста. Она оглянулась по сторонам, но не нашла за стеллажами даже тех учениц, которых сложно оторвать от книг. От пробивающего дрожью чувства Исталита отмахнулась, выпрямляя осанку и ровной походной направляясь к матери. Разговоров по душам в их жизни за последние круги оказалось мало, как подсчитала в уме хранительница, пока грациозно вышагивала к матери, подражая ее же легкой походки. Хотя как бы ни старалась, стук каблуков все равно громко расходился по всей библиотеке.

Жезина так и не подняла на нее взгляда, увлечённо рассматривая старинные строчки. Ее дочери даже показалось, что Зенди ошиблась или имела в виду кого-то другого, кто мог бы ее ожидать. Но тут мать глубоко вздохнула, прежде чем заговорить:

— Твой отец часто читал тебе истории о Прескилах, помнишь?

— Помню, — кивнула Исталита, сбитая с толку неожиданной темой разговора. — Ты всегда отпихивалась от них и считала, что мне не нужно забивать голову сказками.

Мать подняла голову, пристально приглядываясь к ней со странным выражением глаз. Лита опустила свой взгляд, не понимая, как быть с таким поведением от Жезины, словно она снова стала маленькой девочкой, неразбирающейся во взрослых темах. Но тут глаза зацепились за строки в книге, что лежала перед матерью.

— Зачем тебе самой читать эти «сказки»? — не сдержала своего удивления в голосе хранительница. Мать тихо усмехнулась за своей маской.

— Как бы мне и дальше хотелось тебе ничего не рассказывать. Но времена могут измениться. Пойдем за мной, — Жезина встала и легко махнула рукой вслед за собой. Она направлялась в сторону жилого помещения. Последние загадочные слова заставили Исталиту последовать за своей матерью.

В той стороне находилось всего несколько комнат для дежурящих хранительниц, остающихся на ночь для ночного обхода территории и ухода за эвьюжином на рассвете. Возле двери одной из таких комнат и остановилась старейшина, обернувшись к дочери.

— Я отбила твое желание изучать историю Прескилов не просто так. Император уничтожает все, что могло быть связано с их историей, заставляет существ верить, что те были лишь легендами, сказкой...

— Но в те круги Хэлдин не был еще императором, — перебила Исталита речь матери, не понимая, что та хотела ей донести этой темой.

— Потому что верить в то, что прескилы были лишь выдумкой, действительно безопаснее, и не только из-за императора, — Жезина перешла на шепот, как только заметила за собой повышение тона. — Но кое-что изменилось, и я хочу тебе кое-что рассказать. И показать.

Она потянулась к ручке двери и с несвойственной ей нерешительностью медленно открыла задвигающуюся за стену дверь. После неординарного разговора Исталита уже приготовилась не удивляться увиденному, но никак не ожидала встретить в храме посторонних, к тому же, уроженцев другой планеты — Йалувцев. На священной земле у корней эвьюжина запрещено кому-то находиться, помимо хранительниц, за исключением только королевы или врачевателей в экстренных ситуациях.

— Зисицы одни из последних, кто может подтвердить существование прескилов благодаря своему умению передавать воспоминания следующему поколению, — сказала Жезина, выводя дочь из собственных терзающих мыслей. — Император Хэлдин в недавних циклах выиграл судебное решение и приговорил всех жителей Йалу к казни.

Она слышала об этом — не совсем уж выпала из реальности. Но осознание присутствия теперь уже беженцев, скрывающихся от закона, медленно достигал её вместе с новыми вопросами, которые она тут же хотела задать, прежде чем увидела острые глаза матери, предостерегающие ее от обсуждения этого при других.

— Дорогие гости, — обратилась старейшина к йалувцам. — Прошу доверять и верить моей дочери, Исталита Эвьянс.

В широкой комнате совмещенной с гостиной находилось пять зисиц, по виду только прибывших. Взгляд у них был потерянный и уставший, но при этом один из них подошел ближе и весь подобрался со своим невысоким ростом, прилежно и учтиво склонив голову в знак уважения. Синие уши на голове, довольно близко расположенные к макушке, практически полностью занимали верхнюю часть головы, оставив место чёрным редким волосам лишь спереди у лба и на затылке.

— Приветствовать мы рады вас, — с сильным акцентом произнес зисица. — Принять прошу иль жаловать меня, Хью-Ли Доуин.

Исталита поспешила сложить свою маску в дружелюбном жесте перед новыми знакомыми. Невежливо скрывать свое лицо при знакомстве даже при любых обстоятельствах.

— Я рада нашей встречи, хотя и слегка... — пытаясь подобрать вежливые слова в такой ситуации, Исталита запнулась на середине предложения. Большие внимательные глаза беженца изучали ее с доброжелательностью и искренностью. Все-таки за нее поручилась старейшина. — Удивлена. И в то же время огорчена от последних известий.

— Секретен наш статус, но вашей искренности и доброте я верю, Истальита Эвьянс.

— С вами обошлись жестоко. Но здесь, в храме эвьюжина, вы будете в безопасности, — вмешалась Жезина, уверенно ставя точку в их разговоре.

Хранительница лишь кратко улыбнулась Хью-Ли и, закрыв свою маску, развернулась, чтобы покинуть комнату. Лампадки слабо освещали эту часть храма, отделяя укромный уголок для жилой зоны тусклым светом. Ждать мать пришлось недолго: наверняка перекинулась пару фраз во избежание грубости со своей стороны.

— Не понимаю, — тихо сказала Исталита своей матери в коридоре, направляясь обратно библиотеку. — Хэлдин пытался избавиться от них, не важно по каким причинам, прямо он нам не скажет. Но что нужно от них вам?

Она развернулась к матери, остановившись посреди коридора, не желая выходить в освещенное место, словно с полумраком должны уйти и все секреты, что хранятся в нем. Мать глубоко вздохнула видимо, неожидавшая такого вопроса.

— Они попросили помощи. Разве мы не должны помогать нуждающимся? — попытка убедить провалилась слишком очевидным вопросом, трюком, о котором знала Исталита. Но не стала добиваться своего: мать ни за что не скажет ей ни слова, если сама того не пожелает. — Но тебе стоит изучить историю прескилов. Император не просто так пытается уничтожить все, что с ними связано.

— И ты, конечно же, не расскажешь мне всего сама, — не удивилась Исталита, продолжив их совместную прогулку по коридорам храма.

— Даже мне не все известно, Лита.

В этом она и не сомневалась, но на прямой вопрос мать, как всегда, не ответила.

***

Следующие сутки оказались труднее из-за хранившихся тайн, скрытые теперь в ее мыслях, что мучили каждый раз, когда Исталита пыталась сосредоточиться на спарринге. Простая боевая подготовка была необходима для каждой хранительницы для защиты от злоумышленников или контрабандистов, замышляющих навариться на листьях священного дерева. И хотя в рукопашную давно никто не дерётся, — много разных бластеров и электроножей для неравного боя, — но самые базовые знания в боевом искусстве должны заложиться в каждой ученице.

— Исталита, милая, может отдохнешь? — заметив ее растерянность и вялость, предложила хранительница Тайя, преподававшая ученицам навык рукопашного боя.

Кивнув в ответ, Исталита приняла приглашение на безделие, порадовавшись, что теперь она могла хотя бы спокойно подумать о новых знаниях, а также вопросах. Драться она не любила, даже если бы у нее хорошо получалось. Причинять существам боль не входило в ее планы на будущее, которое она строила у себя в фантазиях еще с юношеского возраста. А теперь то что? Ей придется заняться этим вплотную, чтобы защитить йалувцев и эвьюжин.

Весь тот вечер после разговора с матерью она изучала книгу, к которой не притрагивалась с детства. Вспоминались мамины слова о том, что это все легенда, пустошь для наивных. И кто же она теперь? Наивная или глупая? Жезина никогда бы не подняла эту тему, если бы у нее не было доказательств. А значит, они появились после того, как всю жизнь твердила дочери, что это сказки. Или всю жизнь обманывала семью, пытаясь их убедить в несуществование давно минувшего народа. Для чего только неизвестно.

Поняв, что настроить себя на еще один раунд не сможет, Исталита отпросилась в библиотеку. Все ответы она могла найти только там, точно не на заднем дворе небольшой беседки, где тренировались потные раскраснелые ученицы.

Но и тут она была не одна: другие хранительницы часто проводили время за изучением разных статей в планшетках, а Зенди где-то недалеко пыталась стряхнуть пыль с высоких полок, поднявшись над полом на дроиде уборщике. Помотав головой, Исталита прошла к самому дальнему столику, чтобы продолжить читать книгу о прескилах.

Пять тысяч кругов назад они все погибли загадочным образом. Именно это и положило начало для слухов о несуществование прескилов. Никто, кто жил тесно с правительством, просто так не исчезал с лица вселенной. Оттого и получились всякие неуместные сказания об их смерти. Что, конечно же, не было в книге, которую читала хранительница, но она узнала о них из более обширного источника знаний — голонета.

Говорили, что сама Вселенная разозлилась на прескилов из-за того, что те использовали свои способности, которые она даровала, во зло. И сама же их отняла. От бессилия они все погибли от рук врагов. Но Исталита мало верила этим сказкам. Теперь уже не узнать, что было на самом деле.

В самой же книге описывались исторические события, политические взгляды этого народа и обычаи. Шелестя старыми листами, Исталита выискивала полезную информацию среди ненужных фактов, но больше убеждалась, что ей не найти нечто, что способно дать ей ответы. Обведя пальцами переплет, хранительница погрузилась в свои мысли, пытаясь склеить все воедино. Император уничтожил целую планету в наказании предателям и предупреждении других, кто осмелился бы присоединиться к Восстанию, о котором многие шептали то в благоговении, то в презрительности. Но были ли действительно йалувцы связаны с ними или это только причина, чтобы спрятать информацию о прескилах, как и сказала мать.

Исталита вздернула голову, оборачиваясь в сторону жилой зоны. Там она могла бы найти некоторые ответы. Но неожиданно перед глазами встала еле сгорбленная фигура ее наставницы.

— Тебе бы на тренировках быть, — запричитала Зенди. — Вон какая тоненькая, да слабая. Только ветер дунь.

Она легким движением сдвинула стул возле своей ученицы, но уже не так просто села — колени у нее оказались самыми слабыми в период старения.

— Мне есть чем заняться, Зенди, — ответила Исталита, уткнувшись снова в книгу, чтобы скрыть направление своего взгляда, совсем как мать недавно.

— О, это правда. Завтра у тебя ведь процесс развода, — ткнув пальцем в пустое пространство в сторону своей ученицы, заметила Зенди своим обманчиво насмешливым тоном. Лишь суровая маска так напоминала выражение лица самой ее хозяйки, когда та поучала младших.

Исталита задержала дыхание, на секунду дольше оставив веки закрытыми, чем выдала себя своей наставнице. Она ведь и правда забыла о своем разводе с Крауфом. Со всеми этими переживаниями об эвьюжине, о зисицах и волнении от истории прескилов, как-то совсем вышло из головы обычные житейские вещи. Она ведь согласовывала свой выходной на завтра.

Зенди не выглядела удивлённой от растерянности ученицы, наоборот, она, казалось, это ожидала. Неожиданно мягкий слегка хриплый смешок пожилой женщины возник из-под маски наставницы, разносясь по углам стеллажей. Исталита затаила дыхание, боясь спугнуть этот дивный звук. Кто бы знал, что Зенди умела приятно хохотать, как невинная тонкоголосая девушка.

— Ты забыла даже о разводе, милая, — не унималась наставница, все еще звонко посмеиваясь. — Каких еще подтверждений ты ждешь от звёзд, что тебе с твоим мужем не по пути?

Исталита попыталась не закатывать глаза от нелепости слов, но не удержалась. Почему-то Зенди никогда не одобряла ее брак, хотя ее никто и не спрашивал. Сама же наставница никогда не была приверженицей обсуждений чужих отношений, никогда не влезала в споры и разговоры нелепых слухов. При том сама всегда жила в одном браке с мужчиной намного младше её и не позволяла, чтобы чужие носы лезли в ее личную жизнь. Ее личность огорожена от любопытных глаз ее строгостью и прямолинейной грубостью, и никто не смел нарушать ее границы дозволенного.

Но со своей новой ученицей она позволяла себе каждый раз поправлять и даже в некоторой степени осуждать выбор Исталиты. Она не была удивлена этому, Зенди никогда не обделяла никого упреком и лишним словом, если того и правда заслужили, но никто, помимо нее, не получал замечаний по поводу выбора спутника для своей жизни. Чем ей так не угодил Крауф, хранительница даже представить не могла, учитывая, что те встретились лишь раз. Но видимо от осуждающих внимательных глаз наставницы не скрылись те недостатки в нем, которые она каждый раз не забывала упомянуть при разговоре о муже Исталиты.

Поначалу это казалось все донельзя забавным, но после стало докучливым, словно от постоянных излишних суждений матери.

— Наконец-то ты будешь счастлива. Тебе привезти праздничный торт? — саркастично добавила хранительница, снова утыкаясь в книгу, надеясь тем самым закончить издевательский разговор.

— Счастлива буду уже не я, дорогая. Чего с меня взять, у меня брак по любви вышел. А у тебя только чересчур пытливые мозги преобладали на свадьбе, а не сердце.

Исталита снова оторвала взгляд от книги, всматриваясь в глаза своей наставницы. Те были по-доброму и с чистотой широко раскрыты, другие же черты скрыла маска, но и за ней, ученица догадывалась, не показывалось ничего дурного в ее адрес. Хранительница, сдавшись, замотала головой.

— Я не понимаю твоего понятия любви. По-настоящему крепкая любовь создается с кругами, пережитыми моментами и чувствами, что объединяют друг друга. Нам не повезло с Крауфом, что мы не прошли через все это прежде, чем решили расстаться.

Наставница кивнула в ответ, но не стала смеяться, как ожидала от нее теперь Исталита.

— Вот именно, милая. Ты не понимаешь меня, потому что не обрела этого чувства с ним. Если с самого начала не было хотя бы частицы любви, она и не появится с кругами, — Зенди ткнула пальцем по пустому месту на столе перед собой, доказывая свою точку зрения. — Я знаю тебя, и ты бы никогда не смогла найти в нем то, что сама ищешь в себе.

Исталита знала этот тон. Наставница поставила точку и больше не желала продолжать разговор, мельком пройдясь взглядом по книге перед ученицей.

— Что за безобразие ты читаешь? — с пренебрежением спросила пожилая женщина, хотя и так знала ответ.

— Решила нагнать то, что меня лишали в детстве, — уклончиво ответила хранительница, небрежно поведя плечами, словно отмахивалась от пустяка.

— Мудрости тебе это не прибавит.

Зенди подойдя сердито и резко захлопнула книгу прямо перед носом ученицы, подняв всю пыль и затхлость страниц.

— Я заметила, куда ты смотришь. И тебе лучше следовать своим импульсивным мыслям, чем тратить время на небылицы.

А затем неведомо какой лёгкостью с ее коленями двинулась в сторону, откуда пришла, даже не обернувшись назад. Снова слегка взглядом мазнув по темному коридору впереди, Исталита решила таки подняться и смелым шагом направиться в сторону жилых зон. Чем увереннее она шла, тем меньше чувствовала на себе глаз. От стройной легкой походки матери и даже Зенди ей еще далеко, но стоило заметить и похвалить себя, что с такой высотой обуви она справлялась не так плохо, как другие.

В жилой зоне находилось не так много комнат — на дежурстве оставалась лишь пара хранительниц, а гостей в храме отродясь Исталита не видела, — но учитывая новых жильцов, все они наверняка теперь заняты. В уютной полутьме, что дарили тусклые ночные лампадки, сразу стало легче, спина расслабилась в затянутом корсете, шаг стал более простой и оттого неуклюже громкий. По памяти она добралась до той самой двери, за которой в прошлый раз собрались все беженцы, теснясь в небольшой комнатке.

На миг хранительница остановилась, когда в голове возникла мысль, что в комнате мог быть любой другой зисица, не желавший с ней говорить, вместо того, с кем она обмолвилась парой слов. Какова была вероятность, что ту комнату занял именно он? Но тут же скинула вопрос с мыслей, решив, что ничего это не изменит. Ее идея манила идти вперёд за ответами, кто бы ни стоял за дверью. В конце концов ее представили им всем. И они были лишь гостями здесь.

За отсутствием даже какого-либо простого сенсора со звонком из-за ненадобности ходить по гостям на дежурствах, для которых и были сделаны комнаты, Исталита решилась слегка постучать костяшками пальцев. Правда звук вышел тихим и глухим, но кто-то за дверью явно услышал ее шорохи и попытки вежливости снаружи, чтобы поторопиться отпереть дверь. Удивленный зисица с поднятыми ушами и широко раскрытыми черными глазами уставился на нее, словно она с дерева упала — какая наглость!

Но тут же весь подобрался: пригладил невидимые складки на груди, оттянул вниз пиджак, уши опустил в расслабленное состояние. Хью-Ли Доуин пододвинулся слегка в бок, приглашая внутрь.

— Истальита, — поприветствовал ее зисица, искажая имя своим акцентом. — Могу быть чем полезен ль Вам?

Хранительница поспешила войти, бегло пробежавшись взглядом по комнате — Хью-Ли был тут один до ее прихода. За ней закрылась дверь, а зисица все еще скромно стоял в ожидании ответа, словно это ему нужно стыдиться за такое любопытство, а не ей за внезапный визит, которое она бы больше назвала как нарушение личного пространства. Исталита бы явно отреагировала иначе, чем добрый минсит Доуин.

— Ничего серьёзного, минсит Хью-Ли Доуин, — поспешно пробормотала хранительница свои оправдания. Больше всего она не хотела ставить кого-то в неловкое или неудобное положение, но найти другого источника информации не представится лучше. — Я лишь намеревалась составить вам компанию, разбавить скуку приятной беседой. Но если вы сейчас заняты...

— О, что Вы, право, Вы всегда жьеланный собьеседник. Вам могу ль предложить испробовать маалькрофь свьежий?

Волнение в зисице выдало даже больше сам акцент, от которого речь синекожего мужчины становилась все хуже и хуже, чем его подрагивающие уши. Она несмело ступила за порог, сворачивая свою маску на лице в знак доброжелательности и приветливости. Вокруг оказалось то немногое из оставшегося от дома зисица еще неразобранное в беспорядке разбросанное по всей комнате: старинные свитки, книги и писаные картины, края которых разрушены временем. Такое древнее хранительница отродясь не видела. Вся информация, хранящаяся во всех этих вещах, можно было поместить лишь в один маленький носитель, помещающийся в карман. Исталита не понимала и не могла понять всей ценности этих вещей, но уважала стремление это защитить.

— Извиньите за беспорьядок. Позвольте себе присьесть со мной вот здесь, — Доуин махнул своей рукой на два простых стула возле круглого стола: только они единственные оказались свободным местом для отдыха в этой комнате. Чашки возле них звонко стукнулись о поверхность стола уже через минуту, вываливая пар содержащегося в них напитка. Приятный пряный запах распространился повсюду.

— У вас талант. Даже лучшие дроиды не могут сделать малькроф таким крепким и сладким, — похвалила она зисица, пригубив горячий напиток. Она не льстила, вкус получился именно таким, каким он вспоминался у нее в детстве: отец варил ей его сам лишь в особых случаях перед важными событиями, например, подготовка или экзамен. Детям налегать на малькроф не сильно разрешалось, без особых показаний.

— Эти дроиди, — махнул головой минсит. — Я не люблью эти технологии лишь за то, что у них ньет души. Как они могъут приготовьить что-то настоящьее?

Исталита вежливо кивнула, не собираясь спорить, уважая мнение и культуру гостя. Сладкий напиток снова коснулся ее языка, пока в голове вставали нужные вопросы.

— Минсит Хью-Ли Доуин, вы никогда не переписывали историю, передаваемые вашими предками, на более надёжные носители информации?

— Вот, — его дрожащая рука показала на всё достояние, разбросанное по комнате, — Все, что не удайётся сохраньить в головье, храньится тут.

— Но это ведь тоже все не вечно. Важная информация может просто исчезнуть, — возмутилась Исталита, придерживая свой тон. Ей не хотелось быть грубой, но и промолчать не в силах. Полупустая чашка опустилась на блюдце с тревожным потрескивающим звоном.

— То, — зисица взметнул палец вверх, подчеркивая важность сказанного, — Что пропадьёт в пучинье новъого времени, пропадьет по велению нашьей матерьи Всельенной. А то, что должно остаться, останьется. Этьи прескилы пережьили многого, но их прошлое уже не вльияет на нас.

Словно прочитав ее, как открытую книгу, Хью-Ли не отрывал с нее своих неестественно больших глаз, в которых искрили маленькие звёзды. Вся история предков хранились в каждом из них, и этим эта раса завораживала. Не по кругам они считались мудрыми, хоть и нецивилизованными. Планета Йалу ничем не примечательна, не богата ресурсами, кроме самых стандартных, утоляющие самые необходимые потребности, но их общинный дух не позволял устраивать войны и распри между своим народом. Возможно, это из-за чужих воспоминаний, делимые между собой, давно канувших дней.

Без слов зисица поднялся не спеша со своего стула, чуть задев край стола, отчего снова звякнула посуда, и подошел к ней с протянутыми руками. Синие пальцы Доуина еле коснулись ее висков, возле нахмуренных бровей с направленным непонимающим взглядом, и мужское лицо перед хранительницей начало медленно расплываться.

Чтобы явить перед ней пылающее разрушение, крики и кровь. Вокруг горели деревья, освещая неподалёку небольшой лагерь, в центре которого шли солдаты с бластерами наперевес. Чёрная фигура шла вперёд, словно не видя ничего вокруг, лишь цель, которую нужно истребить. Детские крики окружили Исталиту, где бы она не находилась в этом кошмаре, но увидеть невинные детские лица в своей последней минуте ей не удавалось. Будто вокруг нее целая свора существ, но никого рядом нет. Лишь впереди идущие солдаты с инквизитором, облаченным во все чёрное, как воплощение всего ужасного, чего ожидала эта планета.

Как только холодные пальцы у виска пропали, исчезло и ведение. Лишь капельки на лбу и сбившиеся дыхание подтверждали реальность увиденного: это воспоминания всех зисиц в одной картинке о том кошмарном дне.

— Зачем вы мне это показали? — приглушённо полушёпотом спросила Исталита, уткнувшись взглядом в пол перед собой.

— Вы думайтье, что знаете, зачем ко мне пришльи. Но я вам дал то, что действьительно вам нужно. Прескилы и инквьизиторы отличаются. Прошлъый народ пора давно забыть. — Хью-Ли вернулся на свое место, тихо кряхтя. Его акцент то усиливался, то пропадал. — У прескилов были устои, правьила, принципы. У инквьизиторов есть только приказы. А всьё, что вы хотьите узнать о прескилов есть в той книжке.

Доуин махнул рукой в сторону коробки, как показалось Исталите на первый взгляд, с хламом, наполненным доверху, с края которого сиротливо выглядывал один старый том.

— Можешь взять.